Когда дочери выходят на сцену, чтобы рассказать о своих отцах, они озвучивают не просто биографию, они оживляют нерв, звук, ту внутреннюю тональность, с которой их отцы смотрели на мир. Иногда эта музыка дерзкая, иногда - печальная, иногда - тихая, хрупкая, как дыхание ребёнка.

Их спектакль становится своеобразным мостом: между поколениями, между прошлым и настоящим, между основателем династии и теми, кому он уже не может ничего сказать сам. Но через них, дочерей - может.

Апостол - это тот, кто несёт нечто важное и непреходящее, кто служит идее, превосходящей его самого. В этом смысле дочери, путешествующие со спектаклем об отцах, действительно становятся в каком-то смысле апостолами - апостолами искусства, апостолами памяти, апостолами человеческого достоинства.

Они занимают место между землёй и небом, между теми, кто был, и теми, кто есть сейчас. Каждый зал, каждая сцена для них превращается в место встречи трёх сил: прошлого, настоящего, и того будущего, в котором память превратится в вдохновение для других.

И как апостолы, они не говорят о себе. Они говорят о том, кто был для них целым миром. Но в их голосе слышится то, что больше их самих: искусство как форма любви, даже как формула любви, которую когда-то вывел один прекраснейший Гений.

Едут ли они по стране в поезде или машине, ночуют ли в маленьких гостиницах провинциальных городов, показывают ли спектакль в культурном центре, где пахнет краской, или на большой сцене, где мягко светят софиты, - всё это становится частью одного большого пути.

Они не просто показывают постановку - они напоминают миру, что искусство - не развлечение, не украшение, не роскошь. Это - след, который человек оставляет, уходя. След, который направляет тех, кто идёт за ним, после него.

Этого спектакль - это проповедь не в религиозном смысле, но в глубинном, человеческом. Проповедь о том, что искусство не поддаётся смерти, талант не исчезает, если о нём помнят, а любовь - лучшая форма памяти, и каждый человек достоин быть услышанным.

Когда в зале гаснет свет, и остаётся только круг сцены, освещённый прожекторами, он становится чем-то вроде свечи. Дочери выходят в него так, как выходят в пространство, требующее внутренней честности. Ведь именно честность делает искусство живым.

В такие моменты кажется, что на сцене возникает двойное присутствие: с одной стороны, живые, стоящие здесь и сейчас; с другой - незримые тени, воспоминания, истории, о которых они говорят. И в которых оживают и перемещаются в данное пространство их отцы. И это уже не игра: это - служение.

Можно сказать, что искусство переживает нас, и это правда. Но иногда ещё важнее и удивительнее другое: мы переживаем искусство, потому что продолжаем его, переносим, повествуем о нем, даём ему новую форму.

Дочери, рассказывающие о своих отцах в этом спектакле, выполняют именно такую миссию. Они превращают личную память в общую. Их частная любовь становится публичным светом - очень тихим, но очень чистым. Они показывают, что человек уходит не тогда, когда перестает физически находиться в этом мире, а тогда, когда его перестают вспоминать. А искусство в том числе – способ, собрав как можно большее количество людей, вспомнить о тех, кто дорог, поведать о них, приблизить к зрителям тех, кем они восторгаются и кого Боготворят.

И такие спектакли возвращают нам веру в то, что мы можем продлить жизнь тому, кого любили, - через слово, музыку, историю. Они учат нас простому: пока мы помним, ничто не кончается, никто не уходит, все остается и продолжает существовать!

И, пожалуй, главное в путешествиях этих девушек - это не рассказ об их отцах. Это - рассказ о том, что свет, который человек зажигает, может и должен существовать дольше его жизни. И что есть люди - дочери, ученики, друзья, преданные поклонники, - которые способны этот свет понести дальше.

И в этот момент дочери становятся не просто артистами. Они становятся проводниками, идущими по стране и несущими ту самую - не громкую, но ясную весть об искусстве, которое не умирает.

Апостолы не выбирали своей судьбы - их выбирало предназначение. Так и дочери не выбирали миссию, но судьба сама положила её им в руки. И они проходят с ней через города и сцены, чтобы сказать миру: «Искусство живо. Человек жив, пока о нём говорят. Память - это наш способ быть вместе дольше жизни». Это и есть подлинное апостольство искусства.

