Древнефризский язык
Древнеанглийское ea
Древнефризское a
east ast восток
stream stram поток
bread brad хлеб
eare are ухо
heap hap куча
lead lad свинец
seam sam шов
Древнеанглийское ea
Древнефризское a
east ast восток
stream stram поток
bread brad хлеб
eare are ухо
heap hap куча
lead lad свинец
seam sam шов
Древнеанглийское o
Древневерхненемецкое o
norþ nord север
word wort слово
horn horn рог
corn korn зерно
þorn dorn терние
Древнеанглийское o
Древневерхненемецкое an
oþer andar другой
gos gans гусь
toþ zand зуб
soþ sand правда
Древнеанглийское o
Древневерхненемецкое uo
god guot добро
boc buoh книга
flod fluot потоп
hof huof копыто
brod bruot выводок
В нашем языке есть слова, придуманные конкретными людьми – писателями, поэтами, реже – учёными, изобретателями и так далее.
Многие слова, к которым мы привыкли и считаем их давно и самостоятельно образовавшимися в русском языке, в действительности появились не так давно и не сами по себе, а с помощью разных людей. Они придумали эти слова, а нам они так понравились, что остались в русском языке надолго.
Многие слова остались только в конкретных текстах, например, «змея двухметроворостая» Маяковского или «и кюхельбекерно, и тошно» Пушкина.
Невозможно представить, в каком интересном мире мы бы жили, если бы в русском языке прижились такие перлы, как «испавлиниться», «быкоморда», «верблюдокорабледраконьи» и другие очаровательные окказионализмы, придуманные Маяковским.
Но некоторые придуманные слова всё же входят в словарный состав языка, да так органично, что уже через 100 лет трудно поверить, что привычное понятие добавлено в «великий и могучий» каким-то конкретным человеком.
Придуманные слова, к которым мы привыкли и считаем их давно и самостоятельно образовавшимися в русском языке, введены в него конкретными авторами, и называются они индивидуально-авторскими неологизмами. Перешагнув границы индивидуально-авторского употребления и присоединившись к активной лексике, они стали достоянием нашего языка.
Слова, придуманные, потом становятся общеупотребительными.
Лексика любого языка постоянно пополняется и обогащается новыми словами — неологизмами — это слова и словосочетания, созданные для обозначения новых явлений действительности, новых предметов или понятий.
В 20 веке, особенно во второй половине, с развитием научно-технического прогресса в язык вошло огромное количество заимствований: космонавт, радиоприёмник, дезактивация, дозиметр и т.д. Аналогичную ситуацию мы можем наблюдать и сейчас.
Михаил Салтыков-Щедрин придумал много неологизмов. И если некоторые слова вроде «душедрянстововать» и «умонелепствовать» дальше его книг не пошли, то «мягкотелость» и «злопыхательство» употребляются и поныне.
Придумал Салтыков-Щедрин и слово «халатный», то есть небрежный: «Из этих бросовых идеальчиков каждый сатирик выбрал себе такой, какой приходился ему по комплекции. …Который сатирик возлюбил халатную простоту — тот с негодованием отнесется к фраку, сшитому Шармером».
Также перу Салтыкова-Щедрина принадлежит слово «головотяпство», «благоглупость», «пенкосниматель».
Английский философ и писатель-гуманист Томас Мор написал в 1516 году „Золотую книжечку, столь же полезную, сколь и забавную о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия“, для краткости называемую „Утопия“. С тех пор что-то идеальное и недостижимое называют утопией.
Благодаря Ломоносову мы используем самые разнообразные околонаучные термины. «Градусник», «преломление», «равновесие», «диаметр», «горизонт», «кислота», «вещество» «микроскоп», «формула», «чертёж», «автограф», «окружность», и даже «квадрат» и «минус» были введены в русский язык Михаилом Васильевичем. Более десятка придуманных им слов прочно вошли в русский язык, многие же впоследствии были заменены на более удобные в произношении — так, например, «коловратное движение» стало «вращательным». Хотя сам Михаил Васильевич считал придуманные им слова немного странными, он всё-таки надеялся, что они приживутся и станут привычными. Так и вышло. Мы постоянно пользуемся этими словами, как и понятиями «земная ось», «гашеная известь», «удельный вес», «предложный падеж» и так далее.
