Исторически это языки, распространённые на большей части Европы, в Иранском нагорье, на севере Индийского субконтинента. В колониальную эпоху такие языки, как английский, испанский, португальский, французский, нидерландский и русский, получили распространение на всех обитаемых континентах и стали родными для сотен неиндоевропейских народов.

Ныне существующие индоевропейские языки делят на группы: балто-славянская, кельтская, германская, индоиранская и италийская (из неё происходит романская); отдельно выделяют греческий, албанский и армянский языки.

Вымершими являются анатолийские языки (хеттский, лидийский, палайский, лувийский) и два тохарских языка (обозначаются буквами А — восточный тохарский и Б — западный тохарский). Индоевропейскими также считают вымершие фригийский, фракийский, дакский, пеонийский, иллирийский, мессапский, элимский, либурнский, лигурский и лузитанский языки, о которых известно очень немного.

У самых истоков

Лингвистический реконструкт — это почти всегда что-то очень неконкретное, неточное, приближённое к реальности, но никогда с ней не совпадающее. Строго говоря, мы ничего не знаем наверняка о праиндоевропейском языке, но, подобно детективу, исследующему каждую маленькую улику, принимающему во внимание каждый факт языка, обрабатывающему всё это строго по методологии, мы создаём картину этой самой лингвистической реальности. Аналогией может послужить латынь, которая является праязыком по отношению к романским языкам. Если бы латинский язык вымер, а мы не имели бы ни единого написанного слова на нём, то мы бы всё же могли частично реконструировать его фонетику, грамматику и словарь, опираясь на современные романские языки. Кое-что, конечно, мы бы упустили, потому что латинское спряжение и склонение в современных романских языках почти утрачено, и всё же мы были бы очень близки к исконному состоянию народной латыни на момент её распада на диалекты.

Тот факт, что некоторые языки как-то похожи друг на друга, был замечен уже давно. Уверен, что и древние племена, разделившиеся на многие столетия и при каких-то обстоятельствах столкнувшиеся вновь, не без удивления обнаруживали, что их языки во многом схожи. Славяне находили немало знакомого в языке балтов, германцы обнаруживали знакомые слова у кельтов, римляне — у греков. Древние не знали, как объяснить такие сходства, поэтому выдумывали всяческие мифы. Были среди них и вполне разумные представления о «некогда едином языке» и «разделении народов». Лишь в Новое время, когда европейские языки стали изучаться систематически, родились первые теории праязыка и даже возникли кое-какие попытки его реконструировать.

Уже в XVII веке нидерландский учёный Маркус ван Боксхорн обнаружил сходство большинства европейских языков и решил, что у них был общий предок — «скифский язык». Идея понравилась другим учёным мужам, и они принялись фантазировать о том, как он мог выглядеть. И всё же эти робкие шаги на пути к подлинной индоевропеистике нельзя считать прорывом. До конца XVIII века эти идеи были известны узкому кругу лиц и мало походили на научные теории. Родоначальником индоевропеистики обычно считают английского филолога Уильяма Джонса, который одним из первых указал на сходство не только европейских языков (чем было трудно кого-то удивить), но и таких языков, как санскрит, персидский, латынь и древнегреческий. Вот это уже всерьёз заинтересовало просвещённые головы, и десятки филологов и лингвистов со всей Европы принялись рыться в языках Европы и Азии, чтобы разобраться в том, кто откуда произошёл.

Немецкий учёный Франц Бопп в начале XIX века заинтересовался новомодным санскритом и принялся штудировать его грамматику. Он обнаружил, что в санскрите имеется не только пласт знакомых слов, но и большое количество схожих грамматических форм. Бопп сравнивал санскрит с латынью, греческим, немецким, армянским, литовским, старославянским и другими языками. Позднее появилась его работа о связи санскрита с кельтскими языками. Круг индоевропейских языков становился всё более отчётливым.

