Не факт, что нас помнят
Из сериала "Трое, которых пятеро", серия №12. Начало здесь
ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС
– В этой теории есть огромное количество белых пятен, но еще больше в ней пространства для вариаций, – сообщила баба Яга, продолжая отмывать стену от вновь появившихся надписей.
– Это каких?
– Ну, например, я могла и не быть никогда юной девушкой из другого мира, пожелавшей себе такой любви, как в книге, – начала загибать пальцы Яга, – могла быть и Ягой, которой приснилось, что она девушка, которая видит сон о снах...
– Стоп-стоп-стоп! – замотала головой средняя голова Горыныча. – Чем дальше, тем меньше понятного.
– Да просто же всё. Сон, в котором мне снится сон о том, что я вижу сон во сне, в котором…
– Я сейчас на тебя дыхну, – флегматично сообщила левая голова. – Огнём.
– Ёб вашу трехголовую прародительницу, – досадливо хлопнула старушка по колену. – Три башки таких здоровенных, а соображалки в них с воробьиный хер. Лучше б ты водой дышать умел, мы б тогда эту стену быстрее отмыли.
– Ты, Яга, когда просто так что-то объясняешь, мозг сломать можно, а сейчас и подавно.
– Ну, ежели ты баран, то тебе и дважды два сложно.
Головы Змея Горыныча завертелись, оглядывая собственное туловище.
– Баран?! – возмутились все три хором.
– Ты где чешуйчатых баранов видела-то? – продолжила правая. – Это еще кто из нас тупой!
– Известно кто. Тот, у кого образное мышление хромает.
– Ой, старая, тебе лишь бы кого поддеть.
– Сам ты старый!
– И ничего я не старый.
– А кто говорил, что две луны еще застал?
– Да, застал, – согласилась средняя голова. – Более того, я даже то время, когда их две было, слабо помню, так долго живу. Но прожить еще два раза по столько планирую.
– Да с чего это ты взял, что столько проживешь-то?
– Сущности в белом пророчили.
– Кто?!
– Демиурги! – гордо выпятил грудь Горыныч.
– Кащеюшка! – позвала Яга. – Прибамбасы электрические, которыми ты весь замок свой утыкал, от шизофрении лечат? Или Змеюшке нашему только лоботомия поможет?
ТАМ И ТОГДА
Йерга Шас в последний раз осмотрела прозрачный контейнер с размещенным внутри яйцом и установила его в центр инкубатора. Закрыла крышку, выставила температурный режим на двух неярких температурных контроллерах, обозначила временные отрезки воздействия F-излучением, U-частицами, C-волнами и K-спектральными световыми потоками. Затем приглушила свет в инкубаторе, имитирующем небольшой участок песчаной пустыни. Когда всё было готово, Йергашас отключила записывающий кристалл, и бережно положив его в нагрудный карман, еще раз оглядела лабораторию.
Взгляд её остановился на портальной установке, которую до сих пор не получилось сдать, и которая требовала доработок. Йерга подумала, что давно пора передвинуть её куда-нибудь в угол. Полезное в плане избавления от ненужного хлама устройство, но место занимает. Немного подумав, она решила, что займется этим позже, после того, как разберется с текущим проектом. В конце концов, это уже третья попытка и все возможные замечания куратора она учла. Более того, внесла несколько изменений, до которых додумалась сама. Уж это-то Сни Синодж должен оценить.
Напевая под нос незамысловатый мотивчик, Йерга Шас закрыла двери лаборатории и отправилась сдавать проект.
– Здравствуйте, Сни Синожд, можно?
– А, Йерга. Проходите, – куратор свернул в плоскость окно визора, и повернулся корпусом к вошедшей.
– Я доработала проект, – немного виновато сообщила она, доставая из кармана кристалл и протягивая его куратору, – как вы и просили.
– Это не я просил, милочка, – Сни провел ладонью по лысине, затем взял кристалл со стола и поместил в считывающее устройство. – Это общие требования к проекту, за исполнением которых я слежу.
– Ну… да… – застенчиво согласилась Йерга.
– Ну-ка, что у вас тут? – зажужжали меняющие положение стереографические призмы. Девушка встала чуть за спиной у наставника и вместе с ним смотрела на разворачивающуюся интерактивную 3D-проекцию.
– Песчаный, значит? – не то спросил, не то констатировал куратор, изучая голограмму. – Любопытно…
– Он у меня универсальный, – затараторила Йерга Шас, – просто заключительный этап тестирования проводится в условиях максимально приближенных к пустынным.
– Помню я болотную версию вашей зверушки, – скептично пробормотал Сни, поднимая указательный палец вверх.
Могло показаться, что он показывает на потолок, однако Йерга прекрасно понимала, что Сни демонстрирует своей подопечной шрам на указательном пальце.
– Н-да… Нехорошо получилось, – стушевалась она. Но зато она живучая получилась!
– Равно как и её версия, предназначенная для миров с низкими температурами, – профессор разогнул средний и безымянный пальцы, демонстрируя мелкие шрамы и на них. – К тому же невероятно агрессивная.
– Чтобы вид развивался, зверушке нужно бороться за выживание.
– Позвольте, милочка, – куратор откинулся в кресле, повернув голову к Йерге, – вы что, собираетесь всех особей своего проекта сделать такими?
– Какими?
– Как это, – Сни Синожд кивнул на 3D-проекцию, – неубиваемыми.
– Но ведь вы говорили, что разрабатываемые особи должны обладать защитой и приспособляемостью к изменяющимся условиям окружающей среды…
– Милочка, я прекрасно помню всё, что я говорил, – спокойно, будто неразумному ребенку, объяснял куратор. – И про защиту от окружающей среды и про приспособляемость. А еще я помню, что акцентировал внимание на том, что всякая сконструированная особь должна гармонично вписываться в создаваемый мир.
Йерга Шас молчала, потупив взор. Куратор выдержал небольшую паузу и продолжил:
– Глядя на разрабатываемое вами, позвольте полюбопытствовать, какими будут остальные обитатели предполагаемого мира, чтобы вот это, – Сни вновь кивнул в сторону 3D проекции, – гармонично дополняло существующую экосистему?
Ударение на слове «гармонично» придавало вопросу иронический оттенок. И уловив эти почти издевательские нотки, Йерга Шас решилась на отчаянный шаг.
– Куратор, – положив руку ему на плечо и принявшись его едва заметно поглаживать, начала она, – вы же знаете, как мне важно перейти на второй круг обучения с первого раза? Стоящие У Истоков возлагают на меня последнюю надежду, и я не в праве подвести их. Я прекрасно осведомлена о вашей принципиальности в вопросах конструирования, но, – голос Йерги стал слегка вкрадчивым, – неужели вашу принципиальность не сможет растопить готовая на всё и согласная быть послушной в любых, даже самых сложных аспектах, ученица?
Сни, казалось, насторожился. Не поворачиваясь к подопечной, он продолжал вглядываться в проекцию, вроде бы изучая нити связей, но стал постукивать пальцем по столу. И Йерга приняла это за добрый знак, решив ковать железо пока горячо. Она встала за спину Синожда, положив вторую руку на его свободное плечо, и продолжила поглаживающие движения.
– Мы могли бы вместе подняться в мою лабораторию, и вы лично прямо на месте показали бы мне, что и как нужно делать, чтобы удовлетворить все ваши требования к проекту, – говорила она с чуть заметным придыханием…
– Йерга Шас, – интонации куратора, не отрывающего взгляда от интерактивной проекции, сменились на заинтересованные, – я думаю, нам действительно стоит пройти в вашу лабораторию.
Куратор согласился внезапно быстро. И Йерга на мгновение обрадовалась, но тут же испугалась. А вдруг он воспользуется возможностью провести время с молоденькой ученицей, а потом всё равно завалит её на экзамене? А вдруг он отпустит сейчас язвительную шутку о том, что от нее было бы больше пользы, пойди она в суккубы? Все ведь знают, насколько непреклонен куратор Сни в касающихся науки вопросах. А вдруг он не уловил подтекста и, дойдя вместе с ней до лаборатории, начнет задавать вопросы по проекту прямо возле инкубатора? А вдруг…
Но куратор прервал ход её мыслей, резко отодвинул стул и не терпящим возражений тоном скомандовал:
– Идемте, Йерга, идемте, – взволнованно проговорил куратор.
Они прошли по пустынному коридору и вошли в лифт. Сни сам ввел нужную комбинацию. Капсула едва заметно завибрировала, перемещаясь на указанный ярус.
– Зачем вы сплели трёх предыдущих особей в одну?
– Я выбрала самые востребованные характеристики…
– А ускорение на кой включили?
– Ускорение? – неподдельно изумилась Йерга.
Наставник закатил глаза и пробормотал:
– За что мне всё это?
– Я не ускоряла…
– Я не понимаю, – перебил её Сни, – почему вы решили стать демиургом? В вас ведь нет элементарной внимательности, ни усидчивости, ни умения просчитывать последствия собственных действий. Почему она у вас трехголовая?
– Трёхголовая? Кто?
Куратор изучающее посмотрел на Йергу и задал следующий вопрос:
– Вы что, даже не заметили?
– Да чего я не заметила?
Двери лифта открылись и куратор, вместо ответа на вопрос, вышел в коридор и торопливо зашагал к лаборатории с табличкой «Йерга Шас. Демиургия. I круг».
– Открывайте, – буркнул он, остановившись у двери.
Йерга приложила ладонь к замку, и дверь плавно отъехала в сторону, пропуская её с наставником в помещение. Сни обогнул портальную установку и, подойдя к инкубатору, разблокировал крышку, после чего, управляя манипулятором, начал пододвигать к себе контейнер.
– Что-то не так, наставник? – Йерга начала по-настоящему волноваться. Её пугало то, что куратор ничего её не объясняет.
Синожд тем временем надел перчатки и осторожно взял подъехавший к краю инкубатора контейнер с яйцом. Поднял его над головой и, глядя на просвет, спросил.
– Вы к продолжительности жизненного цикла какую формулу применяли?
– Формулу? – спросила Йерга, но тут же осеклась, поняв свою ошибку.
Увлеченная компоновкой необходимых, как ей казалось, качеств, она совершенно забыла об одном из главных условий – балансе между жизненным и репродуктивным циклами.
– Понятно, – недовольно пробормотал Сни, продолжая разглядывать яйцо.
– Куратор, я… – она подошла к наставнику сзади и, едва касаясь его торса, приобняла. – Я ведь уже сказала, что сделаю всё, то вы только скажете. Индивидуальное занятие с самым умным и опытным…
Йерга уже коснулась своим подбородком его плеча и её губы потянулись к уху куратора, а слова стали превращаться в полный вожделения шепот, как вдруг, оболочка в руке Сни Синожда с треском разлетелась на мелкие осколки, а в его пальцах запищало крылатое, покрытое чешуёй существо с тремя головами на тоненьких шеях. Зверёк взвизгнул всеми тремя пастями, вырвался из его пальцев и взмыл под сдвоенный плафон на потолке.
– Не дайте ему сбежать! – прокричал Синожд, пытаясь в прыжке схватить существо.
Животное заложило вираж вокруг плафонов, метнулось в сторону окна, за которым светились ночные огни корпусов других лабораторий и, ударившись о прозрачное стекло, тряпичной куклой рухнуло на подоконник.
– Он умер? – подскочив к подоконнику, взволнованно спросила Йерга.
– Ага, как бы не так. Ты ему такую прочность в параметры внесла, такую выносливость! – аккуратно беря зверушку двумя пальцами за перепончатое крыло, и совершенно не замечая, что перешел на ты, объяснял наставник. – И жизненный цикл обозначить забыла. Слава богу, что забыла и про репродуктивный. А то плодились бы как…
– Как тараканы в проекте Сдуо Ранал?
– Именно! Вот, тоже ведь кошмар ходячий! Созданные ею особи разбежались по девяноста процентам миров. И даже здесь, на учебной базе встречаются. Её бы способности, да в полезное русло. В суккубы, например… Так нет же...
Монолог куратора прервала зверушка, затрепыхавшаяся в пальцах Сни. Зверёк исхитрился выгнуть все три головы так, чтобы двумя пастями впиться в палец куратора, а третьей на этот палец выдохнуть.
Синожд закричал, отбрасывая зверька, а по лаборатории стал распространяться запах жжёной плоти.
– Ты что, пирокинетику ему тоже прописала?! – изумленно и одновременно сокрушенно спросил Сни Синожд, дуя на обожженные пальцы и одновременно наблюдая за мечущимся вокруг сдвоенного плафона существом. – Давай шокер немедленно!
– Суки такие! Больно же крылышкам! – пропищало существо, вращаясь вокруг плафонов.
– И речевой аппарат?! – окончательно онемел от удивления Сни.
Йерга огляделась, увидела валяющийся подле выключенного телепорта шокер, сделала шаг, наклонилась, чтобы поднять его и совершенно случайно облокотилась о пульт управления телепортатора. Аппарат взвыл и развернул серебристое облачко над собой.
В него и метнулся выведенный Йергой зверёк.
– Куда?! – закричал куратор.
