первая часть здесь Песчаный колокол
Мужчина, понимая, что разговор затягивается, присел на гостевой стул и, закинув ногу на ногу, начал по порядку, всё тем же спокойным размеренным голосом:
— Вы часто произносите это слово: «чёрт». У Вас с ним какие-то проблемы или дела?
Герман не ответил.
— Да, голубь будет летать ещё три дня, пока его время не придёт — таков закон Вселенной. Каждому отведено его собственное время, и я слежу за тем, чтобы всё шло точно по расписанию.
Голубь сорвался с дверцы, и та протяжно скрипнула. Раскидывая по мастерской свой пух и крупицы песка, он приземлился на ботинок гостя, который висел в воздухе, и начал клевать его подошву.
— Кто. Вы. Такой? — жёстко повторил свой вопрос хозяин мастерской.
— У меня нет имени, потому что у меня не было матери, чтобы мне его дать. Есть целый список прозвищ, придуманных людьми: Смерть, Костлявый, — здесь он впервые позволил себе лёгкую усмешку, — ещё были: Мара, Хель, Танатос, Осирис и много-много других, которые я не хочу перечислять. Все они неправильно описывают суть моей работы, но, в целом, схожи по смыслу, а потому — я не обижаюсь. Раз людям так угодно… В общем, Вы можете выбрать любое из этих, какое понравится. Несмотря на то, что некоторые — женские, я не обижусь.
Герман нервно улыбнулся, но слова не лезли наружу, застряв где-то в желудке.
— Хотите сказать, что Вы — Смерть? — иронично хмыкнул скульптор, но это было больше похоже на скулёж.
— Смерть — это переход из одного состояния в другое, я лишь слежу за…
Герман посмотрел на него умоляющим взглядом.
— Хорошо, — поднял мужчина руки кверху, словно сдаваясь на волю невежества. — Я — Смерть. И я рад, что мы с Вами сработались.
— Я… Я тоже, наверное, — ответил Герман, всё ещё сомневаясь в том, что в его мастерскую заглянул кто-то с той стороны мира, что человек называл «загробным». — Признайтесь уже, наконец, Вы ведь шутите, так?
— Я похож на юмориста?
«Вы похожи на моего мастера с архитектурного факультета», — хотел сказать Герман, но в ответ лишь коротко помотал головой.
— А что с этим? — качнул он подбородком в сторону мёртвого тела.
— Ничего, — мужчина наклонился к обездвиженному голубю и махнул рукой.
Та прошла сквозь тело, которое тотчас превратилось в чёрный дым, что шлейфом потянулся за рукой мужчины, а через несколько секунд растворился в воздухе.
— Будем считать, что его никогда не было. Что ж, мне пора идти, огромное спасибо за то, что задержались после работы и сделали для меня эту… кхм, статуэтку, — он встал, и голубь вернулся на дверь.
— Отзывы я Вам напишу самые лестные, не сомневайтесь — они дадут толчок к новым клиентам. У таких мастеров должны быть клиенты — это заслуженно. Единственное, уборку я вам всё-таки советую закончить и проветрить помещение тоже не помешает.
— Подождите!!!
Мужчина посмотрел на Германа, который с трудом перебарывал шок, боясь запутаться в собственных мыслях и словах.
— Вы должны мне всё объяснить! — требовал мастер, который почему-то считал, что им незаслуженно воспользовались в таком серьёзном деле как воскрешение, пускай и обычного голубя.
Он хотел знать, что это была за чудесная глина, и почему этот тип — Смерть, как он сам себя позиционировал, не сделал голубя сам.
— Я должен Вам отзывы на сайтах и две пятьсот, но деньги Вы уже получили, отзывы, кстати, я только что закончил, можете проверить. Всего хорошего.
— Нет! Нет, не всего хорошего, стойте, что за глину Вы принесли? Откуда она?
Мужчина остановился:
— Эта глина из того места, что многие народы называют «царство мёртвых» или «земля мёртвых». Хотя я лично не вижу в этих названиях никакой логики.
— И что, всё вот так вот просто? Слепил из глины голубя, коснулся другим — тем, что умер, и всё? Получается, можно воскрешать мёртвых? Я могу вернуть свою маму? — голос Германа дрогнул от зарождающейся надежды.
— Нет, не можете. После смерти тело держит душу ещё несколько часов, потом она уходит — этот процесс необратим.
