Точка 72 Начало (часть 2)

Точка 72 Тайна шамана (рассказ 2, часть 1)

Точка 72 Тайна шамана (рассказ 2, часть 2)

Точка 72 Конец и новое начало (часть 1)

- Что?

- Пошли-пошли, Кость, только ничему не удивляйся, - он уже не смотрел на Костю, он уже шагал вперед, будто всю жизнь на этой секретке провел, едва ли ее не проектировал. Бухали его тяжелые сапоги по коридорам, распахивал двери, одну, даже не попытавшись толкнуть, саданул с ноги тяжело и увесисто, и она, дверь, высадив рассохшийся косяк запертым язычком замка, распахнулась. Всё было так, словно он знал всё наперед, хотя… почему «словно» - его эхо зацепило чуть больше, чуть больше он узнал и познал в том видении.

Они шли мимо каких-то огромных установок, больше всего похожих на трансформаторы, только обвешанные дополнительными шарами, обмотками, и, что самое удивительное, в этом царстве тьмы, эти установки чуть-чуть светились холодным синеватым светом. Призрачным, слабым, едва угадываемым, если посветить в их сторону фонарем, то и не видно будет. А так, оглянувшись – видно: светятся, и едва слышно – гудят.

- Сюда, - он остановился у последней двери, толстенной,  железной, даже на вид бронированной.

- Что там?

- Полигон.

- Такой же?

- Нет. Этот весь армированный. Наученные уже были.

Костя потянул ручку, боясь, что дверь может быть заперта, или же просто – приржавела, сдвинь теперь такую многопудовую громадину, но нет. Дверь пошла плавно, беззвучно, без единого скрипа, легко. Отворилась и пред Костей предстал зал, огромный, высокий, будто наполненный синеватым фосфорицирующим туманом. Им было окутано всё кругом, он плавно, медленно, слоисто выплывал из громоздких саркофагов, стекал вниз, как туман в фильмах про ведьм, растекался.

Костя шагнул в зал, шагнул в этот плывущий туман, замер на входе. Фонарь в его руке моргнул, тихонько зашипел и погас. Тут даже горение похоже не дозволялось, не то что работа электрики, электроники.

Костя сделал еще шаг вперед, туман расползался от его движений, обтекал его. Оглянулся, Сергеич стоял всё там же, за дверью. Он курил, глубоко затягивался, задерживал вдох, и выдыхал уже почти прозрачный сизый дымок.

- Сергеич, - почему-то не громко, едва ли не шепотом, позвал он, - Ты чего там?

- Не хочу я, не хочу я, Костя, вот так вот, как скотина на убой.

- Ты вообще про что?

- Про это я, Кость, - и вдруг, внезапно, закричал так, что заметалось, загремело эхо под сводами этого огромного зала, - Про это вот всё! Про это!

Зло бросил окурок, вдавил его в пол, сплюнул смачно, и резко, порывисто вошел в зал. Вошел, и не остановился, пошел вперед, к саркофагам, по дороге хватанул плечом по замершему Косте, да так, что тот едва не повалился, прошел к центральному из саркофагов, встал над ним, смотря туда, внутрь. Дышал он тяжело, грудь его вздымалась и опадала, кулаки сжимались и разжимались, вздувались ноздри.

Костя поспешил за ним следом, чуть испуганно озираясь, и было от чего. Вокруг стала кишеть жизнь. Будто из нор, то ли из вентиляционных отверстий, то ли еще откуда-то, стали появляться мелкие твари. Странные, гротескные, разные. Какая напоминает лисицу, какая куницу, а всё больше таких, что на крыс похожи. Они словно зрители, выбегали, останавливались, замирали. Вставали на задние лапы, смотрели.

Костя встал рядом с Сергеичем, глянул в саркофаг и… там, в питательном растворе, лежал человек. Как живой, как спящий. Обычный, среднестатистический, чуть пожилой, голый, облепленный электродами, как там, в видении. Глянул в соседний саркофаг. Там старик. Тоже голый, обвисшая плоть, закрытые глаза, электроды, провода.

- И что это? Что дальше? – голос у Кости дрожал.

И тут случилось дальше!

Весь проект выложился у него перед глазами, расстелился пред его памятью от начала, от больших надежд и до самого конца, до последних его минут, и понесся дальше, сквозь время, вперед, набирая обороты, уже обгоняя дни сегодняшние, улетая в далекое-далекое, предполагаемое будущее.

Давно-давно, чуть не тысячу лет назад. Шаман, камлающий на взгорке в одиночестве, чувствующий, как место это волшебное вытягивает из него душу, и он выходит в след за ней, погружается в камень, в почву, и чувствует жизнь вокруг. И видит уже глазами птицы, и сам парит. И птица потом следует за ним его извечным спутником.

Уже много позже. Другой ведун, что принес кровавую жертву, и смог уйти в медведя, стать им навсегда. А человеком – нет, не перестал быть, и потому медведь этот всё больше на задних лапах, и всё больше похож на человека.