Девушка, выпучив глаза, испуганно, короткими вдохами хватала ртом воздух. Сни схватил её за плечи и затряс, повторяя вопрос более развернуто:
– Куда был направлен телепорт? Где теперь эта тварь? А если в обитаемый мир попадет?
– Я… я… не-не-не знаю. Телепорт у ме-меня еще совсем не настроен, я его для дру-другого проекта готовила, – заикаясь от волнения, пробормотала Йерга Шас.
На самом деле ученица по имени Йерга Шас соврала, сказав, что портальный аппарат не настроен. В тот день, когда куратор забраковал самый первый её проект, Йерга долго создавала отдельный мир и, в конце концов, навела туда портал, используя его в качестве свалки. Она отправляла в недоделанный мир всё, что, по мнению её наставника, не дотягивало до стандартов. И даже подумывала, а не шагнуть ли ей туда самой, если завалит первый круг обучения? Не возвращаться же с позором к Стоящим У Истоков. В конце концов, для чего еще может быть нужен мир, получившийся только с тридцать девятой попытки, кроме бракованных, не нужных никому вещей и существ?
ЗДЕСЬ, НО ТОГДА
Но будущий Змей Горыныч этого не знал и последних слов Йерги не слышал. Его волокло сквозь пространство, размазывая по времени. Продолжалось это бесконечно долго. Настолько долго, что небольшое количество воспоминаний, имевшееся у всех трех его сущностей, успело несколько раз смешаться, обрасти несуществующими подробностями и стать целой жизнью. А потом разноцветное мелькание прекратилось и, вывалившись в реальность, зверёк больно ударился всеми тремя головами о скалу.
– Ого, какая громадина! – донеслось до него сквозь шум в ушах.
Он задрал правую и среднюю головы вверх, в ночное небо, к одиноко висящей там луне.
– Одно светило, – пробормотала правая.
– А было два, – поддакнула средняя.
– О, привет! – поздоровалась левая голова, повернувшаяся на голос и увидевшая странного человека в длинной мантии с капюшоном, опиравшегося на весло. – А куда делись те двое здоровенных?
– Не знаю, – ответил человек в балахоне. И тут же спросил: – А тебя как зовут?
– Не знаю, – хором ответили все три головы.
– Наверное, ты змей, раз в чешуе, – предположил человек с веслом. – Только странный какой-то. Впервые трехголового змея вижу. Как ты сюда попал-то?
– Не знаю, – вновь озадаченно пробормотала левая голова.
– Летел-летел и тут в гору эту – БАЦ! – подхватила правая.
– Больно, блин, – пожаловалась средняя.
– Да ты не переживай, – успокоил его человек с веслом. – Тут часто такое. Разные появляются. Ни имени своего не знают, ни откуда появились.
Змей грустно вздохнул всеми тремя ртами.
– Давай тебя так и будут звать: Змей, – предложило дружелюбное двуногое. – А раз ты первое, что в этом мире помнишь, гора, об которую стукнулся, то, значит, Горыныч.
– Змей, – попробовала на слух своё новое имя левая голова.
– Горыныч, – подхватила правая.
– А ничего так! – согласилась средняя голова и спросила: – Слушай, где тут у вас в тишине и покое побыть можно? А то как-то навалилось всё. Мне бы осмыслить…
– Жаль, – вздохнул тот. – А я думал, тебя проводить нужно.
– Куда? – озвучила за всех правая голова.
– Ну, – человек махнул рукой за спину, – туда, где все.
– Все? – не поняла средняя голова.
– Я же говорю, разные появляются. А я перевожу через лес, – человек перехватил весло в другую руку. – Так чего, пойдем, может?
– Не, я чего-то подустал. Посплю, наверное, сил наберусь, – сообщила левая голова.
– Ну, ладно, отсыпайся, – согласился человек. – Я тогда позже зайду и переведу тебя.
– Да что ты меня всё перевести норовишь?! Как будто деньги тебе за это платят.
– Не платят, к сожалению, – двуногий помолчал, размышляя, а затем добавил: – Хотя, честно признаться, у меня такое ощущение, что должны. Но я и без денег перевожу. Знаешь, непреодолимое желание прям какое-то. Как нового кого вижу, так понимаю, что надо перевести.
– Не, – хором отказались головы. – Спасибо за предложение, конечно, но сначала отоспаться.
– Да на здоровье! Но ты имей ввиду, ежели что…
¬– Да понял, понял, – принялся сворачиваться в кольцо новоиспеченный Змей Горыныч. Он уже положил все три головы на собственный массивный хвост, а человек с веслом направился в сторону леса, как вдруг Змей понял, что не спросил имени у нового знакомого.
– Слушай, – крикнула ему вслед средняя голова, – а тебя самого-то как зовут?
– Херон, – ответил новый знакомый и скрылся в лесной чаще.
– А место это как называется? – вновь прокричала средняя голова в темноту леса.
– Тридевятое царство, – донеслось в ответ.
Название Горынычу понравилось.
И он тут же уснул крепким сном. На несколько веков.
А потом его разбудил рыцарь и завертелось.
ТАМ И ТОГДА
– Куратор, – неуверенно сбрасывая ткань одежды с плеч, слегка виноватым голосом говорила Йерга. – это единственное, что я могу вам сейчас предложить, но уж это-то я сделаю действительно хорошо. Вернуться к Стоящим У Истоков я не могу и иду ва-банк. Соглашайтесь, Сни Синожд.
Молодое обнаженное тело ученицы, словно магнит притягивало к себе взгляд наставника. И тот не устоял.
– Есть у меня один, почти завершенный проект, который я делал параллельно со своим. Там только мелкие коррективы внести, – говорил куратор спустя полчаса, поглаживая молодое, полное энергии, обнаженное тело ученицы. – Там только мелкие детали доработать: климат равномерно распределить, ось наклона относительно основного светила, полюса… Уж с этим-то ты справишься. А флора и фауна готовы давно и опробованы. Рабочее название «ЗеЭрс». Так и быть, сдашь его как свой.
Куратор чувствовал себя помолодевшим лет на двести. А его ученица чувствовала себя счастливой от того, что экзамен у неё в кармане. Они лежали прямо на полу её лаборатории и лишь едва отражались в ночном окне.
ЗДЕСЬ, НЕ ТАК УЖ И ДАВНО
Будить рыцарь никого не планировал. Более того, рыцарь даже не предполагал, что в этой части зачарованного леса можно кого-то разбудить. Тем более такого огромного. Он просто хотел оглядеться и выяснить, появился ли в зоне видимости край изрядно надоевшего за три последних недели леса. А тут, на удачно подвернувшейся поляне обнаружился не менее удачно образовавшийся не то холм, не то курган. На него рыцарь и начал взбираться, оставив верного коня у подножия, когда холм неожиданно вздохнул.
Потеряв равновесие, гремя доспехами и испуганно матерясь, словно огромная говорящая консервная банка, рыцарь скатился к подножию холма. Холм же – вот чудо – внезапно сипло прокашлялся и расплёлся на трёх увенчанных противными мордами змей, сходящихся в одно место, под огромным слоем пыли, веток и перегнившей листвы.
– Херон? – щурясь спросонья, спросила одна из голов.
– Шо? – не понял пытающийся встать на ноги рыцарь?
– Что, «шо»? – вступила в диалог вторая.
– Что, «что, шо»? – пытаясь открыть погнувшееся забрало, спросил рыцарь.
– Ну ты ж спросил.
– Шо?
– Да, ¬– закивал головой Змей, давая понять, что рыцарь спросил именно это и именно с такой интонацией.
– Шо, «да»?
– В смысле? – попыталась нащупать путь к вразумительному диалогу средняя голова.
– О каком смысле вы тут ведете речь, если последних десять минут мы шокаем без всяких намёков на его наличие?
Все три головы задумчиво вздохнули и, вытянув шеи, принялись разглядывать рыцаря с трёх сторон одновременно.
– Какая-то бессодержательная беседа, – заметила правая голова.
– Ты не Херон? – уточнила левая.
– Тогда как тебя зовут? – подхватила средняя.
Рыцарь, которому теперь пришлось вертеть головой из стороны в сторону в попытке уследить за тем, которая из голов говорит, всё равно не казался растерянным.
– Я стесняюсь спросить, я шо, похож на какого-то Херона или на мне где-то написано шо я – он?
– Ну ты ж не представился, – начала левая голова.
– Разбудил, – подхватила правая.
– Вторгся на частную территорию, – перехватила инициативу средняя.
– На диалог не идёшь.
– Скрытничаешь.
– Вопросами на вопросы отвечаешь.
– И вообще выглядишь подозрительно.
– Может тебя съесть?
– И головы себе не морочить?
– Раз ты не Херон.
Рыцарь не испугался, а лишь грустно вздохнул.
– Я не знаю, была ли у меня мама… – рыцарь поднял палец вверх, – тут, смею заметить, у многих провалы в памяти. Так вот, если она у меня была, то наверняка сказала бы мне: сынок, может, хороший портной и не машет мечом на турнирах ради того, чтобы о нем пели барды, но за хорошего портного люди, заметь, рассказывают друг другу почаще, чем за хорошего рыцаря. И если ты будешь рыцарем, то тебе не станут носить денег, чтобы ты сделал хорошо одеться на всю семью, потому что им понравилось, как ты мордовал кого-то на турнире. Нарядным можно быть, – рыцарь постучал железной перчаткой по шлему, – и без этого самовара на голове. И я вам всем троим скажу, мама таки была бы права. Потому что, купаться в лучах славы, регулярно рискуя схлопотать в прикрытую шлемом морду, противоречит здравой логике. И узнай моя мама, что я таки выбрал вероятность получать в морду, она либо сказала бы шо я дурак, либо просто молча расстроилась.
Горыныч, впечатленный такой витиеватой речью, сидел на земле, заворожено раскрыв все пасти одновременно. Наконец, собрался с мыслями и спросил:
– А что мешает стать портным прямо сейчас?
– То, чего нет.
– Это как?
– Деньги.
Горыныч не стал переспрашивать, а просто помотал всеми тремя головами, давая понять собеседнику, что не уловил мысли.
– Уверяю вас, – принялся объяснять тот, – отсутствие денег очень сильно мешает делать то, что тебе очень сильно хочется.
– Значит, нужно у кого-то их взять, – предложила средняя голова.
– Не знаю как вам, а мне ни однажды не встретился кто-то, дающий денег со словами: пользуйся на здоровье. Потому что если бы такой встретился, я бы не отказался. И мы бы сейчас тут не вели эту полную бытовых проблем беседу.
– Но ведь должен же быть способ… – пробормотала задумчиво правая голова, а левая грустно выдохнула небольшой сноп огня.
– Это шо такое было? – изумился отпрянувший от внезапного потока пламени рыцарь.
– Это? – спросила левая голова и выдохнула еще одну огненную волну.
– Именно.
– Огонь, – простодушно объяснила левая голова.
– Изо рта?
– Ну да.
– И часто с вами такое?
– Когда захочу, – простодушно сообщила средняя голова и в подтверждение своих слов выдохнула сноп пламени в небо.
– Прошу прощения, – тон рыцаря стал максимально вежливым, – мы так и не представились друг другу.
– Горыныч, – назвалась левая голова.
– Змей Горыныч, – в тон ей добавила правая.
– Замечательно! – обрадовался рыцарь и потер одетые в металлические перчатки ладони. – А меня зовут Рыцарь Изяслав. Но для друзей, а значит и для вас, я просто Изя.
– Очень приятно, – кивнул Горыныч.
– Мне тоже, вы себе не представляете как, приятно. Так вот, Змей Горыныч, у меня к вам есть одно заманчивое предложение...
***
Спустя две недели в королевстве можно было наблюдать некоторое оживление. Виною тому был трёхглавый змей, появлявшийся то там, то здесь. Громадина дышала огнём, жутко рычала и требовала жратвы, золота и девственниц. Когда первый приступ паники у жителей проходил, зверюга сообщала, что даёт время на сборы и улетала за горизонт, предварительно сломав или спалив что-то несущественное, дабы продемонстрировать всю серьёзность своих намерений.
Король издавал указы, проливал горючие слёзы над заначкой. Глашатаи с утра до ночи надрывали глотки, призывая граждан быть сознательными и скинуться, кто сколько может.
Люди сдавали нажитое неохотно и помалу или не сдавали вообще, в надежде на то, что проблема обойдет стороной именно их дом, их деревню. Некоторые надеялись на то, что трёхголовая громадина насытит свои аппетиты раньше, чем доберется до их замка или деревни. Но и те и другие прятали девственниц по чердакам и погребам. Были и утверждавшие, что гигантских и тем более трехголовых змей не бывает и это была просто массовая галлюцинация. Однако, после второго посещения Горыныча скептиков поубавилось. Разрушения Змей наносил минимальные, но достаточные для того, чтобы донести серьёзность своих намерений.
Тогда кто-то предложил заминировать телегу с выкупом. Но короля откровенно душила жаба взрывать собственное золото ради убийства трехголового террориста. И тогда-то в замок вошел странноватый маг, предложивший решить проблему за значительно меньшее, в сравнении с выкупом, вознаграждение. На вопрос, как он планирует одолеть змея, волшебник сообщил, не открывая сокрытого под капюшоном лица:
– У меня таки есть метод бороться с чудищами, но он как рецепт хорошей наливки. Посудите, Ваше Величество, сами, кто станет покупать за деньги спиртное, когда сам в состоянии его приготовить?