В то же самое время в Дании над загадками индоевропейских языков ломал голову Расмус Раск, увлекавшийся одинаково германскими и индоиранскими языками. Широкий кругозор, знание языков и внимательность к деталям позволили ему открыть несколько важных методологических принципов, без которых современная индоевропеистика просто немыслима. Во-первых, он обратил внимание на необходимость сравнивать «наиболее существенные, необходимые, материальные и первичные слова, составляющие основу языка»; по сути, он определил понятие «базисная лексика», с которой уже в середине XX века будет работать американский лингвист и создатель глоттохронологии Моррис Сводеш. Во-вторых, Раск указал на необходимость установления регулярных фонетических соответствий. Расмус Раск раньше, чем Якоб Гримм, выявил соответствия между германскими и индоевропейскими согласными: германский f развился из согласного p (ср. латинское pecu «скот» и санскритское पशु, paśu «домашнее животное; скот» с древнеанглийским feoh «скот; деньги» и готским faihu «собственность, владение»), þ развился из t (ср. древнегреческое τρεῖς «три» и латинское trēs «три» с древнеанглийским þri «три» и готским þreis «три»), h — из k (ср. древнегреческое καρδία «сердце» и латинское cor «сердце» с древнеанглийским heorte «сердце» и готским hairtō «сердце»). Эти наблюдения, однако, не были оформлены в какую-то общую систему.

Упомянутый выше Якоб Гримм (тот самый, один из немецких братьев-сказочников), занимаясь фольклором и составляя «Немецкий словарь», обратил внимание на работы Раска и принялся их штудировать. Именно он в 1822 году и систематизировал сопоставления своего датского коллеги, обнаружив в них кое-какие ошибки. Закон, который известен сегодня как «закон Гримма», или первое передвижение согласных, правильно было бы называть «законом Раска — Гримма», понимая при этом, что основную работу над ним проделал именно Гримм. Спустя полвека другой датчанин, Карл Вернер, сумел объяснить некоторые исключения из «закона Гримма» особенностями ударения, создав, по сути, новый закон — «закон Вернера».

В конце XIX века учёные Лейпцигского университета (Карл Бругманн, Герман Остгоф и некоторые другие) создали новое лингвистическое течение, известное как «младограмматизм». Представители этого течения, воодушевлённые тем, что фонетические расхождения между языками можно так легко и изящно объяснить фонетическими закономерностями, заявляли, что фонетические законы не знают исключений. Это, надо сказать, весьма спорное утверждение даже для того времени. Ничего идеального в мире нет и быть не может. На язык оказывают влияние многие факторы, поэтому объяснить всё в истории языка простыми и безукоризненно работающими законами просто невозможно. Сами младограмматики, говоря о «безисключительности», всё же были вынуждены признавать, что иногда картину портят диалекты, и поэтому некоторые явления языка трудно объяснить законами. Современные лингвисты, опровергая категоричные тезисы младограмматиков, называют целый перечень причин, по которым некоторые изменения в языке могут происходить вопреки всяким законам. Такие нерегулярные изменения будут изучены уже в XX веке.

В первой половине XIX века, можно сказать, уже были сделаны главные шаги на пути к праиндоевропейскому языку. Определён круг родственных языков, выявлены некоторые важные закономерности их развития, начинают осмысливаться причины нерегулярных изменений. Будучи весьма распространёнными по планете, индоевропейские языки привлекали гораздо больше внимания учёных, чем, скажем, языки уральские, тюркские и даже семитские. Вот почему индоевропеистика стала локомотивом сравнительно-исторического языкознания, сформировала методологию, которой будут пользоваться в дальнейшем исследователи других языковых семей.

Остался, однако, один важный вопрос: а как выглядел этот праиндоевропейский язык? Уверен, что этот вопрос интересовал многих лингвистов XIX века. Ответ на него попытался дать один из гениальнейших учёных своего времени — Август Шлейхер. Увлечённый ботаник, Шлейхер стремился создать стройную теорию происхождения индоевропейских языков из общего праязыка, используя образ «языкового древа», от которого отрастают крупные «ветви» (группы языков) со своими веточками и листиками (подгруппами языков и собственно языками). Такой способ представления языковых семей сохранился и поныне (хотя его существенно подтачивает «теория волн» Хуго Шухардта). Больше всего Шлейхер запомнился миру своей очаровательной басней «Овца и кони», которую он написал на реконструированном им самим праиндоевропейским языке в 1868 году, незадолго до своей смерти. Это была первая известная попытка записать небольшой рассказ на языке, от которого до наших дней не дошло не единого слова.

