Песчаный колокол. Продолжение
первая часть здесь Песчаный колокол
Мужчина, понимая, что разговор затягивается, присел на гостевой стул и, закинув ногу на ногу, начал по порядку, всё тем же спокойным размеренным голосом:
— Вы часто произносите это слово: «чёрт». У Вас с ним какие-то проблемы или дела?
Герман не ответил.
— Да, голубь будет летать ещё три дня, пока его время не придёт — таков закон Вселенной. Каждому отведено его собственное время, и я слежу за тем, чтобы всё шло точно по расписанию.
Голубь сорвался с дверцы, и та протяжно скрипнула. Раскидывая по мастерской свой пух и крупицы песка, он приземлился на ботинок гостя, который висел в воздухе, и начал клевать его подошву.
— Кто. Вы. Такой? — жёстко повторил свой вопрос хозяин мастерской.
— У меня нет имени, потому что у меня не было матери, чтобы мне его дать. Есть целый список прозвищ, придуманных людьми: Смерть, Костлявый, — здесь он впервые позволил себе лёгкую усмешку, — ещё были: Мара, Хель, Танатос, Осирис и много-много других, которые я не хочу перечислять. Все они неправильно описывают суть моей работы, но, в целом, схожи по смыслу, а потому — я не обижаюсь. Раз людям так угодно… В общем, Вы можете выбрать любое из этих, какое понравится. Несмотря на то, что некоторые — женские, я не обижусь.
Герман нервно улыбнулся, но слова не лезли наружу, застряв где-то в желудке.
— Хотите сказать, что Вы — Смерть? — иронично хмыкнул скульптор, но это было больше похоже на скулёж.
— Смерть — это переход из одного состояния в другое, я лишь слежу за…
Герман посмотрел на него умоляющим взглядом.
— Хорошо, — поднял мужчина руки кверху, словно сдаваясь на волю невежества. — Я — Смерть. И я рад, что мы с Вами сработались.
— Я… Я тоже, наверное, — ответил Герман, всё ещё сомневаясь в том, что в его мастерскую заглянул кто-то с той стороны мира, что человек называл «загробным». — Признайтесь уже, наконец, Вы ведь шутите, так?
— Я похож на юмориста?
«Вы похожи на моего мастера с архитектурного факультета», — хотел сказать Герман, но в ответ лишь коротко помотал головой.
— А что с этим? — качнул он подбородком в сторону мёртвого тела.
— Ничего, — мужчина наклонился к обездвиженному голубю и махнул рукой.
Та прошла сквозь тело, которое тотчас превратилось в чёрный дым, что шлейфом потянулся за рукой мужчины, а через несколько секунд растворился в воздухе.
— Будем считать, что его никогда не было. Что ж, мне пора идти, огромное спасибо за то, что задержались после работы и сделали для меня эту… кхм, статуэтку, — он встал, и голубь вернулся на дверь.
— Отзывы я Вам напишу самые лестные, не сомневайтесь — они дадут толчок к новым клиентам. У таких мастеров должны быть клиенты — это заслуженно. Единственное, уборку я вам всё-таки советую закончить и проветрить помещение тоже не помешает.
— Подождите!!!
Мужчина посмотрел на Германа, который с трудом перебарывал шок, боясь запутаться в собственных мыслях и словах.
— Вы должны мне всё объяснить! — требовал мастер, который почему-то считал, что им незаслуженно воспользовались в таком серьёзном деле как воскрешение, пускай и обычного голубя.
Он хотел знать, что это была за чудесная глина, и почему этот тип — Смерть, как он сам себя позиционировал, не сделал голубя сам.
— Я должен Вам отзывы на сайтах и две пятьсот, но деньги Вы уже получили, отзывы, кстати, я только что закончил, можете проверить. Всего хорошего.
— Нет! Нет, не всего хорошего, стойте, что за глину Вы принесли? Откуда она?
Мужчина остановился:
— Эта глина из того места, что многие народы называют «царство мёртвых» или «земля мёртвых». Хотя я лично не вижу в этих названиях никакой логики.
— И что, всё вот так вот просто? Слепил из глины голубя, коснулся другим — тем, что умер, и всё? Получается, можно воскрешать мёртвых? Я могу вернуть свою маму? — голос Германа дрогнул от зарождающейся надежды.
