начало: Из записок опера. Санитар. Гл.5

Итак, дома он не появлялся. Несмотря на общительность, Сорокин друзей не имел и близких контактов ни с соседями, ни с бывшими сослуживцами, не поддерживал. Если у Сорокина есть знакомые в Омске, то возможно, он ночует у них. А если нет? Стояла ранняя весна и ночевать на улице ещё было холодно, а значит у него должен быть какой-то кров. Возможно, он залёг в какое-нибудь логово, как затравленный дикий зверь, боясь выползти на свет божий, и найти его будет не так-то просто. Но понимает ли он в силу своего больного мозга, что совершил? Понимает ли он, что за содеянное придётся отвечать? А что, если, у него наступило временное просветление и тогда он сознаёт, что лучшее для него – исчезнуть на время? А вдруг этот человек ни при чём? Вдруг всё это роковые случайности и совпадения? И фатальная ошибка может перечеркнуть весь титанический труд по поиску преступника, а ведь за этим поиском стояли десятки сотрудников… А главное, осудить невиновного и помочь уйти от ответственности истинному преступнику.
Вот такие вопросы стояли перед нами, но разрешить их могла лишь поимка Сорокина.
Нами были «перепаханы» все подвалы и чердаки заброшенных зданий в Куйбышевском районе Омска, ж/д и автовокзалы. Безрезультатно.

Пока мы исследовали возможные «лежбища», от участкового Ленинского райотдела поступила информация о мужчине, подходящего под описание в ориентировке. По его словам, к нему обратился квартальный, который делал обход вверенного ему участка. Проходя мимо одноэтажного здания, в котором ранее располагалась аптека, он услышал, что внутри помещения скулит собака. На тот момент здание пустовало, двери были закрыты на замок, а окна были заколочены и почему там находилась собака, и как она туда попала, предстояло выяснить. Квартальный постучал в дверь. Дверь открыл высокий худощавый среднего возраста мужчина с бородкой, одетый в шинель и представился сторожем. Он пояснил, что данное здание передано пионерской организации и он охраняет его от хулиганов. Квартальный заподозрил неладное и не будь дураком, тут же ноги - в руки, и к участковому. А тот уже вызвал опергруппу.

В считанные минуты мы прибыли на место. Мы бегло осмотрели здание снаружи на предмет возможного отхода подозреваемого, а потом, взломав замок, вошли внутрь. Человека в шинели уже не было. На двери, ведущей на чердак была сделана надпись мелом уже знакомым нам каллиграфическим почерком и точь-в-точь повторяла содержимое открытки: «Здесь похоронены 100 ведьм и 100 чертей» и подпись та же - «Дзержинский». Осматривая чердак, мы обнаружили на полу пустую бутылку из-под вермута и… тощую, издыхающую от голода и жажды, собаку, привязанную к балке. На чердаке стояла страшная жара, но ни воды, ни еды возле собаки не было. Я отвязал верёвку, а Володя побежал к колонке и набрал в канистру воды. Мы мочили водой её голову и тело, дали напиться, и она начала понемногу оживать… Вскоре она с жадностью ела пирожки с мясом, которые мы купили в ближайшей «кулинарии».
Ожидая, что человек в шинели вернётся на ночлег, мы установили засаду, но в здании он так и не появился.

* * *
Задержали его спустя сутки на рынке «Казачий». Его заметил один из продавцов, с которым ранее беседовал оперативник и сообщил в милицию.
Опергруппа срочно выехала на «Казачий». Ещё издали мы увидели высокого мужчину в шинели, который бесцельно бродил между прилавков с мясными тушами. Натянутый, как струна, он шёл прямо на нас, заложив руки за спину и гордо держа голову бородкой вперёд.

- Просто удивительно!  - присвистнул Ломанюк, - Вылитый Феликс Эдмундович…

Сопротивления Сорокин не оказал. Он даже не удивился. Вёл себя спокойно, невозмутимо, будто его задержание было для него привычным делом. Он также спокойно позволил надеть на себя наручники и даже протянул для этого руки, а после послушно пошёл в указанном направлении к милицейскому УАЗику, выказывая полное безразличие к происходящему.