Взглянем на первую строчку этой басни: Avis, jasmin varnā na ā ast, dadarka akvams «Овца, на которой не было шерсти, увидела коней». Слово avis «овца» — это древний предок древнегреческого οἶς, латинского ovis, санскритского अवि (ávi), английского ewe, литовского avis и русского овца; слово varnā «шерсть» — это древнегреческое λῆνος, латинское lāna, санскритское ऊर्णा (ū́rṇā), английское wool, литовское vilna, русское во́лна; слово akvams «кони» — это древнегреческое ἵππος, латинское equus, санскритское अश्व (áśva), литовское ašva. Шлейхер производил реконструкцию, опираясь прежде всего на древнейшие засвидетельствованные формы. В XIX веке могло показаться, что именно так и говорили праиндоевропейцы много тысяч лет назад. Однако в XX веке, с учётом новых данных и открытий, появятся новые реконструированные формы, а вслед за ними — новые версии этой же басни.

В 1939 году немецкий лингвист Герман Хирт предлагает такой вариант реконструкции первой строки басни Шлейхера: Owis, jesmin wᵇlənā ne ēst, dedork'e ek'wons. В его версии праиндоевропейского языка возникают гласные *o и *e, которые Шлейхер просто отбросил; обозначены палатовелярные и лабиовелярные согласные. Спустя сорок лет Уинфред Леман и Ладислав Згуста представят такую версию с ларингалом и некоторыми заменами в лексиконе: Gʷərēi owis, kʷesjo wl̥hnā ne ēst, ek̂wōns espek̂et. В 2007 году нидерландский лингвист Фредерик Кортландт предложит такой вариант: ʕʷeuis iosmi ʕuelʔn neʔst ʔekuns ʔe 'dērkt. В нём учтена глоттальная теория, можно наблюдать появление гортанной смычки (ʔ) и фарингальных фрикативов (ʕ, ʕʷ). Наконец, в 2013 году появляется одна из последних нашумевших версий, принадлежащая американцу Эндрю Бёрду: h₂áu̯ei̯ h₁i̯osméi̯ h₂u̯l̥h₁náh₂ né h₁ést, só h₁éḱu̯oms derḱt. Здесь, помимо прочих фонетических заморочек, можно увидеть два ларингала (h₁ и h₂), хотя в общепринятой модели индоевропейской фонетики их обычно выделяют три.

Думаю, эти примеры наглядно демонстрируют, что индоевропеистика и реконструкция праиндоевропейского языка претерпели немало изменений за последние полтора столетия. То, что написал Шлейхер, есть всего лишь наивная попытка приблизиться к языку предков, но важно то, что он стал первым на этом пути. И теперь, используя его басню, мы можем наблюдать реальное развитие наших представлений о праиндоевропейском языке с XIX века и до наших дней.

История индоевропеистики в XX-XXI веках полна всяких интересностей. С открытием хеттского и тохарского языков появилась возможность подтвердить или опровергнуть многие гипотезы о фонетике и грамматике праиндоевропейского языка. Например, ларингальная теория, выдвинутая ещё в 1879 году Фердинандом де Соссюром и постулирующая существование в праиндоевропейском так называемых ларингалов (те самые странные буковки h₁, h₂, h₃, которые никто толком не умеет читать), была подтверждена в XX веке именно на материале хеттского языка, где следы этих особых согласных сохранились. Это показывает, как много зависит от полноты наших знаний, о которой в случае с праязыками говорить обычно не приходится. Успехи в области диалектологии, этимологии, типологии, фонетики, морфологии, синтаксиса также помогли привести систему в порядок и получить более или менее компромиссную модель. Важным этапом было появление словарей основ праиндоевропейского языка, на которые ориентируются этимологи. И хотя до сих пор учёные спорят о частностях, в общем и целом они едины: современная реконструкция системы праиндоевропейского языка, может быть, и не соответствует на сто процентов лингвистической реальности, но уж точно к ней близка.

