Круглый стол с режиссёрами: Гильермо Дель Торо, Дени Вильнёв, Анджелина Джоли и др
Полный эпизод Close Up от The Hollywood Reporter, переведенный на русский язык.
За традиционным круглым столом THR собрались режиссёры, отметившиеся в 2017 году наиболее яркими работами — Гильермо дель Торо («Форма воды»), Грета Гервиг («Леди Бёрд»), Дени Вильнёв («Бегущий по лезвию 2049»), Пэтти Дженкинс («Чудо-женщина»), Джо Райт («Тёмные времена») и Анджелина Джоли («Сначала они убили моего отца»).
Режиссёры обсудили свои любимые фильмы и рассказали о важных для профессии личностных качествах. Впереди много деталей подхода к съемкам фильма каждого из собравшихся представителей киноиндустрии.
Вильнёв поведует о трудностях своей карьеры и о лучших/худших моментах процесса съемок «Бегущий по лезвию 2049».
Грета Гервиг расскажет о начале своего режиссёрского пути.
Анджелина Джоли будет излучать гуманность и поделится опытом съемок в Камбодже.
Джо Райт объяснит свой подход к съемкам и поделится удивительными аспектами его работы с Гэри Олдманом, сыгравшим Уинстона Черчилля (-ли?) в картине Райта.
Пэтти Дженкинс расскажет о самой сложной сцене в «Чудо-женщина», которую снимали на локации посреди зимы, с Галь Гадот в костюме персонажа.
Гильермо «Mexican Santa» Дель Торо, как самый опытный участник стола, поделится мыслями по поводу индустрии и расскажет о своем режиссерском пути. Уматные истории со съемок «Форма Воды» и «Мимик» прилагаются.
Все это безобразие переведено и озвучено мной на русский. Приятного просмотра!
https://www.youtube.com/SpeakNoEvil — канал с другими моими переводами.
А. Хичкок: "Почему люди платят деньги за возможность испугаться?"
Отрывок из интервью легендарного режиссера Альфреда Хичкока на русском, которое он дал на шоу Дика Кэвитта в 1972-ом году. Мастер саспенса рассказывает о своем отношении к актерам, цензуре и важности режиссуры.
Оригинал на английском: https://youtu.be/GuD1yloq5pY
Интервью с Брюсом Уиллисом из Playboy 1988 года (часть 3)
PLAYBOY: Не говорил ли ты как-то раз, что смотришь на женщин, как на вид искусства?
УИЛЛИС: Высший из видов искусства. Когда задумываешься обо всех способах, которыми женское тело представлено в искусстве, во всех областях, будь то скульптура, живопись, фотография, фильмы, телевидение, и от самых непристойных способов, типа Hustler (прим. пер.: порнографический журнал), до Венеры Милосской - видишь, что это вечный вид искусства. Красота женского тела поразительна.
PLAYBOY: И какие женщины поразили тебя?
УИЛЛИС: Современные женщины? Мэрилин Монро сразила меня наповал. Молодая Розмари Клуни в "Светлом Рождестве" уничтожила меня; я умирал. Молодая Барбара Стэнвик, молодая Кэтрин Хепбёрн. Одно время я серьёзно запал на Мерил Стрип - в "Выборе Софи" она ошеломила меня. Анжелика Хьюстон просто убойная.
PLAYBOY: Правда ли, что на первых пробах с Сибилл ты сказал ей, что не справишься, потому что она слишком красива?
УИЛЛИС: На самом деле я сказал ей: "Я чувствую себя неловко, обращаясь к тебе. Мне тяжело сконцентрироваться, ведь от тебя не отвести глаз". Мы флиртовали. Работа с ней была захватывающим опытом. Она звезда. Она настоящий профессионал и очень помогла мне справиться со всем этим.
PLAYBOY: Прежде чем дошло до проб с ней, ты состязался с тысячами других актёров за роль Дэвида Эддисона. Как ты её получил?
УИЛЛИС: Я участвовал в кинопробах с Мадонной на "Отчаянно ищу Сьюзен" в Нью-Йорке и не получил роль, так что решил отправиться в Лос-Анджелес и взять отпуск. Мой тамошний агент стал отправлять меня на прослушивания, и одним из них оказался "Лунный свет". Это был последний день, кастинг шёл уже много месяцев, в 10 городах, в Канаде, на роль отсмотрели уже тысячи три актёров. А я вообще не был в курсе этого. Я читал сценарий, сидя в баре на Пико Бульвар и ржал до слёз. Я сказал: "Я справлюсь". К прослушиваниям я вообще относился пренебрежительно. В общем, я пришёл и сказал: "Давайте сделаем это".