– Ты не забывай перед кем стоишь! – пригрозил король. – Я сейчас в ладоши хлопну и покатится твоя голова с плеч.
– Не, я целиком против таких аплодисментов по двум причинам, – не согласился маг, – Во-первых, мне привычнее чувствовать свою голову там, где она находится с рождения, а во-вторых, без этой самой головы мне будет сложно что-то поделать с той напастью, с которой я пришел что-то поделать.
Маг оказался подкованным малым в вопросах отстаивания собственных интересов и король сам не заметил, как от угроз плавно перешел к торгам, а от торгов к мольбам. Сошлись на том, что дань выкатят полностью, в качестве приманки, а чародей возьмет под контроль разум Змея и улетит прямо на нём, прихватив только полагающееся ему.
– Лично я лишнего ни грамма не возьму, слово волшебника, – заверил маг.
В день Икс, незадолго до полудня, как он и просил, гружёную золотом телегу выкатили за ворота замка, а сам чародей принялся расхаживать влево-вправо, бормоча какие-то заклинания и время от времени воздевая руки к небу. Трехглавый змей оказался пунктуальным и спикировал на телегу ровно в обозначенный срок.
Маг, видя приближающуюся громадину, смело вскочил на телегу, выставил вперед руки, скрутив пальцы в странном жесте, и прокричал что-то на неизвестном языке. И уже в следующее мгновение средняя пасть несущегося к земле зверя схватила его, а все четыре лапы вцепились в телегу. Маг заорал благим матом и стих. А еще через миг трехглавое чудище улетало в сторону горизонта, унося труп мага в зубах и телегу с драгоценностями в лапах.
***
– Если бы у меня когда-то была мама, она бы сказала, что её Изяслав таки поступает вопреки логике адекватного человека, – рыцарь взвалил на плечо мешок. – Но что-то внутри меня самого подсказывает, что умение вовремя остановиться стоит дороже всей этой телеги совместно с её содержимым.
– Ну ты, это, ежели вдруг закончатся – возвращайся, – предложил Змей Горыныч. – Я чего-то, как-то не выспался. Тут буду. Постерегу заодно.
Изяслав опустил мешок на землю.
– Если бы у меня были внуки, а они у меня будут, то я бы постарался рассказать им про эту аферу так, чтобы они слушали во все уши, – сообщил он. – Ведь эти, которые из замка, наверняка поверили, что ты меня перекусил пополам.
– Да что ж я, зверь какой! – шутливо возмутилась средняя голова. – Когда нужно, я и аккуратно могу. Не всех же мне за пальцы цапать.
– Кстати, за пальцы! – вдруг оживился Изяслав, – Я думаю, что тот, которого ты цапнул в прошлой жизни, был демиург.
– Демиург?
– Ну да, творец-созидатель. Потому что меня вышвырнули сюда очень похожим образом. Огромная женщина в белом взяла меня двумя пальцами, сказала: «фигня какая-то получилась» и метнула в бесконечность прямо в этих латах. А когда эта самая бесконечность перестала мелькать перед моими уставшими глазами, я очутился именно здесь. И чтоб ты понимал, латы никуда не делись.
Змей Горыныч вздохнул, переваривая информацию, а потом средняя голова сказала:
– Да какая разница, кем он был. Мне-то сейчас от того ни жарко ни холодно.
– Тоже верно, – согласился Изяслав, вновь взваливая мешок на плечо. – Жизнь течет прямо сейчас и никакого проку рассуждать, кто тебя сюда закинул, когда есть возможность открыть своё швейное дело и стать уважаемым портным.
– Или, наконец-то выспаться, – согласилась левая голова вновь сворачивающегося в калачик Горыныча и протяжно зевнула.
– Да и не факт что нас там помнят, правда, Горыныч?
Но змей не ответил. Он снова уснул, удобно расположив свою тушу на телеге с золотом. И спал гораздо дольше, чем первый раз.
А потом его разбудил еще кто-то.
ТАМ И ТОГДА
Будучи порядочным Сни Синодж предложил своей ученице оставить учёбу и составить с ним пару. Благо подоспела очередь Сни на обновление телесной оболочки. И Йерга Шас согласилась, так и не сдав проект под рабочим названием «ЗеЭрс».
Уже потом, когда сами они обзавелись детьми, перейдя в ранг Стоящих У Истоков, Йерга всё-таки активировала мир, созданный куратором Сни, который теперь был её второй половиной. И даже открыла туда телепортационный канал. Иногда, тоскуя по веселым учебным временам, она даже бралась за конструирование особей или модуляцию условий, но будучи неусидчивой и невнимательной, очень часто отправляла на «ЗеЭрс» недоделанные или неудачные модели, опции, эмоции. За очень короткое время с её лёгкой руки на «ЗеЭрс» появились «любовь» и «ненависть», «жираф» и «утконос», «жадность» и «глупость». А однажды она даже зашвырнула туда недоделанного «мудака», забыв отключить тому функцию размножения.
О телепорте в мир под номером тридцать девять Йерга напрочь забыла. Но в тридцать девятом от этого ничего плохого не случилось. Он давно уже жил и развивался по собственным законам.
Там, где всё будет новым... (Неместная, часть 2)
Эпиграф: Каждое слово, которое вы прочитаете, бессмысленно – вы просто тратите напрасно очередную частичку своей жизни… («FC»)
ЗДЕСЬ
– Кто эту образину чешуйчатую так лаяться научил?
– Какую, папенька?
– Да чудо трехголовое, – кивнул царь в окно.
Василиса подошла к подоконнику и прислушалась. Внизу Яга травила очередную байку.
– Два дня пролетело, я и не заметила. Мужчина он, конечно, – нынешним не чета. Рядом с таким спокойно, даже если вы эти два дня, считай без привалов, сквозь лес идете. С виду ¬– обычный, а энергия исходит невероятной силы.
Яга замолчала, окунувшись в воспоминания. Кащей, будто бы и не слушал только что, принялся выписывать странные формулы на листе пергамента, а левая голова Горыныча, не выдержав, решила подтолкнуть старушку к продолжению.
– Ну, так?
– Ну и в драке он хорош, глаз не отвести. Уж не знаю что за школа, но когда мечом машет, выглядит странно, смертельно и главное – асинхронно. Никогда не угадаешь, что в следующее мгновение выкинет, – Яга вновь замолчала.
– Ну, так? – вновь попыталась расшевелить её голова Горыныча. Теперь – правая.
– А любовник был какой!..
– Ну, так?
– Ну и где он ругается? – спросила царя Василиса.
– Ну, вот же, раз за разом: мудак, мудак, мудак.
– Папенька, вам явно нужно что-то решать со слухом. Он говорит «ну так».
– Точно? – засомневался царь. – Попробую повнимательнее послушать.
И самодержец высунулся из окна почти наполовину.
ВНЕ
Засыпая я умирала и просыпаясь рождалась заново. Воскресала.
КОГДА-ТО, ГДЕ-ТО
Геральт был великолепен. Настолько, что Юля засыпала даже без намёка на сновидения. И ей абсолютно не мешало то, что в первую ночь это была лежанка из травы и тонких ветвей, на лесной поляне, а во вторую – набитый соломой матрац, который сам Геральт с ноткой иронии в голосе назвал приличным ложем.
Тот Геральт, который был в книге, ей нравился. Этот ничем не отличался. Ведьмак был идеальным попутчиком, каким-то шестым чувством ориентирующимся в хитросплетении лесных тропок, замечательным любовником, тонко понимающим не только моменты, когда ускориться или не спешить, но и уделяющим необходимое количество прикосновениям «до», грубости «во время» и нежности «после». Впервые в своей жизни, ведя пальцами по его шрамам, девушка чувствовала исходящую от мужчины силу и мощь. Впервые в жизни чьи-то шрамы ассоциировались у неё не с уродством, а с мужеством.
«Всё-таки есть во мне изрядная доля авантюризма, – думала девушка, – если я вспомнила о гаджетах и удобствах только на третий день того абсурда, который происходит. Ну, или мужик хороший попался».
Вода из лесного ручья, подстреленная Геральтом дикая птица, неумело зажаренная на костре, запеченное мясо с овощами, которое им подали в корчме, сиротливо стоящей метрах в пятистах от города. Свирепый взгляд ведьмака на кметов, прервавший начавшееся было обсуждение Юлиных прелестей… Всё это накрылось медным тазом сразу после наступления третьего дня. Точнее, сразу после Юлиного пробуждения. А может, даже чуть раньше.
Реальность стартовала с грохота распахнутой двери и отдалённого голоса Геральта:
– Йен, это не совсем то, что ты подумала…
– Да я вообще не думала, кобель ты белогривый! Я знала! С самого начала знала, что добром это не кончится!
Девушка вскочила с набитой соломой лежанки, в чем мать родила, увидела пышущую гневом темноволосую фурию с неестественно-фиолетовыми глазами, в строгом, не лишённом вкуса одеянии и весьма увесистым украшением в форме звезды на шее.
В следующее мгновение обнаженная Юля почувствовала, как её тело отрывается от пола и, устремившись по воздуху, впечатывается в стену. Да там и остается, не доставая ногами до пола.
– Йен, я…
Дверь так же громко захлопнулась, как и открывалась, оставив ведьмака по ту сторону конфликта. Несколько раз вздрогнула – видимо, ведьмак попытался высадить её плечом – но не поддалась.
Волшебница подошла к скованной магическими путами девушке и оценивающе оглядела её. Спустя пару мгновений невидимая хватка ослабла, плавно опустив Юлю на пол. К этому моменту Юля тоже успела разглядеть соперницу, мысленно отметив детали. Если горб Йен в Аретузе выправили – осанка была идеальной, то с лицом явно предпочли не сильно заморачиваться. Нос был самую чуточку длиннее, чем стоило бы, сексуальности в тонких губёшках – минимум, брови вразлёт, но одна едва заметно скошена. Что-то не так с подбородком, тоже самую малость. Мужики, конечно, таких деталей не замечают, но всё же. Да и грудь, пусть и немного, но проигрывает Юлькиной. Оценив внешний вид магички, Юля интуитивно почувствовала преимущество. «Анджей, Анджей, – подумала девушка, – не мог, что ли, Геральту любовь посимпатичнее придумать? Или это моя фантазия её такой рисовала?»
– А тебе норм с такими духами? – совершенно буднично спросила Юля, пройдя к кровати и начав одеваться.
– А что не так? – опешила волшебница.
– Да ну капец, сирень и… – Юля повела носом, улавливая детали аромата, – крыжовник? Они ж не сочетаются.
– Разве? Мужчины находят этот аромат чарующим.
– Мужики в этом аромате унюхивают детство, – ультимативно заявила Юля. – А все мужики – немножко дети. Кто-то больше, кто-то меньше.
– И? – еще больше растерялась чародейка.
– Поэтому и к сиськам тянутся, ¬– схохмила Юля. – А к тебе тянет тех, у кого сильнее развит эдипов комплекс. Не задумывалась над этим?
Остатки гнева на лице волшебницы уступили место задумчивости. Размышляя об услышанном, Йенифер принялась теребить амулет на шее. А Юля решила закрепить успех.
– И, раз уж на то пошло, можно было не врываться сюда, как разъяренная фурия, гремя дверью и швыряя людей в стены. Достаточно было постучать и озвучить претензии, – девушка уже оделась и уселась на грубо сколоченный табурет, облокотившись на не менее грубый стол. – Присаживайся, Йенифер.
– А ты дерзкая, – сообщила чародейка, принимая предложение присесть.
– Какая уродилась.
– Где уродилась, кстати?
– Далеко, – Юля попыталась сформулировать ответ таким образом, чтобы он был короток и понятен волшебнице, но ограничилась двумя словами: – Неместная, короче.
Как бы странно это не выглядело со стороны, спустя несколько минут женщины уже приветливо беседовали. Как будто одна и не заставала другую в постели своего возлюбленного. Спустя еще несколько минут Йенифер прокричала за дверь, чтобы Геральт принес вина. Тот не рискнул заходить внутрь и прислал вместо себя корчмаря.
Спустя еще полчаса, когда хмель ударил в голову, развязав языки и окончательно настроив на доверительный лад, Юля провела чародейке ликбез на тему комплексов, заложенных в подсознание с детства. А Йенифер – разоткровенничалась.
– Я не понимаю, люблю его или ненавижу. Порой мне хочется размазывать по стенам таких как ты, чтобы он был только моим. А иногда мне кажется, я согласна делить его с другой, лишь бы он был счастлив.
– Не-не-не! Я, конечно, особа раскомплексованная, но не настолько. Групповушечку, это вон, к Борху Три Галки. У него зерриканки-воительницы за такой расклад. Руками, ногами и тем, что между ног, тоже.
– Кто такой Борх Три Галки? – Йенифер была удивлена.
– Геральт в курсе.
Лицо волшебницы, почти оттаявшее за время разговора, вновь посуровело. И она закричала в сторону двери, подбавив в голос истерически-стальных ноток:
– Геральт, сукин сын! Чего я не знаю о Борхе и его потаскухах?