Для тех, кто хочет побольше узнать об истории индоевропеистики и тех открытиях, которые были сделаны уже после Шлейхера и младограмматиков, я порекомендую обратиться к моей книге «Диалог о словах и языке». В ней вы можете найти больше информации по этому вопросу.

(вторую часть поста можете найти у меня на странице)

Сразу скажу, что интуиция подвела @vika.dark. Во-первых, всегда надо помнить, что внешне похожие друг на друга слова не обязательно родственны, сходство может быть и случайным (см. отдельный пост об этом). Во-вторых, нельзя рассматривать языковые факты изолированно, системный подход – это наше всё.

Что это значит на практике? Для начала то, что если учёный хочет установить этимологию русского слова, он обязательно проверит, как оно выглядит в древнерусском и в диалектах, а также то, есть ли у этого слова родственники в других славянских языках.

Сразу выясняется, что в древнейших русских памятниках мы находим форму снъха. Например, в надписи №307 (1170-1180 гг.) из киевского Софийского собора:

многопечалнаѧ андрѣева снъха

Напомню, что буква ъ в раннем древнерусском в отличие от современного русского обозначала особый гласный звук, который в одних позициях исчез, а в других перешёл в о. Например, сънъ > сон, мъхъ > мох.

Теперь заглянем в другие славянские языки. Родственники нашей снохи там вполне представлены: словенское snaha, сербохорватское снаха, польское диалектное sneszka /снэшка/ с закономерным отражением *ъ (ср. слвн. mah, схр. мах, пол. mech /мэх/ «мох»). Это даёт нам основания восстанавливать праславянскую форму *snъxa.

На первый взгляд, проблематичны болгарская и чешская формы: снаха и snacha /снáха/ соответственно. Ведь в этих языках мы бы ожидали снъха и snecha /снэха/. Объясняется это тем, что в обоих языках это заимствования из сербохорватского. В болгарских диалектах мы находим закономерное снъха, а в чешский snacha попало лишь в XIX веке, когда будители чешского народа активно тянули лексику из других славянских языков (о заимствованиях из русского я делал отдельный пост).

Уже на этом этапе мы можем попрощаться с мыслью о родстве снохи и сношать. Первое – потомок праславянского *snъxa. Второе явно родственно носить (праславянское *nositi), на что напрямую указывает глагол сноситься «входить в сношения, переговоры, устанавливать связь», и законы историческое фонетики не позволяют считать сноху и сношать родственными.

Также я должен напомнить, что «сексуальное» значение у сношаться и сношения – вещь поздняя, совсем недавняя. Первоначально сношение – это «связь, общение», чаще всего дипломатическое. Первые примеры известны с XVIII века:

И, едучи Полшею, чтоб король ни с кем сношения с поляками не имел, також бы полякам обид никаких не чинил и все потребное покупали б от поляков за свои деньги. [А. М. Макаров (ред.). Гистория Свейской войны (Поденная записка Петра Великого) (1698-1721)]

Хотя так знатной город Оренбург строить начат, токмо без всякого архитектурнаго порядка, того ради сим императорской Академии наук почтенно представляю, чтоб химика по сношению с Медицинскою коллегиею, живописца и архитектора искусных благоволила приискать, а между тем хороших на немецком языке архитектурных книг, купя, прислать. [В. Н. Татищев. Письмо в Академию наук (1737)]

И всего каких-то сто лет назад М.М. Бахтин употреблял слово сношаться безо всякого сексуального подтекста:

Ибо наружность должна обымать и содержать в себе и завершать целое души ― единой эмоционально-волевой познавательно-этической установки моей в мире, ― эту функцию несет наружность для меня только в другом: почувствовать себя самого в своей наружности, объятым и выраженным ею, я не могу, мои эмоционально-волевые реакции прикреплены к предметам и не сношаются во внешне законченный образ меня самого. [М. М. Бахтин. Автор и герой в эстетической деятельности (1920-1924)]

Но вернёмся к снохе. Какова этимология праславянской формы *snъxa? Идём тем же путём: проверим, есть ли родственные слова в других индоевропейских языках. И они есть: санскритское snuṣā́ /снушáа/, латинское nurus, древнегреческое νυός /нюóс/, армянское устаревшее նու /ну/, немецкое устаревшее Schnur /шнур/ и другие. На первый взгляд они на нашу сноху не очень похожи, но здесь опять же надо знать законы исторической фонетики.