Сделал это, сказал "адьос" и ушёл до того, как они сказали мне что-то в ответ. Сибилл прошла отбор, но я её тогда не встретил. Люди, проводившие кастинг, начали обсуждать других актёров, которых они видели в тот день, и Гленн Карон сказал: "Погодите-ка. Этот парень, тот, что только что вышел. Он Дэвид Эддисон". А они такие: "Что за чушь ты несёшь? Мы ничего такого не увидели". А Гленн увидел. Он движущая сила творческих качеств шоу. Он поверил в меня, когда никто больше не верил. В итоге у них ушло восемь недель, что убедить ABC нанять меня. Я закончил с "Полицией Майами" и вернулся в Нью-Йорк.
К тому времени кастинг достиг той точки, когда, если я не получу роль, то не будет "Лунного света", и шоу отменят, потому что у них больше не было никаких кандидатур. Мой агент позвонил мне и сказал: "Всё кончено, ты не у дел - шоу больше не будет". Гленн Карон позвонил на следующий день и сказал: "Это была ошибка, если ты прилетишь на кинопробы в среду, то роль, я думаю, будет твоя". Я полетел, и к пятнице я уже получил роль.
PLAYBOY: Когда Генри Уинклер играл Фонзи, Джордж Кэмпбелл Скотт пророчески сказал ему, что он возможно никогда не получит другую такую же хорошую роль. Кто-нибудь когда-нибудь говорит тебе что-то похожее насчёт Дэвида Эддисона?
УИЛЛИС: После выхода пилотной серии в эфир я столкнулся с Полом Майклом Глейзером, который сказал: "Наслаждайся анонимностью, пока можешь, потому что через считанные дни она исчезнет, и ты уже никогда не сможешь её вернуть". И он был абсолютно прав. Но в тот момент я не очень понял, что он имел в виду, так как всё ещё мелко мыслил.
PLAYBOY: Шоу сразу было оценено критиками и публикой как оригинальное и своеобразное. Что ты думал по этому поводу?
УИЛЛИС: Наше шоу стоит особняком. Шоу подобного рода выходят редко. Есть парочка шоу с похожим уровнем качества - "Блюз Хилл-стрит", с его прямолинейной, динамичной и невозмутимой подачей, и похожий на него "Сент-Элсвер". До сих пор никто так и не смог скопировать "Лунный свет".
PLAYBOY: Одна из причин тому - количество диалогов у тебя и Сибилл.
УИЛЛИС: Да, в среднем 40.000-50.000 слов каждый год - мы считали их! Это просто море болтовни. Наше шоу не про экшен, а про много персонажей и много диалогов. И это может выжать из тебя все соки.
PLAYBOY: Ты говоришь, что теперь хочешь сниматься только в фильмах. После неоднозначного принятого "Свидания вслепую" и провала "Заката" ты крайне заинтересован в успехе "Крепкого орешка", не говоря уже о $5.000.000 от студии. Ты когда-нибудь думал о том, что "Крепкий орешек" может оказаться неуспешным?
УИЛЛИС: Нет, я гордился своей работой в "Крепком орешке" - хотя и работой в "Закате" я гордился тоже. Но вот что странно: из увиденного мной обсуждения в прессе явно следует, что акцент полностью смещён на то, сколько денег соберёт фильм. Ничего о содержании или о том, насколько он хорош.
PLAYBOY: С каких актёров ты берёшь пример?
УИЛЛИС: Аль Пачино и Роберт Де Ниро - школа "лучше меньше, да лучше", манера поведения в противовес изображению деятельности. "Собачий полдень" был удивительным фильмом. "Лицо со шрамом" - замечательная картина, одна из лучших у Пачино. Де Ниро в "Охотнике на оленей" - там есть сцена, где они в горах, и он держит в руках этот чёртов патрон и говорит: "Эй, это есть это, а не что-то другое. Отныне ты сам по себе".