И дальше-дальше – через время, поколения. Слуги шаманов, волхвов, колдунов. Познание. И потом – проект. Все так же – через малое сначала. Попытаться управиться с управлением мелких тварей, грызунов, и распахивающееся нечто иное, новое, непостижимое. Эфир, астрал – называйте как угодно. Знания. Знания о прошлом, знания о будущем, ведовство грядущего. Но не неотвратимого. Разного. Оно может быть любым. Убей, спаси, уйди – всё может изменить грядущее, всё оставит след в завтрашнем дне.

Желание отдать, выложить центральному комитету  компартии новое, непознанное, но… Видение: полыхающий ад, танки, вгрызающиеся в растрескавшуюся, обгоревшую землю траками. Зарево ядерных вспышек. Захват. Война. Неуемность… Надо остановиться. Нельзя отдавать знания – эти знания, нельзя отдавать никому! Никогда! Даже там, далеко в будущем!

И тогда, чтобы никому не была дана власть, злые электрические хлысты зарядов бьющие по людям на этой секретной точке, паника, огонь, бег, никого нельзя отпускать! Смерть… Они – те кто здесь в саркофагах, хранители. Потому что придут, пришли за их знаниями, и придут после. Нельзя… никому нельзя отдавать… Потом, к телам пришли они – мелкая живность. Они рвали тела, доставали из них всё то, что было нужно для физиологического раствора, для поддержания жизни в телах лежащих в них людей. Органы, глаза. Потом они с годами перестроили себя, доросли до того, чтобы органика была не родной – животных. Так и появились хранители в открытом мире. А точка эта секретная: произошло землетрясение, обрушение подъездных путей, осел целый склон, и всё – заблокировало вход. И забыли про них, был  год больших перемен, 1953 – умер Сталин. Хватало того, что творилось в мире, а точку – списали, дело легло в архив, на потом, на далекое потом. И больше нет путей сюда, а там, где пробрались они… Тот путь, кому нельзя – не увидят, не заметят, блуждать будут и уйдут.

Костя пошатнулся, едва не упал. Отступил на пару шагов, помотал головой. Теперь он знал свою задачу, свою миссию. Он должен подняться, он должен выйти из глубин, он должен защитить их, хранителей этого места.

Глянул на Сергеича, тот уселся на пол, привалился спиной к стенке саркофага, снова закурил. Тут, внутри, где гасли карбидные фонари, его сигарета тлела нехотя, но всё-же, кое-как, протягивалась, чадила.

- Пошли?

- Нет, Кость… нет. Ты иди. А я нет. Мне нельзя, - он расстегивал ворот своей штормовки, застежки на рукавах, - я уже тут… я тут буду. Привет Фоме там передавай, - вздохнул, - да и вообще.

- Сергеич…

- У каждого свой путь, Кость. Я – смена… - вздохнул, сдергивал с себя уже штормовку, - Я тут теперь буду, там место  одно есть свободное для меня, - живность подтягивалась ближе, и до Кости вдруг дошло, что они, мелюзга эта для того подбираются, чтобы когда Сергеич уляжется, прицепить к нему всё это, что кругом, чтобы облепить его так же электродами, как остальных, и то, что правда – останется тут Сергеич навсегда, - Ладно, ты не унывай. Свидимся еще.

Костя шел следом за шустрой мелюзгой. Его вели наружу не тем же ходом, а вверх, по самой базе. Подвели к широкому проему вентиляционной шахты, он ухнулся на четвереньки, пополз в след за бегущими перед ним голенастыми, длиннолапыми то ли ласками, то ли крысами. Оцинкованный, отржавелый короб шахты кончился, дальше труба, узкая, тоже ржавая, но там, впереди – виден свет дня. И он пополз, пополз вперед, обдирая локти, колени, плечи. Уже пахло свежестью, лесом, тайгой. И…

Он выполз, оказался снаружи, в высоких зарослях какого-то куста. Он дышал глубоко, никак не хватало у него сил просто перестать валяться и глубоко-глубоко вдыхать этот чистый, прекрасный, живой таежный дух.

Но надо, очень надо. Будущее, оказывается, очень зыбкое. И даже тогда, когда его знаешь наперед, оно может быть очень маловероятным, как сейчас. Он  должен сделать так, чтобы никто не ушел, он должен… Только сможет ли? Он не убийца.

Перевернулся, на корточках, взобрался на вершину кряжа. Там, внизу, простирался вид на ту поляну, с которой они несколько часов назад сбежали в пещеры. На поляне уже была развернута бурная деятельность: один малый вертолет, и один большой, грузовой что-ли? Рядом, наверное из грузового, что-то наподобие передвижной лаборатории выкатили, только уж совсем футуристического вида она. Рядом с нею суетятся будто пузатые, люди в каких-то странных, защитных костюмах, бликует, холодно отблескивает материал их комбезов. Меж ними снуют военные, немного, но все же – это сила. А вон и спецы стоят. Те, двое, что загнали их с Сергеичем, в пещеру, что уложили таки Хозяина тайги. Интересно – жив ли он? Жив… Вон, подняли на носилках вчетвером, тащат тяжело, а он слабо отбрыкивается такими большими, такими страшными, но такими бессильными сейчас лапами.

Кусты, чуть в отдалении, зашуршали, затрещали тонкие веточки, Костя вздрогнул, обернулся. Рядом лежала винтовка в обвесе из мелкой поросли, обмотанная тряпьем цвета зелени,  и рядом подсумок с уже снаряженными магазинами. В кустах уже никого не было, только хвост чей-то рыжеватый на прощание вильнул.