Так, нам известно, что праславянский звук *ъ продолжает более старый *u, а *x – из *s в определённых условиях. Это значит, что в раннем праславянском наш корень звучал как *snus-.

Теперь возьмём латинское nurus. Известно, что в латыни -s- между гласными перешёл в -r-. Об этом сообщал, например, Варрон:

Во многих словах, в которых древние произносили s, позже стали произносить r: foedesum – foederum «союзов», plusima – plurima «величайшая», meliosem – meliorem «лучшего», asenam – arenam «песок».

Это значит, что nurus вполне может быть из *nusus. Идём дальше. Звук s- исчезал в латыни и греческом в начале слова перед рядом согласных, включая n. Пара примеров:

Получается, что мы можем продолжить ряд: nurus < *nusus < *snusos. К тому же *snusós можно легко возвести и греческое νυός /нюóс/, поскольку s в греческом выпадал между гласными, а всякий u переходил в ü.

Как я уже писал выше, наша *snъxa тоже из *snus-. Отличия в окончании между праславянским с одной стороны и латынью и греческим с другой объясняются легко. В латыни и греческом существительные на -us / -ος были по большей части мужского рода, но могли быть и женского (это как раз случай nurus / νυός), праславянский же несколько упростил картину: все подобные существительные были переведены в более обычное для женского рода склонение на -a.

Выходит, что долгие тысячи лет (6-7 минимум) наши предки называли жену сына одним и тем же словом, которое не так уж сильно изменило свой облик за это время: *snusós > *snъxa > сноха. И лишь распад традиционной модели семьи привёл к тому, что это слово постепенно стало уходить из нашего обихода. По сравнению с этой древностью слово сношаться появилось будто вчера.

Реконструкция праиндоевропейских терминов родства (Mallory J.P., Adams D.Q. The Oxford Introduction to Proto-Indo-European and the Indo-European World. Oxford, 2006. P. 217):

Но можно ли пойти дальше, и найти дальнейшую этимологию праиндоевропейского *snusós? С этим уже сложнее: родственников этого слова на более глубоком уровне мы не знаем. Было сделано несколько попыток связать его с другими праиндоевропейскими корнями, но они скорее гадательны. Наиболее любопытных отсылаю к следующим источникам:

Трубачёв О.Н. История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя. М., 2009. С. 131-133.

Wodtko D.S., Irslinger B., Schneider C. Nomina im Indogermanischen Lexikon. Heidelberg, 2008. S. 625-626.

Краткое резюме:

1. Сноха и сношать никак не родственны. Сходство случайно.

2. На самом деле русское слово сноха является потомком праславянского *snъxa (ъ – особый гласный), а то – праиндоевропейского *snusós.

3. Сношаться и сноситься образованы от носить. Первоначально эти глаголы не имели «сексуального» значения, его они приобрели сравнительно недавно.

Но что же делать человеку, который просто размышлял об этимологии того или иного слова, и его внезапно осенило? Во-первых, помнить об эффекте Даннинга-Крюгера. Во-вторых, осознавать, что уже двести лет специально обученные люди в поте лица двигают вперёд индоевропейскую и славянскую этимологию. Поэтому пришедшую вам в голову идею следует сверить, скажем, со словарём Фасмера. Сошлось? Отлично! Не сошлось? Ничего страшного, этимология – это не столь лёгкое занятие, как кажется на первый взгляд.

1. Грянул апокалипсис, через тысячу лет прилетели инопланетяне и начали исследовать нашу цивилизацию. Как они могли бы узнать, что молоко произносилось "малако"? Например, по записям первоклассников, которые пишут малако и карова.

