Долго думал, отнести ли кащея к классу инсектоидов или магических созданий. Все же остановился на последнем.

Взято из нашей группы в ВК - В мире фэнтези

ТОГДА

Игнорируя всякий этикет и устоявшиеся традиции, Кащей называл государя на ты, чего себе не позволяла даже Василиса. И царю кащеева смелость даже нравилась, однако в напарниках Бессмертного он сомневался.

– Уж не знаю, как у вас получилось кабана этого по всему периметру головы больного одолеть, но смотрю я на напарников твоих, и в мыслях одно только слово крутится, – царь пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить, но не смог.

– Паноптикум?

– Во! Он самый.

Кащей бросил взгляд на Горыныча, выдыхающего сноп огня в ночное небо, и визжащих от восторга ребятишек. Перевел глаза на начальника стражи, отнекивающегося от старушки-Яги в костюме амазонки. Та требовала немедленного спаринга и одновременно жевала пирожок.

– На ратный бой! – задорно визжала бабка с набитым ртом. – Один на один!

– Ну, да, – согласился Бессмертный с царём. – Есть такое. Но, ты ж знаешь, первое впечатление не всегда верное.

– Так это и не первое! И даже не второе.

– Да хоть десятое. С поставленными задачами мы справляемся? – спросил Кащей и сам ответил на вопрос: – Справляемся. Дочь твоя за нас ручается? Ручается. Каких гарантий еще надобно?

– Так-то оно так, – задумчиво проговорил царь, поглаживая жиденькую бородку, – однако и Василиса ошибаться может. Взять того же Ваньку Дурака, к примеру. Щебетала что, мол, люблю, хороший, ласковый, герой… А в брачную ночь он её из окошка выронил.

– Да ты б сомнениями себя не терзал, а сказал, чего тебе надобно. Не просто так же ты нас позвал?

– Не просто, – признал царь.

– Ну, так и ставь задачу-то, а не ходи вокруг да около.

– Дерзкий ты, потому, видать, некоторое доверие к тебе питаю, – погрозил пальцем Кащею государь и, наконец, перешел к делу: – бардак у меня во владениях творится. Порядка хочу.

– А поточнее? – спросил Бессмертный, уловив краем глаза, как Яга провела обманный удар и таки вырубила начальника стражи.

Тот упал, гулко хлопнувшись оземь, а Яга, изобразив неприличный жест, который неискушённый наблюдатель мог истолковать, как приглашение прокатиться на лыжах, подошла к одному из фуршетных столов, расставленных во дворе по заморской моде, и цапнула с блюда еще несколько пирожков.

– Происходит всякое. А я хочу, чтобы не происходило.

– Расплывчатая постановка задачи, – пробормотал Кащей. – А поконкретнее?

– Есть тут неподалёку несколько мест… как же ж их дочка называет… ароматных… аморальных… – царь вновь защелкал пальцами, вспоминая слово.

– Аномальных?

– Во! Точно! Аномальных мест, в которых происходит странное. В колодце пересохшем, который на краю села, нечисть какая-то завывает. Из-под церкви старой пламя по ночам вырывается. И нора на краю леса, под деревом.

– Ну, допустим, нора под деревом, явление распространенное.

– Не скажи. Туда зайчик постоянно бегает, – доверительным шепотом сообщил царь.

– Может там его гнездо?

– В костюмчике, с хронометром и говорящий, – округлил глаза самодержец.

– Точно зайчик? – ухмыльнулся Кащей. – Не белочка?

– Господь с тобой! – перекрестился государь. – Когда белочка приходит, она – чёртик, а тут именно зайчик. Хотя, может быть и кролик. Но то, что с часами – это факт.

Кащей быстро-быстро заморгал, пытаясь понять ход мыслей самодержца. Но государь вдруг внезапно подвел итог:

– Вот так вот. Наведете порядок – в долгу не останусь.

– А ежели нет?

– А ежели нет… – замолчал царь, задумавшись.

Кащей начал лихорадочно перебирать в уме варианты ответа на вероятный ультиматум царствующей особы. Но ни одна из язвительных фраз, зависших на кончике языка и готовых превратиться в слова, не пригодилась.

– А ежели нет, – сообщил царь, – то буду еще кого-то искать, кто справится.

«Адекватный царь?» – подумал Бессмертный, но следующей фразой глава тридевятого царства развеял его предположение:

– Когда вас на кол пересажаю.

– Почему я не удивлён? – спросил Кащей куда-то в воздух и поспешно добавил: – Вопрос риторический. Отвечать на него необязательно.

– Так что? Когда результата ждать?

– Мы, – Кащей еще раз посмотрел на пышущего в небо огнем Горыныча и на запасающуюся пирожками Ягу, – троица на подъем лёгкая, сейчас перекусим, пару фейерверков запустим и сразу же приступим.

Перекусывать старушка прекратила на рассвете. Тогда же округу перестали озарять огненные всполохи – у Горыныча закончилось топливо.

СЕЙЧАС

Каждый раз, когда Яга отдавала предпочтение мухоморам вместо алкоголя, на неё нападал жор вкупе с немотивированным желанием поспаринговаться. И если среди противников не находилось того, кто мог лишить её сознания, то заканчивалось всё уложенными в штабель добрыми молодцами и попавшими под горячую бабкину руку красными девицами. Когда противники заканчивались, старушка начинала налегать на еду, закидывая в себя всё съестное, до чего могла дотянуться. А когда наступал отходняк, Яга, обычно, вертясь перед зеркалом, разглядывала прибавившую в объеме фигуру, стараясь прогнать из воспоминаний вчерашние хуки, апперкоты, подсечки, запрещенные удары промеж ног и прочие атрибуты мухоморного берсерк-режима.

Нынешнее утро отличалось лишь тем, что вместо зеркала у старушки было отверстие старого колодца, в котором она застряла.

– Чем глубже нора, тем интереснее в неё падать. Главное не есть слишком много пирожков с незнакомых столиков, – бормотала Яга, пытаясь протиснуть своё раздобревшее туловище в жерло колодца.

Получалось очень медленно, и она возмущалась себе под нос, дергая ногами в такт каждому слову.

– Гребаный. Мать. Его. Метаболизм. Нельзя. Было. До. Вечера. Подожда-а-а-а-а-а-ать… – заорала она, набирая скорость.

Вопль закончился беззлобным «бля», обозначившим момент соприкосновения с дном.

Яга встала и огляделась. Прямо перед ней начинался ничем не подсвеченный, выложенный камнем проход. Старушка хмыкнула и шагнула в сырую темноту тоннеля. Прошаркав на ощупь пару десятков шагов, она наконец-то догадалась отцепить от пояса перемотанную промасленной тряпкой ветку и чиркнуть над ней несколько раз огнивом.

Факел занялся сразу же, высветив сырые камни тоннеля, очертания трёх дверей метрах в двадцати впереди и три пары отражающих свет пятнышек, судя по всему, чьих-то глаз. Яга пожала плечами, двинулась вперед, и вскоре факел осветил обладателя отражающих факел зрачков. Точнее, обладательницу.

– Надо было Горыныча сюда отправлять, – усмехнулась старушка, разглядывая трехглавую собаку. – Вы с ним как-то гармоничнее смотрелись бы.

– И тебе здравствовать, – ответила средняя голова собаки-мутанта.

– Ты как здесь оказалась, Цербера? – делая ударение на второй слог имени, поинтересовалась Яга.

– Лето, сезон отпусков, – пояснила левая голова, – подменяю вот.

– За троих, значит, работаешь? Надоело, небось?

– Аж вою с тоски, в темноте да сырости. А тут еще блохи. Кто их только выдумал? – зверюга принялась чесать задней ногой затылок левой головы. – Короче говоря, после адского пламени, знаешь ли, не сахар.

– Кстати, сахар! – воскликнула Яга и достала из кармашка кубик рафинада, чудом уцелевший из всего, что она собирала вчера со стола. – Будешь?

– Буду, – облизнулась средняя морда, а вся Цербера радостно завиляла хвостом.

– Но только у меня один кусочек всего. Кого угощать?

– Меня, – хором отозвались все три головы.

– А чего это сразу вас? – возмутилась средняя. – У меня ж спросили…

– Да какая разница, – перебила ее левая голова, – желудок-то один. Мне давай.

– А ты думаешь, нам вкусовых ощущений испытать не хочется? – возразила правая.

– А ты что, особенная какая-то? – оскалилась левая. – Не мешала б средняя, я б тебя точно укусила.

– Слышишь, ты! – негодующе перебила средняя, – кому это я тут мешаю? Да я самая полезная! Потому и сахар мой!

– С чего это вдруг ты самая полезная? – ехидно поинтересовалась правая голова.

– С того, что восемьдесят процентов атак на меня приходится, и кусаю я первая! Значит и сахар мой.

– Ой, да когда последний раз нам кусать кого-то приходилось? Всё на старых заслугах выехать пытаешься!

– Ага! Как жрать, так тебе удобнее всего, потому что ты по центру. И удовольствие от еды ты получаешь, а как жопу вылизывать, так левая или правая, потому что нам, видите ли, ближе…

– Но я действительно не могу дотянуться!

– Короче, сахар мне! – заявила правая. – Потому что я за гигиеной слежу и мне этот вкус перебить надо.

– А чего это тебе? – возразила левая. – Раз уж на то пошло, то за гигиеной мы обе следим. Я по четным, а ты по нечетным числам.