Во время личного досмотра в боковых карманах шинели было обнаружено несколько медяков, а во внутреннем кармане – нож, с деревянными накладками на рукоятке и длинным тонким лезвием. Никаких бумаг и документов. Позднее, татарин-продавец признал свой нож, как ранее украденный у него.
Назначенная экспертиза по возможному наличию биочастиц на ноже выявила между пластинами рукоятки частицы крови, принадлежащей потерпевшему.

Будучи уже в КПЗ, Сорокин охотно шёл на контакт с сотрудниками, был довольно приятным и эрудированным собеседником. Он рассказал, что является «санитаром» и негласным помощником милиционеров в борьбе с преступностью. На вопрос, откуда у него нож, рассказал, что для проведения операций он реквизировал нож у продавца рынка и оставил ему расписку.

- У вас много нераскрытых дел. И мы помогаем вам раскрывать их. Бельё вот с верёвок пропадает. Кто ворует бельё? Вы их поймали? Нет. Их поймали мы. Нас таких много. Мы повсюду. Мы ловим их и вместе с хирургами проводим операции по умерщвлению ненужных элементов общества. Мы таких операций провели множество. Мы им всем отрезаем головы.*

Я обратил внимание, что во время таких странных признаний у него совершенно не менялось выражение лица, оно было спокойным и невозмутимым, как во время задержания, когда он безропотно шёл в наши «руки», так и во время допроса, а голос был ровным и бесстрастным, будто он исполнял привычную и уже давно заученную для себя роль, и от этого становилось немного жутко.
Понимая, что мы имеем дело с больным человеком и все признания о «хирургах» могут быть плодом его воображения, всё же явственно прослеживалась связь между отрубленной головой неизвестного и Сорокиным, и я продолжал допрос, поддерживая его «игру».

- Валентин Викторович, где вы проводили эти операции?

- В старом доме.

- Вы могли бы вы показать, где находится этот дом? – осторожно спросил я.

Сорокин утвердительно кивнул.

- Вы знали тех людей, которым «проводили» эти «операции»? – я пытался подвести его к нашей страшной находке – неопознанной голове мужчины.

- Нет, этих людей я не знал. Их приводили хирурги. Мы все встречались в старом доме. О встрече договаривались заранее. Скажите, я могу задать вопрос? – неожиданно спросил он.

Я разрешил.

- Я похож на Дзержинского? – он повернул голову в профиль.

- Да, очень похожи, - согласился я и это была чистая правда.

- А на Калинина? – спросил Сорокин

- И на Калинина, - я кивнул, отметив про себя, что сходство есть.

- А на кого из них я похож больше? – не отставал Сорокин.

- Пожалуй, справа вы похожи на Калинина, а слева – вылитый Дзержинский, - ответил я, поняв, что для него это очень важно.

Сорокин довольно улыбнулся.

- Так вы готовы показать места, где проводили операции? – я вернулся к допросу.

- Готов, - согласился Сорокин.

Во время допроса он ещё раз пять или шесть справлялся о своём сходстве с революционными деятелями, и я каждый раз отвечал утвердительно.

* * *
Когда мы предъявили Сорокину на опознание голову неизвестного, то он, едва взглянув на неё, сказал, что это – ненужный элемент. Мы пытались узнать имя жертвы, обстоятельства убийства и где находится тело, но Сорокин снова стал говорить о хирургах и украденном с верёвок белье, игнорируя наши вопросы, оставаясь при этом совершенно невозмутимым.

В течении нескольких дней по пять-шесть часов мы катались по указанным Сорокиным адресам, в поисках мест, где проводились «операции» по отрезанию голов, в надежде найти тело убитого, но никаких трупов или следов преступления мы не находили.

А спустя несколько дней на имя начальника РОВД с. Знаменское Усть-Ишимского района Омской области пришла посылка без адреса отправителя со страшным содержимым: человеческий скальп, нижняя челюсть с зубами и самодельная тряпичная кукла с оторванной головой.

* * *
Жертва так и оставалась неопознанной.

