Дело было в нашем легендарном кинотеатре «30 лет ВЛКСМ» — с концертным залом, помнившим ещё советские времена. Там были тяжёлые бархатные портьеры с вечным запахом пыли и скрипучие кресла-«книжки». О буфете с попкорном, колой и прочими заморскими штуками тут и слыхом не слыхивали. Максимум — в фойе стоял автомат с газировкой за три копейки и иногда, в хорошие времена, продавалось мороженое «Пломбир» в вафельных стаканчиках.

Поэтому все ходили со своим «пайком». Мы с женой — элита: взяли семечки и газету для кульков-плевательниц. Сидим, щёлкаем, шелуху — строго в бумажный пакетик.

«Вот это культура, — шепнула жена. — Ни тебе шума, ни мусора».
И тут наш чуткий слух начал улавливать ответы из темноты. Справа — чёткое «тк-тк». Слева — приглушённый хруст. Сзади — целая какофония щелчков. Зал, как оркестр кузнечиков, втягивался в процесс. Но мы-то были солистами! Наши пакетики были нашим безукоризненным манифестом чистоты.

Вдруг из темноты, как призрак совка, возникла вахтёрша. Её радар засёк НАШИ белые пакеты.

— Это что?! — зашипела она, затмевая звук выстрелов с экрана. — Мусорить вздумали?! Вон из зала! Сейчас милицию вызову!

Мы, чуть не поперхнувшись, начали шепотом пытаться объяснить этот парадокс:
— Мы не сорим! Мы в пакет! Это чтобы не на пол!
— Какие пакеты в зале?! Вы издеваетесь?! Уберите немедленно!

Пришлось засунуть наши «контейнеры» в карманы. Вахтёрша, победив, удалилась, а мы до конца фильма щёлкали, как воры, украдкой.

Фильм кончился. Зажёгся свет.
Картина открылась эпическая. Весь пол зала утопал в ковре из шелухи. Сугробы, дюны, материки! Люди спокойно вставали и сбрасывали последнюю горсть с колен.
Только под нашими креслами сияла девственная чистота. Оазис.

Вахтёрша, стоя у выхода, смотрела на это море мусора, потом на нас. На наши невинные лица. Кажется, в её мозгу что-то сломалось. Она молча развернулась и пошла за уборщицей.

На улице мы молча достали из карманов мятые, тёплые и липкие газетные комки и отправили их в урну. Единственные кто вынес мусор из кинотеатра, вместо того чтобы оставить его там. Герои, которых никто не оценил.

— Знаешь, — сказала жена, глядя на освещённые окна «30 лет ВЛКСМ», — в следующий раз, может, тоже под кресло? А то слишком культурными быть утомительно. Интересно, она уборщицу сейчас будет ругать за то, что та плохо вчера убрала?

— Нет, — ответил я. — Она борется за чистоту. Просто фронт работ слишком велик. А наши пакетики — это был такой маленький, личный, непонятый всеми акт сопротивления хаосу.

И мы пошли домой, чувствуя себя тайными агентами исчезающей цивилизации, где семечки нужно было не просто щёлкать, а щёлкать с чистой совестью. И с бумажным пакетиком.