– В том то и дело, что я по нечетным. В году несколько месяцев тридцать первого заканчиваются. А после него сразу первое. И получается, что я вылизываюсь чаще! Вот разве я не права? Давай хоть у Яги спросим!

– Чего скажешь, бабка? – дуэтом поинтересовались левая и правая головы.

– Скажу, – ухмыльнулась Яга, – что будете так тявкать да скулить, сменщиков не дождетесь из отпуска.

– Чего это?

– Я, по-вашему, в колодец от нечего делать полезла?

– О, кстати! – осенило левую голову. – А чего это ты сюда припёрлась?

– Шумно тут у вас, вот и припёрлась. Скулёж ваш из колодца за версту слышно. Люди стороной обходят, да царю-батюшке жалуются: страшно, мол. Он хотел колодец засыпать к чёртовой матери. Говорит, мол, всё равно сухой лет пятьдесят уже. Да мы втроём отговорили.

– Кто «мы»?

– Я, да Кащей…

– Кащей? – Цербера вновь принялась чесаться. – Это которого братец родной из окошка полетать отправил?

– А ты откуда знаешь? – удивилась Яга.

– Ну как же! – принялась объяснять средняя голова, пока левая и правая пытались выгрызть насекомых из шерсти. – Он у нас недолго побыл, да пользы принес много. Башковитый по части химии да физики! Систему зеркал нам сделал. Да так хитро их расставил, что от одной свечки в подземном царстве светло, словно на земле в рассветный час, становится. Аид теперь непослушных мёртвых электричеством бьёт. Радуется, как ребенок. Всё потому что Кащей этих… как их… аккумуляторов из металлов разных наделал.

– Этот может, – довольно прокомментировала Яга.

– Словом, когда предписание пришло отпустить Кащея вашего, Аид его лично через Стикс перевез. На том берегу руку жал и обещал теплое местечко, когда тот умирать надумает.

– Долго ждать придется, – ухмыльнулась Баба Яга, вспоминая заветную Кащееву иголку.

– А кто третий отговаривал? – теперь собака-мутант пыталась почесать задней лапой среднюю шею. Получалось плохо.

– Горыныч.

– Это кто такой?

– Вы б с ним общий язык нашли, – ухмыльнулась Яга, перекладывая факел в другую руку. – Такой же, как и ты, трехголовый. Только рептилия.

– А чего ж ты, а не он пришел, раз общий язык нашли бы?

– Не пролез бы, – хмуро ответила Яга. – Слушай, я собственно, чего пришла-то. Не могли бы вы тут прекратить завывать в три горла?

– Да мы и не выли, – раздосадовано ответила левая голова.

– Пока блох не подцепили, – добавила средняя.

– Всякие наказания у Аида видели, но блохи – это за гранью добра и зла, – подвела итог правая.

– А ежели докучать насекомые не будут, тихо додежурите?

И, пока Цербера энергично кивала всеми тремя головами, Яга достала откуда-то из складок юбки мешочек с четырьмя вышитыми на нем буквами – «ДУСТ».

ПОСЛЕ

– Блохами животное маялось, от того и выло, – закончила свой рассказ Баба Яга. – Теперь к тебе вопрос, Кащеюшка: почему ты именно к Аиду попал после того, как тебя братец из окошка выкинул?

– Есть такая теория, что каждый попадает после смерти в то место, в которое верил. И, видимо, она рабочая. Потому что мне ближе всего античная мифология.

– Батюшки-святы! – прижала ладони к щекам Яга, – это ж надо подготовиться! Местечко покомфортнее себе придумать и поверить в него успеть.

– Придумай, – усмехнулся Кащей, поглаживая воткнутую в ворот камзола иголку. – А я, кажется, себе всё придумал уже.

– А нас после смерти просто не станет, – флегматично сообщил Горыныч. И пояснил, в ответ на удивленные взгляды: – атеисты мы.

– Ну, так-то оно, конечно, логично, – согласилась Яга. – Но мой тебе совет: определился бы ты, пока не поздно. Глядишь, с единорожками по радуге еще побегал бы, после смерти-то.

– Мне тяжело во что-то верить. Я помню ночное небо еще с двумя лунами, – пояснил свою позицию Горыныч и перевёл разговор в другое русло: – Трехголовая, говоришь?

– Ну а чего ж, одному тебе с тремя головами красоваться?

– Эх, надо было мне колодец выбирать, – мечтательно произнесли головы Горыныча хором.

– Я сначала тоже так подумала, но нет, – возразила Яга.

– Это почему?

– Нечего химер плодить! Извращенец чешуйчатый. Она – собака, ты – змей. А дети кто получатся? Змеебаки?

– Трехголовые змеебаки, – уточнил Кащей. – Я до сих пор не понимаю, как ты в нору под дубом проскользнул. С колодцем бы так не прокатило. Яга, вон, и то еле пролезла.

– По правде говоря, если б не пирожки, то дело двигалось бы гораздо быстрее, – призналась бабка.

– Хм, – задумчиво хмыкнула левая голова Горыныча, – у меня дело двигалось быстрее как раз благодаря пирожкам.

СЕЙЧАС

– О боже! Я опаздываю! Королева будет недовольна! – пропищал кролик, пряча часы на цепочке в карман и прыгая в нору.

Но вместо того, чтобы исчезнуть под землёй, зверёк завис в воздухе, удерживаемый за куцый хвостик когтями трехглавого змея.

– Знал бы ты, как я недоволен, – сообщил кролику Горыныч, разглядывая зверька. – Меня впервые за очень много лет пригласили на общественное мероприятие. Мне радовались дети. Мне не пытались отрубить головы или завязать шеи в узел. С моих анекдотов смеялись. Но выяснилось, что второго дня праздника не будет. А знаешь почему?

– П-п-п-почему? – заикаясь, спросил кролик.

– Потому что ты по норкам прыгаешь.

– Я н-н-не виноват.

– А потихоньку можно было? А? Незаметненько, а? – поинтересовался Горыныч, встряхивая кролика с каждым вопросом. – Чтоб людей не смущать? А я теперь, голодный, должен выяснять, что происходит?

Будто в ответ на последний вопрос откуда-то из карманов кроличьего жилета выпал пирожок. Кащей прекратил встряхивать кролика и протянул одну из лап к еде. Сверху, на корке, чуть более припеченный слой образовывал слова.

– «Съешь меня», – прочитал Горыныч и откусил маленький кусочек одной из пастей.

– Не-на-до! – заверещал кролик.

Но было поздно. Проглотив кусочек непрожеванным, гигантская трёхголовая рептилия принялась уменьшаться до тех пор, пока сама не стала размером с кролика.

Но, даже потеряв в размерах, агрессивности Горыныч не утратил. Теперь он схватил кролика за горло. Только уже не кончиками когтей, а всей лапой. Удерживая пирожок в другой, змей прорычал:

– Ты что со мной сделал, пушистый? Возвращай всё назад!

– Не-не-не могу, – вновь начал заикаться зверёк. – У меня жид-жид-жидкости нет для роста.

– И где её взять? – сдавил Горыныч горло кролику чуть сильнее.

– Та-та-там, – показал тот лапкой куда-то вглубь норы.

– И, я так понимаю, выбора у меня нет?

Кролик отрицательно помотал головой, подтверждая, что выбора нет. Горыныч сказал:

– Поехали! – и, не отпуская ни шею, ни пирожок, махнул крылом и сиганул в нору.

В полёте выругался, перехватив кролика поудобнее, чтобы не свернуть ему шею и, расправив крылья, стал планировать, снижаясь по спирали. Нора была вертикальной и очень глубокой. Но, в конце концов, Змей и кролик приземлились в круглом зале с множеством одинаковых дверей. В центре стоял огромный стеклянный стол с флаконом, этикетка на котором гласила "Выпей меня".

– Оно? – спросил Горыныч у кролика.

Тот коротко кивнул.

– Не уходи никуда, – сказал Змей и, взмахнув крыльями, взлетел на стеклянную поверхность.

Взял флакон в лапы, поддел пробку когтем и не успел сделать глоток, как тут же стал увеличиваться в размерах. В какой-то момент поверхность стола не выдержала, и предмет мебели рассыпался дождём осколков. Кролик испуганно рванулся в сторону и, в очередной раз прокричав, что опаздывает, скрылся за одной из дверей.

– Хм. А удобная штука, – улыбнулся Горыныч, переводя взгляд с недоеденного пирожка на флакон. – Значит, что там у нас?

И потопал к той двери, за которой скрылся говорящий кролик.

– Есть кто живой? – спросил он, просунув голову в открывшийся проём.

Комната представляла собой длинный обеденный стол, заставленный чашками и чайниками.

– Новенький! Заходи! – обрадовано пригласил сидящий во главе стола мужчина в странной шляпе. – Наливай себе чай.

Змей подошел к столу, переложил флакон и недоеденный пирожок в одну лапу и взял освободившейся чайник, попытавшись наполнить ближайшую чашку. Оттуда ничего не лилось.

– Но он же пустой! – заметил Горыныч.

– В том-то и дело.

– Тогда зачем предлагать то, чего нет.

– Из гостеприимства, – уверенно ответил мужчина в шляпе.

– Времени у нас целое ведро, – сообщил дремавший на стуле комок серой шерсти и в подтверждение своих слов постучал лапкой по стоявшему на столе ведру.