- Прям как в мультфильмах, - грустно усмехнулся Костя, взял винтовку, в которой признал СВ-8, приложил ее к плечу, улегся на нее щекой, приник глазом к прицелу. Вот они все, как на ладони. Только… не успеть. Не успеть. Да. Начать со спецов, дальше – военные, дальше…

- Да что же ты! – Костя отпрянул от прицела, упал на спину, уставился в небо, - Это же люди! Живые люди, а ты…

Закрыл глаза, и снова накатило: горящий термоядерный горизонт, спекающаяся в красноту пылания броня танка, остовы тел, война, где не будет победителей. И это пришло не как информация, не как просмотренная сцена фильма, а насыщенное болью, потерями, агонией еще живых, но умирающих людей. Он все это почувствовал. Почувствовал своей нервной системой, это он бился в агонии, это он умирал, это его города пылали, сносились ветром под ножкой циклопического ядерного гриба там, на горизонте, под сгорающими небесами.

- Надо, - снова приник к прицелу. Спецы.

Навелся. Спец сидел спокойно, курил, винтовка лежала у него на коленях. Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…

Выстрел!

Спец сделал еще одну затяжку, прищурившись, глянул в небо, выдохнул облачко дыма. Палец Кости закаменел на спусковом крючке, из глаз текли слезы. Он не мог, он просто не мог вот так взять и убить человека. Нет… Не получалось. Он не послушный инструмент в их руках. Они, те – в саркофагах, просто привыкли к власти и не хотят ее отпускать, а ему – ему они могли показать какие угодно картинки, ведь так? Сейчас он просто поползет вниз, тихонько исчезнет, тихонько уйдет в тайгу, и никто его уже не найдет.

Все эти мысли пролетели у него в голове за секунды, и он уже собрался оторваться от прицела, когда на поляне началось действо. Стали появляться они – Эхо. Один за другим. Они явились из ничего, проявились мерцающими своими, будто электрическими, силуэтами, и пошли вперед. Тут же и ожил лес вокруг,  затрещали ветви, и на поляну, громко дыша, играя мускулами на боках, вылетел лось, вскинул ближайшего бойца лопатистыми рогами, быстрыми, стремительными силуэтами промелькнули волки, меж кустов своей седой рыжиной промелькнула рысь, с небес спикировал сарыч.

Застрекотали очереди, а те, в спецкостюмах, засуетились, торопливо выволакивая из своей передвижной лаборатории какие-то установки. Выстрелили разряды из силуэтов по людям, но лишь пара бойцов завалилась, а тем, что были в комбезах – ничего.Разряды просто разбились об них, разлетелись синим маревом. Костя не отрывался от окуляра прицела, торопливо осматривал поле боя. Бойцы быстро сориентировались, прятались за научников в защитных костюмах, стрекотали быстрые выстрелы, живность валилась. Научники, под шумок, суетливо что-то монтировали, и в следующее мгновение – полыхнуло вспышкой от центра поляны.

Голова Кости взорвалась от крика. Он услышал, как воют, бьются в агонии те, кто там, внизу в саркофагах. Их ментальный крик, их боль, настоящая – ее не подделать, и отзвук их мыслей, который дал ясность, осознание ему – Косте. Они знали, что погибнут. Погибнут все… Это их последняя схватка, они знали, о его нерешительности, о том, что не сможет и это и было той самой точкой невозврата, неопределенностью будущего, где он либо уйдет, либо начнет бой. Но они погибнут в любом случае – это была их плата. Потому и Сергеич остался. Он останется один, но он будет хранить точку.

Костя выцелил установку. Нажал на курок – выстрел! Установка заискрила, сияние ее померкло, животные всё еще напирали, лес огласился медвежьим ревом, на поляну из леса валила целая толпа крупных кабанов, падали, но следующие перелетали, перепрыгивали через трупы поверженных, поднимали на клыки научников, сбивали, топтали. С треском вылетели из подлеска олени.

Костя перевел прицел на бойца с РПК, выстрел – завалился. Ствол в сторону, мимо меркнущего силуэта одного из саркофаговцев, тот уже испарялся, но еще жил, еще руководил наступлением животных, выцелил еще кого-то – выстрел!

Затренькали рикошеты рядом с ним по скале – быстро нашли! Костя перектился за разваленный валун, выглянул на мгновение, снова к прицелу – выстрел. Перекат – выстрел! Перебежка…

Он так не умел воевать. Он вообще не умел воевать, кое чему научился в армии – азам, кое что узнал от бывалых, что еще на чеченские катались – воевать  не умел, но сейчас… Как будто ему дали эти знания. Как надо, как лучше. И он вовсю ими, знаниями, пользовался.

Скатиться ниже по холму, там в глубине кустов, меж ветвей – еще два выстрела! Обожгло плечо – задели! Пока не понятно. Сильно? Нет? Поменять точку, выцелить – вот он, спец! За вертолетом! Целит, сволочь, куда надо. На опережение! Выстрел! И выстрел от него в это же мгновение. Пуля высекла искру в сантиметре от головы Кости, а вот спец – завалился.