Спорим, первоклассники из о-кающих областей России не ошибаются в этих словах?

Кстати, кажется, какая-то такая история была с Помпеями – их произношение латыни слегка отличалось от обычного, и так мы об этом узнали.

2. А как мы можем узнать, что во времена Пушкина у какого-то слова было другое ударение? А просто с нашим ударением стихотворение перестает рифмоваться. И это не в единственном стихотворении так, а во всей поэзии той эпохи.

3. По учебникам и записям о произношении. В британских учебниках английского 300 лет назад написано про моду не произносить r после гласного, поэтому мы знаем, что уже тогда car и computer в Британии произносились как /ka:/ и /kəmˈpjuːtə/.

У латыни тоже остались письменные источники, включая произношение.

4. По общелингвистическим закономерностям и логике вообще.

Вообще с латынью нам повезло больше, чем с праиндоевропейским -- на нём говорили до изобретения письменности, и восстанавливать приходится по похожим словам в разных языках.

И тем не менее. Как мы узнали, что у них отличались звуки p, pʰ, b и bʰ? То, что они были, куда вероятнее в свете существующих языков, чем то, что они появились с нуля, потому что механизмы появления куда сложнее.

(pʰ и bʰ это звуки с придыханием -- сравните первую и последнюю п в слове «поп», вот нам нужна последняя)

А есть ещё вариант, что были только p, b и bʰ, но с ним спорят, потому что он встречается в языках крайне-крайне редко (примерно в одном что ли), и статистически менее вероятен.

А как мы узнали, что праиндоевропейцы жили где-то возможно в горах, были знакомы с лесными зверями, уже приручали коней и пчёл, ели мед и варили медовуху, да и вообще знаем примерное место проживания? Неплохо так для народа, который первый одомашнил лошадь, жил за 2000 лет до пирамиды Хеопса и за 3000 лет до появления письменности?

А просто у них были все слова для их образа жизни, лол.

Если у нас есть мёд, а по-английски медовуха mead, и это не заимствование, значит, оно дошло до нас из того времени, когда мы говорили на одном языке. А ещё:

- mēdus – латынь

- métʰu – древнегреческий

- mádʰu – санскрит

- mádu – иранский

- mid – кельтские

- mit и maddu в вымерших (но с письменностью) тохарском и хеттском.

А тохарцы активно взаимодействовали с китайцами, поскольку жили рядом, ну и поэтому в китайском мандарине оно теперь тоже ми (источник: https://www.reddit.com/r/todayilearned/comments/dyuzi0/til_the_mandarin_word_for_honey_蜜_mì_is_a_cognate/).

А если у праиндоевропейцев было слово для меда и пчелы, значит *дедукция*, оно им было нужно. Если мы одинаково называем колесо, коней и медведей (арктос, кстати -- Арктика в честь медведей названа), значит, наши предки ими пользовались. Ну или хотя бы встречались.

Ну а дальше выстраиваем по словам образ жизни и привлекаем историю и археологию, чтобы понять, где так можно жить. Чтоб и п(бъ)челы были, и медведи, и на конях можно.

...ещё забыл про ларингальную теорию рассказать, кстати.

Однажды лингвисты обратили внимание, что определённые слова сильно различаются в разных языках, и это сложно объяснить. Вот представим, что мёд читалось бы в русском через и, в немецком через о, в хинди через а, а в латыни через ы. При этом мы точно знаем, что в общем случае е не превращается во всех этих языках в и, о, а и ы, но в некоторых словах да.

Вот примерно такое они и нашли, только чуть сложнее (мой пример максимально неточный, но зато наглядный).

Лингвисты предположили, что в праиндоевропейском были звуки, из-за которых соседние звуки произносились по-другому, но они исчезли во всех языках-потомках, оставив после себя только измененные гласные.

Насчитали три таких, назвали h1, h2, h3.

