https://pikabu.ru/story/razvlechenie_na_karantine

Я с детства страдал гайморитом.

Начальные классы, осенью и весной был там, в больнице, как по расписанию. Прошел все круги ада лечения носа.

Самый легкий и простой  - это уколы в задницу и турунды в нос с мазью. На стержень наматывается эдакая сосиска из ваты, обильно макается в склянку с мазью и вставляется тебе в нос. В принципе норм, это лайт вариант и если дело ограничивалось только этим, то, считалось, что повезло.

Второй круг - кукушка.

Нечто типа вакуум - насоса, одна трубочка из прибора, ведет в стеклянную трехлитровую банку, другая к тебе в ноздрю. И вот ты лежишь на кушетке, из твоего носа через трубку, с воем отсасывают сопли и ты быстро - быстро говоришь "ку-ку". Потому что если не говорить, то крыша твоя начнет очень быстро отъезжать.  Не знаю почему так, не знаю почему такой эффект, но после этой процедуры я из кабинета всегда выходил "по стеночке" и смотря в пол, ибо вертолеты были такие, что не сравнятся с пьяными вертолетами. Ну и при взгляде назад, видишь ту самую трехлитровую банку, на треть заполненную твоими соплями и гноем...

И проколы.

Первый раз совсем не больно. Ну, тебе так кажется. Просто в башке смешно так кости хрустят. Изнутри. Здоровенная игла которая вставляется тебе в нос, и которая, кажется, сейчас, если врач проявит нужное усилие, выйдет сзади.Ощущаешь себя жуком насаженным на иглу. Очень странные ощущения, особенно когда шевелишь головой в разные стороны. Казалось бы, чем изнутри, в голове, ощущать ту трубу что вставили тебе в нос, но нет, чуешь.

И затем подключают шприц и начинают промывать пазухи. Сопли, слезы, "памагите".

А вот второй раз это пиздец. Ты знаешь, что тебя ждет. Тебе говорят об этом заранее. И ты понимаешь, что сейчас будет ад. И этот грохот холодных сверкающих инструментов в холодном, покрытом кафельной плиткой кабинете становится невыносимым. И этот хруст твоей носовой перегородки разрываемой острой, толстой иглой. И все что ты делаешь просто в нетерпении ждешь своей смерти. Или конца процедуры, смотря что придет раньше.

А третий и последующие разы, внезапно, проколы идут легче. Потому что если колет тот же врач, то он находит незаросший еще с прошлого раза прокол и аккуратно вставляет иглу в него. Боли почти нет.

Как то так.

Думал, что буду записывать свои воспоминания подряд и чаще, но что-то пошло не так, неожиданно оказалось, что есть обязанности и их исполнение требует времени, кто бы мог подумать. Лишь сейчас вновь выдалась минутка и я постараюсь ей воспользоваться.

Есть такое явление у некоторых ребят в погонах, как звездная боязнь, явление сугубо вредное и неприятное, в некоторых случаях заразное. Обычно, сам носитель данного недуга чувствует лишь небольшой дискомфорт, а вот его подчиненные страдают, гибнут в муках, а потом выполняют нормативы по зазорам в несколько часов, бесконечному стоянию организованной толпой и прочей абсурдной дичи. Причиной боязни могут служить различные факторы, начиная от личной неуверенности и хиленького характера, заканчивая высшей целью - карьерным ростом.

Небольшой пример, вводная:

Конец 1го курса, май месяц, построение личного состава на плацу, температура на улице 20-25 градусов, солнечно. Начальник курса определяет форму одежды в бушлатах, на все наши доводы и слезы не реагирует, объясняя тем, что с утра строились в бушлатах и теперь будем, команды идти в кителях не было, стабильность залог процветания, а в данном случае и источник ручьев пота. Что делать, нужно минимизировать ущерб, ведь под бушлатом еще и китель, нужно снять хотя бы его, решено. Ведь когда твоего командира окутывает туман дебилизма, ты должен стать буфером разума и адекватности между твоим командиром и твоими подчиненными, взять на себя ответственную роль молота, который забьет огромный половой орган и выложит достоинство негра-гуливера на алтарь дебилизма.

Но мы были молоды и зелены, и решили предложить это рационализаторское предложения в целях повышениях боеспособности подразделения начальнику курса, в результате чего, состоялся диалог, который я запомнил дословно и несу нить его мудрости сквозь время и пространство.

Мой товарищ: - тащ капитан, разрешите хоть кителя снять?

Нач.курса: - Курсант, ты адекватный?! Нет!

Товарищ: - Но какой смысл? Под бушлатом же не видно.

Нач.курса, краснея от злости: - Смысл? Какой смысл?! Большой и ясный!

В итоге на построение лишь наш курс вышел по форме 5, остальные командиры не побоялись уточнить у людей с большими звездами, не погибли за родину проявляя инициативу и вывели личный состав, одетый по погоде.