— Куда уходит? — Герман заметно огорчился, но интерес лишь возрос.
— Она уходит в это самое «царство мёртвых» и становится там глиной, из которой жизнь лепит новые тела, но этот процесс происходит сам по себе, мы никак не можем на это повлиять — ни Вы, ни я.
— Хотите сказать, что все мы — какая-то глина?
— Человеческое тело не зря называют сосудом. Душа — это то, чем сосуд наполнен. Согласитесь, что делать сосуды из глины куда проще, чем, скажем, из стекла или пластика. К тому же этих материалов не было сто веков назад. Честно говоря, все тонкости мне неизвестны. Я лишь слежу за тем, чтобы всё шло по правилам, остальное меня мало интересует.
— Но это невозможно! Тело формируется в утробе матери! Оно состоит из плоти! — не унимался Герман, крича в спину уходящему мужчине.
«Это всё какой-то бред», — крутилось в голове Германа.
Тут под потолком пролетел голубь, сбросив на плечо мастера грязный «снаряд».
Герман открыл дверь нараспашку и, выбежав в поздний осенний вечер, крикнул на всю улицу: «Эй, вы забыли птицу!». Но, не застав адресата своего сообщения, принялся самостоятельно выгонять голубя наружу. Тот никак не хотел покидать место своего воскрешения. Но Герман был не намерен оставлять проклятую птицу в своей обители, и спустя минут десять голубь уже топтался на тротуаре, набивая желудок разогретой за день асфальтной крошкой и Бог знает, чем ещё.
Скульптор последовал совету необычного посетителя и принялся наводить порядок в мастерской, раскрыв нараспашку все окна. Официально уборка проходила в помещении, но на самом деле Герман разбирался в своей голове, раскладывая мысли по полкам. Он закончил в третьем часу ночи, и результат радовал взгляд. Правда, в голове по-прежнему творился бардак. Хорошо, что хоть мастерская приняла божеский вид. Жаль, что эта чистота продержится лишь до следующего мастер-класса, которые Герман организовывал каждые два дня.
Ночью скульптору приснились голуби. Он был одним из них, но при этом — чужаком, что постоянно пытался прибиться к стае. Пернатые собратья его не пускали, грозно вскидывая кверху крылья и распушая хвосты, потому что Герман был слеплен из глины и жутко пугал свою родню.
Весь следующий день Герман занимался кувшином. Он должен был сдать композицию до конца недели, иначе придётся отвечать за полученный аванс. К тому же заказчик был иностранцем, скульптор был обязан переправить своё имя через океан вместе с этим набором для вина.
Воодушевленный отзывами, которые оставил на всех сайтах тот, кто называл себя Смертью, Герман закончил работу за один день. Его похвалил, пожалуй, самый требовательный человек в истории, если, конечно, его можно назвать человеком. Это воодушевляло. Правда, Герман не был уверен в том, что у Смерти были особые требования — он принял поделку слишком легко. Возможно, глина доделывала всё сама и ей неважно, что мастер мог допустить некоторые неточности или ошибиться с габаритами и природным рисунком на теле птицы. Возможно, важны были только контуры и размеры, но Герман решил всё-таки, что всё дело в его мастерстве. Именно поэтому голубь получился таким замечательным. Он не мог допустить ошибок, кто угодно, но только не он.
В воскресенье мастерскую заполнила толпа «вшивых». Именно так мастер называл людей, которые вели здоровый образ жизни, вследствие чего у них постоянно чесались руки слепить себе кривую кружку, нарисовать отвратительный натюрморт и изнасиловать гитару своим стремлением к творчеству.
Он терпеть не мог учить и объяснять основы тем, кто не собирался углубляться в суть искусства. Люди бесили его своими неудачами и смехом, который эти неудачи вызывали, но при этом касса приятно разбухала от наличности. Иногда такие курсы и мастер-классы приносили дохода больше, чем сами изделия. Герман натужно улыбался и старался быть максимально терпеливым, но часто срывался, за что имел в народе репутацию зануды, но к нему всё равно шли. У Германа было дёшево и сам скульптор считался достаточно сильным профессионалом, пока несколько лет назад не открылась «Старая ваза». Она значительно проредила толпы клиентов, Герману пришлось выпускать различные скидочные купоны и даже устраивать розыгрыши бесплатных часов посещения. Но сегодня проблем с народом не было.