По тем же общелингвистическим закономерностям в целом известно, как звуки влияют друг на друга. Например, что ки / ке часто любит переходить в чи / че, просто потому что удобнее произносить. Именно поэтому руки -> ручищи (не рукищи же), в английском speak -> speech, а в итальянском вообще ке / ки не бывает, там всегда че / чи, а Cesare это Чезаре (upd: на самом деле che / chi это ке / ки, итальянский тысячу лет назад изучал и всё забыл #comment_205910436). В современном английском по той же причине last year, sugar и soldier это ласчйеар, шугар и солджьер.

Или вот бывает передняя а и задняя а, два разных звука. Мы их не отличаем особо, но в некоторых языках это разные звуки, и разница важна. У нас а передняя почти всегда, но из-за свойств нашей л (она же dark l) перед ней произносится задняя. Бал, зал. А вот в английском a: всегда задняя. Father, dark.

Или вот пример, упомянутый чуть выше: когда мы произносим поп, тот, кот, последняя согласная звучит как придыхательная. В русском мы никогда не отличали придыхательную от непридыхательной, поэтому этого даже не замечаем.

(кстати, не единственный пример уникальных звуков -- например, слово лучше единственное в русском, где мы произносим твердую ч, как в белорусском и польском... и всё из-за влияния ш на ч)

А вот в английском наоборот: p, t, k придыхательные почти всегда (кроме некоторых случаев, например, после s). P в слове pig с придыханием, speak без, а в play опять с придыханием, причём l из-за этого становится шумной.

Так вот, возвращаясь к h1, h2, h3, они так влияют на окружающие согласные, что мы можем догадаться, что это за звуки. Сейчас есть три что ли варианта, это всё похожие на х звуки (например, велярное х как в русском, глоттальное h как в английском и фрикативное г, как в украинском).

Клёво, но в целом звучит не то чтобы убедительно, да ведь? Если мы посмотрим на слово sugar и при этом мы знаем, что сью переходит в шью в английском, несложно догадаться, что недавно оно могло произноситься как сьюга:. Но праиндоевропейский это, чёрт возьми, 6000 лет назад, когда речь ещё на буквы делить не придумали. Он тысячу раз восстановленный, оспариваемый и гипотетический. А тут ещё и гипотетические звуки, которые во всех языках исчезли.

А потом открыли хеттский язык и оказалось, что эти звуки там остались.

Хорошо, но именно про латынь откуда мы знаем?

Как минимум, 1 пункт в посте: если c и k произносились одинаково, значит, регулярно кто-нибудь ошибался и писал kaesar вместо caesar например.

Но ещё проще взглянуть на заимствования. Открываем https://en.wikipedia.org/wiki/Caesar_(title) и видим, что в греческом Καῖσᾰρ. Буква Κ в древнегреческом не произносилась как ц никогда. Собственно, Καῖσᾰρ и произносится примерно как Кайсар.

Кстати, точно такая же история с древнегреческим – в нём ρ (звучит как русская р) в начале слова произносилась придыхательно. Давайте вспомним парочку английских слов, которые начинаются на R и пришли из древнегреческого. Rhythm, Rhodes (название острова). Английский заимствовал их из латыни, а она заимствовала их из древнегреческого. Древние греки произносили ρ с придыханием, потому логичные римляне и записали древнегреческое слово с rh.

Кроме того, обычно чем меньше письменность похожа на речь, тем она старше. Например, русское милиция и белорусское мiлiцыя. Белорусская письменность очень молодая, и там нет артефактов типа ци, которая произносится как цы. А вот французская письменность очень старая, и уже обросла непроизносимыми согласными со всех сторон.

Почему? Потому что придумывая алфавит, мы бы придумывали разные буквы для разных звуков. Потому что никому бы не пришло в голову записывать цы как ци. Никому бы не пришло в голову, что о можно записывать как haut или eau. Так и римляне, будь у них звук ц, придумали бы для него отдельную букву, а не правила типа "вот давайте ц и к будем обозначать одной буквой c". Это же тупо.

Это потом люди начинают произносить иначе, а писать так же. По-другому писать неграмотно ведь.

Но это всё про логические выводы. А вот комментарий от человека больше в теме, PhD лингвистики с 20-ю языками: https://www.quora.com/How-did-latin-philologists-come-to-the...