– Упс, – пробормотала Юля, понимая, что сболтнула лишнего.
Реакция на вопль чародейки, который наверняка слышала вся корчма, была странной. На первом этаже послышалась ругань. Затем что-то загрохотало, наводя на мысли о перевернутой мебели. И ещё раз. В какофонию звуков вплёлся звон стали. Внизу явно началась потасовка. Серьёзная.
Йенифер вскочила со стула. Хмель с чародейки слетел в одно мгновение – лицо стало серьезным и сосредоточенным.
– Оставайся тут, – бросила она и вышла за дверь. А уже в коридоре с ненавистью выкрикнула: – Скоя’таэли!
Следовать её указанию Юля, естественно, не стала. Выскочила следом за магичкой и лишь успела увидеть происходящее внизу побоище: перевернутую мебель, наседающих на Геральта со всех сторон противников. А в следующее мгновение Йенифер из Венгерберга подскочила к ведьмаку, сделав несколько пасов руками, и обхватила его за торс.
– Ты ж мешаешь ему драться, – процедила сквозь зубы Юля.
Но в следующее мгновение она поняла, для чего волшебница это делает – Геральта и Йен окутало серебристое сияние, от которого во все стороны брызнули аморфные пятна искрящегося марева, деформирующие всё на своём пути, разбрасывающие противников в стороны, заставляющие шипеть их тела, как жир на раскалённой сковороде.
Несколько сгустков энергии, врезавшись в ступени, ведущие на первый этаж, мгновенно прожгли доски в местах соприкосновения с деревом, обдали жаром наблюдавшую с этих ступеней Юлю и в следующее мгновение лестница рухнула. А вместе с ней и девушка.
Сверху на неё обрушилась какая-то балка, и Юля отчетливо услышала треск ломающихся ребер в грудной клетке. Приглушённый, будто сквозь вату. Открыла рот, чтобы закричать, но из горла вместо вопля забулькала кровавая пена.
– Я же просила, – в отчаянии произнесла волшебница, присаживаясь рядом. – Зачем ты вышла из комнаты?
– Береги Геральта, – прохрипела в ответ, плюясь кровавой пеной, Юля. – CD-Projekt испортит эту сюжетную линию.
– Кто?
Объяснять не хотелось. А ещё не хотелось вот так умирать. Грязная, вся в саже...
ЗДЕСЬ
– Э! Батя! Э! Бать! – позвал Горыныч, пытаясь растолкать пьяненького крестьянина, слушавшего байки Яги, да так и захрапевшего подле поленницы. – Долго я тебя будить буду? Э! Бать!
Крестьянин открыл один глаз, пьяно уставился на морду Горыныча, пробормотал:
– Теща, как ты задолбала… – и снова нырнул в объятья Бахуса и Морфея.
– Доченька, – наблюдая из окна за суетящимся Змеем, позвал царь, – а он опять сквернословит, Горыныч твой.
– Во-первых, он не мой, а свой собственный. Во-вторых, я не развешиваю уши вдоль подоконника, когда кто-то разговаривает о чем-то личном.
– Хорошенькое дело, – возмутился самодержец, – он его отмужеложить грозится. А я внимания не обращай?
– Что? – округлила глаза Василиса и снова подошла к окну.
– Вот, видишь? Говорит: ебать давай.
– Э, Бать, вставай, – продолжал тормошить пьяного Горыныч, – почки застудишь.
– В очко... Что? – спросил царь у дочери.
– Папенька, вы, когда умываетесь поутру, уши всё-таки тщательнее мойте, – посоветовала Василиса и вернулась к своим делам.
ВНЕ
Имея много мыла, можно отмыть всё, что угодно.
ГДЕ-ТО, КОГДА-ТО
Грязная, вся в саже. Блин, это ж надо! Но она ведь не могла лечь в постель, не приведя себя в порядок? Не пили же вчера. И что это за кровать такая? Стоп! Верона, Замок Фольтеста, корчма. Ромео. Геральт, Йенифер. Сон? Во сне? Но если сейчас она, наконец, проснулась, то почему не у себя дома и где томик Шекспира?
В соседней комнате, отделенной занавеской, заскрипело и стукнуло об пол, будто кто-то сделал шаг на костылях по видавшему виды паркету. Еще раз.
– Грязная тварь! – донёсся дребезжащий голос из-за занавески.
Выяснять, кто же там скрывается, не было никакого желания, и напуганная Юля метнулась к открытому окну. Повезло – частный дом, первый этаж. Перевалившись через подоконник, девушка, как была в пижаме, выбежала за калитку, открыла рот, чтобы позвать на помощь, но увидела крокодила.
Прямоходящего крокодила.
В костюме.
С курительной трубкой во рту.
С двумя таким же прямоходящими крокодильчиками, вышагивающими рядом.
Отличие было не только в росте, но и в одежде – маленькие рептилии были наряжены в костюмчики матросов.
– Я тебя съем, грязнуля! – прорычало существо.
– А-а-а-а-а! Говорящий крокодил! – в панике заорала Юля, метнувшись обратно во двор и закрывая калитку.
– По утрам умываясь и вечером тоже, – сообщила рептилия с той стороны забора, – вероятность дизентерии снижая, не оставишь шанса глистам.
– Японский городовой! Это ж сказка про Мойдодыра! – осенило девушку.
И всё стало на свои места.
Чего от неё требуется? Помыться? Да с радостью! После условий, в которых она путешествовала с ведьмаком и переделки в корчме, это будет нелишним. В конце концов, что такое говорящая мебель из ванной комнаты в сравнении со сжигающим всё на своём пути маревом? Детские сказки.
Спустя пять минут она нежилась в наполненной до краёв деревянной бадье; мочалки, зависнув над бортиком, ждали команды приступать, а скрипящий умывальник на ножках, стоя где-то за головой, читал лекцию о гигиене.
Немудрено, что под монотонное бормотание Юля задремала, наслаждаясь благоуханием мыла, отдающего розами, в горячей воде, дарящей ощущение комфорта.
ВНЕ
Мыло – показатель цивилизованности.
ВСЁ ЕЩЕ КОГДА-ТО
Из дремоты её вырвал розовый аромат, ставший гораздо ощутимее и потерявший мыльную примесь. Монотонное бормотание и поскрипывание сменилось птичьим щебетом, а вода остыла. Да и сама емкость была другой. Совершенно другой. Это была не здоровенная овальная бадья, а произведение искусства, возможно, даже целиком золотое. Стояла ванна в саду, на небольшой, выложенной камнем площадке, которую со всех сторон окружали розы.
– Ну а чего? – спросила Юля сама себя. – Если со мной непрерывно творится какая-то дичь, то почему не прийти в себя в золотой ванне?
– Госпожа моя ненаглядная, – послышался скрипуче-сиплый голос.
– Оба-на! – испуганно воскликнула девушка, погружаясь в воду, чтобы максимально скрыть под пеной обнаженное тело. – Кто здесь?
– Задремала, моя хорошая? – буднично, но с ноткой нежности поинтересовался голос.
– Кто ты?! – вертя головой, спросила девушка. – Где ты!?
– Я твой верный раб, неизменный друг. И всегда с тобою невидимо.
– Ну, вообще прекрасно! – хлопнула ладонью по воде Юля. – Ролевых игр мне еще для полного счастья не хватало! Показывайся давай, недоразумение. И халатик какой-нибудь принеси? Пожалуйста.
По тропинке, ведущей к стоящей посреди роз ванне, прямо по воздуху поплыл халат и большое махровое полотенце. И всё так же, словно из ниоткуда, вновь раздался сиплый голос с хрипотцой:
– Не проси, не умоляй ты меня, госпожа моя ненаглядная, распрекрасная раскрасавица, чтоб лицо показал я противное, да и тело своё безобразное.
– Всё страньше и страньше, – пробормотала Юля, когда халат с полотенцем зависли в полуметре от неё. – Подглядываешь, извращенец?
– Как могу посметь красоту твою я разглядывать обнаженную? – просипел голос. – Ведь такое моё поведение нарушает нормы приличия.
– Н-да, и рифма хромает, – пробормотала Юля себе под нос. – А не врёшь?
– Если ты, краса ненаглядная, сомневаешься в том, что честен я – вот те ширмочка по периметру. Чтоб твои сомненья развеялись.
Вокруг ванной из воздуха материализовалась плотная, непрозрачная ширма.
– Абсурд, конечно, – пожала девушка плечами и вылезла из ванной.
Вытирая влагу с тела и накидывая халат, она подумала, что «Аленький цветочек» вполне приемлемый вариант. Могло бы быть и что-нибудь в духе «Синей бороды». Бегай потом по замку, прячься от полоумного. Она вообще впервые за последних несколько суток задумалась, почему происходит то, что происходит. За исключением обрывков предположений в голову ничего не приходило.
– Давай расставим точки над «i», – взяла девушка быка за рога, выходя из-за ширмы. – Тебе хочется, чтобы особь противоположного пола испытывала к тебе любовь, несмотря на все твои внешние изъяны. Именно поэтому тобой была выбрана тактика задабривания девушек с помощью хорошего к оным отношения и придания их пребыванию здесь максимального комфорта?
– Э… – донеслось из воздуха.
– Н-да. Это я, кажись, слишком витиевато выразилась. Упростим. Ты хочешь, чтобы гипотетическая избранница полюбила твою демо-версию?
– Э… – повторил воздух.
– Блин, – пробормотала Юля себе под нос, – надо завязывать со сложными формулировками.
– По-простому скажи, моя девица, не используй слова мудрёные, – предложил голос. – Твои речи мне непонятные. Очень сложно ты изъясняешься.
– Будь по-твоему, – вздохнув согласилась девушка. – Своего ты вида стесняешься, да считаешь, что ты уродливый. И поэтому так стараешься, окружая заботой и нежностью? Хочешь, чтобы твоя избранница полюбила тебя заранее, чтобы внешность твоя противная не смогла послужить преградою?
– В корень зришь ты, моя хорошая, как по писаному всё озвучила. Злой колдун наложил проклятие, лишь любовь разрушит которое.
– Извини, чувак, тя-же-ло! – сообщила Юля. – Я по-простому, ок?
Невидимое чудище молчало. И девушка посчитала это согласием.
– Я вот, знаешь, чего понять не могу: с чего ты взял, что отходя от общепринятых эталонов красоты, ты перестаёшь быть занятным собеседником, ответственным компаньоном или хорошим другом?
– Э… – вновь послышалось откуда-то из воздуха.
– Да не придуривайся. Всё ты понимаешь. Строить из себя романтика-поэта курицам этим безмозглым будешь. Тем более, разговариваешь ты всё равно белым стихом, без рифмы.
– Ну… – замялся невидимый собеседник, – наверное, да.
И воздух перед ней, сначала загустел, затем наполнился искрами, и в следующий миг на месте воздушных колебаний появилось оно.
Внимательно разглядев мутанта, девушка пожала плечами.
– Бывает, чо.
– И не боязно тебе, девица?
– Вяжи!
– Извини. И чего, не вызывает отвращения?
– Ой, я тебя умоляю. То ты фильмы ужасов времен девяностых не видел. Да, блин, мне фалоиммитатор на день рождения и то страшнее дарили.
– Не понял.
– Может оно и к лучшему? – пожала плечами Юля. ¬– Короче говоря, мой тебе совет: не надо прятаться. Огненные буквы на стенах, голоса из пустоты, самонасыпающиеся в тарелки десерты, самоналивающиеся в бокалы вина – это угнетает гораздо больше, чем твой внешний вид.
– Почему?
– Ну а поставь себя на место любой твоей гостьи. Поставил?
Уродец задумался ненадолго, а потом кивнул.
– Вокруг тебя всё вкусно, всё дорого и богато, а потом бонус в виде Рона Джереми, только чешуйчатого и с ушами как у гоблина.
– Рона Джереми?
– Рон Джереми, это порноактер такой. Он некрасивый. Везет мне на непонятливых мужиков, блин. Когда проснусь, пересмотрю своё отношение к мужикам. Недаром же во сне у всех один и тот же недостаток… во сне? Твою мать! – что-то блеснуло в сознании девушки, и она внезапно сменила тему: – Слушай, а у тебя есть снотворное и галлюциногенные грибы?
ВНЕ
Просыпаешься… в странной кровати. Где – у Маши и Медведей, в Спящей Красавице? Просыпаешься… в Златовласке, в Царевне-Лебеди. Где бы ты ни была, где-то посреди сказки, – это твоя жизнь, и с каждой минутой она подходит к концу. Если можно проснуться в другом времени и в другом месте, нельзя ли проснуться другим человеком?
ВСЁ ЕЩЁ ГДЕ-ТО
Из сна её вырвало звонкое пение. Так сразу и не поймешь, а сон ли это вообще.
Юля встала и сделала пару шагов в сторону звука. Но замерла. Она поняла, что было не так – расстояние до земли. Сантиметров тридцать-сорок.
Девушка опустила голову вниз и... разразилась радостным матом. Потому что увидела рыжие, пушистые звериные ноги, переходящие в черненькие лапки. Значит, проснуться можно не только в другой истории. Но и кем-то другим. Чем не эволюция? А если долго не спать в подходящей истории, то можно и разобраться с тем, как всё устроено.
