Этой частью хочу закрыть повествование об отдыхе в Казахстане, а уже в следующей части постараюсь перенести читателя из казахских степей в Украину моего детства.
Последний раз мы с родителями ездили в Казахстан в 1997 году. Деду было уже 65 лет, и он переезжал из Бригады в поселок, поближе к цивилизации. Здоровье уже не позволяло вести большое хозяйство, поэтому было принято решение оставить одну корову, около пяти свиней и десяток кур, а остальной скот продать вместе с домом и хозяйственными постройками. В поселке одна семья с двумя детьми (парень 12 лет и девочка 10 лет) как раз продавала дом и переезжала в Калининградскую область. Поэтому в этот приезд мы жили на два дома, помогая с переездом.
Мне на тот момент было 14 лет. Возраст платонического общения с девчонками.
По вечерам на прогулку я одевался очень стильно. По крайней мере, мне так казалось. Я носил отцовские джинсы, протертые на бедрах и чуть расклешенные снизу. Но так как они мне были великоваты, я их подворачивал. На ногах были черные замшевые кроссовки Jordache, а сверху олимпийка Adidas из плотной ткани от, единственного за мою юность, спортивного костюма. Я познакомился с младшей дочерью дедушкиного товарища, тракториста по профессии, очень уважаемой в поселке. У него было три дочери, старшая из которых уже была замужем за сыном руководителя совхоза. Младшей Наташе было 12 лет. Она постоянно занималась хозяйством и домом. Когда вечером я приходил к ее дому позвать гулять, она объясняла, что раньше 10-11 вечера не сможет освободиться, так как нужно приготовить ужин, подоить коров и т.д. Для меня, городского мальчишки, это было очень дико и непонятно.
Приходилось слоняться до позднего вечера с парнишкой, у семьи которого, дед покупал дом. Ему было всего 12 лет. Он спокойно и уверенно водил отцовские Жигули 2107, был очень крепким коренастым и широкоплечим. Тогда я впервые увидел и осознал влияние деревенской жизни и деревенского питания на здоровье и развитие подростка. Его сестра в 10 лет занималась приготовлением пищи для всей семьи, уборкой в доме и уходом за скотиной.
По вечерам, когда Наташа освобождалась от домашних хлопот, мы с ее подругами выходили гулять по поселку. Я рассказывал им про город, в котором никто из них не был, а они, восторженно меня слушали. Их удивляло все: многоэтажные дома, больницы в 9 этажей, автобусы, корабли и самолеты. А меня, в свою очередь, очень удивлял и забавлял их восторг. И действительно, мой маленький военный заполярный городок с 50-тью тысячами населения, на фоне маленького степного поселка, казался мегаполисом.
Прогулки не обходились без эксцессов. Местным мальчишкам не нравились гулянки «городского» с их девчонками, поэтому я постоянно получал угрозы и предупреждения. Я в ответ дерзко и самоуверенно отвечал и, на всякий случай, выточил из бревна какое-то подобие биты, которую иногда брал с собой на прогулки. Угрозы дальше бросания в меня камнями, с приличного расстояния, не доходили. Наверное, мне с этим повезло.
В тот период в поселке был пик товарообмена. На обмен шло всё, что угодно. Например, дед сделал мне подарок на день рождения и приобрел на рынке для меня двухкассетник, расплатившись за него несколькими поросятами. С этим магнитофоном я вечерами гулял с девчонками и слушал две кассеты, которые привез с собой. На одной была Nirvana «MTV Unplugged in New York», а на другой сборник The Offspring. С музыкой была забавная ситуация. Бабушка рано утром отводила корову к выезду из поселка, где пастухи собирали коров в стадо и уводили на весь день пастись. А по вечерам меня просили эту корову забирать. Я приходил к месту сбора с орущим магнитофоном на плече, наша корова легко находила меня в толпе, подходила ко мне, и мы возвращались домой под панк-рок аккомпанемент. Честно говоря, мне казалось, что она узнает меня исключительно по музыке.