Примерно в середине мая поступил звонок в дежурную часть об обнаружении трупа. Рабочие ломали старое здание хлебозавода, расположенного в центре города. При разборе крыши, на чердаке они нашли тело без головы. Мы сразу же выехали на адрес и действительно, на чердаке находился мумифицированный труп без головы, судя по одежде, он принадлежал мужчине. Возле трупа была брошена тряпка со следами бурых пятен, очевидно, крови потерпевшего. Кровью были обильно забрызганы деревянные балки и лист металла, прикрученный к потолку. Большое засохшее бурое пятно обнаружено возле тела. Неподалеку от тела валялась пустая бутылка из-под вермута. При осмотре одежды, в кармане пальто был найден рецепт на имя Абдуллаева В. Х.

Мы обратились в аптеку по адресу, отмеченную в рецепте и аптекарь пояснила, что этот человек, чья фамилия указана в рецепте, ей знаком. Последний раз она видела его в середине марта, когда он покупал лекарство.

В психоневрологической больнице, расположенной по ул. 1-я Линия г. Омска Главврач рассказал, что Абдуллаев Вахид Халимович был их пациентом с диагнозом «алкогольный делирий» («белая горячка»), содержался около двух месяцев и по излечению был выписан из больницы.

Мы выехали по домашнему адресу, указанному в истории болезни Абдуллаева, но его жена пояснила, что с Абдуллаевым они находятся в разводе и живут раздельно. По характеру он был добрым, мягким, безвольным. Выпивал часто, из-за чего они и развелись. Примерно в середине марта Абдуллаев приходил домой, чтобы увидеться с детьми, и она дала ему немного денег на лекарство, после чего он ушёл и больше не появлялся. Где находится в настоящее время, не знает.
Мы пригласили её на опознание трупа, и она опознала Абдуллаева по одежде, в которой он приходил.

Итак, найдено обезглавленное тело. Жертва установлена. И только экспертиза может подтвердить или опровергнуть, принадлежит ли, найденная мальчишками в мусорном контейнере голова, Абдуллаеву.
Сорокин в то время находился на принудительном лечении и нам пришлось соблюсти кучу формальностей, чтобы вывезти его на опознание тела. При предъявлении ему трупа он сразу признал в нём Абдуллаева и рассказал следующее:

- С Абдуллаевым я познакомился в психиатрической больнице, мы там вместе проходили лечение. Дружеских отношений я с ним не поддерживал, просто здоровались. Потом уже, когда я ушёл из клиники, встретил его случайно в городе. Увидев меня, он обрадовался. Я сразу знал, что убью его, потому, что Абдуллаев был ненужный обществу элемент, и мир будет чище без него, поэтому пригласил его обмыть нашу встречу. В гастрономе мы купили бутылку вермута. Платил я, у Абдуллаева денег не было. Чтобы мне никто не мешал проводить операцию, я привёл Абдуллаева в пустующее здание хлебозавода, где я раньше ночевал. Там, на чердаке мы распили бутылку вермута. Я улучил момент и ударил его бутылкой по голове. Он упал и потерял сознание. Тогда я достал нож и стал отрезать ему голову. Абдуллаев даже не сопротивлялся. Кровь фонтаном хлынула в потолок, но я увернулся, чтобы она не попала на одежду. Когда я закончил, то вытер нож тряпкой. Голову я положил в сумку и забрал с собой, а тело оставил на чердаке. Несколько дней я носил с собой голову, а потом выбросил на помойку в одном из дворов рядом с какой-то больницей.

* * *
Все назначенные судмедэкспертизы подтвердили, что найденная голова, челюсть и скальп (из посылки) принадлежат Абдуллаеву Вахиду Халимовичу.

* * *
Сорокин был отправлен на пожизненное содержание в лечебное учреждение г. Казани, как социально-опасный для общества.

* * *
Осенью в УВД на моё имя пришло письмо, написанное красивым каллиграфическим почерком, в котором Сорокин поздравлял меня с Днём милиции.


Эпилог

Я несколько раз справлялся у Маргариты Ильиничны, как работает «аппаратура», которую я установил, воткнув конденсатор в коридоре над входной дверью, и она всякий раз выражала искреннюю благодарность за спасение от гуманоидов, которые хотели выпить её сознание, но теперь она в безопасности и чувствует себя прекрасно.

* * *
За всю свою многочисленную практику мне пришлось столкнуться с немалым количеством жестоких преступлений против человека, но в этой истории больше всего меня поразила детская жестокость, цинизм и элементарное отсутствие страха и морали. Что потом стало с этими детьми? Выросли ли они достойными цивилизованного общества гражданами или… Вопрос так и остался открытым.