Горыныч вытянул левую шею и заглянул в посудину.

– Я в недоумении, – сообщила левая голова, разглядывая содержимое ведра. Внутри лежали часы разных моделей: с кукушкой, наручные, карманные, настенные, настольные и даже несколько песочных.

– А чего непонятного? – вновь подал голос серый комок.

Горыныч пригляделся внимательнее и угадал в очертаниях шерстяных изгибов мышь-переростка.

– Всё непонятно.

– Хорошо же, когда в запасе есть немного времени, – буркнула мышь. – А теперь будь добр, заткнись. Я посплю, пока у меня есть время.

– Время до чего?

– До суда.

– Суда?

– Ну да! Туда-сюда и до суда! – вклинился мужик в шляпе и отпил из своей чашки.

– Ребят, вы тут в своём уме? – настороженно спросила средняя голова.

– Иног-ног-да, – послышался знакомый голос с другого края стола.

– Кролик? Ты же опаздывал!

– Ну да, – согласился белый кролик и кивнул на спящую мышь, – но, слава богу, у Сони есть ли-ли-лишнее время.

– Дурдом, – констатировала правая голова.

– Но безобидный, – согласилась средняя.

– Идем дальше? – спросила левая голова Горыныча.

– Ага, – дуэтом согласились правая и средняя.

И гигантская рептилия покинула помещение.

– Здрасьте, – поздоровался Змей, просунув левую голову в следующую дверь и с любопытством оглядывая подобие судебного зала.

Судя по всему, здесь только что разбили гигантское зеркало, потому что осколки еще отскакивали от пола, когда он сюда заглянул.

– Стража! – заверещала злобная женщина, восседающая за судейским столом. – Отрубите хотя бы эту голову!

– Я извиняюсь, – Горыныч протиснулся в двери целиком, – но с какой это стати?

– Три! – захлопала в ладоши женщина, – втройне веселее! Рубите всё!

К змею заковыляли прямоугольные человечки, до боли напоминающие игральные карты. В руках у них были топоры. Кащей пригляделся внимательнее – это и вправду были карты. Только ожившие.

– Дурдом, – констатировала правая голова.

– Потенциально опасный, – подтвердила средняя.

– Приготовиться к дезинфекции! – скомандовала левая.

Все три набрали в грудь воздуха и одновременно выдохнули.

Карты вспыхнули, разъедаемые пламенем, их стало корежить под воздействием высокой температуры. Горыныч же вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. И столкнулся с кроликом.

– Мне на суд! – сообщил кролик.

– Амнистия, – сообщил Горыныч и зашагал к следующей двери.

ПОСЛЕ

– Сгорело всё. Ну, кроме комнатки с чифирщиками. Я потом пирожок доел, из норы вылетел и жижу допил, чтоб нормальный размер принять.

– А чифирщиков за какие-такие заслуги в живых оставил?

– Не знаю. Они прикольные, – улыбнулась левая голова змея.

– Царь-то убивать всех под корень не просил. Ему надо было, чтобы кролик не бегал. Ну так он и не будет, – подхватила средняя голова.

– Суд-то отменили, – сказала правая, и все трое заржали.

– А с церковью что?

– Да мало половин… тьфу ты! – понимая, что говорит что-то не то, выругался Кащей и поправился. – В смысле, я был не один.

СЕЙЧАС

Кащей, стараясь максимально сочетать скорость и бесшумность, шел вперед. Эхо, гуляющее по многочисленным коридорам, извивающимся во всех мыслимых направлениях, дезориентировало. Разбросанные тут и там кости, не всегда человеческие, цепляясь за ноги, раздражали. Запах чадящих факелов вызывал ощущение лёгкой тошноты.

Спертый воздух подземного лабиринта становился с каждым шагом теплее, но Кащей не останавливался, ориентируясь на мешанину звуков, постепенно становящихся громче и разборчивее. Бессмертный уже четко различал отдельные части звукового пазла. Лязг и скрежет железа, агрессивное рычание, треск дерева. Отдельной нотой в этой какофонии звучала беззлобная, почти восторженная ругань.

Очередной поворот вывел его к массивной распахнутой, а точнее, выбитой двери. Из-за неё, собственно, и доносился шум, который теперь, когда Кащей достиг его источника, логичнее было назвать грохотом. Осторожно выглянув из-за едва держащегося на петле куска двери, Бессмертный увидел двух добрых молодцев, измывающихся над какой-то крупногабаритной краснокожей образиной, утыканной по всему телу рогами разной величины и изогнутости.

Демон, а это был именно демон, плакал, шмыгал носом, просил развязать и отпустить. Но парочка была непреклонна. Одного Кащей узнал сразу. Личность второго была ему незнакома.

– Не работают твои приёмчики, Балда, – отметил незнакомый.

– Странно, – пожал плечами Балда, разглядывая ладонь и в очередной раз складывая пальцы для щелбана. – Раньше всегда срабатывало.

– Может, раньше не такие крепкие попадались? – предположил второй.

– Может, – пожал плечами Балда и вновь щелкнул громадного беса по лбу.

– Ребятушки, ну прекратите, пожалуйста. У меня от ваших щелбанов песня в голове. И она мне не нравится, – причитая, попросил демон.

– Какая?

– Мало половин, мало-мало половин, – плаксиво напел тот.

– Где черевички, супостат?! – грозно спросил второй, поднося кулак к широким демонским ноздрям.

– Да хрен с ними, с черевичками, Вакула, – осадил его Балда. – Мы, вон, сейчас, камешек драгоценный изо лба у него выбьем, на деньги сменяем, сколько хочешь черевичек купишь. Да таких, что и царице не снилось, а уж Оксане твоей, так и подавно.

– Не надо выколупывать, – взмолился демон.

– Да как ты его выбьешь, – проигнорировал просьбу Вакула, – ежели кристалл – одно целое с черепом?! Уже и ножом ковыряли и огнем жгли, а ему хоть бы что...

– Может, под углом определенным надобно? – задумчиво спросил сам себя Балда, согнул пальцы и вновь щелкнул демона по лбу.

– Ай! – взвизгнул тот. – Опять заиграла!

– Та же самая? – заинтересованно спросил Балда.

– Мало половин, мало половин, – грустно запел демон, одновременно пуская слезу и кривляясь. – Мало половин, мало-мало половин… Я открываю мир других мужчин…

¬– Срамота какая! – сплюнул в сторону Балда.

– Нда, набил ты ему головушку, – пробормотал Вакула. – Мне его почему-то аж жалко становится.

– А за что его жалеть-то, врага рода человеческого? – задорно поинтересовался Балда, уже в который раз щёлкнув демона по лбу. И попросил: – не бузи!

– Не бузю, – согласился демон, – хотя мне от этой мелодии в голове очень бузово. Мало половин…

Балда ударил по кристаллу еще раз и демон, отчаянно взвизгнув «Мало половин», с радостью потерял сознание.

– Ну вот, – расстроился Вакула, – теперь точно не узнаем, где черевички взять.

– Да на кой тебе те сапожки? Ты ж вроде бы выпрашивал одну пару.

– Да понимаешь, – замялся Вакула. – Со свадьбы-то не один годок прошел.

– Сшорхала, что ль? – засмеялся Балда.

– Да не.

– А чего тогда?

– Чувства у нас притупились… – отводя взгляд, сообщил Вакула.

– И?

– Ну, сапоги теперь надо…

– Да что я из тебя по одному словечку вытягиваю-то?

– А, так его раз так! – махнул рукой Вакула и принялся рассказывать: – Проела мне плешь моя Оксана. Мол, близость у нас не та, остываю я, мол, к ней. А как тут не остыть? Ты пойди-ка, помаши кувалдой, да меха горна покачай. Но не хочет ненаглядная слышать. На свой счет всё принимает. А тут у Солохи книжку углядела срамную, в которой повествуется, как через это самое… ну того…

– Через поебаться? – простодушно подсказал Балда.

– Ну, да. Вот через разнообразие в этом самом огонёк страсти снова разжечь.

– А сапоги то-тут причём? – не понял Балда.

– Ну дык наряд такой.

– Она их на себя надеть собирается?

Вакула кивнул.

– И чего помимо сапог ей надобно? Долго мы на чертей под церквями охотиться будем?

– Ну… – по интонациям Вакулы и тому, как он прячет в пол глаза, было понятно, что от обсуждаемой темы парню не по себе. – Плетку я ей кожаную, как она просила, сплёл. А больше ничего и не надо.

– Во дела! Чего только люди не придумают, чтоб по-человечески не ебстись-то! Истину говорю тебе, Вакула, ведьма твоя Оксана. Нормальная баба сапоги с дьявольской ноги надеть не решилась бы, а эта, наоборот, кроме них надевать ничего не собирается! – изумился Балда. Затем, посерьезнев, предложил Вакуле: – Так может я лучше Оксане твоей щелбана дам, дурь из неё выбью?

– Не можно, – тоскливо проговорил Вакула. – Люблю я её.

– Ой, чувствую я, приведут тебя бабские затеи к печальной участи.

– Мало половин, мало-мало половин! – бодро начал пришедший в себя демон, но Балда, не отвлекаясь от разговора, отпустил ему очередной щелбан и адское порождение вновь утухло.

Его напарник почесал затылок, обошел красную, усеянную шипами разной величины тушу и спросил, показывая характерный жест пальцем вдоль шеи:

– Может, мы этот камень вместе с головой на поверхность поднимем?