Историк, публицист, прозаик, поэт и статский советник Николай Карамзин исследовал возможности русского языка, его выразительность. Великий реформатор обогатил нашу лексику замечательными словами-кальками, аналогов которым ранее в нашей стране не существовало, а теперь кажется, что они были всегда: «впечатление», «влияние», «трогательный», «занимательный», «моральный», «эстетический», «сосредоточить», «промышленность», «эпоха», «сцена», «гармония», «катастрофа», «будущность»… и даже «ВЛЮБЛЁННОСТЬ». Всего в произведениях писателя встречается около 50 новых слов, которые прочно осели в русском языке. Впечатляющее количество, не правда ли?
Долгое время считалось, что Карамзин придумал букву „ё“. Теперь же принято считать, что придумала „ё“ княгиня Екатерина Дашкова, а Карамзин был первым авторитетным популяризатором новой буквы.
Один из основоположников русского футуризма Велимир Хлебников очень любил заниматься словотворчеством. Он придумывал довольно странные слова — «крылышкуя», «зерцог», «облакини», «лебедиво». Отдельные фразы в его стихотворениях и вовсе малопонятны для читателя: стихотворение «Сутемки, сувечер».
Но были в творчестве Хлебникова и слова, которыми мы сегодня пользуемся, — например, «изнемождённый». Хлебникову современный русский язык обязан и словом «лётчик». Впервые оно было употреблено в его стихотворении «Тризна»: «Полк стоит, глаза потупив. Тень от лётчиков в пыли». Прежде людей этой профессии называли «авиаторами» или «пилотами».
Если Ломоносов в основном отметился словами, без которых не обойтись учёному, то его современник и даже соперник поэт и переводчик Василий Тредиаковский обогатил русский язык словами, без которых вообще никому нельзя обойтись. С лёгкой руки Тредиаковского в язык вошли слова: общество, достоверный, вероятный, гласность, дальновидность, громогласный, неосмотрительность беспристрастность, благодарность, злобность, почтительность и другие. А в поэзию он ввел понятия ямба и хорея.
Василий Тредиаковский, учёный и поэт, избавил нас от слова «арт» — в то время, когда он жил, дело шло к тому, чтобы всё прекрасное называлось именно так. Тредиаковский стал употреблять слово «искусство», выведенное им из старославянского «искуси». Не факт, что он лично всё это выдумал, но именно он сделал эти слова общеупотребительными. И, кстати, это он начал использовать слово «любовник» для распространённого в высшем свете явления.
Конечно, культовых романов у Достоевского гораздо больше, чем словесных нововведений. Но именно Достоевскому мы обязаны словами «стушеваться» и «лимонничать». У слова «стушеваться» даже есть точная дата появления — 1 января 1846 года, когда писатель употребил его в повести «Двойник». Слово получило серьезное распространение еще при жизни писателя, как и глагол «лимонничать». Достоевский изобрел и другие слова, например «окраинец», «всечеловеки», «слепондас», но их язык не подхватил.
Игорю Северянину мы также обязаны введением в обиход одного из авиационных терминов — «самолет». Само слово появилось гораздо раньше: «ковер-самолет» часто появлялся в русских сказках, но летательные аппараты до Северянина так никто не называл. Также Северянин изобрел слово «бездарь». Оно встречается в его сборнике «Громокипящий кубок».
С именем журналиста и писателя Петра Боборыкина принято связывать появление в шестидесятых годах позапрошлого века слов «интеллигент», «интеллигенция», «интеллигентный». Слово Intelligent, конечно, существовало и раньше, но употреблялось преимущественно как синоним «разумности». Боборыкин определял интеллигенцию как «совокупность представителей высокой умственной и этической культуры, а не просто работников умственного труда».
С тех пор под интеллигентностью мы понимаем нечто довольно трудноопределимое: сочетание ума, образованности, хорошего воспитания, такта, культуры и высоких моральных качеств. Позже это слово перешло во многие европейские языки, где стало обозначением загадочного, сугубо русского явления.
Слово «Хлыщ», обозначающее легкомысленного молодого человека, ввел в широкое обращение писатель Иван Панаев, опубликовавший целую серию очерков о хлыщах. Но придумал его не он, оно пришло из народной среды, но употреблялось очень узко. Как, впрочем, и сейчас.
Владимир Маяковский тоже выдумал немало слов. Не такое популярное, но все же употребляемое сегодня слово «голоштанный» — это его изобретение. Впрочем, другие изобретенные Маяковским слова так и остались лишь частью его стихов и в народ не пошли, уж больно они были экзотичные: «дрыгоножество», «верблюдокорабледраконьи», «испавлиниться» и другие. +Ввиду своей специфики окказионализмы практически никогда не пополняют активный словарный запас носителей языка, но несколько таких слов Маяковского интеллигенция все же использует и спустя сто лет. «Прозаседавшиеся» и ностальгическое «серпасто-молоткастый», например.