УИЛЛИС: Для меня это было чем-то загадочным. Я хотел понять этого парня с его фразой. Его работа постоянно поражает меня, как сильно он старается, чтобы создать живого, дышащего персонажа в каждой роли. Я бы хотел работать под его руководством. Джек Николсон тоже невероятен. Хотел бы я сыграть роль того же масштаба, что его Юджин О'Нил в фильме "Красные". Я считаю игру Шона Пенна по-настоящему искренней, а ещё он старается не повторяться. Мне нравятся актёры, которые не всегда делают безопасный выбор. Билл Хёрт - отличный пример, и у него всё получилось. Роберт Дюваль. Мерил Стрип - величайшая из ныне живущих актёров Америки, мужчин и женщин. Её работы служат хорошим примером того, что для меня важно в актёрской игре.
PLAYBOY: Если ли другие женщины кроме Стрип, с которыми ты хотел бы работать?
УИЛЛИС: Дайан Китон. Барбра Стрейзанд. Мадонна. Я бы с удовольствием поработал с Розалинд Расселл, Кэтрин Хепбёрн, Барбарой Стэнвик. Я был безумно влюблён в Стэнвик. "Леди Ева" - один из моих самых любимых фильмов. Там есть любовная сцена, где по сути нет даже прикосновений - она гладит лицо Генри Фонды - но это одна из самых жарких сцен, хотя до постели даже не дошло.
PLAYBOY: У тебя было несколько странных эпизодов с Ким Бейсингер в первом твоём фильме - "Свидание вслепую". Что скажешь на этот счёт?
УИЛЛИС: Я чувствовал, что наконец чего-то достиг, снимаюсь в значимом фильме. И, как для первого фильма, я был очень рад, хоть весь фильм и был одной большой шуткой о свидании вслепую. Моя роль заключалась в реагировании, и не была движущей силой. А я лучше веду сцену, чем реагирую, следую за кем-то. В "Свидании вслепую" вела Ким Бейсингер - это она вытворяла все эти сумасшедшие штуки, на которые я должен был реагировать. Лично я предпочитаю работать в роли ведущего.
PLAYBOY: Тебя брали в "Цельнометаллическую оболочку" Стэнли Кубрика, но ты отверг предложение. Почему?
УИЛЛИС: Потому что мне позвонили из его офиса за два дня до того, как мы начали снимать первые шесть эпизодов "Лунного света". Я был в полном смятении. Я всегда интересовался войной во Вьетнаме. Как оказалось, у них ушло целых два года, чтобы закончить и выпустить фильм, так что ничто не происходит просто так.
PLAYBOY: Как ты считаешь, вышло ли что-то положительное из истории со Вьетнамом?
УИЛЛИС: Она открыла многим людям глаза на тот факт, что правительство врало людям намного дольше, чем мы думали. Линдон Джонсон врал. Ричард Никсон говорил, что они не собираются бомбить Ханой, но там были массированные бомбардировки. Эта информация отрезвила людей. К несчастью, потребовалось отдать 50.000 жизней, чтобы выучить этот урок. А мы всё ещё чёртовы дикари.
PLAYBOY: Что ты имеешь в виду?
УИЛЛИС: Мы недалеко ушли от долбаных римских гладиаторов, кромсающих друг друга мечами. Всего 40 лет прошло с тех пор, как мы сбросили ядерную бомбу на Хиросиму, а Гитлер убил 6.000.000 евреев. А когда последний раз вы слышали что-нибудь о том, что эта страна сделала с индейцами? Мы просто затолкали их под ковёр, как будто они были мусором. А ведь всё это принадлежало им, все 3.000 миль.
Вот, что я имею в виду, говоря, что мы всё те же дикари. Чтобы Рональд Рейган сказал, что мы собираемся возобновить разработку бактериологического оружия - это всё равно, как если бы его голова поворачивалась вокруг, как у Линды Блэр в "Изгоняющем дьявола". О чём он только думает? Это, блин, уму непостижимо! Вот почему я верю в высшую силу - в то, что есть намного более разумная жизнь во вселенной, которая наблюдает за нами, как мы наблюдаем за животными, смотря, что мы, чёрт возьми, делаем.
PLAYBOY: Так ты думаешь, что инопланетяне следят за нами?
УИЛЛИС: Безусловно. Слишком много свидетельств, чтобы их игнорировать. Но большинство людей вокруг, если ты начнёшь с ними об этом говорить, начнут вращать глазами и у них пойдёт дым из ушей.
PLAYBOY: А ты отправишься с ними, если они зажгут огни для тебя?