– Да он же твёрдый, как кирпич. Чем её от тела отделять?

– А камешек, говоришь, не отколупывается?

– Бесполезно, – махнул рукой Балда, – намертво в череп врос.

– Ну так и на кой он тебе вообще нужен? Мы вообще-то за черевичками сюда полезли, а не за камнем.

– И черевички поищем. Но камешек из башки у этого дурня сколупнуть всё ж таки хотелось бы. Уж больно красивая вещица.

Слушая беззлобный диалог напарников, Кащей так увлекся, что не заметил усиливающегося запаха серы. Точнее, заметил, но было уже поздно. Реальность стала трескаться, будто яичная скорлупа и в образовывающиеся огненные расщелины посыпались черти. А спеленатый по рукам и ногам красный гигант жизнерадостно сообщил:

– Я открываю мир других! – и снова запел: – Мало половин, мало-мало половин…

Теперь слова мотивчика звучали, словно издевательски-угрожающий намёк, под который и завязалось побоище.

Поначалу дело у парочки шло споро, и визжащие противными голосами черти, разлетаясь в разные стороны и ударяясь оземь, рассыпались дымными облачками пыли. Но на смену развоплощенным тварям из пышущих жаром щелей в пространстве, лезли новые. Количество мелких бесов не уменьшалось. И когда черти стали наседать совсем плотно, а Вакула, отбиваясь от них, матом спрашивать сам себя «зачем ему такая Оксана?», Кащей с криком:

– Держитесь, мужики! – выскочил из своего укрытия.

– Коша! – радостно воскликнул Балда, раздавая щелбаны налево и направо. – Пришел в себя!?

Кащей не ответил, но метнулся к пышущему жаром разлому реальности, доставая на ходу медный медальон с вычурным узором и вынимая из ворота куртки заветную иглу.

– Куда ты?! – закричал на него Балда. – Помогай давай!

– Я и помогаю, – огрызнулся Бессмертный, прикасаясь к одному из ответвлений разлома медальоном и начиная выписывать вокруг узоры иглой. Разлом в месте Кащеевых манипуляций затягивался.

– ТЫ!!? – заорал связанный демон. – ОПЯТЬ?!

– Не опять, а снова, – не отвлекаясь от своего занятия, парировал Кащей.

Балда и Вакула, не забывая раздавать щелбаны и крестить набегающих бесов, удивленно выпучив глаза, следили за развивающимся между Кащеем и демоном диалогом.

– Опять всё портишь!

– Не порчу, а исправляю, – возразил Бессмертный, начиная сращивать следующий разлом.

Когда все дыры в реальность были закрыты, черти превращены в пыль, а связанный красный демон охрип от извергаемых проклятий, Кащей спрятал медальон, прикрепил иглу к вороту камзола и обратился к Вакуле с Балдой:

– Парни, мне кажется, я знаю, как решить обе ваши проблемы.

– Погоди, а откуда ты знаешь этого? – кивнул Вакула на связанного демона.

– Конкурирующая с Аидом фирма, – пожал Бессмертный плечами. – Недобросовестной рекламой умерших в свою версию ада переманивал.

– Вот те раз! – удивился Вакула. – Ад, значит, не один?

– Не один. И у некоторых даже свой собственный, – подтвердил Кащей. – Так вот. Камешек я вам помогу достать. И сапожки, каких Оксана твоя в самых откровенных фантазиях представить не могла, тоже предоставлю.

– Так ты слышал, о чём мы разговаривали? – настороженно поинтересовался кузнец.

– Слышал, – кивнул Бессмертный, – но тут же забыл. Слово джентльмена. Что у вас в спальне происходит, меня не касается.

– Тогда от чего ж помочь стремишься? Какая твоя выгода в этом?

Кащей устало вздохнул, рассказал о том, как его компанию пригласили на бал под предлогом амнистии. И о том, как эта самая амнистия плавно перетекла в просьбу навести в окрестных подземельях порядок, чтобы простой люд не смущать.

– А когда спустился, выяснять что происходит, смотрю – вы уже здесь и половина работы сделана. Так отчего бы не помочь тем, кто помог мне?

– Звучит правдиво. Так как, говоришь, нам камень из головы у чудища вынуть? – перешёл к делу Балда.

– Не смей! Не смей им помогать! – закричал демон.

– Извини, Дьябло, ничего личного, – развел руками Бессмертный. И обращаясь к Балде: – Ты с основами физики знаком?

– С кем?

– Такое выражение как «кинетическая энергия», тебе о чём-нибудь говорит?
(окончание в комментах)

Из серии "Трое, которых пятеро" (история #7)

СЕЙЧАС

– Василиса по тарелочке со мной связывалась, – сообщил Кащей.

– И чего? – заинтересовался Горыныч. – Опять украсть-убить-сломать что-то нужно?

– Отнюдь!

– От отнюдя слышу!

– Короче говоря, – отмахнулся Бессмертный, – Василиса Царю рассказала, как мы её от Нуф-Нуфа спасали.

– И чего?

– Как чего? Амнистия! Нас даже на бал приглашают.

– Куда?

Кащей набрал воздуха в грудь, досчитал до десяти и продолжил разъяснять:

– Государь в гости съездил к соседям, теперь, говорит, не хочу пиры-застолья, хочу балы-маскарады.

– Реформатор, бля, – буркнула какая-то из голов Горыныча.

– В молодости мне довелось побывать на многих мероприятиях подобного рода. Но один из балов запомнился мне больше остальных. Хотя я на нем даже не танцевала, – подала голос Яга.

– Так ты не местная? – изумилась одна из голов Горыныча. – Балы ведь заморская блажь. У нас-то – пиры.

– Раскусил! – осклабилась баба Яга.

– Что раскусил? – начала отплевываться левая голова. Хоть она и пришла в себя после щелчка Балды, но образные выражения иногда воспринимала как-то неадекватно.

– Сколько с тобой общаюсь, а не перестаю удивляться деталям из биографии, – сообщил Кащей.

– Да ты у нас тоже не лыком шит, – ответила комплиментом на комплимент Яга. – Одно только то, что у тебя есть брат – точная твоя копия, чего стоит.

– Лучше б его не было, – буркнул Кащей.

– Вот только давайте в ностальгию не ударяться, а? – умоляюще попросила средняя голова рептилии.

– Ностальгия, да будет тебе известно, ничто иное как реконструкция предыдущего жизненного опыта, не воспроизводящая прошлые события, но включающая субъективную оценку вспоминающего, считающего положительными даже негативно пережитые ситуации. А учитывая то, что вспоминая некоторые эпизоды прошлого, ни я, ни Кащей не испытываем к оным нежных чувств и желания, чтобы они повторились, то я бы скорее назвала данные рассказы устным способом передачи жизненного опыта, а не ностальгией.

– Это называется задушевное пиздобольство.

– Ну, или так, – согласилась Яга. – А раз уж ты сам согласен с тем, что мы здесь не нюни распускаем, а опытом делимся, то изволь послушать, пока я марафет наводить буду. Как-то мы на балу у короля Убералисена с одним рыцарем пересеклись…

– Ну невыносимо же! – простонала трехголовая рептилия и потопала куда-то за избушку.

– Звали его, кажется…

ТОГДА: Незнакомка

– Как зовут тебя, рыцарь? – спрашивает Незнакомка в странной шляпке, с прикрытым вуалью лицом. Голос у неё низкий и глубокий, с едва уловимыми нотками хрипотцы.

– Имя моё не скажет тебе ни о чём, прелестное создание, – уходит он от ответа.

– Вина? – не отступает она.

– Не откажусь, – улыбается Нахтигаль, сдерживая дрожь в руке, принимающей бокал.

– За успешный финал? – протягивает незнакомка свой сосуд, вызывая мелодичный звон соприкосновением хрусталя с хрусталём.

– Финал чего?

– Того, что вот-вот начнется.

Взгляд его всего на мгновение дергается куда-то в сторону, но тут же возвращается к блестящим в прорезях маски глазам собеседницы.

– Не понимаю, о чем ты?

– Всё ты понимаешь, – улыбается та.

Музыка заглушает гудение голосов в тот самый момент, когда рыцарь подносит бокал к губам, обеспечивая себе паузу, во время которой – это видно по глазам – что-то лихорадочно просчитывает в уме. Рука дергается, чуть было не расплескивая вино. Он нервничает, хотя и старается не подавать вида.

– Я могу помочь, – встав на цыпочки и приблизив губы к его уху, всё тем же сводящим с ума голосом сообщает девушка в карнавальной маске, издавая губами звук, который часто можно услышать после затяжного поцелуя пылких любовников. – Но взамен ты поможешь мне.

– Как? – взволнованно спрашивает рыцарь. Он уже не пытается делать вид, будто не понимает, о чём речь.

Её палец, слегка придавив ткань, касается верхней пуговицы его камзола и ползет вниз, останавливаясь на каждой пуговице, разделяя предложение на отдельные слова.

– Так. Как. Ты. Планировал. Сладенький.

СЕЙЧАС

– Как же ж его звали-то, суку такую…

– Вот не умеешь ты рассказывать, – иронично подал голос из-за избы Горыныч, – когда не нужно, такие конструкции из слов городишь, что у меня извилины во всех трёх головах на финишную прямую выходят. А как интересная история намечается, так на ненужные мелочи отвлекаешься.