Дальше! Уже перебежкой, загромыхало что-то крупнокалиберное, ноги подкосились, упал, навелся – выстрелил. Перезарядил магазин, взвод – выстрел!

***

Темнело. Тяжело было быть в сознании. Глаза закрывались. Костя знал – нельзя. Нельзя отключаться. Надо держаться. Надо… Было тихо. Никого больше не было. Кого не успел добить он, дострелить, с теми закончили хозяева тайги. Ему должно было быть страшно, но ему было спокойно, легко, и даже, почему-то, не больно.

Затрещали рядом кусты, он хотел повернуть голову, но сил не было. Краем глаза увидел что-то огромное, здоровенное, а вот и он – Хозяин тайги, дух леса. Оклемался, бедолага. Он бережно поднял Костю с залитого его кровью валуна, и пошел в лес, в чащу. Еще несколько мгновений, и всё – бездвижие, тишина, покой.

***

«На месте высадки группы никого не был обнаружили. Оборудование по гашению мю-ноль поля так же не обнаружено. Все остальное в целостном состоянии. Во время операции связь с группой была потеряна, последний контакт был в 5:32, потом связь пропала. Местоположение базирования точки 72 «Идол» не установлено. Поиски в округе не дали  результатов. Тел, крови, следов нападения, ведения боя – не обнаружено»

- И? – Селиверстов поднял докладную записку Нехорошкова, - Что вы мне этим хотите сказать? О чем говорит ваше заключение? Что я в этом, - потряс листами, - должен увидеть? А?!

- Павел Владимирович, но это все…

- Что это, я вас спрашиваю?! Вы мне заявляете, что люди просто пропали? Всё?! И что дальше? Действия? Что предпринимали? Мент этот… летеха, как его? Бабенко. С ним что?

- Пропал. Нет его.

- Егерь? С ним?

- Пропал.

- Всё? Концы в воду? Операция на смарку? Сворачиваемся? Действия! Действия! Семья, окружение, деревни эти. С собаками, цепью – всё вокруг!

- Было… Было сделано. Следов не найдено. Там, посмотрите, на втором листе расписаны предприня…

- Хватит! – заорал Павел Владимирович, тяжело ухнул ладонью по столу, - Хватит вешать мне лапшу на уши. Плохо искали! Плохо! Хоть землю рой мне, но…

- Не помешаю, - в кабинет без стука вошел молодой паренек в строгом костюме, простой офисный сотрудник по виду, правда чуть бледноватый, будто недавно тяжело переболел.

- Что? – Павел Владимирович повернулся к нему, а Нехорошков, оглянувшись на гостя, вдруг как-то побелел, примолк, - Вы кто? От кого?

- Я к вам, Павел Владимирович. От Сергеича. Но вы его лично не знаете.

- От кого?- он мотнул головой, и тут же заорал, - Да кто вы, в конце то концов, такой?!

Молодой человек, не обращая внимания на крик, уселся, достал пачку красного «Максима», закурил, спросил:

- Ничего если я закурю? Я Бабенко. Константин Бабенко. Лейтенант полиции. Был.

Павел Владимирович сел, недоверчиво уставился на гостя, глянул на Нехорошкова, спросил:

- Он?

- Он, - Нехорошков торопливо закивал.

- Ну так вот, Павел Владимирович. Людей ваших нет. Они, - помахал рукой в воздухе, - в астрале, растворились в мировом эфире. В дальнейшем, при повторных попытках вашего, хм, - усмехнулся, - весьма интересного отдела, результат будет тот же. Не по зубам оно вам… пока.

- И что? Вы думаете, что мы вас так спокойно сейчас отпустим, поверим вам? – наигранно улыбнулся Павел Владимирович, по хозяйски развалился в своем кресле, для пущего эффекта открыл шкатулку с сигарами, стал крутить одну из них в пальцах, - Всё будет так просто?

- Нет. Я знаю, что вы мне поверили. У них там… На точке, оно знаете – с будущим тоже связано. Я был нужен, чтобы передать информацию, вы эту информацию примете к сведению, будете продолжать попытки к исследованиям, но действий предпринимать не будете никаких. Еще на протяжении почти семидесяти лет. Потом будет предпринята еще одна попытка. Тоже, кстати, провальная. Но это уже не наше с вами дело. Нас к тому времени и в живых то не будет.

- Всё?

- Почти. Меня вы в покое не оставите. Об этом они, ну и я, тоже знаем. Поэтому… Я буду работать у вас.

- Так просто?

- Да. Сейчас у вас в разработке еще одна точка, и две аномалии. Если не ошибаюсь, точка на дальнем востоке, там с генетикой что-то, а аномалии – это смерть геологоразведочной группы, и, как это у вас называют «шахты мертвецов» - под Адлером пещеры. Точка – глухо, там нет информации. Просто землятресение, обрушение. Геологоразведка – потрясите местных, хорошо потрясите, банальный грабеж, убийство, антураж просто такой, после перевала Дятлова немного на этом все поехали. Мода, - улыбнулся, - Шахты мертвецов. Пока не знаю. Но рано это. Результатов не будет. Время потеряете, людей… возможно. Не стоит.

- Э-э-э… - протянул Павел Владимирович.