Да, я и сам не сразу справился с боязнью больших погон и этому поспособствовал забавный случай в середине 2го курса, который отбил у меня все страхи космических пространств и звездных скоплений. Сам конфликт излагать сейчас не буду, может быть в другой раз, когда опрошу свидетелей случившегося, освежу память, что бы не привирать в деталях, не нафантазировать лишнего, но суть его проста: я стою в наряде помдежом, ставлю задачу патрульному, тот не подчиняется, добиваюсь частичного исполнения, конфликтуем, забываем. К концу наряда меня начинают склонять к интимной связи в извращенной форме все, начиная начальником курса, заканчивая замами начальника университета, прошлись по мне знатно, помяли, а причину я понял лишь к концу череды половых актов. Тот боец, с которым я конфликтовал, испугался, что я на него наложу, ну или доложу, и на опережение сообщил о моей недостойной службе и попустительствах напрямую замначалька университета, как потом выяснилось, через родителей. Как итог, командиры всех степеней на нервах, бледные, волнуются, вновь теряют девственность, а я получаю просветление на ковре в генеральском кабинете.

Если ты уверен в своей правоте, знаешь свое дело и поступаешь по чести и совести, ты прав и бояться нечего, уж тем более командиров. Проявить инициативу и ошибиться - не страшно, страшнее когда твои подчиненные страдают от дебилизма и твоей боязни. Боязнь у молодого солдатика это ничего, поправимо, но когда люди с выслугой ведут себя так же, то это страшно и противно.

Серёге Сизову нужна была пятёрка по метеорологии. Кто-то из его одногруппников страдал из-за острой нехватки баллов по конструкции двигателя, кто-то хронически не мог запомнить нехитрый, в общем, закон Бернулли и имел на этом фоне проблемы с аэродинамикой. Были и окончательно невезучие личности, умудрившиеся получить “неуд” по воздушной навигации и силившиеся вырваться из разверзшейся прямо под ними адской бездны. Таких было легко понять: навигатор исповедовал собственный образовательный принцип, в соответствии с которым всякий, получивший “неуд”, следующим траншем мог получить только “удовл”, далее - “хор” и только потом “отл”. А с большей вероятность - ещё один “неуд” или длиннющей гибкой линейкой по затылку. Серёжа их понимал, так как сам бывал несколько раз в этом не слишком комфортном положении. Понимал и сочувствовал. Но ему нужна была пятёрка по метео. Дело было в принципе, а отступать или, что совершенно невозможно, жертвовать принципами, Сергей не любил.

Казалось бы: что может быть проще пятёрки по метео. Стоит единожды усесться в ленинской комнате, обложиться конспектами и разобраться, наконец, в принципах образования не таких уж и многочисленных типов облаков, понять как строятся на разрезах изобары и линии стратификации - и всё! Но, увы. Загвоздка была в преподавателе. Уникальном и, если уж быть до конца честном, - отличном педагоге. Звали эту во всех смыслах неординарную личность Аллой Васильевной Соколовой. К тому моменту она уже стала легендой в среде профессиональных пилотов, прошедших горнила Сасовского лётного училища и продолжала набирать очки собственной негаснущей популярности, эпатируя и выбивая из колеи бравых и дерзких кадетов, только стремящихся к высоким и не слишком знаниям. Алла Васильевна не преподавала метеорологию в чистом виде - она выдавала концентрированные знания обо всём, что может встать на профессиональном пути начинающего пилота, включая штопороподобные запои, неожиданный триппер или малоинтересные грозовые скопления на бортовом радаре. За излагаемыми ей сведениями, всегда сугубо практичными и выдаваемыми в неформальной манере, легко угадывался огромный опыт одновременно прожженого и промороженного практика, побывавшего в таких несусветных далях, где Оймякон с его полюсом холода меркнет как тонкий букет шато шеваль блан перед полустаканом неразбавленного спирта, проглоченного в сорокаградусный мороз.

Рассказывая про Аллу Васильевну, невозможно не упомянуть ту лёгкость и непринуждённость, с которой она любила вводить людей в ступор. На службу она в любую погоду являлась в лётной форменной юбке и кителе с золотыми лычками. Но, при этом, нижняя, так сказать, часть форменного гардероба могла завершиться пронзительно синими колготками и белыми кроссовками. Независимо от погоды на голове метеоролога могла появиться как форменная ушанка, так и синий берет. На любое постороннее мнение о её манере одеваться, метеоролог, конечно же, искренне плевала. Причём, было отчётливо понятно, что плевала не всегда фигурально. Эта фееричная женщина курила беломор, сминая гильзу гармошкой и охотно угощала папиросами вечно нищих кадетов. Кадеты, в благодарность, ласково звали метеоролога за глаза Аллочкой и уважали.