--------------------------------------------------
* по материалам дела

начало: Из записок опера. Санитар. Гл.4

- Похоже мы имеем дело с психом, - задумчиво произнёс Володя. – Преследует нас своими посланиями этот «каллиграфист»…

- Да уж…по пятам ходит, – отозвался Ломанюк. -  Только наш ли «клиент» или просто совпадение?

Мы сидели в кабинете у Ломанюка на традиционной вечерней «летучке» и подводили итоги дня.

Я вспомнил про Маргариту Ильиничну.
- Ребята, я к «королеве Марго». Совсем забыл про чёртов отражатель, – я быстро надел куртку.

- Какой отражатель? - удивился Ваня.

- Обыкновенный, - я сделал серьёзное лицо, пытаясь удержать смех, – Против инопланетной атаки. Второй день в кармане таскаю. Сижу тут с вами, лясы точу... А человеком в это время манипулируют…

Парни заржали.

- А где «отражатель»-то? – давясь смехом спросил Иван.

Я достал из кармана электролитический конденсатор и показал ребятам.
Ломанюк, держась руками за живот, повалился на стол и едва дыша от смеха, простонал: «С утра в дурку на «1-ю Линию»»

Так и закончился этот трудный день. Спускаясь по лестнице, я ещё долго слышал хохот ребят и думал, что несмотря ни на что, я люблю эту работу с её тяжелыми буднями и запутанными делами, этих ребят, что за идею пашут без выходных в ущерб семье, и весь наш дружный и здоровый коллектив в этом, порой, не совсем здоровом обществе.

* * *
С Володей Антоновым мы встретились у дверей психиатрической больницы, что находилась на ул. 1-я линия. Нам предстояло выяснить имели ли случаи побега или временной отлучки социально-опасных лиц.

Мы опросили медперсонал, но ответ был отрицательным. Все пациенты на месте, выход за территорию запрещён, вход/выход охраняется. При общении с медицинскими работниками чувствовалась какая-то напряженность, скованность, недосказанность. Возможно, это обычная реакция на сотрудника милиции, ведь просто так они не ходят. А, значит, случилось что-то… Но что?!

Изучая истории болезней пациентов, мы натолкнулись в одном из дел на уже знакомый нам каллиграфический почерк, коим была написана биография больного. В деле находились объяснительные, заявления, написанные всё тем же изящным почерком, аналогичным почерку на найденной почтовой открытке и оставленной на рынке, записке. Данная гипотеза нуждалась в подтверждении, и мы изъяли все бумаги, которые содержали в себе образцы этого почерка для проведения почерковедческой экспертизы, давшей впоследствии стопроцентный положительный результат – почерк на открытке и изъятых из личной истории болезни, образцов почерка, принадлежат одному человеку – Сорокину Валентину Викторовичу, уроженцу г. Тары Омской области.

С фотографии смотрел худощавый человек с темно-русыми волосами, зачесанными назад, усами и аккуратной бородкой «клинышком». Одет он был в военную шинель старого образца.

- Он! – шепнул Володя, толкнув меня в бок. - Дзержинский!

Из материалов истории болезни Сорокина стало известно, что он находится на лечении с диагнозом «шизофрения». Ранее работал бухгалтером в заготконторе г. Тары. Ближайшие родственники – сестра, которая проживает в г. Тара.
Характеризуется положительно, проблем ни медперсоналу, ни больным не создаёт. Спокойный, рассудительный, вежливый пациент. С другими больными имел нормальные отношения, но близко ни с кем не общался, предпочитая держаться особняком. Не конфликтен.

Мы попросили Главврача пригласить Сорокина для беседы, но вместо Сорокина он привёл пожилую санитарку, сказав, что Анна Васильевна в курсе всего и быстро ретировался, оставив свою подчинённую отдуваться за всё заведение.

Низенькая и толстая, с тремя подбородками на румяном круглом лице и короткими пухлыми ручками, Анна Васильевна молча стояла перед нами, как виноватая в плохом поведении, школьница, часто моргая смородиновыми глазками, готовыми вот-вот расплакаться.