УИЛЛИС: Не раздумывая. Бывало я стоял на крыше моего дома в Нью-Йорке, изрядно пьяный, и говорил: "Заберите меня!".
PLAYBOY: Интереса ради предположим, что этого не случилось, и ты вынужден прожить свои дни на этой планете. Насколько тебя удовлетворяет такая перспектива?
УИЛЛИС: Я искренне переживаю о том, что может случиться. Я толст, богат и очень обеспокоен. Мы в прямом смысле уничтожаем планету. Сами перерезаем все системы жизнеобеспечения - воду и воздух - не думая о том, что будет уже через 20 лет. Мы выливаем токсические химикаты в землю, прячем их. В Лос-Анджелесе уже нельзя пить воду, нельзя есть рыбу, выловленную в заливе Санта-Моники; в озоновом слое дыра размером с Соединённые Штаты, потому что людям надо пить из пластиковых стаканчиков. И никто не говорит о состоянии, в котором находится планета.
Знаете, всего одна авария, один случай разлитого масла может испоганить 25 лет. Они говорят: "Мы будем осторожны". Что сказать, уверен, люди в Чернобыле пытались быть максимально осторожны. И все эти разговоры о том, что русские - наши враги; Рейган зовёт их империей зла. Чёртов Горбачёв хочет прекратить борьбу, но каждый раз, когда он так говорит, наше правительство начинает: "Они все лживые коммунисты". Блин, это фраза из 50-х. Этому мышлению уже сраные 30 лет! Часики тикают.
PLAYBOY: Кто бы мог подумать, что дикарь Бруно (певческий псевдоним Уиллиса) втайне был идеалистом 60-х.
УИЛЛИС: Долгое время я был аполитичен. Ближе всего мы были к тому, чтобы изменить что-то к лучшему, в эпоху Кеннеди. Джон Кеннеди, Роберт Кеннеди, Мартин Лютер Кинг младший - они хотели помочь людям. А крупные корпорации, в чьих руках оборонные контракты и которым насрать на людей, работающих, чтобы выжить, убили их. Теперь они политиков покупают. Они готовят Буша, чтобы он стал следующим президентом, который продолжит планы Рейгана по зарабатыванию денег. Этой стране нужен лидер, который сможет сказать: "Я хочу помогать людям". После этого он будет озабочен тем, чтобы остаться в живых. Кто нам действительно нужен на службе, так это сильное молодое правительство, которое скажет: "Давайте начнём заново". Мне нужен лидер.
PLAYBOY: Кто-нибудь на примете?
УИЛЛИС: Том Хайден. Он однажды сказал, что никогда не будет избран на государственную должность, не говоря уже о президентстве, из-за того багажа 60-х, который он несёт. Но я считаю, что он искренний человек. Многие люди, которым было не всё равно в 60-е, сейчас достигли зрелого возраста. Ещё, как по мне, Джек Кемп сказал несколько интересных вещей о тратах в правительстве.
PLAYBOY: Хайден и Кемп - это интересно. Ты говорил, что много читаешь. Когда это началось?
УИЛЛИС: В седьмом классе, когда я прочитал учебник по мифологии. А затем я за неделю прочёл "Большие надежды". Я был очарован Диккенсом. Чтение - одна из моих радостей в жизни. Я читал толкиеновскую трилогию по меньшей мере раз 15. Его работы так богаты на детали: он не только создаёт чудесную эпическую историю, он создаёт религию, языки, геройские качества, которые затрагивают струны моей души. Я могу открыть эти книги на любом месте и я буду точно знать, где я нахожусь. Я много читал Уильяма Коцвинкла - продал "Человека-пропеллера". У автора дикое воображение.
Ещё у меня есть "Бандиты" Элмора Леонарда. Мне нравится Трумен Капоте. Том Корагессан Бойл. "Повелитель приливов" Пэта Конроя реально шокировал меня. Я прочёл "Мир глазами Гарпа" Джона Ирвинга от корки до корки, а потом ещё раз. "Основание" Айзека Азимова великолепно. Артур Кларк великолепен. Люблю "Бродвейские истории" Дэймона Раньона. Я не мог оторваться от "Одинокого голубя" Ларри МакМёртри. Не думаю, что меня когда-нибудь так же цеплял кто-то из современных авторов. Он очень хорошо прорисовывает персонажей. Меня также тронула книга Кена Кизи "Пролетая над гнездом кукушки" - прочитал её пять раз. И я всё ещё читаю Шекспира, просто чтобы услышать себя на другом языке.