Принято считать, что слово „робот“ придумал чешский писатель Карел Чапек. Это верно лишь отчасти. Чапек написал пьесу „Россумские Универсальные Роботы“ (R.U.R) о фабрике по производству искусственных людей-рабочих. Но изначально автор назвал искусственных людей „лаборами“ от латинского labor — »работа". Но его брат, художник-постановщик, оформлявший декорации для пьесы предложил назвать главных героев пьесы «роботами» по чешскому слову robota, что значит «каторга».
.А за «отсебятину» мы должны благодарить знаменитого художника. В «Толковом словаре» Даля так и написано: «Слово К. Брюллова: плохое живописное сочинение, картина, сочинённая от себя, не с природы, самодурью».
Джонатан Свифт придумал лилипутов для книжки «Приключения Гулливера». Книга была издана в 1726 году, а значит слову «лилипут» уже почти 300 лет. Так в оригинале назывались человекоподобные дикари еху.
Слово «сверхчеловек» — возможно, не вполне корректный перевод немецкого слова bermensch, впервые употреблённого немецким философом Фридриком Ницше в книге «Так говорил Заратустра». Изначально слово означало не человека, обладающего сверхспособностями, а существо нового типа, в которое должен превратиться человек так же, как homo sapiens произошел от обезьяны.
Советский писатель-фантаст Александр Казанцев («Планета бурь») переименовал жителей других планет из инопланетчиков в инопланетян.
Имя Светлана было придумано и впервые использовано А. Х. Востоковым в «старинном романсе» «Светлана и Мстислав» (1802); широкую известность приобрело вследствие публикации баллады «Светлана», созданной поэтом-романтиком Василием Жуковским (1813).
Источник : obshe.net/posts/id2341.html
Первые языковые стандарты появились еще до возникновения письменности: на заре древнеиндийской цивилизации грамматические нормы передавались из уст в уста. Позже носителями примитивных языковых стандартов стали писцы, а уже в античной Греции появились настоящие грамматики, систематизированные описания языка, которые использовались для обучения.
Все это было очень давно, но на самом деле недавно. Ведь человеческая цивилизация существует около 5 тыс. лет. Что это по сравнению с 200 тыс. лет, в течение которых существует Homo sapiens современного вида, анатомически способный к речи и явно ею пользовавшийся в доисторический период? В течение этого колоссального времени язык развивался, не сдерживаемый вообще ничем — ни старанием писцов, ни томами научных грамматик. И постоянно менялся.
С языком происходило (и происходит до сих пор) нечто очень похожее на биологическую эволюцию. Благодаря постоянным мутациям ДНК (и действию естественного отбора) мы получили невероятное разнообразие видов живых организмов. Благодаря языковым на Земле есть более 5000−6000 наречий, и это только те, что существуют ныне.
В доисторическом мире, когда не было государств и цивилизаций, все люди жили небольшими племенами, которые часто мигрировали в поисках более подходящего места для жилья. Иногда племя делилось, и разные его половины расходились в разные концы света, чтобы уже никогда не встретиться вновь. Что происходило с их общим языком? И в той, и в другой частях бывшего общего племени язык естественным образом мутировал. Но поскольку эти мутации носили в целом случайный характер, то изменялся язык по разному. Если бы лет через триста потомки разных половин встретились бы и попытались поговорить, эти люди поняли бы друг друга, но увидели, что их языки уже сильно отличаются. А через тысячу-полторы лет еще более дальние потомки не смогли бы общаться, разве что почувствовали бы что-то знакомое — как чувствуем мы, когда слышим звуки чешского или польского языков.
Прежде всего язык меняется, потому что он является системой передачи информации — от субъекта к объекту по каналу связи. В канале происходит энтропия, рассеяние части кода: если говорить попросту, человеческое общение — это всегда немного «испорченный телефон». Язык не передается генетически, он воспринимается через слушание и анализ текста, а потому ребенок, обучаясь у папы с мамой, слышит родную речь чуть-чуть не такой, какой она выговаривается родителями. В те времена, когда язык существовал только в устной форме, этот фактор имел большое значение.