Я налил ей воды из графина, подал стакан и предложил присесть. Немного успокоившись, она заговорила:

- Так ить, кто знал-то?! Тихий такой мужичонка, не вредный… Другие всю душу вымотнут, а этот завсегда - «здрасти» да «извините»… Культурный такой, обходительный. Когда ведро поднесёт, когда руку подаст… Не нарадуисся на таких больных-то. Вот и отпускала. Сестра-то его – Светлана, денег ему посылала. Немного…на конфетки… Сладкое он любил. Бывало спросит: «Баб Нюр, я сгоняю, а? За пряничками» Ну, а я: «Сгоняй, милок…» Всегда возвращался... Купит чево и назад да меня ещё угостит конфеткой ли пряником. Всё в шинельке ходил, как солдатик. Спрашивал, похож ли на Феликса этого, как его…Идмундыча…, во! А я ему: «Ой, как похож! Вылитый Зержинский!» А бывало, хотел, чтоб на Калинина походил... Я тоже соглашалась. И он довольный, и мне не накладно. С ними ведь как, чтоб по-ихнему было… Хороший, добрый. – она шмыгнула носом. - А давеча ушёл и с концами. Четыре дня, как ушёл, поганец! А чё ишшут-то? Али натворил чево?

Итак, картина начала немного вырисовываться. Необходимо, как можно скорее задержать Сорокина и допросить, пока он ещё чего-нибудь не натворил. Но убийца ли он, этот вежливый и спокойный пациент? Возможно, что Сорокин не имеет отношения к данному преступлению и запись на открытке была сделана им при очередном приступе, а сама открытка попала в мусорные баки вместе с медицинскими бумагами… и кровь, когда мальчишки разгребали мусор... Но украденный мясницкий нож? Записка на рынке? Многовато для случайных совпадений... В любом случае, сбежавшего пациента необходимо найти и водворить в стационар.

* * *
На нас теперь «работал» весь город. Во все райотделах были разосланы ориентировки по убитому и по предполагаемому преступнику.

Установили место жительства сестры Сорокина – Светланы Комовой. Мы с Ваней Соколовым выехали в г. Тару, где направились с местным участковым на адрес, в частный сектор. Участковый остался возле ограды дома на случай появления подозреваемого, а мы зашли во двор частного дома, предварительно проверив, нет ли поблизости собаки. Собаки во дворе не было, и мы беспрепятственно прошли к дому и постучали в окно. В окне качнулась занавеска. В доме кто-то был.

Дверь открыла худенькая светловолосая женщина с усталым лицом. Увидев незнакомых людей в штатском, она удивленно посмотрела на нас и спросила: «Вы ко мне?»

- Мы из милиции, - Иван достал удостоверение и показал его женщине. – Комова Светлана Викторовна?

Лицо её враз стало безжизненным, губы побелели, а в некогда спокойных глазах промелькнул страх.

- Боже мой, - прошептала она, едва проговаривая слова, - Что случилось? Что-то детьми?

Казалось она вот-вот упадёт. Её качнуло, и она откинулась на дверной косяк.
Мы и сами напугались такой реакции. Я быстро подхватил её под локоть, боясь, что она упадёт и успокоил её, заверив, что с её детьми всё в порядке.

- Мы к вашему брату, - поспешил сообщить Ваня, - Он дома?

Женщина облегчённо вздохнула.
- Ох, как вы меня напугали... – она покачала головой, - Понимаете, я буквально полчаса назад отправила детей в школу, а тут  - вы. Да ещё с корочками… Что я могла подумать? А Валечки нет. В больнице он, на излечении. Да вы проходите в дом-то, чего у порога стоять!

Она провела нас в большую комнату. Стол посередине со стульями, покрытый белой скатертью с вышивкой по краям, большой раскладной диван и кукла на нём, два кресла по углам. В углу у окна тумбочка с маленьким черно-белым телевизором, накрытым белою кружевной салфеткой. На стенах фотографии детей. Мальчика и девочки. На полу пёстрая домотканая дорожка. Обычная обстановка. Просто и чистенько, без изысков.

- Присаживайтесь, - сказала она.
Мы сели.

- Скажите, Светлана Викторовна, как давно вы не виделись с братом? – спросил я, готовясь записывать её показания.