Они едут не просто на гастроли. Они едут как те, кто несёт с собой реликвию - не вещь, не предмет, а бессмертный огонь души. Души самого близкого человека на свете – отца. И этот огонь требует бережности, требует честности, требует постоянного внутреннего настроя.

Всякое настоящее искусство - не рассказ, а воздействие. Спектакль о близких - воздействие двойное: он рождается из личного опыта, но уходит в сердце каждого сидящего в зале. Есть зрители, которые приходят просто посмотреть. Но уходят уже другими.

Кто-то вспоминает собственного отца. Кто-то - родные голоса, давно ушедших людей. Кто-то - забытые разговоры, недосказанные слова. Кто-то осознаёт, что искусство -не украшение дня, а суть человеческого существования.

Так дочери, сами того не подозревая, становятся целительницами, учителями, тонкими врачевателями душ. Потому что рассказывая зрителю свою, чужую для него историю, они открывают ему его собственную.

Дочери, играющие спектакль о своих отцах, не просто вспоминают - они вплетают их судьбы в общее полотно мира. То, что было частным - становится общим. То, что было маленьким - становится большим. То, что казалось унесённым смертью - возвращается в нашу жизнь. Так создаётся вечность в человеческом масштабе: вечность, которую строят не монументы и не книги, а любовь и искусство. Но прежде всего – любовь.

Каждый спектакль, каждая встреча со зрителем меняет не только тех, кто смотрит. Она меняет и тех, кто играет. Дочери, которые возят по городам историю своих отцов, постепенно понимают: их путь - не только об отцах. Этот путь - и о них самих.

Они становятся сильнее, потому что несут ответственность за память. Они становятся мягче, потому что сострадание становится их сценическим дыханием. Они становятся мудрее, потому что всё слышат и видят иначе. И в какой-то момент спектакль начинает играть с ними: он помогает им примириться с потерей, понять, что ее нет лишь на физическом уровне – и не более. Помогает научиться благодарности, почувствовать незримую, но прочную связь с теми, о ком они с таким упоением и любовью рассказывают. И вот тогда искусство перестаёт быть профессией. Оно становится жизнью. Жизнью, в которой нет потерь, а есть любовь, и только.

Есть потрясающе тонкий момент, когда на сцене дочь говорит слова об отце - и вдруг становится ясно: в её голосе звучит он. В её движениях угадывается он. В её взгляде - его взгляд. В ее смехе – его смех. И тут становится ясно: в них – единство и единение. И это единство сильнее биологии, сильнее времени, сильнее смерти.

Это единство и есть то самое апостольство, которое никто не назначал, но которое существует, потому что так устроена человеческая душа: жить - значит передавать. Передавать то, что тебе дали. И сделать это нужно настолько красиво, чтобы мир стал хоть немного светлее. У них, у прекрасных дочерей, - это получается!

Эти спектакли - не о славе прошлого, не о ностальгии, не о скорби. Они о свете, который человек оставляет. О свете, который дочери бережно везут, как лампадное пламя, как пасхальный огонь, чтобы он не погас в дороге.

И каждое их выступление - это тихая проповедь, которую слышит каждая душа... «Династии» - это тот бальзам, который прописан каждой живой душе. Принимать, дабы не очерстветь – регулярно!

Я восхищаюсь красотою
И светлой нежностью твоей,
Твой милый взгляд горит зарёю!
Ты всех милей, ты всех милей!

Припев:
О, блонди, блонди, ты прекрасна!
Люблю твоей улыбки свет!
С тобой одной лишь буду счастлив!
Горит любви, любви рассвет!

О, блонди, я пленён тобою,
Затмила ты весь этот мир!
Так будь навеки же со мной!
Пусть будет вечным царство лир!

Припев:
О, блонди, блонди, ты прекрасна!
Люблю твоей улыбки свет!
С тобой одной лишь буду счастлив!
Горит любви, любви рассвет!

Припев- 2:
О, блонди, блонди, ты прекрасна!
Люблю твоей улыбки свет!
С тобой одной одной я счастлив!
Тебя прелестней в мире нет!

Игорь Андрюшкин.
26 ноября 2025 года.