– Милый, поживи с моё! – начала было оправдываться Баба Яга.

И Горыныч заржал во все три глотки.

– Даже-ть, ежели на три разделить, мой век всё равно поболе будет.

– Неужто? – раздалось из избушки.

– Да я, к твоему сведению, еще две луны на небе застал!

Яга выглянула в окно и, игнорируя аргумент трехглавого, задумчиво пробормотала, глядя в небо:

– Зикхайль?

– Чего? – не понял Кащей.

– Кажись, Зикхайль его звали…

ТОГДА: Нахтигаль

– За короной пришел?

Нахтигаль хватает Незнакомку за предплечье и, крепко стиснув, угрожающе шипит:

– Откуда знаешь? Кто такая?

– Полегче, рыцарь, полегче, – высвобождает руку та. – Слухами земля полнится. А среди вас, среди лихих людей, безрассудный – каждый третий, самоуверенный – каждый второй, не в меру болтливый – каждый первый.

Большая часть сознания Нахтигаля занята тем, что отмечает изменения в бальном зале: перемещения гостей, стоящие у колонн группы не решившихся пригласить кого-то на танец кавалеров, перешептывающихся дам, кружащиеся в вальсе пары, стражу, разносящих напитки лакеев. Меньшая цепляется за каждое слово незнакомки, в надежде, что в её речи проскользнет хоть какой-то намёк на то, кто она или откуда знает о заключенном пари.

– Имеющий уши слышит, что нужно, – продолжает нашептывать та. – Ты, Водяной, Стервелла. Кто еще?

Рыцарь, слушая девушку, не перестает следить за бальным залом. Вон шумный крупный мужик в камзоле с огромной, под стать ему самому, бутылью, регулярно отпивающий глоток-два – сушит бедолагу. Вроде бы общается с компанией королевских охотников, но когда что-то рассказывает, пятится на шажок-два. Оттягивает всю компанию на себя – ближе к трону. Ещё полчаса назад охотники хохотали у среднего окна. Сейчас они уже возле колонны.

– Бесспорно, в вашем пари есть что-то захватывающее, – продолжает Незнакомка. – Но не пахнет ли это всё безрассудством?

Нахтигаль слушает и наблюдает, как шикарно разодетая дама в мехах, с черными слева и белыми справа волосами, курсирует по залу от группы к группе таких же, как она баронесс, графинь, маркиз. Держится слегка отстранённо, хотя и принимает живое участие в разговорах. Постоянно стреляет глазами по сторонам и, скорее всего, так же, как и сам Нахтигаль, отмечает всех, попадающих в область зрения людей и детали. Даже самые мелкие. Её можно было бы назвать красивой, если бы не чрезмерная худоба. Но за богатой одеждой никто не замечает костлявости.

– В какой-то момент сегодня вы станете мешать друг другу, а желание быть первым затмит разум, провоцируя делать ошибки. И кто-то решится подставить другого, чтобы выиграть пари.

Незнакомка не говорит о себе. Она говорит о заключивших пари. Но уши рыцаря ловят каждое слово. И отмечают каждое движение в зале.

Личная охрана короля не бросается в глаза. Её будто нет. Но рядом с Убералисеном всегда несколько одних и тех же лиц. Кто-то подходит к нему, к кому-то подходит он, ведутся разговоры, отвешиваются поклоны, сыплются комплименты, однако несколько человек рядом с ним, а точнее – четверо, не меняются. Примечательно, что среди них одна женщина-амазонка. Но это явно не гостья. И её одеяние – не маскарадный костюм.

– И из-за стремления быть круче всех, кто-то наплюёт на безопасность остальных, – едва уловимая хрипотца в голосе Незнакомки, будто она только проснулась, отвлекает.

Её дыхание, вместе со словами касающееся уха, не даёт сосредоточиться. Но мозг продолжает фиксировать происходящее, глаза – следить за королём и теми, кто его окружает, уши – наслаждаться бархатным голосом.

СЕЙЧАС

– Народу было – не протолкнуться, а для меня скопление большого количества человеческих единиц на относительно небольшой площади, даже сейчас, при наличии внушительного багажа опыта, приобретенного за последующий отрезок жизни, было и будет негативно влияющим на нервную систему и не позволяющим сосредоточиться на основной задаче фактором.

– Пиплофобия, – задумчиво проговорил Кащей.

– У каждого свои недостатки, – пробасил Горыныч из-за избушки. – Я, например, только с высоты полета понимаю что и где, а когда пешком хожу, постоянно на местности путаюсь.

– Топографический кретинизм, – вновь поставил диагноз Кащей.

– Ты ж, например, – продолжал трехголовый откуда-то из-за избушки, обращаясь к Яге, – вместо того, чтобы понятно и быстро объяснить, много лишних сложных слов говоришь...

– Перманентное пиздобольство, – отметил Кащей.

– ...но мы привыкли и даже понимаем тебя. Я ж осознаю, что несмотря на такой недостаток, ты полезный член команды.

– Вынужденная толерантность...

– Слышь, худосочный, – вновь выглянула из окошка Баба Яга, – а навязчивое стремление диагностировать диагнозы когда тебя не просят, как называется?

– Дохуя умный, – хором предположили все три головы из-за избушки и дружно заржали.

ТОГДА: Кэлпи

– И я ему говорю: доблестный сэр, вы, конечно, можете сделать так, как считаете нужным, но на свой страх и риск, потому что ходят слухи, будто особа, которую вы так вожделеете, ведьма.

– И что он?

– Рискнул, – Кэлпи пожимает плечами и с напускным безразличием отхлёбывает из здоровенной бутыли.

Охотники молча ждут, когда здоровяк продолжит, а он – когда кто-то задаст вопрос.

– И у него... получилось? – наконец интересуется самый молодой из собеседников.

– А не знаю. Я его больше не видел, – Кэлпи выдерживает паузу и добавляет, опираясь о колонну: – Никто не видел.

Молодой нервно хихикает. Остальные изумлённо, с некоторой долей испуга смотрят на Кэлпи.

– Холостым, – наконец добавляет здоровяк. – Охомутала она его.

Компания разражается смехом.

– Разве ведьмы могут иметь мужей? – недоумевая, спрашивает молодой.

– Любая женщина, – Кэлпи доверительно кладёт ладонь парню на плечо, – у которой есть муж, по определению ведьма.

Старшие снова одобрительно хохочут, а молодой смущённо краснеет.

– Понимаешь ли, мой юный друг, у каждого мужчины есть особый рычаг, взяв в руки который, женщина способна управлять нами так, как ей заблагорассудится.

Компания замолкает в ожидании следующей шутки. И гигант не заставляет ждать долго. Сделав несколько внушительных глотков из горлышка он добавляет:

– Кроме меня и лорда Дерхахна.

– Почему?

– Я не стесняюсь управлять своим рычагом сам, – кто-то их собеседников издает короткий смешок, а Кэлпи, язвительно ухмыльнувшись, кивает в сторону балкона, на котором престарелый аристократ что-то нашёптывает на ухо юному пажу, пытаясь его приобнять, – а рычаг лорда во власти мальчиков.

Компания охотников в очередной раз неприлично и громко хохочет, не замечая, что за время развеселого разговора проделала путь от центрального окна до ступеней, ведущих к трону. Они даже не обращают внимания на снующих туда-сюда слуг с подносами полными яств и напитков, настолько увлекательно ведет беседу их новый знакомый.

Сам же здоровяк, помимо того, чтобы развлекать охотничью братию, успевает отслеживать короля и нескольких гостей.

Особых гостей.

Которых никто не приглашал. Как, собственно, и его самого.

Каждый с разным успехом приближается к цели пари – короне Убералисена. Стервелла, мило общаясь со знатными дамами, также ненавязчиво обходит бальный зал по другому краю. Однако в отличие от Кэлпи не собирает вокруг себя компании, держась со всеми вежливо, но отстраненно. Скорее всего, будет ловить момент и постарается спереть корону незаметно, обставив всё так, словно она ни причём, и ускользнуть до того, как поднимется паника.

Кэлпи рассчитывает сделать всё абсолютно противоположным образом.

Четверых телохранителей – троих мужчин и одну женщину, делающих вид, что они заурядные гости, – Кэлпи срисовал давно и теперь, почти подобравшись к королю, ждет удобного момента. Сорвать корону, когда внимание всех четверых переключится на кого-то (а оно обязательно переключится) и рвануть к окну. Несмотря на внешнюю неуклюжесть и габариты, наводящие на мысль о нерасторопности, он очень проворен. Ну а выпрыгнув с добычей в окно, Кэлпи примет форму коня и поминай как звали – пари в кармане.

Преимущество перед Стервеллой в том, что после определенного момента ему не нужно переживать о скрытности. Нахтигаля Кэлпи в расчет не берет – парнишка совсем зелёный и сам не понимает, во что ввязался. Несколько дерзких ограблений не показатель мастерства. Даже разбойные нападения нужно просчитывать – ангелы-хранители и те не всегда справляются. Что уж говорить о взбаламошенной и капризной удаче?

Вот и сейчас парнишка, забыв обо всем, отвлекся на какую-то вертихвостку. Та уже водит пальцами по камзолу рыцаря, а он и растаял. Ух как глазки забегали. Не иначе как прикидывает, куда бы уединиться с этой дамочкой в вуали. Ну, тем лучше. Не будет под ногами мешаться.