— Нет, не можете. После смерти тело держит душу ещё несколько часов, потом она уходит — этот процесс необратим.
— Куда уходит? — Герман заметно огорчился, но интерес лишь возрос.
— Она уходит в это самое «царство мёртвых» и становится там глиной, из которой жизнь лепит новые тела, но этот процесс происходит сам по себе, мы никак не можем на это повлиять — ни Вы, ни я.
— Хотите сказать, что все мы — какая-то глина?
— Человеческое тело не зря называют сосудом. Душа — это то, чем сосуд наполнен. Согласитесь, что делать сосуды из глины куда проще, чем, скажем, из стекла или пластика. К тому же этих материалов не было сто веков назад. Честно говоря, все тонкости мне неизвестны. Я лишь слежу за тем, чтобы всё шло по правилам, остальное меня мало интересует.
— Но это невозможно! Тело формируется в утробе матери! Оно состоит из плоти! — не унимался Герман, крича в спину уходящему мужчине.
«Это всё какой-то бред», — крутилось в голове Германа.
Тут под потолком пролетел голубь, сбросив на плечо мастера грязный «снаряд».
Герман открыл дверь нараспашку и, выбежав в поздний осенний вечер, крикнул на всю улицу: «Эй, вы забыли птицу!». Но, не застав адресата своего сообщения, принялся самостоятельно выгонять голубя наружу. Тот никак не хотел покидать место своего воскрешения. Но Герман был не намерен оставлять проклятую птицу в своей обители, и спустя минут десять голубь уже топтался на тротуаре, набивая желудок разогретой за день асфальтной крошкой и Бог знает, чем ещё.
Скульптор последовал совету необычного посетителя и принялся наводить порядок в мастерской, раскрыв нараспашку все окна. Официально уборка проходила в помещении, но на самом деле Герман разбирался в своей голове, раскладывая мысли по полкам. Он закончил в третьем часу ночи, и результат радовал взгляд. Правда, в голове по-прежнему творился бардак. Хорошо, что хоть мастерская приняла божеский вид. Жаль, что эта чистота продержится лишь до следующего мастер-класса, которые Герман организовывал каждые два дня.
Ночью скульптору приснились голуби. Он был одним из них, но при этом — чужаком, что постоянно пытался прибиться к стае. Пернатые собратья его не пускали, грозно вскидывая кверху крылья и распушая хвосты, потому что Герман был слеплен из глины и жутко пугал свою родню.
Весь следующий день Герман занимался кувшином. Он должен был сдать композицию до конца недели, иначе придётся отвечать за полученный аванс. К тому же заказчик был иностранцем, скульптор был обязан переправить своё имя через океан вместе с этим набором для вина.
Воодушевленный отзывами, которые оставил на всех сайтах тот, кто называл себя Смертью, Герман закончил работу за один день. Его похвалил, пожалуй, самый требовательный человек в истории, если, конечно, его можно назвать человеком. Это воодушевляло. Правда, Герман не был уверен в том, что у Смерти были особые требования — он принял поделку слишком легко. Возможно, глина доделывала всё сама и ей неважно, что мастер мог допустить некоторые неточности или ошибиться с габаритами и природным рисунком на теле птицы. Возможно, важны были только контуры и размеры, но Герман решил всё-таки, что всё дело в его мастерстве. Именно поэтому голубь получился таким замечательным. Он не мог допустить ошибок, кто угодно, но только не он.
В воскресенье мастерскую заполнила толпа «вшивых». Именно так мастер называл людей, которые вели здоровый образ жизни, вследствие чего у них постоянно чесались руки слепить себе кривую кружку, нарисовать отвратительный натюрморт и изнасиловать гитару своим стремлением к творчеству.
Он терпеть не мог учить и объяснять основы тем, кто не собирался углубляться в суть искусства. Люди бесили его своими неудачами и смехом, который эти неудачи вызывали, но при этом касса приятно разбухала от наличности. Иногда такие курсы и мастер-классы приносили дохода больше, чем сами изделия. Герман натужно улыбался и старался быть максимально терпеливым, но часто срывался, за что имел в народе репутацию зануды, но к нему всё равно шли. У Германа было дёшево и сам скульптор считался достаточно сильным профессионалом, пока несколько лет назад не открылась «Старая ваза». Она значительно проредила толпы клиентов, Герману пришлось выпускать различные скидочные купоны и даже устраивать розыгрыши бесплатных часов посещения. Но сегодня проблем с народом не было.