- Поэтому я сейчас буду вами направлен в архив, кстати, папочку можно с делом по «Точке 72 Идол» - я занесу, и там пороюсь, выберу направление. Хорошо? – он встал, взял папку со стола, вложил туда листочки докладной записки, что так и лежали на столе, направился к выходу, оглянулся у дверей, - Не провожайте. Я знаю дорогу.

Дверь закрылась, Нехорошков, глядя на Павла Владимировича, сглотнул. Павел Владимирович выдвинул ящик стола, достал оттуда коньяк, два низеньких стакана, налил, выпили. Протянул сигару Нехорошкову, тот взял, попытался раскурить.

- Не так… - отрезал кончик, раскурил сам, протянул подчиненному, - Не затягивайся только, - вздохнул, сказал, - Оформи его там. Ну там перевод, все дела. Чувствую – сработаемся.

***

Костя вошел в архив, под мышкой он нес папочку с делом по своей точке, положил папку на стол перед архивариусом, что преспокойно дремал, возложив седую голову на руки на столе. Рядом кружка с остывшим уже чаем.

Прошел мимо него и дальше, в глубины, в архивы.  Высокие, метра в три стеллажи, убегали вдаль, тянулись и тянулись долго и длинно, и так же, проходя ряд, глянув по сторонам, виделось –  как далеко они разбегались в стороны. Стадионы секретных дел, аномалий, утерянных точек, тайн. Большая страна, долгая история, бесконечность тайн. Он шагал вперед, ведя рукой по папкам, коробкам, ящикам, дыша пылью архивной, улыбаясь. Да, наверное он об этом и мечтал, когда шел учиться в школу полиции – расследовать такое, а не бытовуху. Да… наверное…

Автор Волченко П.Н.

Ссылка на предыдущую часть

Точка 72 Идол Начало (часть 1)

- Надо-надо, - Сергеич подхватил свою чашку, отхлебнул горяченького, запашистого чаю, - этикет. Ты привыкай, в наших краях иначе не бывает. Лучше расскажи людям, как оно там, в городе, в цивилизации сейчас.

- В городе-то, - снял фуражку, положил на стол, взял свою чашку, отхлебнул, - может фотки показать, - хотел было телефон достать.

- Не-не, ты на словах, у нас эти ваши гаджеты не в почете. Как что там выглядит – это вон, - кивок на телевизор, - там посмотреть можно, а вот как люди живут – это только на словах.

- Ну в городе. Я сам с Оки, с Саянска, может слыхали, - старики закивали торопливо, - так там у нас, как завод кирпичный…

И замер, встрепенулся, голову к окну повернул, где форточка открыта была.

- Ты что?

- Тихо! – совсем непохожим на свой обычный тон, а этак зло, по приказному, бросил Костя, - Слышишь?

- Что?

- Тянет… тонко…

- Так это ж Гуська свою пиликалку завел, - улыбнулся Фома Ефремович, - шеботун. Любит он посвистеть.

- А где он, Сергеич! Пошли, бегом!

- Кость, ты чего…

- Бегом я сказал! – Костя уже командовал, зло даже как-то, резко.

- Ефремыч, бывай.

Выскочили, на улице хорошо стало слышно, как тянет на своей свистульке одинокую ноту Гуська. Припустились.

А вот и он. Сидит у покосившейся избенки, где половина окон щитами забрана, и забора нет, расселся на лавочке в землю вросшей, расхлябанный, здоровый, в летах уже, не старик конечно, но уже за пятьдесят.

- Гуська это… - Сергеич немного запыхался, - блаженный местный. Чего он тебе.

Костя же серьезный, щелкнул клапаном кобуры, руку на поясе держит, брови сдвинуты.

Гуська повернул к нему свое блаженное, пустое лицо, маслянистый, будто бы стеклянный его взгляд уперся в Костю, полные губы расплылись в детской улыбке:

- Мифифионер… - сказал он глупо, радостно, - дасьте мифифинер.

- Подуди, подуди еще, - Костя не расслабился, руку от пояса, от кобуры не убрал.

Гуська послушно приложил свистульку, такую же точно по виду, как и та, на поляне, к губам, стал дуть, и снова потекла та же нота, как и на поляне.

- А другую сможешь? – спросил Костя с прищуром.

- Дя-дя, моу, я моу, - закивал он радостно, и как там, на поляне Сергеич, приложил палец к свистульке, зазвенела тональность повыше, позвонче, пронзительней. Убрал свистульку от губ, сказал, - Вот.

- Молодец. Деньги есть?

Гуська закивал часто, улыбался ярко, душевно, казалось, что даже глаза его улыбаются.

- Во, мнова, - и он неумело, кулаком, вытянул из кармана  своих драных, грязных штанов, хорошую такую жмень бумажек, всё больше красных пятитысячных, но и синенькие двухтысячные проглядывались средь них.

- Откуда?

- Нафол.

- Туристов видел?

- Ни, - насупился, головой замотал.

- В гости можно? – не столько спросил, сколько приказал Костя.

Снова кивает, улыбается.

- Сергеич, за ружьем сгоняй, - бросил Костя в сторону.

- Зачем.

- За надо, блин! – злым шепотом сказал Костя, - Я тут подожду.