– Я колобок, колобок... – донеслось с тропинки.
– Ну, что ж, значит, пора выяснить, насколько вариативна эволюция сознания, – ухмыльнулась Юля-Лисичка, – но сначала завтрак, – и вильнув хвостом, побежала навстречу говорящему хлебобулочному изделию.
ВНЕ
Шесть месяцев я не могла спать. Когда у тебя бессонница – всё нереально; всё очень далеко от тебя, всё это – копия, снятая с копии, которая в свою очередь снята с копии.
И СНОВА ЗДЕСЬ
– Ты глянь, опять буквы кто-то на стене намалевал!
Все трое повернулись к стене дворца. Там, здоровенными, метра по полтора каждая, буквами было написано «ХОЧУ БАБУ ПОТОЛЩЕ».
– Всё так же, как и в прошлый раз.
– Да нет. В прошлый раз в слове «потолще» была не «Е» а «Ять», – поделилась наблюдением правая голова змея.
– Не было ять, – возразила Яга.
– Была ять, – вступилась за левую голову правая.
– Погодите. Правильно говорить не была, а был, – вмешался в начинающийся спор Кащей, оторвавшись от записей на пергаменте.
– Это почему?
– Потому что ять, – Бессмертный нарисовал Ѣ пальцем в дорожной пыли, – это знак. Знак – мужской род. Значит, был, а не была.
– Ну, хорошо, – согласилась средняя голова Горыныча, – пусть будет «был». Был ять.
– Не было ять, – вновь не согласилась старушка.
– Был ять.
– Не было.
– Был ять!
– Не было.
В процессе перебрасывания фразами Горыныч стал нервничать, повышая тон голоса. И спустя буквально минуту все три головы с дымом и пеной изо рта орали:
– БЫЛ ЯТЬ!
А Яга, не повышая голоса, односложно отвечала:
– Не было.
– БЫЛ! ЯТЬ!
Царь, сидя у окошка на втором этаже, прислушивался к разгорающемуся спору.
– Доченька, – сообщил он, наблюдая за оживленно спорящими Горынычем и Ягой, – ну ведь матерится же. Вот, пожалуйста, раз за разом: «блять-блять-блять»…
Василиса устало вздохнула. Объяснять не было никакого желания.
– Сходи, скажи тварюке этой трехголовой, что его за версту слышно. Чтоб не орал. А то дети малые в округе нахватаются, тоже материться будут. Попроси его, чтоб потише был.
Василиса ходить никуда не стала. Только высунулась из окна почти по пояс и проорала, срывая связки:
– ТИШЕ ТАМ, БЛЯТЬ!
Старушка, не ожидавшая, что еще кто-то ввяжется в этот странный спор, задорно взвизгнула:
– НЕ БЫЛО!
– Дебилы, блядь, – сквозь зубы прошипела Василиса. И добавила: – Причём, все.
ВНЕ
И если ты просыпаешься в чужом теле, посреди придуманной кем-то истории, то нельзя ли проснуться там, где новым будет всё? И история и тело.
ГДЕ?
Илиас Долговязый сидел на самой первой ступени парадной лестницы, прислонившись плечом к балясине перил. Он смотрел перед собой, размышляя о том, что сожалеть о неиспользованных возможностях также глупо, как и о возможностях использованных, но не приведших к необходимому результату.
«По крайней мере, она пыталась, – думал Илиас. – Когда-нибудь у неё обязательно получится».
За спиной послышались мягкие шаги, которые Илиас узнал бы из тысячи – так же тихо, когда-то давно, в той самой, прошлой жизни, девушка с французской фамилией ходила между стеллажами, выбирая новый мир.
Отодвинув лежащую подле правителя корону, она присела рядом и положила руку ему на плечо.
– Я сейчас что ни скажу, всё не в кассу, но… – девушка сделала паузу, собираясь с мыслями, а потом продолжила: – Случилось то, что случилось. И это можно только принять.
– Очень жаль.
– Мне тоже. Но мир получился таким, каким получился и магией здесь особо не поразмахиваешь.
– Возможно, со временем ты разберешься, как это работает здесь, и мы вернемся.
– А может, и не разберусь, – пожала плечами та.
Они немного помолчали, затем король спросил:
– Почему ты выбрала жизнь ребенка?
– Всей энергии, что у меня была, хватило лишь на кого-то одного. Если бы я оставила в живых твою жену, то дочь родилась бы мертвой. И горевало бы два человека. Поэтому я сделала выбор в пользу твоей дочери. Ей не нужно будет привыкать к тому, что она сирота. Она будет жить с этим знанием с самого начала. А ты привыкнешь к тому, что твоя любовь погибла. Но, оставь я в живых мать, к смерти ребенка пришлось бы привыкать вам обоим.
Мария замолчала в ожидании хоть какой-то реакции. И Долговязый пожал плечами.
– Как назовешь-то дочку? – толкнула его в плечо девушка.
Илиас Долговязый ответил не раздумывая.
– Юля.
– Юлия ат’Илиас, – попробовала собеседница звучание имени на вкус и, улыбнувшись, толкнула короля локтем в бок. – Ну, не Чапперон-Руж, конечно. Но зато Королева Сентерии!
(с)VampiRUS
Плюс-минус подвиг
(из сериала «Трое, которых пятеро», серия 10)
ЗДЕСЬ
– У них там странное восприятие мира, – перебирая пучки подвешенных под потолком трав, рассказывала старушка. – Главный бог совокупляется с кем попало, принимая форму всяких животных и птиц, если ты чего-то лучше божества делать научишься – наказывают, а уж за помощь кому-то более слабому, так и пытать могут.
– В смысле? – удивилась голова, торчавшая в среднем окошке.
Прежде чем отвечать, Яга отделила несколько веточек от одной из связок и положила в глиняный горшок. Затем бросила туда же щепотку серого порошка из холщевого мешочка и несколько иссушенных до неузнаваемости ягод.
– Ну вот, мучились там раньше люди без огня. Так один небожитель их этим огнём пользоваться научил и всё.
– Что всё?
– К скале добродетеля приковали, на самом солнцепёке. И птичку к нему приставили, чтоб раз в сутки печень клевала, – объяснила Яга, заливая содержимое глиняного горшка кипятком.
– Так же ж и сдохнуть недолго, – поморщились все три головы Змея.
– В том-то и дело, что долго, – Яга накрыла горшок крышечкой и поставила возле печи. – Он бессмертный, прям как наш Кащей. За сутки рана на теле у него заживает и печень восстанавливается.
– Гы-ы-ы, – улыбнулась голова, торчавшая из левого окошка, – царь-батюшка такую печень оценил бы.
– А на следующий день птичка снова прилетает печенью лакомиться.
– Ужас, – скривилась голова в правом окне. – И долго он так страдал?
– До сих пор.
– Погоди, это ж ненормально! – заявила левая голова и покинула оконный проём. Снаружи донеслось: – Кащей, слыш чо говорю? Есть шанс записать в свой актив лишний подвиг...
ВСЁ ЕЩЁ ЗДЕСЬ
– На кой она вам? – подозрительно спросил царь.
– Добро делать будем, – улыбаясь, сообщил Кащей. – Ну, по крайней мере, постараемся.
– Я, между прочим, еще за иголку на тебя обиду затаил.
– Это почему? Вроде же всё по полочкам разложили, добрых дел тебе понаделали, дочку от маньяка-хряка спасли.
– Спасти-то спасли, – задумчиво теребя жиденькую бороденку, ответил царь. – Но осадочек-то остался. Самолюбие моё негодует.
– Ну, так и потешь его, поделись на время артефактиком, – толкнул царя в плечо Бессмертный.
Царь задумался ненадолго. Потом его лицо осветила довольная улыбка.
– Хорошо, дам я вам сферу.
– Ну и по рукам? – Кащей протянул государю ладонь.
– По рукам, – сжал тот руку Бессмертного и, не спеша отпускать, добавил: – но только при условии, что всякое доброе дело, которое вы с её помощью сделаете, будете делать от моего имени. Вам всё равно, а мне плюс подвиг.
– Это как? – попытался выдернуть руку Кащей, чувствуя неладное.
– Каждый раз в конце подвига своего говорите: во имя справедливейшего из царей, защитника обиженных, безраздельного владетеля земель тридевятого царства, мудрейшего Златофила Первого.
– Чо, серьёзно? – захихикал Бессмертный. – Златофил?
– Нормальное имя, – насупился царь.
– Это ж как родители тебя не любили-то… Златофил… Ну хоть не ошиблись. До золота ты охоч. Так вот почему предпочитаешь представляться «Царь, просто царь»?
– Смотри, мы скрепили уговор рукопожатием, – хмуро пробормотал Златофил и, развернувшись на пятках, зашагал по коридору. – Василиса сферу тебе в замок сама принесет.
ДО СИХ ПОР ЗДЕСЬ
– Это чего, грозы ждать? – поинтересовалась странно вывернутая в оконном проеме голова Горыныча.
В окна верхнего этажа было удобнее заглядывать с крыши, но для этого приходилось неестественно выкручивать шеи.
– Да гроза вообще ни при чём, – увлеченно прикручивая медную проволоку к кастрюлеобразной конструкции, пробормотал Кащей. – А вот бабкины травки будут в самый раз.
Где-то на улице грузно затопотало. Горыныч вынул одну из голов из оконного проёма, огляделся и сообщил:
– Избушка пришла.
С улицы послышалась возмущенная ругань Бабы Яги:
– Стояла себе изба триста лет, всё нормально было. Нет же, давай, к замку перегоняй. Да вы думаете, это брёвна скрипят? Как бы не так! Это лапки у избушки скрипят. Старенькая она у меня.
Кащей выглянул в освободившееся от змеевой головы окно и проорал:
– Хорош ныть, старая! Тащи свои травки уже.
Старуха задрала голову, прикрывшись ладонью от солнца, и прокричала в ответ:
– Я старуха!? Ты себя-то в зеркало видел? Иголка твоя, если что, моложе тебя не делает. Только от смерти спасает, – но принялась доставать склянки и мешочки.
Пока поднимали всё необходимое в башню замка, пришла Василиса, неся в руках завернутый в тряпицу хрустальный шар.
– Только он не в идеальном состоянии, – предупредила девушка, водружая артефакт на кастрюлеобразный цилиндр.
Кащей внимательно посмотрел на пересекающую артефакт трещину.
– Не думаю, что это критично, – пожал плечами Кащей, располагая над шаром сложную конструкцию из по-разному наклоненных зеркальных осколков, зафиксированных при помощи всё той же медной проволоки. – Есть, конечно, небольшая вероятность, что пока мы будем там, кого-то перебросит сюда, в качестве компенсации. Но угол падения лучей-то мы всё равно заранее настроим, так что...
ГДЕ-ТО
– Заранее настроим, заранее настроим, – кривляясь, прошамкала Яга. – Настроил?
– Видимо трещина всё же…
– Видимо трещина всё же… – вновь передразнила Яга. – А Василиса тебе говорила! Кулибин бессмертный!
– Ты незнакомыми словами-то не выражайся! – вяло огрызнулся Кащей.
– Какие в словарном запасе сохранились, такими и буду выражаться! – топнула ногой старуха. – Василису по пояс в песок телепортировал, меня на два метра от земли, а Горыныч вообще неизвестно где. Кулибин и есть! Тот тоже квадратные колёса изобретал. На круглых ему, видишь ли, не ездилось! Не мог на мышах сначала эксперимент провести?
– Мыши-то в чём виноваты? – перебила Ягу Василиса, вытряхивая из походных башмаков песок. – И, кстати, где это мы?
– В пустыне, – мрачно буркнул Кащей.
– Чтоб твою кочерыжку хромая обезьяна перед смертью помусолила! – выругалась Яга. – Мы с Василисой тупые и не видим, что песок до горизонта во все стороны? Ты конкретнее как-то можешь…
Яга замолчала на полуслове, потому что из-за ближайшего бархана стала доноситься песня без музыкального сопровождения.
– Арабская но-о-о-очь, – пел кто-то, – Волшебный восто-о-о-ок! Здесь чары и яд погибель сулят. Священный джихад!
Из-за песчаного холма показался верблюд и ведущий его в поводу мальчишка в широких штанах, жилетке и тюрбане.
– Эй, человек, – позвала Яга, щелкнув над головой пальцами. – Подь сюды!
Парнишка подвёл к троице верблюда, поклонившись, поздоровался:
– Долгих лет вам и доброго пути, о достопочтенные путешественники, меня зовут Тесеус и я путешествую.
– И тебе, о достойный сын своих родителей, доброго здравия и пути, – отвесила Яга не менее витиеватый поклон, здороваясь в ответ. – Не подскажешь ли, о любезный Тесеус, куда держишь путь в этом бескрайнем море раскаленного нещадным солнцем песка, простирающемся от горизонта до горизонта?
– Слышишь, – прошептала Василиса, толкая Кащея локтем в бок, – а ты не задавался вопросом, как Яга не умеет разговаривать?
Кащей пожал плечами.