Безвкусные кружки, тарелки, горшки, простейшие фигуры негабаритных животных и людей быстро заполняли столы и полки мастерской. И им не было конца. Люди дуром пёрлись с самого утра, и это было так же прекрасно, как и ужасно. Шум и толкучка в тесном помещении раздражали и мешали сосредоточиться, но всё можно стерпеть, когда пальцы касаются денег.
Только за сегодняшний день Герман собрал больше, чем должен был получить за набор из кувшина и кружек, но ближе к вечеру голова и руки были совсем обескровленными от усталости. Он делал длительные перекуры, и многие посетители покидали мастерскую, так и не дождавшись своей очереди.
В тот же вечер пришёл Он. Осирис, — так всё-таки решил называть странного гостя Герман, — был в том же костюме и с тем же безразличием на лице. Он пришёл незаметно и затесался в толпе студентов. Герман завидел его не сразу — лишь когда кто-то из толпы обратился к мастеру, Герман заметил на себе этот холодный взгляд и, прослушав суть задаваемого вопроса, просто кивнул в ответ парню, который позвал его.
— А когда можно записаться? — снова раздался надоедливый голос, который вывел Германа из ступора.
— Что? — переспросил он у лопоухого юноши с таким сальным лбом, что тот отбрасывал солнечные зайчики.
— Когда можно будет записаться к Вам в подмастерья? — повторил он.
— Я не беру подмастерьев, — брезгливо бросил Герман.
— Но Вы же только что кивнули, когда я спросил об этом, — не унимался паренёк.
— Я не расслышал вопроса. Простите, но ученики мне не нужны.
— Очень жаль, Ваш талант нужно передавать молодому поколению. Сами понимаете, время мастера не вечно, — совершенно спокойно произнёс Осирис, и Германа тут же прошиб сильнейший озноб.
Вся спина и руки его покрылась гусиной кожей, словно в помещение проник январский сквозняк.
Голос мужчины в чёрном пиджаке, казалось, расслышал только сам Герман, потому что никто не обратил внимания на этот странный и жуткий комментарий. Эти слова так напугали и озлобили мастера, что, запутавшись в собственных эмоциях, он сам не заметил, как выдал вслух следующее:
— Пусть заканчивают институт как все нормальные люди, а не лепят всякую фигню, из которой не то что пить или есть, но и другим показывать стыдно.
А вот этот комментарий расслышали абсолютно все. В воздухе повисло неловкое молчание, и только звук монотонно крутящегося гончарного колеса царапал слух.
Люди молча покидали мастерскую — один за другим. Герман хотел было извиниться, но понял, что словами сейчас можно всё сделать только хуже. Спустя пять минут в мастерской остались только он, Осирис и ещё несколько человек, которые пропустили всё мимо ушей.
— Зачем же Вы так сурово? — нарушил тишину мужчина в пиджаке. — Теперь о Вас оставят кучу негативных отзывов.
Герман лишь пожал узкими плечами. Сейчас его волновал совершенно другой, более острый, вопрос.
— Почему Вы сказали, что время мастера не вечно? Мне что, скоро на покой? — не обращая внимание на других людей, словно те были парой залётных мух, произнёс скульптор.
— Ну как Вам сказать, — Осирис постучал себя по карманам и, обнаружив в одном из них то, что нужно, извлек это и поставил на стол.
— Песочные часы?
— Да — Ваши. Показывают, сколько Вам осталось.
Герман замолчал. Он словно почувствовал невидимую руку, сдавливающую горло. Во рту так сильно пересохло, что он открыл его и начал ловить воздух, но тот не хотел проникать внутрь и лишь издавал хлопающий звук в дрожащей глотке.
Люди, что ожидали продолжения уроков, наконец поняли, что происходит какая-то ерунда и, не потребовав назад свои деньги, быстро вышли прочь.
Герман не сводил взгляда с маленьких стеклянных часов. Подумать только, вся его жизнь умещалась в обычном кармане. Песок в часах сыпался медленно. Тонкой, практически невидимой, струйкой. Чтобы рассчитать количество лет, потребовалось бы немало времени, но, судя по наполненности стеклянного сосуда, у Германа была примерно половина от общего количества. От осознания этого он протяжно выдохнул. Хватка на горле ослабла.