– А вот однажды довелось мне видеть коричневую мохнатую тварь с огромными, как у слона ушами, – начинает травить очередную историю Кэлпи, – верхом на говорящем крокодиле…

СЕЙЧАС

– Сказочник он, я вам доложу, похлеще Баюна. На ходу такое сочинял – на голову не натянешь. Говорящие крокодилы, пионеры какие-то, металлолом… Словом, рассказывать любил и умел. Да так складно и убедительно, что я до сих пор нет-нет да и задумаюсь, а вдруг действительно где-то есть такие животные, которые старым железом запасаются, как белки орехами.

ТОГДА: Незнакомка

– Удачный момент я организую, – хихикает Незнакомка, прижимаясь к Нахтигалю. – Главное, не проворонь его.

– Так а что делать? И когда? – недоумевает парень, которого все принимают за рыцаря.

– Не ошибёшься, – Незнакомка отступает на шаг, берет ладонь Нахтигаля в свою. И, направляясь в сторону короля, добавляет: – Иди за мной.

Они идут рассекая толпу. Незнакомка уверенно выбирает направление, обтекая стоящих, танцующих, разговаривающих. До Нахтигаля со всех сторон долетают обрывки диалогов, сливаясь в единый сюрреалестичный монолог состоящий из разных голосов.

– ...невероятная история...

– ...урожая прошлого года...

– ...не думаю что она такая...

– ...породистая лошадка, но...

– ...герцогу об этом знать необязательно...

– КРЫСА!!! – возвращает его в реальность женский визг.

Нахтигаль упустил тот момент, когда их руки разъединились и он оказался чуть за спиной Убералисена, а Незнакомка – метрах в пяти перед королём. Дамы с визгом отступают, подбирая платья, расталкивая мужчин. Образуется круг, в центре которого нахально умывается серый грызун. Краем глаза Нахтигаль отмечает, как Стервелла протискивается в сторону, выбираясь из толпы по направлению к трону. Но зачем? Корона ведь на короле!

В следующее мгновение разбойнику под личиной рыцаря становится понятно. Эта шизанутая плевать хотела на пари, когда увидела белую меховую мантию с черными пятнами, что Убералисен сбросил, оставив на троне, спустившись к гостям. Белое с черными пятнами. Бзик? Фетиш? Какая разница, если это – минус конкурент.

Нахтигаль переводит взгляд на образовавшийся пустой круг, в центре которого на задних лапках стоит крыса, и видит, что к этой крысе уверенно шагает Незнакомка с прикрытым вуалью лицом. Люди, образовавшие круг, замирают, а девушка, спокойно подойдя к зверьку и, присев на корточки, протягивает ему ладонь. Крыса недоверчиво обнюхивает пальцы Незнакомки и – все ахают – бодро взгромождается на руку. Девушка встаёт, держа грызуна на ладони и вытягивает руки в разные стороны. Крыса, смешно топорща усики, бежит по руке к плечу, цепляясь лапками за воротник перебирается на второе плечо а оттуда неспешно шествует к ладони.

По толпе проходит шепот предположений.

– Ведьма…

– Укротительница…

– Запланировано…

– Гипноз…

Девушка, это видно даже сквозь вуаль, бросает многозначительный взгляд на Нахтигаля и делает из рук кольцо, по которому начинает бежать крыса. И тут до него доходит, о чем она говорила, ведя пальцем по пуговицам камзола. Она не пуговицы считала. И не пыталась соблазнить. Она проверяла, действительно ли в складках одежды лежит муляж короны короля. Нахтигаль начинает пятиться чуть вбок, чтобы стать у короля за спиной. Трое персональных охранников заворожено наблюдают за внезапным представлением. И только амазонка, брезгливо скривившись, покидает круг.

– Так вот твоё слабое место, воительница, – бормочет себе под нос Нахтигаль, расстегивая пуговицы камзола и запуская руку за пазуху. Одновременно он видит, как Кэлпи с другой стороны тянет руку к голове короля. Ему, с его ростом это не составляет труда.

Неумолимо-короткие мгновения растягиваются до бесконечности в тот момент, когда Незнакомка, подкидывая крысу в воздух весело кричит:

– Оп-па!

Кэлпи поворачивает голову на внезапный звук, продолжая тянуть руку. А Нахтигаль, за мгновение до того, как рука здоровяка сомкнется на ободе короны, меняет её на подделку, пряча настоящую там, где только что лежал муляж. И в следующее мгновение громадная ладонь здоровяка хватает символ царской власти. Для самого короля, увлеченного представлением с крысой, два этих мига сплетаются в один и ему просто кажется, что с его головы сорвали корону.

– Стража! – вопит король. – Корона!

И испуганная крыса, резко дернувшись, спрыгивает с ладоней Незнакомки, рванув меж ногами столпившихся людей.

СЕЙЧАС

– А Нахтигаль-то твой не дурак!

– Осмелюсь заметить, ты очень сильно заблуждаешься не только называя его моим, но и давая ему такую лестную характеристику. Единоразовое попадание в идеальное стечение обстоятельств, такое как произошло в описываемой мною ситуации, не делает человека умным автоматически. Оказаться в нужном месте, в нужное время и выполнить нужное действие – не признак ума, но, скорее, везения и остро отточенных рефлексов. А везение, как все мы понимаем, явление весьма относительное и непостоянное.

– Вставил два слова на свою голову.

– Не два!

– Блин, ну не начинай, а? Рассказывай лучше, чего там дальше было. Сперли корону-то?

ТОГДА: Нахтигаль

Пряча корону, он видит, как еще совсем недавно производивший впечатление неповоротливого увальня Кэлпи, расталкивая людей, устремляется к окну, зажав в кулаке фальшивку. Охранники не успевают. И здоровяк, оттолкнувшись от пола, вышибает своим телом стекло. За окном раздаётся лошадиное ржание и стук копыт. «А вроде бы водный дух» – думает Нахтигаль, застегивая последнюю пуговицу камзола и бочком выбираясь из толпы в противоположную сторону – к выходу. На Незнакомку ему наплевать. Даже самые красивые сиськи мира не стоят короны. И уж тем более, не стоят они свободы. Нахтигаль приоткрывает одну часть дверей бального зала и выскальзывает в коридор, собираясь ускориться.

Амазонка, та самая, которая боится крыс, словно вырастает из-под земли прямо перед ним. Её кулак впечатывается Нахтигалю в лицо и разбойник вместе с обжигающей болью на губах и медно-солёным привкусом во рту чувствует языком несколько продолговатых камешков. Ему ни разу не выбивали зубов, но он понимает, что это именно они.

– Сука, – шипит амазонка, стряхивая собственную кровь с руки.

Выбивая ему зубы, она рассекла костяшки пальцев.

СЕЙЧАС

– Он, когда из-под стражи сбежал, в наши леса перебрался. Потому что свои же архаровцы ему проходу не давали. Дразнили не иначе как Нахти-Шепелявый. Ну какая с такой кличкой может быть разбойничья слава? Срам один. А уж тут, когда морда подзажила, Нахтигаль обнаружил, что новая конфигурация ротовой полости позволяет ему извлекать свистящие звуки, вызывающие спектр негативных ощущений от банального дискомфорта до приступов беспричинной паники.

– Так Нахтигаль – это Соловей-разбойник, что ль? – удивлённо спросил Кащей.

– Он самый, – ответила из избушки Яга. – Знатно я ему тогда приложила.

– Иди ты! – хором изумились головы Горыныча и, выглянув из-за избушки, засунулись в окна. – Так ты и в королевской охране отметилась? Посмотрела, так сказать, на оборотную сторону медали?

В избушке послышался визг Яги, затем грохот кухонной утвари.

Головы Горыныча стыдливо покинули окна и вернулись за избушку.

– Откуда ж мы знали, что ты голая! – раздался голос средней.

– Блин, – печально вздохнула правая, – теперь синяк будет под глазом.

Послышалось приглушённое "тук" и тут же возмутилась левая:

– Нахрена!?

– Для симметрии! – голос правой головы значительно подобрел.

– Так корону ты, значит, спасла?

– А то! – задорно ответила старушка из избы.

– Наградили хоть тебя?

– Да если б всё так просто было! – интонации Яги сменились на задумчиво-виноватые. – Там ситуация с двойным дном оказалась. А я его не разглядела.

ТОГДА: Крыса

Раздаётся крик, поднимается паника. Зверек шмыгает на пол, уворачиваясь от людских ног, ищет нужную пару. И когда звенит разбитое стекло, крыса, цепляясь лапками за ткань, взбирается по нужным штанам до поясного ремня. Хозяин не чувствует крысу у себя на брюках, потому что напуган и возмущен одновременно. Грызун чувствует липкие волны паники, исходящие от него, но продолжает делать то, что должен, то, чему обучен – перегрызает кожаный шнурок, металлическая застежка которого удерживает на поясном ремне королевскую печать. Вместе с добычей в зубах, вновь прыгает на пол и так же петляя между ногами ринувшихся к разбитому окну зевак, вползает по костюму хозяйки и прячется в потайной карман сумки, который хозяйка сразу же застёгивает.

Никто не замечает этого.

Крыса чувствует, как качается сумка, в которой она сидит. Следовательно, хозяйка идет, болтая ею на ходу.

– Молодец, Лариска, – шепчет Незнакомка.

Эти слова обычно означают, что скоро крысе дадут вкусные зернышки. Крыса радуется.