Конечно же, холеричный по натуре Сизов, при любой возможности демонстрировавший собственное мнение по всем вопросам, не имел ни малейшей возможности остаться незамеченным метеорологом. Конфликт двух ярких лидеров вызревал около года. Аллочка демонстративно не замечала Сизова, когда хотела его уязвить, а Сергей бесился и пытался демонстрировать своё превосходство. Не всегда успешно, но всегда очень динамично. Так как в профессиональной сфере тягаться было нечем, Сизов брал общим кругозором. Он рассказывал как правильно готовить красное мясо и объяснял наличие профессионального геморроя у вертолётчиков. Они спорили с Аллочкой о пользе йода, значимости расцветки шотландских кильтов и музыкальном диапазоне органов. Они намертво бились о вкусах. Однажды они даже аргументированно обсуждали приемлемость наличия крупной женской груди под форменной рубашкой. Но в то раз Сергей, конечно, потерпел фиаско - бюст у метеоролога был весьма выразительный и носила она его с гордостью.

И однажды, Аллочке это надоело. Бог его знает, что именно у неё приключилось, но она задала банальный вопрос из темы прошлой лекции и, глядя из-под свисавших с носа очков на аудиторию, хрипло пробубнила…

Тут нужно сказать, что проходили занятия в аудитории, заставленной длинными, приколоченными к полу, столами. Под столами стояли не менее длинные и не менее прибитые, лавки, на которых, собственно и сидели курсанты, одетые, как на парад. Приходить на лекции по метео небритым или без выглаженного воротника могло оказаться фатальным. Поэтому, аудитория, впитывающая знания о ветроуказателях и точке росы, благоухала всеми доступными ароматами и сверкала выглаженной парадной формой и начищенными зажимами для галстуков.

А про распределение температур по высотам нам сейчас расскажет... Ну, пусть расскажет Сизов - всё равно ничего не знает, наверное.

Распределение температур... - начал Сизов, поднявшись над партой и скрючившись на согнутых ногах, так как выпрямиться мешала намертво зафиксированная мебель.

Нет, дорогой. Ты давай сюда выходи - будешь сейчас график на доске изображать. Выходи и бери мел в лапку.

Сергей начал дёргаться. Протиснуться по узкой щели между партой и лавкой и пройти к доске можно было только судорожно извиваясь и не раньше, чем выберутся из неё все остальные присутствующие. Аллочка пристально смотрела на карабкающиеся в сторону прохода туловища в мешковатых синих кителях. На пол щедро сыпались фуражки и кожаные командирские планшеты. Когда до прохода Сизову осталось не более метра, Аллочка хохотнула и заявила:

Всё, можешь не торопиться. Не успел. Неудовлетворительно тебе, Сизов. Садись обратно.

Учебная группа с готовностью заржала. Сизов, поняв, что его выставили дураком, вспыхнул и, хищно озираясь, начал орать что-то о несправедливости и самодурстве. Но Аллочка его уже не слушала. Она поднялась, отвернулась к доске и принялась что-то рисовать, готовясь продолжить лекцию.

Оскорбление Серёжа проглотил. Да и не было у него, по сути, никакого способа как-то повлиять на произошедшее. Лишь по окончании пары он грустно глянул в рапортичку, заполненную аккуратным почерком старшины, увидел “неуд” напротив своей фамилии и понял, что теперь ему необходима пятёрка. Иначе - никак.

К следующей паре по метеорологии готовился Сизов как на государственный экзамен. Он не просто вызубрил, а досконально разобрался и понял всё, что рассказывала Аллочка до злополучной температурной градиенции и её, градиенцию, включая. Он пересмотрел все имеющиеся атласы и проштудировал все конспекты, до которых смог добраться. Выгладил парадные брюки, рубашку и начистил форменные ботинки до такого состояния, что в сортире можно было увидеть в них собственные… Это, впрочем, лишнее. Конечно же, получил у старшины внеочередной талон в парикмахерскую и уговорил постричь его так, будто собирался на следующий день получать пилотское свидетельство. С утра оставалось только выбрить рожу до зеркального блеска и залить небогатую шевелюру модным в том сезоне одеколоном “Демон”, одолженным кем-то из предусмотрительных соседей по казарме. Сергей был готов.

Конечно же, Аллочка заметила и оценила наведённый марафет. Конечно же она опять начала опрос и конечно же Сизов сам вызвался отвечать на первый из заданных вопросов. И тогда Алла Васильевна Соколова показала, что будучи до мозга костей эпатажной и въедливой персоной, она была ещё и прекрасным преподавателем. Она глянула на благоухающего Сизова и хрипло пробубнила:

Ты такой красивый, но такой глупый. Сиди, не вставай, пять тебе. Вижу, что всё знаешь.

И Серёга Сизов действительно всё знал.