В поселке работал хлебозавод, продавая ограниченное количество хлеба в сутки. Хлеб отпускали в определенное время, к которому нужно было подойти и занять очередь. Так как мы жили практически двумя семьями в одном доме (продававшая дом семья еще не переехала, а мы постепенно перевозили вещи и уже нечасто возвращались в бригаду), хлеба нужно было много каждый день. Как-то раз меня отправили с соседом на машине за хлебом. Я занял место и терпеливо стал ждать своей очереди. За мной встали три девушки лет 16-17, которых я галантно пропустил вперед, когда подошла моя очередь. Самое веселое заключается в том, что выдав три буханки хлеба девушкам, продавщица объявила о том, что на сегодня хлеб закончился и можно расходиться. Это было и смешно и грустно одновременно. Сосед смотрел на меня как на дурачка, процедив что-то вроде «ну что, оставил семью без хлеба, джентльмен хренов». Дома меня слегка упрекнули за мое неразумное поведение, а мне было просто обидно, что никто, включая родителей, не оценил мой благородный и культурный жест.
К слову сказать, это знакомство и галантное поведение все равно принесло мне определенные бонусы. Я пересекся на одной из прогулок с этими взрослыми девчонками, они меня узнали и предложили погулять с ними. Мы немного прогулялись по поселку, вышли на его окраину, где к нам присоединились парни лет по 18-20. Они организовали костер, пели под гитару песни и пили самогон. Один из парней, казах, спросил меня, откуда я, чей родственник и как познакомился с девушками. После непродолжительного общения, он предложил мне обращаться к нему, если меня кто-нибудь будет обижать, но посоветовал все же не гулять вечерами одному и не ходить в местный клуб на дискотеку. Там, по его словам, незнакомцев сначала бьют, а уже потом разбираются, что да как.
Несколько раз под покровом темноты, чтобы не видели соседи, дед перегонял из бригады машины со своим кормовым зерном, которое мы с отцом по полночи перегружали в сарай. Я тогда не понимал для чего такая скрытность, но жизнь в поселке, с глазами и ушами повсюду, накладывала свою специфику поведения. Жить становилось все сложнее, доставать сено и зерно для скотины становилось все труднее, поэтому взрослым не хотелось давать лишний повод для разговоров и пересудов.
Иногда в поселковый магазин из области завозили бутылочное пиво, которое раскупалось за час, максимум два. Его покупали ящиками. Иногда везло, и дед умудрялся урвать сразу два ящика. Пиво выпивалось за день-два. К нему не относились как к алкоголю, скорее воспринимали как дефицитный прохладительный напиток. Был случай, когда на бартерном рынке дед попросил меня поискать пиво. Я нашел тетку, которая обменивала банки импортного пива 0,33 на сахар и муку. Курс был грабительский. Что-то вроде одного мешка 5кг муки на одну банку пива. Мне удалось выменять всего четыре банки.
Водку дед покупал тоже ящиками, но только в Акмоле или в Караганде, когда приезжал нас встречать с поезда. В основном в поселке все гнали самогон. У нас этим занималась бабушка. По сути, в каждом доме было свое мини производство, которое практически никогда не шло на продажу, а изготавливалось исключительно для себя. Помню всего один раз, когда отец искал самогон в поселке во время какого-то застолья, так как свои запасы были исчерпаны.
Недалеко от поселка протекала небольшая речушка, куда я водил купать собак деда. Для них это был настоящий праздник, они радовались и резвились, озвучивая задорным лаем свои эмоции по пути через поселок. В ответ из-за заборов неслось гневное и обиженное тявканье соседских собак. Это было очень смешно.
Уезжали мы на вокзал поздно ночью. Часа в три или около того, чтобы приехать аккурат к утреннему поезду. Я до отъезда не спал, гулял с девчонками, мы ели арбуз на лавочке возле дома, расколов его об землю. Я им что-то рассказывал про звезды, мы обменивались адресами, чтобы писать друг другу письма. Была какая-то детская романтика во всем этом. Сердце щемило от какой-то грусти. Я говорил, что обязательно приеду через год. Мы обнимались на прощание, как будто, знали друг друга много лет. В этой юношеской наивности и серьезности был настоящий нерв, который с годами становится все менее и менее чувствительным.
Потом мы ехали сквозь ночную степь, вдали мерцали огоньки поселков, и я, измученный эмоциями, дремал на заднем сиденье, уткнувшись лбом в боковое дверное стекло, еще не зная, что не вернусь в эти края в ближайшие 22 года.