Сергеич быстро сбегал за карабином, оставленном в машине, вернулся запыхавшийся. Костя так и стоял напряженно напротив Гуськи, Гуська все так же улыбался, глупо, беззлобно, наивно.

- Карабин в руки возьми, - Сергеич послушно скинул карабин с плеча, взял правильно, - пошли. Если бежать будет, по ногам.

- Ты эта, окстись! С ума сошел! – Сергеич даже уставился на Костю так, словно видел впервые, - Это ж Гуська! Он мухи не обидит!

- Ты меня слышал.

Гуська радостно пошел в дом, то и дело оглядываясь, кивая чему-то своему. Они прошли через темные, хоть глаз коли, сени, прошли в избу. Печь грязная, закопченная, все тут было покосившееся, неухоженное, пыльное, древнее. Только фотография в рамочке на стене поблескивала протертым стеклом.

- Родители его. Померли в том году оба, - тихо сказал Сергеич.

- Ясно.

- Исть, исть, - и показывая щепотью будто что кладя в рот, Гуська кивал на стол, - исть сядь.

- Садись, Кость. Не обижай его.

- Его обидишь, - смерил взглядом Костя крупную фигуру блаженного.

Гуська метался, торопился, радовался. По всему видно было, что счастлив он, что вот, полезный, что люди к нему в гости пришли, что…

Костя присаживаться не торопился, оглядывался. Легко было вести оперативно разыскные действия в столь запыленном месте. Сразу видно, что трогали, что уже давно позаброшено. Похоже что Гуська тут только ночевал да ел, толком ничего не трогал, не прибирался, разве что фотографию родителей на стеночке протирал. Пока Гуська мельтешил, Костя выдвинул ящик стола. Хорошие ножи, здоровые, самодельные. Как из сказок про людоедов.

- Отец у него раньше при совхозе был. Свиньи, обвалка, все дела, - сказал Сергеич.

- Ясно, - Костя бросил взгляд в сторону, в комнату, там уже не койка, больше на топчан похожа.

Спросил, показав на комнату, у Гуськи:

- Можно? – тот закивал вместо ответа и снова улыбнулся.

- Спасибо, - прошел в комнату, по сторонам посмотрел. Похоже только топчан и пользовался тут спросом. А нет, вон, на подоконнике книжка какая-то лежит. Причем прям видно, что вот едва ли не только что сюда брошена – следы в пыли остались от нее. Подошел, взял в руки, открыл, пролистал. Книженция была занятная. Шрифт, как из сказок, бумага старая, ломкая, без картинок, будто из какого фильма ужасов, из хоррора про ведьм этот томик взялся, - Гусь, а откуда у тебя эта книга?

- Нафол. Хо? Беи.

- Что?

- Хочешь, бери, - подал голос Сергеич.

- Да нет, Гусь, не хочу. Ты готовь, готовь Гуся. Я пока позвоню.

Он вышел из дома, достал телефон, по сторонам глянул. Ну совсем не похоже это вот на такого ленного жителя, что себя толком обеспечить не может. Чтобы он поперся куда-то, чтобы нашел, чтобы дождался, чтобы устроил такое. У него же в доме, да и на участке – всё брошено, всё бурьяном поросло. Но… деньги откуда. Книга эта глупая. Может он верил, что через нее сможет нормальным стать? Или… Да и на месте убийства тогда относительно сходится. Зла от такого гостя москвичи бы не ожидали. Могли и спать лечь, а он, Гуська, что, сидел у костра, ждал, на огонек смотрел, головешки прутиком шерудил. Нда.

Набрал номер, дождался пока там поднимут трубку.

- По убийству трех туристов. Подъезжайте в Симовку. Да, деревня такая есть. На карте найдете! Убийца тут. Блаженный. Дурачок говорю местный. Да, жду.

Пошел обратно в дом.

Ближе к вечеру подъехала еще одна машина полиции. Только в ней уже была пара полицейских, они усадили радостно улыбающегося Гусю в машину, и умчались вдаль. При дальнейшем обыске помещения Константин Викторович обнаружил последний, так и не найденный на месте преступления, паспорт. По всему выходило так, что Гуся был не так прост, да и…

- Зря ты так… - Сергеич хмурился, даже вроде как злился. Закурил, в сторону сплюнул. Вечерело, красным подернулись небеса, черными силуэтами высились столбы ЛЭП, деревня была тиха. Старики сидели по домам, поглядывали в окна, и все они, как наперебой, в этом можно было быть уверенным, на чем свет, кляли сейчас молодого лейтенанта Константина Викторовича, за то что он повязал их блаженного. Сергеич посмотрел Косте в глаза, - Не мог он, понимаешь, не мог. Он же… Он же Гуська.

- Не понимаю. Следствие разберется. Не бойся, просто так не накажут, не осудят.

- Я то думал ты… - бросил до половины только докуренную сигарету на дорогу, зло раздавил ее сапогом, - А ты гнида.

- Имеешь право так думать.

- Иди ты, - зло махнул рукой, развернулся и зашагал прочь, в сгущающиеся сумерки. Его фигура с карабином на плече, растворялась, погружалась в сумерки, исчезала. Где-то залаяла собака. Скоро ночь.