– О почтенная женщина, обходительность которой может сравниться с мягкостью шелков в покоях нашего падишаха, да будут дни его долгими и радостными, держу я путь к развалинам старого города, что расположены в трех горизонтах отсюда.
– О учтивый отрок, достойный сын своего народа, не поведаешь ли ты о цели, манящей тебя к руинам некогда величественного, а ныне покинутого людьми города.
– О обходительнейшая из встреченных мною на моём коротком жизненном пути, иду я туда, дабы прочесть начертанные на стенах храмов письмена. Надеюсь я найти среди оставленной в заброшенном людьми городе мудрости ответы на тревожащие меня вопросы.
– О наилюбознательнейший из всех встреченных на моём долгом жизненном пути юноша, что же за вопросы будоражат твой пытливый ум в столь молодом возрасте, на которые ты не можешь найти ответы в свитках библиотек своего города, что приходится тебе совершать столь изнурительный путь по горячим пескам пустыни?
– Не знаю, – наконец ответил Василисе Кащей так же шепотом, – но сдается мне у них это надолго.
К тому моменту, когда жгучее солнце почти спряталось за горизонт, а Бессмертный с Василисой, скорее от скуки, чем по надобности, развели небольшой костерок из собранных в округе, выбеленных солнцем и отполированных ветром и песчинками веток, выяснилось три вещи. Первая – у юноши есть лампа с джином. Вторая – Тесеус хочет попросить джина, чтобы тот сделал парня героем. Третья – джин не хочет покидать лампу, чтобы исполнить желание.
– Сломался? – предположила Василиса.
– Да нет, – ответила Яга и потрусила лампу.
– Голову себе потряси, – донесся тоненький голосок из отверстия для фитиля. – Трясёт она.
– Вылазь, болезный! – позвала Яга.
– И чего я там не видел? – поинтересовались из лампы. – Опять дворцы строить, да принцесс воровать? Пускай их ворует тот, кто Бременских музыкантов возит. А мне и тут неплохо.
– Да нахрен ты сдался, дворцы тебя строить просить, да принцесс воровать. У нас тут своя принцесса сидит. Хозяин твой уже глазами насквозь её проел.
Василиса захихикала, а парнишка стыдливо отвёл глаза.
– Тогда на кой я вам нужен?
– Да ну… – задумчиво начала Яга, – была мысль попросить тебя, чтобы ты нас кое-куда перебросил. Но, сдается мне, ты из лампы потому и не носа не кажешь, что разучился даже элементарное делать.
– Чив-о-о-о-о? – возмущенно пропищала лампа, и из отверстия для фитиля повалил густой дым.
Яга подмигнула сидящим у костра и сообщила:
– Восток. Горячие люди. Их «на слабо» что угодно можно заставить исполнять.
– Да будет тебе известно, – громовым голосом сообщила покинувшая лампу полупрозрачная субстанция, наконец-то становясь джином, – что без контакта с внешним миром я становлюсь только сильнее, ибо не расходуется энергия, а аккумулируется. Но что ты, женщина, можешь знать о физике, ведь удел твой – гарем.
– Молчал бы уже, банка Лейденская! Аккумулирует он, – не на шутку завелась Баба Яга. – Про физику он мне тут будет рассказывать. Ландау масляный. Кто тебе поверит-то!? Сидишь там, бирюк-бирюком, позабывал, поди, всё.
– Я!?! – возмущенно зарычал джин.
– Ну не я же, – хихикнула Яга. – Телепортацию, небось, в первую очередь забыл.
– Я ничего не забыл!
– Ну, телепортируй нас в древнегреческие мифы, коли не забыл, – продолжала провоцировать Яга, – или всё-таки разучился?
– Слушаю и повинуюсь! – хлопнул в ладоши джин.
И в следующее мгновение около костра остался только он, его лампа и верблюд.
ГДЕ-ТО ЕЩЁ
– Старая дура, чтоб меня от мухоморов никогда не таращило, – выругалась Яга, оглядывая изменившуюся местность. – Вот что мешало конкретнее место указать?
– Что это за коридоры такие странные? – спросила Василиса, оглядываясь.
– Куда мы перенеслись, о достопочтенные путешественники? – подал голос юноша.
Он тоже был здесь.
– Я не понимаю, где мы, – развела руками Яга. – И еще меньше понимаю, как отсюда выйти.
– Чтобы выйти, нужно идти, – заявила Василиса, доставая из холщевой сумки клубок и бережно опуская его на землю.
Тот несколько раз дернулся, словно не мог определиться с направлением, а затем, всё-таки, неспешно покатился в левое ответвление. Компания пошла следом: Василиса, за ней – Яга с парнишкой и замыкал процессию Бессмертный.
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ЗДЕСЬ
– Видали? – спросила левая голова у средней и правой.
Те внимательно рассматривали хрустальный шар, внутри которого было видно, как компания вместе с каким-то незнакомым, нелепо одетым парнишкой пробираются по каким-то мрачным коридорам.
– А чего нас-то не зашвырнуло? – наконец спросила средняя голова. – Один из лучиков и на меня же направили. Эти исчезли, а мы тут, в замке остались. Не понимаю.
– Ну, как в замке, – скептично пробормотала правая голова, оглядываясь.
И действительно внутри замковой башни находились только головы. Туловище же, цепко держась всеми четырьмя лапами за черепицу, расположилось на крыше. Широкого, позволяющего поместиться внутрь полностью, входа в лабораторию Кащея не было.
– О, вы гляньте-гляньте, – затараторила левая голова, возвращая внимание соседок к шару, – за ними херня какая-то идет.
– Хм, – пробормотала правая, вглядываясь в шар, – действительно херня.
Стараясь держаться в тени и на расстоянии, воровато следя из-за углов, за компанией следовало крупное двуногое нечто.
– Подвинься. Не вижу из-за тебя ничего, – толкнула правая голова среднюю.
– С другой стороны смотри, – боднулась та в ответ.
– Не могу. Там одно из зеркал бликует.
– Кащей! Сзади! – не обращая внимания на спорящих соседок, закричала левая.
ВСЁ ЕЩЁ ГДЕ-ТО ЕЩЁ
– Кащей! Сзади! – прозвучал взволнованный голос в голове у Бессмертного.
И тот, не раздумывая, кто или что его предупреждает, выхватив меч, ударил с разворота наотмашь. Сталь зазвенела о сталь. Перед Кащеем стояло странное мускулистое существо, почти человек. Если бы не венчавшая человеческое туловище бычья голова. В руках у человеко-зверя был вычурный топор, от соприкосновения с которым и зазвенел меч Бессмертного.
Где-то за спиной испуганно взвизгнула Василиса, за ней – Тесеус. Изумлённо выматерилась Яга. Кащей, скрежеща лезвием меча по топору, увёл его в сторону, еще раз развернулся и снова ударил. Меч чиркнул по плоти, врезался в кость, выворачивая Бессмертному руку. Чудовище взревело от боли, замахиваясь и нанося удар. Кащей дернул меч на себя и вверх, блокируя удар. Ухватив оружие второй рукой, стал выворачивать давящий на него топор. Урод с бычьей головой агрессивно сопел. И Кащей поступил так, как в честном бою не поступил бы ни один рыцарь, дорожащий собственной репутацией. Он изо всех сил пнул странное существо прямо в то место, которое мужчины прикрывают рукой, окунаясь в слишком горячую воду.
К такому человеко-быка жизнь не готовила. Зверь зарычал от боли, выронил топор и упал на колени, схватившись за причинное место. А Бессмертный, из последних сил удерживая меч онемевшей от боли рукой, ударил его прямо по шее, отсекая бычью голову.
– Во имя справедливейшего из царей, защитника обиженных, безраздельного владетеля…
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ВСЁ ЕЩЕ ЗДЕСЬ
– Зеркало слепит!
– Ну, подвинь.
– И подвину!
– И подвинь!
– Да тихо вы, там Кащея убить пытаются.
– Да что ж оно так бликует! – правая голова подвинула носом конструкцию из осколков зеркал, и угол падения лучей изменился.
НЕ ТАМ, ГДЕ ТОЛЬКО ЧТО
– …земель тридевятого царства, мудрейшего Златофила Первого! – закончил Кащей неуверенно, понимая, что о мече в руке напоминает только онемевшая от боли кисть.
– Клубочек путеводный там остался, – оглядываясь, пожаловалась Василиса.
– И пацан, – добавила стоящая рядом Яга, начиная хохотать.
– Чего ржешь, дура старая? – поинтересовался Бессмертный.
– А желание парнишки-то сбылось, – сквозь смех сообщила Яга. – Хотел быть героем и стал. Вплелся авантюрист-халявщик в древнегреческие мифы, как родной. Не успел попасть в другой мир, а уже плюс подвиг в копилку. Тесей, итить его мамку рваным лаптем. Кстати, Кащеюшка, чего ты там орал-то, как оглашенный?
– Да ну… – замялся Кащей.
Бабка вновь захохотала.
– Во славу Златофила? Это чего, царя нашего так зовут? То-то он постоянно «Царь, просто царь», – гримасничая изобразила государя Яга.
Старушкин смех прервал чей-то стон и все трое наконец-то огляделись.
Они стояли на небольшой, метров пяти в диаметре площадке, с одной стороны которой был глубокий обрыв, а с другой – на несколько метров возвышающийся кусок скалы. И к скале этой был прикован обнаженный мужчина.
– Ну вот, таки попали, куда целились, – хлопнула в ладоши Яга и спросила Василису: – Где там твоя кислота заморская, которая железо разъедает-то?
Девушка достала из сумки склянку с желтоватой жидкостью, подошла к узнику, вытащила пробку и плеснула на цепь. Жидкость зашипела, вгрызаясь в ржавые звенья, повалил едкий дым.
Орел появился, когда кислота разъела обе цепи, фиксирующие ноги Прометея. Огромной тенью он пронесся над площадкой, схватил когтями Ягу с Василисой, заложил крутой вираж и разжал когти над соседней вершиной. Девушка и старуха упали на покрытый мхом уступ, а гигантская птица, изящно развернувшись в воздухе, вновь направилась к площадке, на которой остались Кащей с прикованным Прометеем.
Подлетев, птица выставила лапы, взмахнула крыльями, зависнув на несколько мгновений, и приземлилась.
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ, ПОКА ЕЩЕ ЗДЕСЬ, НО ВОТ-ВОТ…
– В этот раз точно хана.
– Не хана.
– Хана.
– Да нет же, я тебе говорю. Птичка его не заметит, гляди, как спрятался хорошо. От камня и не отличишь.
– Отличишь.
– Да не отличишь, я тебе говорю!
– Да что ж такое, зеркала-то всё равно бликуют.
– Ну, подвинь.
– Да двигал уже! Солнце смещается и свет иначе падает.
– Ну так еще раз подвинь. Вот так.
Теперь левая голова ткнулась мордой в конструкцию из зеркал, слегка разворачивая её. Луч света ударил в шар, несколько раз преломился об трещину и тремя вспышками ударил в глаза трём головам Горыныча.
– Ай! – вскричали те хором и Горыныч исчез.
СНОВА НЕ ТАМ, ГДЕ ТОЛЬКО ЧТО
Гигантский орел сделал два шага по каменной площадке и остановился, осматриваясь. Бессмертный, затаив дыхание, повторял одними губами, как мантру единственную фразу.
– Только не влево. Только не влево, только-не-в-лево, тольконевлево…
Птица мысленных увещеваний не послушалась. Орел повернул голову именно влево и увидел замершего за валуном Кащея. Развернулся в его сторону, намереваясь клюнуть. Зажатый в угол Бессмертный испуганно озирался, понимая, что бежать некуда. Да и поздно уже.
Птица уже занесла клюв над Кащеем, но в этот самый момент воздух разорвал отчаянный вопль трех глоток Горыныча. А в следующее мгновение орла сплющило телом трёхголовой рептилии, рухнувшей на птицу из ниоткуда. Во все стороны полетели громадные перья.
– Во имя справедливейшего из царей, защитника обиженных, безраздельного владетеля земель тридевятого царства, мудрейшего Златофила Первого, – пробормотал Кащей и добавил: – Пацан сказал – пацан сделал. Надеюсь, царь-батюшка, ты там икаешь.
– Ну, прям, цыплёнок табака, – прокомментировала одна из голов, сходя с раздавленной птицы.
– Ага, – согласилась вторая, – только надо было сначала общипать.
А третья удовлетворенно заметила:
– В шарике хрустальном такой громадной казалась. Но я все-таки побольше этой курицы буду.
– Эй, уважаемые, – позвал Прометей, – вы, ежели меня спасать пришли, то спасайте, что ли?
СНОВА НЕ ТАМ, ГДЕ ТОЛЬКО ЧТО
– Ну и как теперь обратно? – спросила Василиса, украдкой разглядывая правый бок Прометея, выглядевший как один сплошной шрам.
– Всё само произойдет, – вертя в руках гигантское перо, ответил Бессмертный. – В нашем мире время на месте не стоит. Скоро в окно солнечный свет попадать перестанет, а следовательно, и шар хрустальный освещать не будет. Как только это произойдет, мы все назад и вернемся.
– Геракл расстроится, – задумчиво сообщила Яга.