Кроме того, человеку свойственно начинать произносить слово с некоторым усилием, а к концу это усилие спадает. Артикуляционный аппарат готовится уже не к следующему звуку, а к паузе, молчанию. И тогда тоже происходят интересные вещи. При переходе от латыни к новороманским языкам вроде испанского, итальянского или французского в силу тенденции говорящего были «съедены» падежные окончания. Но французский язык пошел еще дальше. Французы просто обрубили все латинские слова после ударного слога. Латинское слово castellum («кастеллум» — «замок») превратилось во французское chateau («шато» — еще и звук «с» потерялся); finitus («финитус» — «оконченный») французы превратили в fini («фини»). И так везде. Поэтому с ударениями во французском у учащихся проблем нет: всегда только на последний слог.
А на другом конце коммуникационного канала есть слушающий. И поступающий к нему уже слегка испорченный говорящим код требует интерпретации. В латинском языке существовала падежная система (как в русском), что позволяло сохранять свободный порядок слов и даже временами опускать некоторые предлоги. По русски что «охотник убил медведя», что «убил медведя охотник», что «медведя охотник убил» — разница невелика, и кто кого убил, однозначно понятно. А если так: «Медведь убил охотник»? С опознанием убийцы и жертвы полная неясность. Вот такая неясность и воцарилась при переходе от латинского к старофранцузскому. И если говорящий «съел» падежи, то слушающему нужны дополнительные указания для правильной интерпретации сказанного. Так в отличие от латыни во французском появился жесткий порядок слов и обязательное употребление предлогов.
Таким же естественным образом в языке меняется не только произношение звуков и слов, не только законы построения фраз, но и значения отдельных слов (корней). Интереснее всего проследить, как по разному они эволюционируют в близкородственных языках. Например, чешское слово pozor (ударение, как и во всех чешских словах, падает на первый слог) — это предупреждение об опасности («внимание!»). Нет сомнения, что русское слово «позор» имеет с чешским общее происхождение, но почему такая разница по смыслу?
На самом деле если приглядеться к обоим словам пристальнее, то станет понятно, что состоят они из приставки «по-" и корня «-зор-", того же самого, что в слове «зрение». То есть в обоих случаях имеется в виду какое-то явление, на которое стоит или необходимо обратить внимание («по-зреть», или «позырить», как мы говорили в детстве). Но у чехов объектом внимания в данном случае стала опасность, в русском языке — нечто постыдное, достойное осуждающего взгляда. Почему именно так, а не иначе смещаются смыслы корней и целых слов, точно не скажет никто. Однако эти смещения происходят постоянно, благодаря чему язык меняется с течением времени и все дальше уходит от других родственных языков.
Все, что говорилось выше, относится к изменениям, происходящим ввиду внутренних, так сказать домашних, процессов внутри языка, но, разумеется, значение имеют и внешние факторы, влияние других языков. Последнее время русский язык наводнили англицизмы, не правда ли? И те, кто видит в этом угрозу чистоте нашей речи, не всегда отдают себе отчет в том, что и сам английский язык является чемпионом по заимствованиям, включая в себя около двух третей неисконной лексики.
Все это иноземное богатство принесли в германоязычную Англию франкоязычные завоеватели-нормандцы. Для древнеанглийского язык пришельцев стал, как выражаются лингвисты, суперстратом. Язык англосаксонского простонародья в конечном счете пророс сквозь речь нормандцев, но французский оставил в английском глубочайший след, поставив его в уникальное положение среди германских языков.
Но, возможно, история могла бы пойти иначе, и в Англии воцарилась бы своя, островная версия французского языка, на которую, несомненно, оказали бы влияние вытесненные ею англосаксонские диалекты. Древнеанглийский стал бы тогда для британо-французского языком-субстратом. Примеров влияния субстратов огромное множество. В частности, во многих европейских языках (тех же английском, французском) ощущается влияние давно умолкнувших кельтских диалектов. Но, разумеется, заимствования из одного языка в другой не обязательно связаны с завоеваниями и миграциями. Обмен информацией между народами, принятие чужеземных религий, ремесел и технологий, приобщение к новым видам спорта — все это непременно сопровождается появлением в языке новых слов.
Ситуация, когда языки постоянно ветвились и расходились из-за отсутствия единого коммуникационного пространства, ушла в прошлое. Остатки великой языковой россыпи в виде редких диалектов и наречий малых народов тают с огромной скоростью. Но те языки, которым посчастливилось завоевать прочные позиции и стать языками государства, школы и медиа, очевидно, не застынут в своем нынешнем виде раз и навсегда, так как это противоречит их природе.
Авторы Олег Макаров Анна Дыбо
Статья «Незастывающее слово» опубликована в журнале «Популярная механика» (№9, Сентябрь 2018).
https://www.popmech.ru/science/445422-medved-ubil-ohotnik-po...