- Пойду, конечно же пойду, - вздохнул Костя, поежился, подумал, что надо зайти к Фоме Ефремовичу за фуражкой. Так и осталась она там, на столе.

***

Тайга – она конечно красивая, когда солнечная, или вечерняя. Тогда лучи желтые пронзают ее, золотом льют на хрусткий подлесок, на хвою, и папоротник орляк золотится волшебно, как в сказке. Красиво. Горы вдали, кряжистые седые валуны, поросшие мхом, а запах – дыши полной грудью, дыши –нигде так не надышишься!

А ночью… Сергеич шел в свой домик, что в глубине леса, в чащобе, где отродясь не было электрического освещения, или еще какой цивилизации.  С времени, когда арестовали Гуську, прошло уже почти с месяц.

Дорога знакомая, хоть и по темной, безлунной ночи, не заплутаешь – все уже исхожено им тут не одну сотню раз. Но все одно, пугала кругом чаща. Скрипит где-то пронзительно, ухает, от низины чуть заболоченной доносится недовольное ворчание, плеск тяжелый, тягучий, подвывает чуть разыгравшийся в ночи ветер. Коряги, обрисами лишь торчащие в темноте – черное на черном, тянутся к узкой нитке тропки, щерятся белой древесиной сквозь сбитую кору.

Сергеич свернул у знакомого валуна, что врос уже за тропкой, и по совсем уж незаметной, не знаешь – не в жизнь не увидишь, тропке, пошел дальше, в низинку, где под вздыбленным утесом приютилась его малая избенка. Там, в темноте непроглядной, больше по памяти, чем по зрению, дошел до лавки, снял с плеча карабин, к стеночке его приставил, и уселся под окном своей мертвой, пустой избушки. Хлопнул себя по карману, достал пачку сигарет, закурил. Огонек сигареты потрескивал, светился в этой черноте ярко красным светом.

- Дядь, закурить не найдется? - голос вредный, едкий. Сергеич хлопнул рукой по стенке, там, где должен был быть карабин, но карабина не было, - не ищи нет его там. И это, особо не кипишуй. Сергеич.

- Кость, ты чтоль?

- Я, кто ж еще. Итак, гражданин Медведков Иван Сергеевич, не желаете поговорить.

- О чем?

- О интересном. Можно о туристах, можно о вашем высшем образовании физика теоретика, которое вы так старательно скрываете своей речью, о ваших научных трудах, можно о подброшенных уликах, о Гуське. О чем желаете общаться? А можно и сразу, о интересном, об убийце и причинах, почему вы его покрываете.

- Хм… даже так? То есть я не подозреваемый в кровавых делах.

- Нет. Не подозреваемый. Хотелось бы, но нет.

- Как дошел?

- Сюда? Или до понимания?

- Садись уже, и пистолет в кобуру убери. Не буду я никуда убегать, и делать ничего такого не буду.

Костя из бесплотного голоса превратился в силуэт, едва прорисованный в слабом-слабом свете от огонька сигареты. Сел рядом на лавку.

- Как меня-то нашел?

- Знающие люди подсказали.

- Фома?

- Фома. Забрались вы, Иван Сергеевич, глубоко – так просто не найти. Вроде за вами сторожка числится, чего там не живете?

- Проверял?

- Конечно. Заехал. Смотрю – брошено, чуть не заколочено.  И следов никаких. Вот к Фоме и зашел. Говорит, вы машину в подлесок загоняете, а сами сюда, в, - ехидно усмехнулся, - в проклятое место. Всё у него, у Фомы, места проклятые. Тоже, легенда какая есть?

- Да, есть легенда. А как ты дошел до того, что не Гуська?

- Вы его видели? – усмешка, - Не. Конечно так то все на него указывает, доказать обратное – сложно. Но можно. Не расстраивайтесь. Докажу, что не он.

- А я почему?

- А кто еще? И сообщили, и привезли куда надо, и нашлось, что нужно и…

- Кто нашел, тот и убийца, так что ли выходит?

- Я сказал, что не ты убийца, - перешел на ты, - Ты за меня болел, переживал, когда я блеванул, на мертвецов смотрел… не так смотрел. Типаж у тебя не тот. Мог физически, да не мог практически.

- А ты, значит у нас психолог?

- Да, на этом и специализировался. Но если хочешь конкретнее. Следы уазика твоего я срисовал на следующий день, ты его там, под горкой припрятал, еще как умный вася ветками закидал. Ветки на месте. Хорошая там, кстати, хворостина есть – без коры, ухватистая, мне кажется можно твои пальчики оттуда срисовать. Еще рядом с деревушкой те же следы протекторов. Натоптано у нужника  Гуськи, где он, по показаниям, и нашел и деньги под камушком, и книжицу. Откуда книжку то достал? Прикольная.

-  Здесь и нашел. В доме этом была, от старых хозяев осталась. Ты давай дальше. Пока еще как то маловато выходит. Мог машину укрыть, чтобы кто залетный не увидел. А на следах у нужника не написано чьи они. Пока всё это – тьфу да растереть.