– Чего это?
– Мы ему подвиг испортили. Хоть и не основной.
– Да ладно. Плюс-минус подвиг, в его-то случае какая разница? – успокоил старушку Прометей.
– Я вот, знаете, за что переживаю, – начал Кащей и видя, что взгляды обратились к нему, продолжил: – если всё так вкривь и вкось из-за трещинки этой в хрустальном шаре пошло, мы назад точно вернемся? И в нашем мире точно никого в качестве компенсации не останется?
– Нашли из-за чего переживать, – отозвалась одна из голов Горыныча. – Вы мне лучше скажите, голова орла этого точно с нами обратно не вернется?
– Нахрена тебе? Своих трёх мало, что ль?
– Да не! Она здоровая, просто. Бульон бы наваристый получился.
Солнце вот-вот должно было спрятаться за грядой скал.
ГДЕ-ТО ПОБЛИЗОСТИ ОТ ЗДЕСЬ
Машенька поняла, что что-то идёт не так, когда после вопроса папы-медведя:
– Кто лежал на моей кроватке?
В комнату ворвался мужчина в странном плаще и шляпе-цилиндре, достал два пистолета и, сделав по выстрелу из каждого, уложил наповал и папу-медведя и маму-медведицу. После чего бодрыми поджопниками выпинал из домика перепуганного медвежонка, а вернувшись обратно, сообщил:
– Спокойно, Маша. Я Дубровский.
(с) VampiRUS
Кащей
Не местная
(из серии "трое, кот орых пятеро", часть 9)
ДО
Сидя на вершине холма и нежась на солнышке, Баба Яга и Кащей Бессмертный наблюдали, как царь, ядрёно матерясь, гонится с топором за двумя, похожими как две капли воды, мужиками, отличить которых можно было только по цвету костюмов. Убегая от государя, они эмоционально возмущались на незнакомом Кащею наречии.
– Чего они бормочут? – поинтересовался Кащей. – Ты понимаешь?
– Говорят, что из добрых побуждений убивали злых духов.
– Откуда во дворце такое великолепие? – изумился Кащей.
Ответом ему стал нервный ор самого царя:
– Я энтих черепах из-за границы вез, террариум оформлять, чтоб как у людей!
Парочка, петляя по полю, вновь принялась оправдательно причитать.
– А сейчас чего? – спросил Ягу Бессмертный.
– Дракон, говорят, в подземелье. Предполагают, что у него наверняка есть принцесса и предлагают убить.
– Погоди! – стало доходить до Кащея. – Это они Горыныча нашего за похитителя принцесс приняли?
– Как будто змеев у нас тут на каждом шагу по сорок штук, – съязвила Яга. – Его самого.
Змей, после объявленной троице амнистии, в жаркие дни любил спрятаться в тени замка, прислонившись к холодному камню, нежась в тени. А чтобы совсем головушку не пекло, очень часто засовывал головы в подвальные окна, где было еще прохладнее. Видимо, там на него и натолкнулись одинаковые с лица заморские мастера.
– И угораздило ж царя с заграничными мастерами связаться. Чем ему отхожие места за двором не угодили.
– Ну, – развела руками Яга, – сказал же, что надо как за границей, канализацию. Вот и выписал мастеров итальянских – Марио и Луиджи.
– И толку? Подвал разворотили, черепах заморских потоптали, а сделать ничего и не сделали.
– Дикари, – флегматично констатировала Яга.
– Дикари, – согласился Бессмертный.
– А знаешь, как они называют блины с припеком? – спросила старушка.
– Что, они не называют их блинами с припеком? – удивился Кащей.
– У них другая культура, они вообще не понимают, что это такое, блины с припеком. Да и вообще у них к тесту подход другой.
– И как они их зовут?
– Пиз-з-за.
– Пиз-з-за? А как они тогда называют лапшу?
– Спагетти.
– Иди ты!
– Да. Спагетти. И она у них не плоская, а круглая и длинная. И заливают они её вареными помидорами, сдобренными острым красным перцем,– сообщила Яга, вставая.
– Тьфу ты!
– О, гляди, самодержец рукой машет. Опять что-нибудь придумал.
– Сам подойдет, если так нужно, – решил Кащей и, подняв глаза вверх, спросил у неба: – Что ж ему на троне-то не сидится?
– Я так мыслю, его пассивное психическое состояние не выносит снижения активности, что провоцирует его подсознательно проявлять интерес к различным видам деятельности, а также окружающим его персонам во избежание наступления депрессивной фазы.
– Недолго ты по-человечески разговаривала, – грустно вздохнул Бессмертный.
– Да чего непонятного? Скучно ему. Вот он скуку и развеивает, в меру своих умственных способностей.
– Я вижу.
Где-то далеко по полю, в сторону горизонта, всё еще бежали два итальянских водопроводчика. Но царь уже не пытался их догнать. Вскинув топор на плечо он, пританцовывая и напевая фривольный мотивчик, шел к холму, где расположились Яга и Бессмертный.
– Отдыхаете? – спросил царь, взобравшись на холм и роняя топор рядом с собой.
– Совмещаем физически-пассивный отдых с интеллектуально-дедуктивными нагрузками, заключающимися в построении предположений о наиболее вероятных причинах подсознательной тяги определенного типа людей к различным, не связанным с основным родом занятий, видам деятельности.
– Слушай, – присел царь на травку рядом с парочкой злодеев, – ну вот ты зря от должности посольской отказываешься. Твоё умение на хер посылать так, чтобы никто ничего не понял, очень пригодилось бы.
– Упаси бог! Никого я сейчас никуда не посылала, – возразила Яга.
– Да? – спросил царь и на несколько мгновений задумался. – Показалось, значит. Выверты в разговорах у тебя сложные. По отдельности и то не каждое слово разберешь, а вместе когда, так и подавно. Прямо как итальянцы эти. Тараторят-тараторят, а понять никакой возможности.
– Ну, не такой уж и сложный язык. Они, просто очень эмоциональные, от того и кажется, что непонятно.
– А ты откуда знаешь?
– Довелось там побывать… – ухмыльнулась Яга.
СОН?
Юля проснулась от того, что под окном кто-то сбивчиво что-то бормотал, выдерживая что-то напоминающий стихотворный размер. Блин, это ж надо было, с открытым окном уснуть. Оказывается, Уильям Шекспир – вполне приемлемая литература для того, чтобы уйти в царство Морфея прямо посреди книги. Стихи? Да, определенно, под окном читают стихи. Знакомые стихи!
Юля принялась вставать и ударилась в темноте ногой обо что-то твердое.
– Какого хрена здесь делает тумбочка? – Удивилась девушка, вглядываясь в темноту. – Какого хрена здесь делает эта комната? Или какого хрена я делаю в этой комнате?
– Как на балу тебя узрел, так тут же сразу обомлел, – доносилось откуда-то из-за окна.
Юля на ощупь прошла к окну, цепляясь за какую-то незнакомую мебель, осторожно отодвинула краешек шторы и обомлела.
За окном были какие-то странные, двухэтажные дома – явно не хрущёвки, мощёная булыжником дорога – явно не автомобильная, и юноша – явно не из двадцать первого века. Внешний вид его наводил на мысль, что молодой человек ограбил музей: какие-то странные, обтягивающие панталоны до колена, рубаха с абсурдно-кружевными манжетами, камзол и головной убор с пером.
– Любить покойницу без лампочки… – пробормотала Юля.
– Джульетта, милая, родная, я от любви к тебе сгораю. Молю, не отвергай меня! Мне без тебя не жить и дня, – повысил голос парень, увидев, что шторы зашевелились.
Сначала Юля ущипнула сама себя. Когда выяснилось, что это больно, мысли её понеслись галопом. От «это сон, мне снится Верона и события, описанные Шекспиром» до «ну нихуя себе сбылась мечта» прошло меньше секунды. Но в этом промежутке было всё. И эпизод поэмы, на котором её начал одолевать сон, и искреннее восхищение чистотой чувств Ромео и Джульетты, и горькое сожаление о том, что ей таких чувств испытать не суждено.
– Ну охуеть теперь, –пробормотала девушка, всплеснув руками. – Я – Джульетта. Просто охуеть.
– Соединим сердца свои на веки, пока навечно не сомкнутся веки, – продолжал юноша.
– Полудурок пубертатно-дозревающий, – беззлобным шёпотом поставила диагноз девушка, выглядывая из-за плотной шторы. – Пашкетта бы сюда. Капец. Вы б всю Верону утомили. Его б терпеть не стали здесь, на площади б давно казнили… Упс! По ходу это заразно.
– Так велика моя любовь, что закипает в жилах кровь, – продолжал юноша.
– Ставлю на то, что дальше будут "вновь" и "морковь", – пробормотала Юля, натянула на лицо приветливую улыбку и, отодвинув штору, выглянула в окно.
– Ты чо орёшь? Второй час ночи! Перебудить всех в доме хочешь? – зашипела она на парнишку внизу.
– О свет очей, моя любовь! Как рад тебя я видеть вновь! – не обращая внимания на агрессивные нотки, обрадовался парень.
– Осталась "морковь", – пробормотала девушка себе под нос, а парню прошипела: – Заползай, давай, пока всех не разбудил.
Тот стал карабкаться в окно второго этажа, цепляясь за декоративные выступы на стене здания, попутно бормоча что-то. Скорее всего, про любовь. Потому что рифму "морковь" девушка услышала как минимум трижды.
– Человек-паук, бля, – саркастично прошептала Юля, глядя на вваливающегося в окно парня.
– Джульетта, милая, – распростёр объятия парень, попав внутрь.
Но девушка обниматься не спешила.
– Ромео, скажи мне как представитель золотой молодёжи представителю золотой молодёжи, хули ты по ночам шляешься, вместо того, чтобы отдыхать? – начала принимать правила игры девушка.
– Я не могу ни есть, ни спать. Тебя мечтаю в жёны взять. И пусть враждуют наши семьи – Лоренцо даст благословенье и обвенчает нас с тобой...
– Он кто такой?
– Духовник мой.
– Блин! – раздраженно хлопнула ладонью по подоконнику Юля-Джульетта. – Может, хватит стихами разговаривать? Раздражает.
– Извини, – Ромео пожал плечами и пояснил: – привычка. Въедается, как рефлекс.
– Ты ж не собака, чтоб дрессировке поддаваться. Чего пришёл-то?
– Жениться хочу.
– Прямолинейно, – хмыкнула девушка. – А ничего, что мне по сюжету только тринадцать годиков?
– Тринадцать? – изумился юноша. – А выглядишь созревшей.
– Косметика, мой друг, в умелых руках творит чудеса.
– Ужас, – разочарованно вздохнул Ромео. – Правда, тринадцать?
Юля, думая о том, что на самом деле ей без малого двадцать пять, кивнула. Сообщать, кто она на самом деле и свой реальный возраст девушка не планировала. Вместо этого она продолжила разочаровывать парня дальше.
– Знал бы ты, каких только замаскированных косметикой крокодилов вы, мужики, иногда ебёте.
– Джульетта! – укоризненно сказал Ромео. – Романтичный образ хрупкой юной красавицы с каждой твоей фразой рассыпается как песчаный замок, выстроенный на лазурном морском берегу во время прилива.
– Как приторно и банально.
– Но я же от всего сердца.
Юля нахмурилась. Одно дело мечтать о такой любви как в книгах и совсем другое – получить такую любовь. Тем более, Джульетта по сюжету лишает себя жизни. Такой расклад невольной попаданке не нравился. И она решила брать инициативу в свои руки.
– С чего ты взял вообще, что влюблён в меня?
– Но... – Ромео замолчал, задумавшись.
– Ради чего ты изначально шёл на бал? Это вообще была твоя идея или Меркуцио? Ты любовь свою шел искать или покуражиться в стане врага?
– Блин. А действительно...
– Давай допустим на мгновение такой вариант, что встретив смазливую девчонку из враждующей семьи, ты просто хотел подгадить в её лице всем Капулетти, а оправдывая свой порыв, называешь это любовью с первого взгляда.
– А...
Парнишка был явно растерян и чувствовал себя не в своей тарелке. По его потухшему взгляду было понятно, что сейчас, когда за ним не наблюдают такие же молодые и безрассудные друзья-гуляки, он сомневается в правильности принятых накануне, в пылу молодецкого куража, решений. И ещё больше сомневается в том, что был честен в своих мотивах. А главное – ему самому не нравятся правдивые ответы на вопросы, которые задаёт якобы возлюбленная.
– Хочешь, я расскажу тебе, чем чревато наше с тобой венчание?
– Мы заключим брачный союз и подтолкнем наши семьи к примирению своим примером.
– А когда это у нас пионерию ввели?
– Не понял, – округлил глаза Ромео.
– Ну, пионе𠬬¬– всем ребятам пример? – но видя, что понимания в глазах собеседника больше не становится, Юля махнула рукой. – Ладно, забей. Это тебе духовник твой в уши надул про примирение?
– Надул? Забей? Да, в лексиконе моём слова такие есть, но, милая моя Джульетта, мне непонятен их контекст.
– Вяжи рифмовать!
– Вот, опять…
– Да ну блядь!