Безвкусные кружки, тарелки, горшки, простейшие фигуры негабаритных животных и людей быстро заполняли столы и полки мастерской. И им не было конца. Люди дуром пёрлись с самого утра, и это было так же прекрасно, как и ужасно. Шум и толкучка в тесном помещении раздражали и мешали сосредоточиться, но всё можно стерпеть, когда пальцы касаются денег.
Только за сегодняшний день Герман собрал больше, чем должен был получить за набор из кувшина и кружек, но ближе к вечеру голова и руки были совсем обескровленными от усталости. Он делал длительные перекуры, и многие посетители покидали мастерскую, так и не дождавшись своей очереди.
В тот же вечер пришёл Он. Осирис, — так всё-таки решил называть странного гостя Герман, — был в том же костюме и с тем же безразличием на лице. Он пришёл незаметно и затесался в толпе студентов. Герман завидел его не сразу — лишь когда кто-то из толпы обратился к мастеру, Герман заметил на себе этот холодный взгляд и, прослушав суть задаваемого вопроса, просто кивнул в ответ парню, который позвал его.
— А когда можно записаться? — снова раздался надоедливый голос, который вывел Германа из ступора.
— Что? — переспросил он у лопоухого юноши с таким сальным лбом, что тот отбрасывал солнечные зайчики.
— Когда можно будет записаться к Вам в подмастерья? — повторил он.
— Я не беру подмастерьев, — брезгливо бросил Герман.
— Но Вы же только что кивнули, когда я спросил об этом, — не унимался паренёк.
— Я не расслышал вопроса. Простите, но ученики мне не нужны.
— Очень жаль, Ваш талант нужно передавать молодому поколению. Сами понимаете, время мастера не вечно, — совершенно спокойно произнёс Осирис, и Германа тут же прошиб сильнейший озноб.
Вся спина и руки его покрылась гусиной кожей, словно в помещение проник январский сквозняк.
Голос мужчины в чёрном пиджаке, казалось, расслышал только сам Герман, потому что никто не обратил внимания на этот странный и жуткий комментарий. Эти слова так напугали и озлобили мастера, что, запутавшись в собственных эмоциях, он сам не заметил, как выдал вслух следующее:
— Пусть заканчивают институт как все нормальные люди, а не лепят всякую фигню, из которой не то что пить или есть, но и другим показывать стыдно.
А вот этот комментарий расслышали абсолютно все. В воздухе повисло неловкое молчание, и только звук монотонно крутящегося гончарного колеса царапал слух.
Люди молча покидали мастерскую — один за другим. Герман хотел было извиниться, но понял, что словами сейчас можно всё сделать только хуже. Спустя пять минут в мастерской остались только он, Осирис и ещё несколько человек, которые пропустили всё мимо ушей.
— Зачем же Вы так сурово? — нарушил тишину мужчина в пиджаке. — Теперь о Вас оставят кучу негативных отзывов.
Герман лишь пожал узкими плечами. Сейчас его волновал совершенно другой, более острый, вопрос.
— Почему Вы сказали, что время мастера не вечно? Мне что, скоро на покой? — не обращая внимание на других людей, словно те были парой залётных мух, произнёс скульптор.
— Ну как Вам сказать, — Осирис постучал себя по карманам и, обнаружив в одном из них то, что нужно, извлек это и поставил на стол.
— Песочные часы?
— Да — Ваши. Показывают, сколько Вам осталось.
Герман замолчал. Он словно почувствовал невидимую руку, сдавливающую горло. Во рту так сильно пересохло, что он открыл его и начал ловить воздух, но тот не хотел проникать внутрь и лишь издавал хлопающий звук в дрожащей глотке.
Люди, что ожидали продолжения уроков, наконец поняли, что происходит какая-то ерунда и, не потребовав назад свои деньги, быстро вышли прочь.
Герман не сводил взгляда с маленьких стеклянных часов. Подумать только, вся его жизнь умещалась в обычном кармане. Песок в часах сыпался медленно. Тонкой, практически невидимой, струйкой. Чтобы рассчитать количество лет, потребовалось бы немало времени, но, судя по наполненности стеклянного сосуда, у Германа была примерно половина от общего количества. От осознания этого он протяжно выдохнул. Хватка на горле ослабла.