СЕЙЧАС

– Надо же! Королевскую печать!?

– Представьте себе! Пока суть да дело, пока новую сделали, пока указом старую отменили, пока до всех эта новость дошла – там столько поместий, зерна, скота было в деньги переведено и бесследно сгинуло!

– Так а кто она такая, дрессировщица эта? Выяснили?

– Аферистка. Факт.

– А эта, на мехах помешанная? С ней-то что?

– Ничего.

– Как ничего?

– Вот так. Ничего.

ТОГДА: Де Виль

Прижимая к груди королевскую мантию, Стервелла выскакивает в не успевшую закрыться за ретировавшимся минуту назад Нахтигалем дверь, и натыкается на амазонку, волочащую его за волосы.

– Стой! – приказывает та, доставая внушительных размеров кинжал.

Стервелла замирает, прижимая меховую мантию к груди. Смотрит на амазонку и умоляюще произносит:

– Ну она же красивенькая…

Что-то в стражнице ёкает. И она, ледяным тоном произносит:

– Поймают – твои проблемы.

Лицо Стервеллы озаряет безумная улыбка и она со всех ног бросается к ступенькам, всё так же прижимая к груди мантию.

– Н-да, – бормочет амазонка задумчиво, – шмотки можно купить или спиздить. С мозгами так не прокатит.

Она толчком распахивает двери и втаскивает в бальный зал окровавленного Нахтигаля. Он в данный момент не только без зубов, но и без сознания.

– Ваше величество! – кричит стражница. – Преступник пойман!

СЕЙЧАС

– Я готова, – сообщила Баба Яга, выходя из избы. – Тряхну стариной.

Её наряд можно было бы назвать костюмом амазонки, если бы он был на юной воительнице. Но на старушечьем теле это походило на любительский костюм начинающей деревенской БДСМщицы. Завершающим штрихом, возводящим абсурд в абсолют, были кокошник и черная маскарадная маска.

– Яга! – возмущенно воскликнул Кащей, – Это что за пиздец?

– Да нормально бабка выглядит, – вступился за старушку вышедший из-за избушки Горыныч, – это ж бал-маскарад!

На левой шее у него висел ромашковый венок, второй, поменьше, но тоже ромашковый, украшал голову. Средняя могла похвастать шляпой цилиндром и моноклем, который не пойми как держался на морде рептилии. Правая же ограничилась тем, что нацепила белый парик с завитушками на манер заморских послов. У левой головы под левым глазом, а у правой – под правым сияли фингалы.

«И правда, симметрично» – подумал Кащей. А вслух обреченно пробормотал:

– Паноптикум, блядь.

Почему-то он был уверен, что на балу они произведут фурор. Феерический.

из серии «Трое, которых пятеро»

ОНИ

– Какое из двух слов тебе было непонятно в словосочетании "без палева"? – спросил Кащей, глядя на догорающие кусты.

– Не, ну там чё-то зашуршало, – начала виновато оправдываться средняя голова Горыныча, – а ты что говорил?

– Что я говорил? – повысил тон Кащей, начиная выходить из себя. – Ну-ка, повтори слово в слово!

– Чтобы ни одна живая блядь... – начала левая голова.

– ...не смогла прошмыгнуть... – подхватила средняя.

– ...и без палева, – закончила правая голова змея.

– И-и-и? – сквозь зубы спросил Кащей.

– И вот, – хором ответили все три головы, протянув передние лапы в сторону пожарища, – не прошмыгнула.

– Может, конечно, это и не блядь была, – добавила левая голова.

– Мы разглядеть не успели, – поддержала её средняя.

– На опережение сработали, – закончила мысль правая голова.

– Сука, дебил, – выругался Кащей. – Меняй позицию теперь. Здесь ты себя дискредитировал уже.

– Чо эта? – простодушно и хором удивился Горыныч.

И тут на другом краю леса завопила Яга:

– Нарушение периметра-а-а-а-а!

Кащей набрал воздуха в грудь, досчитал до десяти и прошептал на выдохе:

– Пи-с-с-тец-ц... Дал бог помощничков.

Пройдя по опушке к тому месту, откуда кричала Яга, Кащей огляделся и спросил:

– Чего случилось, старая?

Та указала на землю и сообщила:

– Учитывая особенности рельефа и обширность вверенного мне участка призамковой территории, а также осознавая невозможность наблюдения за всей частью периметра одновременно, я здраво предположила, что оптимальным вариантом будет нанесение контрольной полосы с последующим отслеживанием изменений на оной.

Кащей оглядел вспаханную, тянущуюся вдоль кромки леса полосу метров десяти шириной и подумал, что идея стоящая и нужно Василисе рассказать, чтоб на границе внедрили. И еще он подумал, что в Яге для её возраста слишком много энергии. Вздохнув, Бессмертный спросил:

– Ну пробежал кабан по полосе и чего?

– Смотри, Кащеюшка, – Яга указала рукой на участок от полосы до стены замка вдали, возле которой чем-то занималось несколько человек, – следы в одну сторону, а никаких кабанов в поле нет. И те, кто сейчас занят приведением стены в первоначальный вид, продолжают делать это. Следовательно, существо, предположительно пересекшее периметр, не попадало в их поле зрения. Исходя из вышеозвученного, я делаю логичный вывод, что сложившаяся ситуация соответствует поставленной тобой во время инструктажа задаче.

– Сигнализировать обо всём подозрительном, даже если оно не кажется подозрительным, – пробормотал Кащей.

– Именно! – согласилась старушка.

– Понятно, – кивнул Кащей, доставая блюдечко и запуская по нему яблочко, – продолжай наблюдение.

ОНА

Кто-то уже несколько ночей подряд расписывал дворцовые стены. Несмотря на усиленные патрули, каждое утро на них красовались надписи мелом: «Царевна дружитъ съ вѣдьмой», «Фею на колъ», «Бѣсовщину вон из дворца», «Братья взываютъ къ отмщѣнію» и прочие. В целом вектор посланий сводился к тому, что фея, к слову сказать, в последнее время не стремящаяся вносить коррективы в естественный ход событий, является нежелательным элементом и с ней нужно сделать что-то жестокое. Но иногда проскакивали абсолютно необъяснимые: «Миръ! Трудъ! Май!», «Цой живъ», «Хочу бабу потолщѣ».

Это напрягало Василису. Но еще больше её напрягало то, что началась вся эта катавасия в момент отъезда царя с дружественным визитом в соседнее королевство. Да и это не было бы проблемой, не забери государь с собой большую часть охраны дворца со словами: «Свита должна выглядеть солидно». Вместе с дружиной солидность свите отправились придавать повара, конюхи и даже единственный писарь. Было сильное искушение использовать висящий на шее кулон с маховиком времени и, отмотав это самое время до вчерашнего вечера, понаблюдать за стеной, но в конце концов девушка склонилась к варианту, в котором были задействованы Кащей, Яга и Змей Горыныч.

Сейчас, наравне с дворцовыми девками, Василиса отмывала стену от появившихся за ночь лозунгов и призывов.

– Охота ж кому-то стены поганить, – простодушно возмущалась девушка, орудующая тряпкой рядом. – Ну есть у тебя склонность, даётся тебе грамота, иди в писари. Будешь сыт и при деле. Так нет же...

Василиса подумала, что надо бы спросить у писаря, когда вернется, кого из мальцов он грамоте обучал, да почерк у всех с безобразиями на стене сверить, мало ли. Заодно поговорить с ними со всеми, кто каких политических взглядов придерживается, выведать ненавязчиво, может, кто на фею обижен. Хотя, какие могут быть у сорванцов политические взгляды?

Василиса смыла со стены последнюю Ѣ, ополоснула руки и направилась вдоль стены в свой кабинет. Прошла в малоприметную дверцу, скрытую штабелем выложенных у стены дров, которую можно было увидеть, если только знать о ней, и поднялась по крутой спиралевидной лестнице на верхний этаж, очутившись в собственной комнате как раз в тот момент, когда часы закончили отбивать полдень. Прикрыла потайной вход, тут же ставший частью картины. И как раз вовремя – по лежащей на подоконнике тарелке неспешно вращалось яблоко. На днище, покрываясь время от времени мелкой рябью, светилось лицо Кащея.

– Привет! – поздоровалась Василиса. – Новости?

– Ну наконец-то! – выдохнул облегченно Бессмертный, – у нас тут следы зверя из леса. А обратных нет.

– И чего?

– Скорее всего, это дикий кабан, но нельзя отбрасывать версию с магом или оборотнем, способным превращаться в животных. Вероятен и вариант с нарушителем, имитировавшим кабаньи следы, – сообщил голос Кащея из блюдечка. – Словом, ты просила наблюдать и предупреждать, я наблюдаю и предупреждаю.

– Понято. Принято, – кивнула Василиса, теребя висящий на шее кулон в виде песочных часов, обрамленных двумя свободно вращающимися кольцами.

В следующее мгновение затылок Василисы взорвался вспышкой боли и реальность превратилась в сплошное белое. И сквозь это белое, как сквозь толстый слой ваты, по краю угасающего сознания скользнул вопрос Кащея:

– Василиса, что происходит?

ОН

Проскользнуть и затаиться. Идти след в след и не быть замеченным. Терпеливо выжидать. Не пропустить идеальный момент. Сделать всё с первого раза. Этому он учился с той злосчастной ночи.