Помолчали, прислушиваясь к тому, как в голове слова выстраиваются в фразы, и отсекая заканчивающиеся одинаково. В конце концов, девушка продолжила.
– Вот женимся мы после одной проведенной вместе ночи, а потом выяснится, что я кроме яичницы готовить ничего не умею, а ты полочки на кухне прибивать не наученный. И с этим знанием нам потом, просыпаясь, друг на друга каждое утро смотреть? А добавь к этому мою маму – твою тёщу. И свекровь, твою мать, – фраза про свекровь прозвучала как откровенное ругательство, но юноша не обратил на это внимания. ¬– Они ж постоянно будут капать нам на мозги, что, вот, мол, твоя вторая половинка с лёгким налётом ебанутости: то не так делает, это не так жарит, компоты не по тем рецептам в банки закатывает, бэбика не той пелёнкой обматывает и не той сиськой кормит. И матом еще ругается. И курит. Есть сигарета?
– Э…
– А впрочем, да. Видела я вашу Италию на карте. Чулок какой-то разношенный. Откуда в чулке сигареты?
– Я…
– И вот так изо дня в день будет тебе мозг чайной ложечкой сверлить, – в который раз не дала вставить слово Ромео Юля. – Ты действительно станешь принимать за недостатки то, что раньше считал достоинствами. Я – аналогично.
Девушка выдержала паузу, чтобы дать Ромео возможность переварить услышанное. А когда он наконец-то набрал воздуха в грудь, чтобы что-то спросить, продолжила, не дав ему такой возможности.
– Теперь немного об истории вопроса. Ты вообще в курсе из-за чего вражда между вашими семействами-то?
– Нет.
– Прикинь!? Никто не в курсе! – в голосе Юли сквозила ирония. – Я не удивлюсь, если и Шекспир тоже не в курсе.
– Шекспир? Какой Шекспир?
– Бля, надо поосторожнее со словами-то, – осеклась девушка. – Да неважно какой Шекспир. Он всё равно не местный. Тем более, умер давно. Так вот, что касаемо причины вражды: если никто не в курсе из-за чего идут разборки, как считаешь, это нормально?
– Н… нет, – парень явно был обескуражен напористостью девушки.
– Так, может, стоит хотя бы выяснить? А то не ровен час, мы поженимся, а вы потом пересечетесь с Тибальдом где-нибудь на городской площади и он твоего друга, Меркуцио, заколет.
– Не бывать этому!
– О-о-о-о, – протянула девушка, – инфантильная наивность во всей красе. Но давай пойдем в нашем мысленном эксперименте еще дальше. Ты, горя желанием восстановить справедливость, заколешь моего брата, потому что он убил твоего друга. Представил?
Парень отрицательно помотал головой. Но это было уже не так уж и важно, потому что следующей фразой Юля-Джульетта поставила жирный вопросительный знак на финале произведения классика.
– Твой друг убит моим братом, мой брат убит тобой, я кроме яичницы ничего готовить не умею, а нам дальше как-то жить вместе нужно. Всю жизнь.
Подождав, соизволит ли Ромео возразить тому, что нарисовала фантазия его возлюбленной, и не дождавшись ответа, девушка предложила:
– Может ну его нафиг, а?
– А что же мне делать? Я ж своим друзьям уже объявил, что ты будешь моей.
– А-а-а-а-а-а! Так вот откуда дети у девственника Пети! – торжествующе произнесла Юля.
– Чего? – уже в который раз не понял Ромео.
– Метафора такая. Описывающая момент, когда становятся понятны причины чьего-то нелогичного поведения, – объяснила девушка. – А давай я отравлюсь?
– Что?!
Юля вздохнула и принялась объяснять, как маленькому ребенку:
– У твоего Лоренцо есть микстура, замедляющая все жизненные процессы настолько, что выпивший её человек выглядит мертвым. Я её выпью, меня отнесут на кладбище, в наш фамильный склеп. Ты перед пацанами своими не пробалаболился, мой брат – жив, твой друг – жив. Красота! А я, когда действие микстуры прекратится, оживу и сделаю ноги из вашего дурдома…
– Как сделаешь? У тебя же есть ноги.
Юля, уже в который раз за ночь, выматерилась, но объяснять продолжила.
И под утро Ромео всё-таки принес ей микстуру.
ВМЕСТО
– Объясняю, о чем сказка «Колобок». Это история о небесном светиле. Вся сказка, метафора про лунный цикл, – торопливо говорила Яга.
– Нет. Это сказка о том, как довыебывался тот, кто считал себя хитрее других. Он смог пару раз наебать кого-то, но потом встретил того, кто более хитёр, – возразила левая голова Горыныча.
– Но-но-но-но! Тайм-аут! Ваньке Дураку эту хуйню рассказывай! – перебила её правая голова. – Сказка «Колобок» не о том, как кто-то хитрый довыебывался. Про это сказка «О рыбаке и рыбке» и спорить тут не о чем.
– Ну и про что «Сказка о рыбке и рыбке»? – поинтересовался Кащей.
– Ты не слышал «Сказку о рыбаке и рыбке»? – удивились левая и правая головы змея.
– Уж извините меня, что я не такой увлеченный поклонник фольклора, – развел руками Кащей, – но, я не говорю, что не слышал «Сказки о рыбаке и рыбке». Я спрашиваю, про что она?
– Да блин, сбили меня! Так, о чем я говорила?
– Объясняла, о чем «Колобок» и «Сказка о рыбаке и рыбке», – напомнила средняя голова гигантской рептилии.
– «Сказка о рыбаке и рыбке» про то, как кто-то довыебывался, но не хитрый, а жадный. А сказка «Колобок» – метафора про лунный цикл. Колобок символизирует луну, которую мы видим ночью. Первая часть истории, включающая в себя метение по коробу и сусеку, процесс лепки колобка, его приготовления с последующей выкладкой на окно описывают нам увеличение небесного тела вплоть до полнолуния. А вторая часть сказки, с момента падения Колобка из окна, описывает убывание луны. Так повелось, что эта история ходит в упрощенном варианте, но на самом деле каждый из встреченных персонажей – заяц, волк и медведь – откусывают некоторую часть от главного героя. И это является метафорой на то, как луна уменьшается. Лиса же просто доедает остатки – съедает последний бочок главного героя. Этим и завершается лунный цикл. То есть, лунный круг. Круг – это коло. Поэтому сказка и называется КОЛО-БОК.
– Слушай! – восхищенно хлопнул в ладоши царь. – Так с ног на голову переворачивать обыденную, казалось бы, историю, это талант нужен! Давай всё ж таки в дипломаты, а? Деньгами не обижу, хоромы и челядь выделю.
– Я, конечно, благодарна за столь щедрое предложение, однако осмелюсь ответить отказом, продиктованным осознанием своего преклонного возраста, который всё чаще напоминает о себе эпизодическими провалами в памяти. Вот и сейчас, я собиралась рассказать вам что-то связанное с родиной братьев-водопроводчиков, однако вместо этого принялась рассказывать об истинном смысле произошедшей с колобком истории.
– Ух ты! – нахмурился царь. – И действительно ведь, про Италию-то ничего не рассказала.
– А вот сейчас я даже не помню, что там было, в Италии этой. Ну, какой с меня дипломат?
– А жаль, – вздохнул царь, закидывая топор на плечо и собираясь уходить. – Но ты, это, ежели вдруг с памятью наладится, я всегда буду рад.
Старушка кивнула. О том, что с памятью у неё и не разлаживалось, сообщать Яга не планировала. Она не была готова рассказывать царю о том, что давно уже стало историей. Множеством историй.
ПРОБУЖДЕНИЕ?
Сознание вернулось к ней яркой серией образов. Чужая комната. Поющий под окном Ромео. Разговор о нелепости сюжета. Флакон с микстурой. Вязкая горечь под языком, сводящая скулы и вызывающая слюноотделение. Ускользающее сознание.
Приснится же.
А нечего на сон грядущий такие слезливые истории читать, будучи половозрелой циничной женщиной с приличным багажом опыта за спиной.
Юля улыбнулась своим мыслям и попыталась потянуться. Руки наткнулись на камень. Сердце бешено заколотилось в груди. Девушка попыталась пошевелить ногами, согнув их в коленях. Но колени тоже уперлись в камень.
– Твою ж мать! – выругалась она, осознавая, почему было темно, когда она открыла глаза.
Успокоиться, собраться с мыслями. Может это всё еще сон? Какой-то он очень реальный. Ущипнуть себя? Уже щипала, перед тем как с Ромео разговаривать. И вязкий привкус во рту. Микстура всё-таки была. И Ромео был. И похороны. Значит, не сон?
– Только бы это был сон. Пожалуйста, – собираясь расплакаться, проскулила девушка, упираясь ладонями в крышку, пытаясь её сдвинуть.
И сорвалась в истерику.
Закричала, шлепая ладонями по камню над головой, сжала ладони в кулаки и продолжила стучать уже кулаками, рыча диким зверем. Но вскоре выдохлась, сложила руки на груди и безмолвно зарыдала.
– Я же проснусь? – не веря самой себе, спросила она темноту, когда не осталось сил даже на слёзы. – Я же проснусь?
И отвечая на её вопрос, каменная крышка усыпальницы начала съезжать в сторону, пропуская, пусть и тусклый, послезакатный свет.
Но, как оказалось, свет этот нёс не спасение – в шею девушке уткнулось остриё меча.
Юля попыталась сфокусировать взгляд на человеке с оружием, но глаза после кромешной тьмы и рыданий с трудом фокусировались на деталях. Потертая кожаная куртка, неестественно белые волосы, испещренное шрамами лицо и глаза – не человеческие – кошачьи. Или змеиные?
– Допрыгалась, стрыга? – поинтересовался незнакомец.
– Гвинблейд? – изумлённо спросила девушка, забыв о том, что в её шею упирается остриё меча.
– Ты не стрыга? – не менее изумлённо спросил в ответ мужчина.
И давление лезвия ослабло.
– Где я? – начиная подозревать неладное, спросила Юля.
Ведьмак убрал меч от горла девушки и помог сесть в каменном ложе. Девушка огляделась. Это действительно был склеп.
– В усыпальнице Фольтеста, – буднично ответил ведьмак. – Но, если ты здесь, то где стрыга?
¬– Не знаю, я не местная.
– Но ты же находишься на её месте!
– Чувак, – приходя в себя начала Юля, – это самое последнее, что меня сейчас тревожит. Мне гораздо интереснее, почему я засыпаю в одном месте, а просыпаюсь в другом?
– В сагу?
– Блин. И мужики сплошь и рядом непонятливые, – девушка воздела глаза к потолку и спросила: – Господи, или кто ты там, ну почему не «Аленький цветочек», «Мойдодыр» или «Колобок», в конце концов?
Она и не подозревала, что впереди её ждут не только они.
ПОСЛЕ
– Если допустить, что сон – это просто другая реальность, то ложиться спать во сне, не самая лучшая идея.
– Это почему? – не понял Горыныч.
– Ты заснешь, и тебе приснится пещера с золотом, которое ты охраняешь. И вот в этом сне тебе захочется вздремнуть. И засыпая в своём сне, ты начнёшь видеть другой сон, в котором события будут происходить еще тогда, когда на небе было две луны. Но и в этом сне тебе вдруг захочется уснуть. А уснув во сне, в котором две луны, ты увидишь еще один сон. В конце концов, можно забыть первый сон, с которого всё началось. А вместе с ним и саму реальность.
– Чего-то ты больно мудрёное рассказываешь, – отмахнулась левая голова, – вспоминай давай про Италию. Интересно же!
– Да погоди, – возразил Кащей. – Тут тоже теория любопытная. – Ну-ну? И как же остановиться в этой карусели снов?
– Не спать. Или сделать так, чтобы засыпая во сне, ты не видел сновидений.
– Но как?
– Например, сварить зелье, отключающее возможность видеть сны.
– Во сне?
– Ну да. И просыпаться в том же сне, в котором засыпаешь. Но до этого додумываешься не сразу.
– А проснуться не вариант? – ехидно поинтересовалась одна из голов Горыныча.
– Вариант. Но нет гарантии, что ты проснешься в том сне, в котором засыпал до этого.
– Мудрёно у вас всё, – вновь вмешался в разговор Горыныч. – Я, например, всегда просыпаюсь там, где засыпаю.
– Может быть, это потому, что ты спишь, даже когда бодрствуешь?
Змей обдумал предположение и отрицательно помотал головами.
– У нас, если левая спит, то две остальные бодрствуют, – начала средняя.
– Если правая спит, то средняя и я дежурим, – подхватила левая.
– Ну и я с правой на дежурстве, когда средняя дрыхнет, – закончила правая.
– У меня такого варианта не было. Я, пока это поняла, много дел навертеть успела. А вот сейчас мне снится, что я – Баба Яга.
– Погоди, – осенило Кащея, – так значит, царю ты не просто так про Италию рассказывать не стала?
Яга кивнула.
– И про сны – это не просто теория?
Старушка кивнула еще раз.
– Тогда кто же ты на самом деле, если не Яга?
– Я уже и сама запуталась. Но то, что не местная – это факт.
(с) VampiRUS