- Дальше, - вздохнул, - а дальше окурок там же. Свежий. Дождем не порченный. У тебя какие сигаретки? Максим красный? Знакомая марка. Страницы книжицы, кстати, можно прошерстить на предмет отпечатков. Как думаешь, найдем что? Паспорт того москвича тоже можно на этот же предмет посмотреть. Найдем?

- Найдете. Ну это я так, не для протокола.

- Так же еще очень интересная причина смерти – прикинь, их не прирезали – электротравма. Молнией их всех разом уложило. Охренеть прям! Всех троих и разом в область сердца. Вскрытие и прочие радости – случились после. Тут можешь мне прояснить, как это вообще? А? Не для протокола, мне понять просто хочется.

- Не помогу.

- Ладно, - вздохнул, - Так что вот и выходит, что ты знал где оно приключилось, очень оперативно ночью смотался туда, все нужное добыл, подбросил, потом обратно, да и меня еще встретил со сранья пораньше. Давайте уж, гражданин Иван Сергеевич, рассказывайте подробнее, что да как оно случилось? А? И зачем вам было все это дело крыть?

- Ты куришь?

- Нет, и не тянет.

- Тогда просто посиди. Время сколько? И число какое?

- Шестнадцатое с утра было. А время, - в ночи вспыхнул все тот же телефон, осветив синим цветом лицо Кости, - половина первого ночи доходит.

- Тогда просто посиди, подожди. Недолго осталось. Скоро эхо будет.

- Что?

- Ну это я так его называю, термин сам себе придумал. Тот, кто до меня был, называл явлением. Дед Петро вообще – верующий сильно был, оттого и явление. А первый, кто тут избушку эту поставил, тунгус, говорил, что – духи леса приходили. Охотник, после войны тут зверя бил. Еще в пятидесятых годах. Он потому тут эту избушку и поставил. Вот и повелось так. Хранителями тут, при избушке были. Как чувствовал очередной, что срок его подходит, так и подмену себе искал. Ну как чувствовали… Духи, эхо, явления – они подсказывали. Не так, чтобы словами, а просто – понимаешь как-то все разом. Я вот так про место и москвичей узнал. Поехал. Думал прикопать тела, по карманам у них пошарил, вижу – Москва. Понял – так просто дело не окончится. Позвонил, сообщил, закрутил дело… Себе на беду.

- Не понял. Духи? Иван Сергеевич, ну это уже не смешно. Вы же физик советской закалки, и такое мне…

- Да ты послушай, я ж так – время скоротать рассказываю. Им, эху, много не надо. Жертва, оставить, уйти. Медведь, волк, лось – без разницы, главное, чтобы не мелочь уж совсем. Белочкой не откупишься. Но иногда вот… иногда случается. Как с туристами, - вздохнул, - А Гуська. Жалко мне его было очень. Мать с отцом в прошлом году померли. Мать долго угасала, а отец… Не смог видать пережить. Любил ее очень. Теска мой, тоже Ваня был. И жена – Марина. Жаль. А Гуська… он же без них всё, тютю – сгинет. Зиму, вон, кое-как пережил. Стариков в деревне не станет, что с ним будет? А в тюрьме – уход, люди опять же.

- Так еще же психологическая экспертиза…

- Что ты мне рассказываешь, он не псих, не сумасшедший – просто недоразвитый. Ребенок солнца, - Сергеич улыбнулся невидимой в темноте доброй улыбкой, - хороший он. Жалко.

Темнота перед ними подернулась зыбкой белесой рябью, туманом.

- Во, начинается, ты смотри-смотри.

И Костя смотрел. Туман словно сплетался, оживал, уплотнялся в белесое, прозрачное нечто, и стал… фигура по центру, и клином от нее в стороны еще – безликие, плохо прорисованные, но много – шесть или больше, и всё. Всё стало таять, исчезать, пропадать, и снова тьма. И вроде пропало, вроде ушло, но в голове у Кости, вдруг не то что слова, не то что знания, а как воспоминания, как знакомая истина, что Москвичи были опасны, что нет крови на руках у Сергеича, что так надо было, что нельзя правды раскрывать, что…

- Покуришь? – голос Сергеича был чуточку насмешливым.

- А, - сглотнул, голос у Кости был дрожащий, слабый, - давай.

Пачка, сигарета, зажигалка, тихое потрескивание табака.

_____________________________

Leo Moracchioli - Bodies (Drowning Pool cover)

Обычно Лео Мораччиолли занимается тем, что записывает тяжелые металл-каверы на поп, рок, дэнс, джаз и любые другие не металловые стили. Чем собственно и прославился.
Однако в этот раз он записал акустический кавер на ню-металл песню - Bodies от Drowning Pool.
Ну что получилось, то получилось...

_____________________________

Stefanos Tonias & Lakis Leontiadis - Brothers In Arms (Dire Straits cover)

Акустический кавер на Dire Straits от двух греков: вокалиста Лакиса Леонтиадиса и гитариста Стефаноса Тониаса

_____________________________

The Animal In Me - No Scrubs (TLC cover)

Метал-кавер на R'n'B классику 90-х от американской кавер группы The Animal In Me

_____________________________

CAGMO - Лесник (Король и Шут cover)

Одна из песен программы "Симфония Король и Шут" - нового концертного проекта симфонического оркестра CAGMO.

_____________________________

Приятного прослушивания...