Еловая шишка описала дугу и упала в кусты, зашуршав листвой. Старушка повернулась на звук. Помедлила секунду-другую, но пошла проверять. Момент для рывка был идеальным, чтобы в несколько прыжков преодолеть контрольную полосу пробежать добрую сотню метров и затаиться в ложбинке между двумя холмами. Он успел.

Второй рывок был сделан в тот момент, когда бабка, повернувшись к лесу, закричала о нарушении периметра. Третий – пока Кащей и Яга разглядывали следы во вспаханной земле. Остальное было делом техники.

Пробраться к поленнице. Затаившись, дождаться, пока Василиса будет проходить мимо, и ударить. Если повезет, скрыться незаметно, пока внимание остальных будет приковано к умирающей. Если не повезет – прорваться с боем. Первый вариант предпочтительнее, но сойдёт и второй. Даже третий, в котором его убьют, не пугал. Главное – достигнуть поставленной цели.

Он уже замахивался ножом, когда Василиса, протянув руку к стене, открыла потайной ход. И именно в этот момент первоначальный план обрёл дополнительные детали.

Дождавшись, пока девушка прикроет дверь, он проскользнул следом и, держась на расстоянии, проследовал за ней. У двери в комнату прислушался – Василиса с кем-то разговаривала. Осторожно приоткрыл дверь, крадучись подошёл к девушке, разговаривавшей с тарелкой, и на фразе "Понято. Принято" ударил её навершием кинжала в макушку.

– Василиса, что происходит? – донеслось из тарелки.

– Месть происходит, – буркнул он, подхватывая обмякшую девушку и усаживая её в кресло, связывая руки и приводя Василису в себя похлопыванием по щекам.

Та открыла глаза, попыталась пошевелить руками, затем – встать со стула. Наконец, поняла, что привязана, и посмотрела на стоящую перед ней фигуру.

– Свинья, – пробормотала Василиса, фокусируя взгляд.

– Именно, – согласилась фигура, делая пару шагов в сторону так, чтобы свет попадал на лицо. – Ма-а-аленький розовенький поросенок Нуф-Нуф. Что, не похож?

Василиса изумленно молчала, разглядывая фигуру землистого цвета, бугрящуюся мышцами и покрытую шрамами.

– Прикинь, я, оказывается, выжил. А фея даже не в курсе. Но я помню, как она зажала экзоскелет мне и впарила его волку. Я хотел просто убить тебя. Это дало бы ей возможность прочувствовать, что такое смерть близкого человека на собственной шкуре. Вы же дружите? А больше у этой циничной твари близких-то никого и нет. Валяться бы тебе сейчас возле поленницы, истекать кровью. Но тут мне подумалось, что этого маловато будет. Поэтому ты сейчас позовешь сюда фею.

– Я не смогу этого сделать.

– Ой, не заливай. У вас наверняка есть какой-нибудь способ экстренной связи. С Кащеем, вон, ты прямо в тарелке разговариваешь. А фее уж наверняка можешь какой-то особый знак подать. Не удивлюсь, если тебе достаточно сказать: "фея явись" и...

Что-то загремело за входной дверью, она распахнулась и оттуда вывалился матерящийся Кащей.

– Хуяссе фея! – удивленно присвистнул Нуф-Нуф, становясь в боевую стойку и поигрывая кинжалом.

ОНИ

– Яга, следи за блюдцем! Слушай, что там происходит! Позови трехголового! Будьте наготове! – прокричал Кащей, срываясь в сторону дворца.

– В какой последовательности? – уточнила та вслед.

– Одновременно!

Вполне вероятно, Кащей поставил какой-нибудь рекорд по преодолению расстояния от леса до замка, но засекать было некому. Вбежав в ворота, пересек двор, отшвырнул попытавшегося встать на пути охранника, взлетел по ступенькам на верхний этаж, наткнулся еще на двоих стражей, задержался, обезвреживая обоих, но ненадолго. Продолжил бежать, но перед самой дверью отвлекся на что-то красно-белое, мелькнувшее за колонной, зацепился за складку на ковре и, матеря на чем свет стоит персидских ткачей, кубарем ввалился в комнату.

– Хуяссе фея! – удивленно присвистнули в комнате.

– Хуяссе поросенок! – не менее удивленно отозвался Кащей, разглядывая с пола матерого кабана с кинжалом и в камуфляже.

ОНА

В следующее мгновение Кащей уже стоял напротив кабана, сжимая в ладони такой же, как у него, нож, но что-то подсказывало Василисе, что поединок будет неравным. Так и оказалось.

Кащей ушел от первого выпада, перекидывая оружие из левой руки в правую и пытаясь достать Нуф-Нуфа, но тот блокировал удар свободной рукой, одновременно нанося удар. Кащей словно и не заметил пореза на щеке. Не глядя на собственные руки, еще раз перебросил нож, теперь из правой руки в левую и вновь сделал выпад. Но свин, словно танцуя, ушел и от этого удара. Оказавшись сбоку от Кащея, Нуф-Нуф выставил ногу, пользуясь инерцией противника. И в следующее мгновение Бессмертный рухнул на привязанную к креслу Василису, заляпав её кровью.

Подскочивший сзади кабан вонзил кинжал по рукоять в спину Кащею.

– Маховик… – прохрипел Бессмертный, глядя Василисе в глаза, и повалился на пол.

А девушка почувствовала, что одна рука уже не привязана к креслу. Василиса потянулась освобожденной рукой к кулону и провернула висящие внутри него песочные часы.

Последнее, что она увидела, это как кабан вытащил нож из спины Кащея, пинком перевернул тело, наклонился над поверженным противником и спросил:

– Ну что, моё кунг-фу покруче будет?

В следующее мгновение реальность стала размазанной. А когда резкость к изображению вернулась, комната опустела, руки и ноги Василисы были свободны и только испачканное в кащеевой крови платье, напоминало о том, что вот-вот должно было произойти.

Часы начали отбивать полдень.

ОНА ЖЕ

Действовать нужно было быстро. Василиса вскочила с кресла и выбежала из комнаты, неплотно прикрыв за собой дверь. Наклонилась, замерла, прислонившись к ней ухом и прислушиваясь.

Часы в комнате издали двенадцатый удар. Хлопнула потайная дверца.

– Привет! – послышался из-за двери голос Василисы. – Новости?

– Ну наконец-то! – приглушенно пробормотали в ответ, – у нас тут следы зверя из леса. А обратных нет.

– И чего? – поинтересовался голос Василисы.

– Скорее всего, это дикий кабан, но нельзя отбрасывать версию с магом или оборотнем, способным превращаться в животных. Вероятен и вариант с нарушителем, имитировавшим кабаньи следы, – всё так же приглушенно ответил голос Кащея. – Словом, ты просила наблюдать и предупреждать, я наблюдаю и предупреждаю.

– Понято. Принято, – отозвался голос Василисы в комнате.

За дверью раздался тупой удар, девушка инстинктивно отпрянула, зацепив ногой ковер и создав на нем складку. Метнулась к лестнице, пробежала половину пролета и замерла. Позвать стражу? – нарушить ход событий. А это нужно делать, предварительно обдумав и просчитав все детали. Значит, пока что – ждать удобного момента. Василиса вновь поднялась по ступенькам и вернулась к двери.

– Свинья, – послышалось из-за двери.

– Именно, – согласился грубый голос. – Ма-а-аленький розовенький поросенок Нуф-Нуф. Что, не похож?

Этажом ниже началась возня – это Кащей раскидывал стражников. Звуки ударов, грохот падающих тел и торопливые шаги по лестнице. Василиса отбежала и спряталась за дальнюю колонну как раз в тот момент, когда Бессмертный подскочил к двери. Ей показалось, что Кащей мельком глянул в её сторону, прежде чем споткнуться и открыть дверь лбом. И в это мгновение у девушки в голове сложился пазл. Стремглав спустившись по лестнице, она подняла меч одного из валяющихся в отключке стражников и так же быстро вернулась обратно.

Порог комнаты она переступила в тот момент, когда она же, сидящая в кресле, стала таять в воздухе, а Нуф-Нуф, наклонившись над телом Кащея, спрашивал:

– Ну что, моё кунг-фу покруче будет?

– Нет, – ответила за Бессмертного Василиса. И меч, описав дугу, разрубил кабанью черепушку пополам. – Всё, сука, самой делать приходится.

– А кто тебе про маховик напомнил и путы с одной руки перерезал? – иронично прокряхтел Кащей, вставая и разглядывая рухнувшую на пол свиную тушу. – Я б его всё равно одолел. Это дело времени. Он же не знал, дурашка, что я бессмертный.

– Но выглядишь, доложу я тебе, будто вот-вот богу душу отдашь.

– О! Точно! – сказал Кащей, ощупывая порез на лице, – есть у тебя чего пожрать? Мне силы восстановить, да раны затянуть. А то из этого, – Бессмертный пнул труп Наф-Нафа, – шашлык жестковат будет. Хотя...

– Только не говори, что вы это жрать будете, – брезгливо скривилась Василиса.

– Я – точно не буду, – заверил её Кащей.

В замковое окно просунулась чешуйчатая голова Горыныча, оценила обстановку и радостно воскликнула:

– О! Свининка! – посмотрела на Кащея, затем на Василису и заискивающе поинтересовалась: – Хоронить, надеюсь, не планируете?

(с)VampiRUS