Она на мгновение задумалась.
– Кажется с конца января, тогда, когда он попал в стационар. Знаете, я не имею возможности ездить на свидания. Дети у меня… работа. Я на хлебозаводе работаю пекарем. График гибкий, то – в ночь, то – в день, то и две ночи подряд бывает. Сегодня вот тоже в ночь… Народу не хватает, вот и приходится работать, когда за двоих, когда за троих. Детей почти не вижу. Мы с детьми втроём живём. Ну и Валечка, конечно. Валечка – брат, я так его называю, извините, что по-домашнему. А почему вы спрашиваете? Случилось с ним что-то?

- Видите ли… - замялся я, - в общем, Валентин Викторович самовольно покинул стационар и вот уже четыре дня его местонахождение неизвестно. Не могли бы вы описать характер своего брата, его интересы… Знакомые у него есть? Друзья? Понимаете, в больнице – ЧП…

- А-а-а, так вот в чём дело… - она понимающе кивнула. – Конечно, конечно… Валечка – старший. Меня на ноги поднял, когда наши родители умерли. Мне ж тогда пятнадцать всего было. Вот он и тащил всё на себе. То скотником устроится, то на лесозаготовки… Курсы бухгалтеров закончил, ну, уж потом, а сперва-то намаялся на тяжёлых работах. У него математика хорошо шла, считал быстро… Цифры большие складывал, да не на бумажке – в уме считал. Очень умный. Всё книжки читает. Читать очень любил. Про героев революции. Он и в библиотеке записан. Всё говорил, что надо очищать мир от чёрных личностей, которые мешают идти в светлое будущее. Что потом случилось, непонятно? Ну, и вот…как курсы-то закончил, устроился в заготконтору. Платили нормально, на работе ценили. Но в последнее время, пару лет назад, ну, когда он первый раз с «головой» в больницу попал, стал жаловаться, что у него подотчётные деньги воруют. Кто ворует, не говорил, но очень уж он боялся недостачи. Всё считал, пересчитывал… Документы поднимал за прошлые года, сверял да перепроверял всё… А потом этот конфликт с начальником… Из-за него и попал в лечебницу.

- А что за конфликт? – встрепенулся Ваня, - Можно подробнее?

Светлана Викторовна развела руками: «Так он начальника своего и стал подозревать! А потом и объявил ему прямо в лицо...ну, что он эти деньги ворует…»

- А недостача-то была? – полюбопытствовал я.

- В том-то и дело, что не было. Это было всё в Валечкиной голове. Ну, потом…шинель эта… Я ему всё говорила, чтоб купил себе нормальное пальто, а он – ни в какую. Шинель носил. Стыдно было перед соседями, будто нищие мы. Бородку отпустил…усы… Хотел на Дзержинского походить. Очень был похож, особенно в шинели. А если бы вы видели его почерк! Так красиво писал…

Мы с Ваней переглянулись.
- А знакомые? Друзья есть?

Светлана Викторовна пожала плечами.
- В Омске, может и есть кто, а здесь ни с кем не общался. Жили дружно, никогда не скандалили. Вот только с мужем моим…

- А где ваш муж?

- Погиб в прошлом году. Несчастный случай, – равнодушно ответила она, - Под пилораму попал...голову отрезало.

Мы застыли в немом ожидании, а она продолжила: «Выпивал он крепко. Я уж разводиться с ним хотела. Скандал на скандале, руку стал на детей поднимать… Уж про себя и не говорю. Не при Валечке, конечно, тот бы не позволил… А год назад этот несчастный случай… Он на пилораме работал. Пильщиком и слесарем. И чего его понесло ночью на лесопилку эту? Говорят, пилораму налаживал… Пришли утром, а он лежит. И голова рядом. Пилорама работает… Пенсию вот получаю по потере кормильца. Да Валечка по инвалидности. Работаю. Поросёнка держим... Так и живём. Нормально живём. Только бы Валечка выздоровел скорее.»

* * *
- Снова совпадение? – спросил Ваня, когда мы ехали обратно. - Надо бы «поднять» этот «несчастный» случай.

Параллельно работа по поиску Сорокина шла и в самом Омске. Были проверены парикмахерские, столовые и другие общественные заведения. Сотрудники показывали фотографию Сорокина, в котором опрашиваемые порой признавали Дзержинского. Но результатов не было.