— Что Вам? Снова голубя слепить? — обиженно произнёс Герман, чувствуя вину гостя в том, что произошло с учениками.
— Нет. На этот раз я к Вам с деловым предложением.
Герман попытался скопировать безразличное выражение Смерти, но у него это выходило слишком наигранно.
— Видите ли, Вы — не единственный мастер, к которому я обращался. На протяжении всего времени сотни людей помогали мне сохранять баланс между жизнью и смертью. Последний скульптор, с кем я работал, умер буквально вчера. Он прожил достойную и светлую жизнь. Я был безгранично щедр с ним и, благодаря нашей сделке, этот человек занимался исключительно любимым делом и ни в чём никогда не нуждался. Он творил. Творил не просто сложные и красивые фигуры — он творил саму жизнь. Вы понимаете, о чём я. Вы сами попробовали сделать то же самое.
Герман слушал очень внимательно. Каждое слово его гипнотизировало и рисовало в голове различные картины и пути, куда этот разговор мог привести.
— Мне нужен новый мастер. Вы подходите идеально, — наконец подошел к сути тот, кого люди именовали «старуха с косой».
— Я? Лепить тела для воскрешения?
— Именно так. Машина жизни не идеальна и часто случаются всякие конфузы, за которые я в ответе. Но я — не скульптор. Я — не создатель и не имею права уродовать ту оболочку, что была дана существам Богом.
— То есть, Бог существует?!
— Этого я, к сожалению, точно сказать не могу. Мои знания и возможности небезграничны. У меня есть лишь мои обязанности и я строго выполняю их. Таковы были условия моего появления на свет. Вас, правда, всё это не касается.
Герман задумался. Мир за окном медленно терял яркость и цвета, погружаясь в ночь. Он взглянул на часы собственной жизни и явственно ощутил, что она тоже идёт к неминуемому закату, который гораздо ближе, чем иногда кажется. Вот он, прямо перед ним, его собственный секундомер. Это было гадко — вот так вот ставить перед ним часы, но дело сделано, и теперь Герман лишний раз убедился, что он смертен. Или нет?
— Какой смысл в богатстве, если нельзя жить вечно?
— Разве мало прожить то, что отведено, занимаясь исключительно любимым делом и получая за это хорошие деньги? Никаких больше мастер-классов, никаких привередливых клиентов — только Вы и Ваши скульптуры, которые оценит само мироздание.
— Это очень здорово. Уверен, что такая жизнь прекрасна, но она закончится рано или поздно, а, если верить Вашим часам, то, скорее, рано, — он боялся глядеть на струящийся песок, но, сделав над собой усилие, снова стрельнул глазами туда, где медленно заканчивалась его жизнь.
— Но зачем Вам жить дольше?
— Чтобы совершенствоваться, — Герман произнёс это твёрдым как сталь голосом, словно это была непоколебимая истина.
— Вы хотите стать лучшим скульптором всех времён и народов?
— Почему бы и нет? Потому что гордыня — это грех? Разве это кому-то навредит? Да, я этого хочу!
— А вам? Не навредит?
— Мне хорошо только тогда, когда я творю, — несмотря на пафосные слова, он произносил их так неистово и горячо, что воздух вокруг становился тяжелее. — Я посвятил этому всё своё время и отдал очень многое за возможность совершенствоваться.
От каждой фразы голос его немного вздрагивал, он делал небольшие паузы, чтобы дать прочувствовать гостю всю сочность слов:
— Поверьте, я готов творить вечно. Но Вам не понять, Вы же — всего лишь служитель времени и сроков.
Последние слова, по мнению Германа, должны были оскорбить Смерть, но тот никак не изменился в лице.
Снова повисло молчание, которое прервалось голосом гостя:
— Значит, хотите быть бессмертным?
Тут сердце Германа застучала как-то неровно. Это слово — бессмертие — оно пробежалось по всему его телу мелкой колючей дрожью. Он попробовал его на вкус. Беззвучно произнёс, размыкая и смыкая губы. Оно было прекрасным, самым сильным словом из всех, и Герман ощутил легкую эйфорию, услышав это слово от самой Смерти.
— Да, было бы здорово стать бессмертным...
Продолжение следует...
Если не хотите ждать, вы можете найти повесть по названию на сайте ЛитРес или перейти в мою группу в вк, там я рассказываю об этом подробнее