— Что Вам? Снова голубя слепить? — обиженно произнёс Герман, чувствуя вину гостя в том, что произошло с учениками.
— Нет. На этот раз я к Вам с деловым предложением.
Герман попытался скопировать безразличное выражение Смерти, но у него это выходило слишком наигранно.
— Видите ли, Вы — не единственный мастер, к которому я обращался. На протяжении всего времени сотни людей помогали мне сохранять баланс между жизнью и смертью. Последний скульптор, с кем я работал, умер буквально вчера. Он прожил достойную и светлую жизнь. Я был безгранично щедр с ним и, благодаря нашей сделке, этот человек занимался исключительно любимым делом и ни в чём никогда не нуждался. Он творил. Творил не просто сложные и красивые фигуры — он творил саму жизнь. Вы понимаете, о чём я. Вы сами попробовали сделать то же самое.
Герман слушал очень внимательно. Каждое слово его гипнотизировало и рисовало в голове различные картины и пути, куда этот разговор мог привести.
— Мне нужен новый мастер. Вы подходите идеально, — наконец подошел к сути тот, кого люди именовали «старуха с косой».
— Я? Лепить тела для воскрешения?
— Именно так. Машина жизни не идеальна и часто случаются всякие конфузы, за которые я в ответе. Но я — не скульптор. Я — не создатель и не имею права уродовать ту оболочку, что была дана существам Богом.
— То есть, Бог существует?!
— Этого я, к сожалению, точно сказать не могу. Мои знания и возможности небезграничны. У меня есть лишь мои обязанности и я строго выполняю их. Таковы были условия моего появления на свет. Вас, правда, всё это не касается.
Герман задумался. Мир за окном медленно терял яркость и цвета, погружаясь в ночь. Он взглянул на часы собственной жизни и явственно ощутил, что она тоже идёт к неминуемому закату, который гораздо ближе, чем иногда кажется. Вот он, прямо перед ним, его собственный секундомер. Это было гадко — вот так вот ставить перед ним часы, но дело сделано, и теперь Герман лишний раз убедился, что он смертен. Или нет?
— Какой смысл в богатстве, если нельзя жить вечно?
— Разве мало прожить то, что отведено, занимаясь исключительно любимым делом и получая за это хорошие деньги? Никаких больше мастер-классов, никаких привередливых клиентов — только Вы и Ваши скульптуры, которые оценит само мироздание.
— Это очень здорово. Уверен, что такая жизнь прекрасна, но она закончится рано или поздно, а, если верить Вашим часам, то, скорее, рано, — он боялся глядеть на струящийся песок, но, сделав над собой усилие, снова стрельнул глазами туда, где медленно заканчивалась его жизнь.
— Но зачем Вам жить дольше?
— Чтобы совершенствоваться, — Герман произнёс это твёрдым как сталь голосом, словно это была непоколебимая истина.
— Вы хотите стать лучшим скульптором всех времён и народов?
— Почему бы и нет? Потому что гордыня — это грех? Разве это кому-то навредит? Да, я этого хочу!
— А вам? Не навредит?
— Мне хорошо только тогда, когда я творю, — несмотря на пафосные слова, он произносил их так неистово и горячо, что воздух вокруг становился тяжелее. — Я посвятил этому всё своё время и отдал очень многое за возможность совершенствоваться.
От каждой фразы голос его немного вздрагивал, он делал небольшие паузы, чтобы дать прочувствовать гостю всю сочность слов:
— Поверьте, я готов творить вечно. Но Вам не понять, Вы же — всего лишь служитель времени и сроков.
Последние слова, по мнению Германа, должны были оскорбить Смерть, но тот никак не изменился в лице.
Снова повисло молчание, которое прервалось голосом гостя:
— Значит, хотите быть бессмертным?
Тут сердце Германа застучала как-то неровно. Это слово — бессмертие — оно пробежалось по всему его телу мелкой колючей дрожью. Он попробовал его на вкус. Беззвучно произнёс, размыкая и смыкая губы. Оно было прекрасным, самым сильным словом из всех, и Герман ощутил легкую эйфорию, услышав это слово от самой Смерти.
— Да, было бы здорово стать бессмертным...
Продолжение следует...
Если не хотите ждать, вы можете найти повесть по названию на сайте ЛитРес или перейти в мою группу в вк, там я рассказываю об этом подробнее