Удача нас поджидала на всё том же «Казачьем» рынке, где был похищен нож у продавца. При предъявлении фотографии работникам рынка выяснилось следующее: «Человек в шинели часто появляется в мясном отделе, ни с кем не контактирует и ничего не покупает».


окончание: Из записок опера. Санитар. Гл.6

начало: Из записок опера. Санитар. Гл.3

Для расследования этого преступления была создана группа из шести человек, куда входили два сотрудника прокуратуры – следователь и следователь-криминалист, и четверо оперативных сотрудников – Иван Соколов, Георгий Ломанюк, Владимир Антонов и я. Руководил нашей группой – Гоша Ломанюк, капитан милиции, начальник отдела «убийств» и имевший большой опыт в раскрытии преступлений против личности.

После совещания Ломанюк подозвал меня: «Юра, звонил Константин Иванович. Заключение готово. Ты не занят?»

- Съезжу, Гоша, с удовольствием съезжу. Мне, как раз по пути. Со своим человечком встретиться надо, переговорить. Ну, это только после обеда, так, что успею.
И я поехал в морг.

Судмедэксперт Константин Иванович был очень занятным человеком. Невысокого роста толстячок, он носил аккуратную круглую бородку и большие роговые очки с толстыми стёклами, за которыми скрывались глаза добряка. Тела вскрывал, словно семечки щёлкал. Обращался он с трупами ласково, разговаривал с ними: «Потерпи, голубчик, сейчас будет немного больно», «Ай-я-яй, как же тебя так угораздило, красавица?!» или «Сейчас зашьём тебя и хоть снова – под венец!»… Несмотря, на морально тяжёлую работу в таком скорбном месте, он источал жизнелюбие и веселье, своеобразное, конечно, в основном весь юмор доставался его профессии. Любимыми его поговорками были: «Обращайтесь, если что», «Эх, попадись ко мне он в руки!», «От меня ещё никто не ушёл», «Все там будем, но я должен вас вскрыть первым»... Дымил, как паровоз своими папиросами, прямо там, на рабочем месте, говоря при этом: «Их теперь уже ничто не убьёт».

- Юра, дорогой! Сдохнуть мне на месте, как я рад! – он встретил меня на пороге своего кабинета, видно только закончил работать, и сделал вид, что хочет заключить меня в объятья, широко раскинув руки в окровавленных перчатках. – Что ж ты так редко бываешь у меня? Совсем забыл старика… Эх, молодёжь!

- Тьфу-тьфу, Константин Иванович! Лучше уж вы ко мне… Скоро «подснежники»* пойдут, так что часто будем видеться. –

- Нетушки!  К вам только попадись! Замучаете до смерти своими допросами... Давай, рассказывай, как твои дела? Как жена? Дети? О деле потом. Ударим по чайку крепенькому? Вид у тебя, как у мертвяка… Не высыпаешься, поди? А то и по коньячку, а? Отличный коньячок, пять звездочек!

* * *
- На, ознакомься, - Константин Иванович подал мне заключение экспертизы. – А это – «биология», - он подал мне ещё лист. - Потом поднимешься к девчонкам, распишешься в журнале.

- Спасибо, Константин Иванович, быстро сработали! Я ваш должник, – искренне сказал я.

- Ерунда! – отмахнулся он. – Ты же знаешь, если надо, сделаем. По трупам пойду, а в срок закончу, - и он довольно засмеялся.

- Хорошие у вас шутки, Константин Иванович! – усмехнулся я, - Очень уж они живые...

- А то! В нашем деле без шуток помрёшь. А охотников залезть под чужую шкуру пруд пруди… Одного из них ты знаешь. Ладно, к делу. – он посерьёзнел, - Красиво голову сняли. Понимаешь, ни одного лишнего пореза, чётко, по позвонкам. Не иначе, как мой коллега поработал, ну или мясник. Инструмент острый, хорошо наточен. Короче, ищи профессионала.

* * *
Судебно-медицинская экспертиза показала, что найденная голова принадлежит мужчине возраста 40-45 лет. Кроме нижней челюсти у головы полностью отсутствует кожа в волосистой части, попросту, снят скальп. Все многочисленные повреждения в виде ссадин и рваных ран являются посмертными. С момента смерти прошло не более трёх дней.
Биологическая экспертиза определила, что исследуемые пятна на открытке являются кровью. Сравнительный анализ образцов крови на открытке и крови, изъятой у потерпевшего, показал, что оба образца принадлежат убитому мужчине.

С целью установления личности погибшего, руководство поручило поднять дела о пропаже людей, то есть, дела без вести пропавших по заявлениям родственников за последнюю неделю. Ведь зачастую от самой жертвы ведёт ниточка к преступнику. Возможно, что данное преступление совершено на бытовой почве - из-за ссоры, долга, ревности… Поэтому, установление личности жертвы было нашей первоочередной задачей. Результата получено не было, поскольку ни одно пропавшее на тот момент, лицо не подходило под возраст жертвы. Но чья это голова? Почему никто не хватился этого человека? Возможно он одинок и пусть не семья, его бы могли хватиться соседи, но и таких заявлений не поступало. Возможно, что этот человек был приезжим, откуда-то издалека и это уже, конечно, усложняет поиски. Оставалось дождаться ответов на разосланные отдельные поручения в другие регионы.

Не давало покоя «профессиональное» отчленение головы… Мы сидели в кабинете и составляли план мероприятий с учётом последней полученной информации, когда Ломанюк спросил: «Ваня, а помнишь то, скандальное дело с «ногами»?» Тот кивнул.

- Как не помнить! – ухмыльнулся Иван. - Старое дело. Уж лет пять прошло, кажется… Ну и загадку нам тогда подкинули эти оболтусы! Думаешь, снова за старое взялись?

Ломанюк задумчиво помотал головой: «Навряд ли… Но всё же проверить надо. Сгонял бы ты к ним, поузнавал, да заодно провёл бы беседу по профилактике. Ну, мне тебя учить не надо, сам знаешь, что и как.»

«К ним», это в госпиталь.  Было это в конце 60-х годов. Шуму было…натерпелся тогда город страху. В одно прекрасное утро, когда, набивши собой автобус, работоспособная часть добропорядочных граждан ехала на работу, скучающе глядя в плечо соседа, а кому подфартило – в окно, на проезжую часть выбежала собака. Ну выбежала, и выбежала… Повезёт, так притормозит водитель, а не повезёт… Никак не поспевала собака пересечь дорогу, мешала ей тяжёлая ноша, собака её по земле волочит, высоко задирает голову… Водитель автобуса по тормозам, содержимое автобуса уплотняется так, что можно вернуться на остановку и забрать тех, кто в этот автобус не влез, а собака, напугавшись, бросает свою ношу и даёт дёру. Автобус останавливается, водитель выходит, а с ним выходят и любопытствующие, поглядеть на то, что потеряла собака. А на дороге лежала человеческая нога…
А телефон в дежурке разрывается... «Собака с рукой», «собака со ступней»… «А в соседний двор просят прислать службу по отлову бродячих собак, поскольку собаки оккупировали мусорные контейнеры, а местные жители, из боязни быть покусанными, отогнать их не могут.» Прибывшая на адрес служба по отлову, обнаружила мусорный контейнер с человеческими останками. В ходе разбирательств, выяснилось, что человеческие останки являются результатом хирургических операций, в ходе которых и были отделены эти органы, как больные. Сам контейнер принадлежал госпиталю и нерадивые санитары, вместо того, чтобы утилизировать останки, просто выбросили их в мусорницу.

* * *
На предмет установления лица, совершившего преступление, мы перелопатили всю оперскую картотеку за десятки лет по ранее судимым за аналогичные преступления. Были сделаны запросы в соседние области, но всё безрезультатно. Отработка по агентуре* также не принесла успеха.

Я, Иван и Володя рванули на рынки, где осуществлялась торговля мясом. Мы опросили каждого продавца, торгующего мясом, каждого рубщика, но подозрительных лиц среди них не выявили.
И вот, уже на последнем рынке под названием «Казачий» один из продавцов – пожилой татарин, пожаловался нам: «Торговал мясом… мал-мала отвернулся баран положить, а ножик – нет… Письмо есть!» Он полез в карман халата и достал листок бумаги на котором было выведено каллиграфическим почерком: «Расписка. Реквизировано во временное пользование. Дзержинский.»

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
* «подснежник» - тpуп, обнаpуженный под снегом
* агентура – осведомитель, завербованный обычно из криминальной среды

продолжение следует...