PLAYBOY: Что насчет музыкального влияния?
УИЛЛИС: Я вырос под звуки "Филадельфии" и "Мотаун" (прим. пер.: американские звукозаписывающие студии, известные прежде всего соулом и R&B). Я слушал Мадди Уотерса, Джона Ли Хукера, Миссисипи Фреда Макдауэлла, Mott the Hoople, The Rolling Stones, Джими Хендрикса. Мой любимый альбом - Foxtrot от Genesis - группы Питера Гэбриэла. Лучший джаз - это Kind of Blue Майлза Дэвиса. Лучший исполнитель кантри-вестерна - Мерл Хаггард. Лучший поп - Дэвид Боуи, Стинг. Лучший рок-н-ролл - Led Zeppelin. Лучшие голоса в мире - Барбра Стрейзанд, Фрэнк Синатра, Тони Беннетт.
PLAYBOY: А как насчёт тебя? Как ты оцениваешь свой голос?
УИЛЛИС: Я никогда не был особо доволен своим голосом. Я больше горлодёр, чем певец. Песни Синатры я горланю точно в ритм. Но я стал первым белым артистом, работавшим с "Мотаун", и мой альбом в итоге оказался успешным. Хотя, будь моя воля, я бы пересмотрел ряд моментов в альбоме и начал заново с моими новыми знаниями о том, как добиться нужного. Но я бы сделал альбом бесплатно, это было прикольное занятие.
PLAYBOY: Что для тебя было самым потрясающим в музыке?
УИЛЛИС: Сидеть рядом с Рэем Чарльзом за роялем, когда он играет You Don't Know Me - просто для съёмочной команды. Это было круче всего. Это мой абсолютный номер один в списке потрясений за всё время.
PLAYBOY: Мы ожидали, что ты назовёшь тот день, когда Литл Ричард провёл твою свадебную церемонию.
УИЛЛИС: Да, он провёл церемонию, но он был очень сдержан. Все ждали от него, что он войдет и будет Литл Ричардом.
PLAYBOY: Как вы его выбрали?
УИЛЛИС: Мы просто услышали, что он не занят. У него есть духовный сан. Это сделало церемонию особенной. Свадьба была великолепной.
PLAYBOY: Вообще-то это была уже вторая твоя женитьба на Деми, правильно?
УИЛЛИС: Да, по большому счёту это было празднование первой свадьбы. Мы поженились в Лас-Вегасе. Хотели сделать церемонию очень личной, чем-то, что было бы только у нас, чем мы бы владели, что было бы наше навеки. Меньше всего мы хотели запомнить день нашей свадьбы с вертолётами, кружащими над зданиями, и людьми, пытающимися к нам пробиться. Так что мы сделали ровно так, как хотели: с нами было два друга - один мой и один Деми. И та леди поженила нас. Это было очень особенно и очень нежно. А вторая свадьба была церемонией, которую мы с Деми написали. Мы написали песню. И каждый пришёл с тринадцатью самыми близкими друзьями. Все мои ребята собрались вместе и спели песню, написанную нами, пока шли по проходу. Литл Ричард провёл церемонию, а затем мы устроили классную вечеринку. Мы арендовали сцену. Я танцевал на собственной свадьбе.
PLAYBOY: Как ты встретил Деми?
УИЛЛИС: На показе фильма. Когда нас представили, я не обратил на неё особого внимания, мои мысли были где-то в другом месте. Я думал о том, как попасть в театр без особых помех. Но когда я столкнулся с ней позже тем вечером, это было как - дзынь! И с тех пор мы всё время были вместе.
PLAYBOY: У неё тоже всё случилось мгновенно?
УИЛЛИС: У неё было немного дольше. Она очень нерешительная. До того, как я её встретил, я не собирался вступать в отношения или влюбляться, потому что я только залечил раны от разрыва после трёхлетних отношений. Но когда я её встретил, всё это просто испарилось без следа.
PLAYBOY: Отношения, о которых ты говоришь, были у тебя с Шери Ривера. Какое место она занимала в твоей жизни?
УИЛЛИС: Она мне очень помогла. Я встретил её под конец своего пребывания в Нью-Йорке. Она очень поддерживала меня, как актёра, когда никто другой этого не делал, когда я был одинок в своём желании стать актёром. Она была заботливой и любящей, понимала мои желания. Она познакомила меня с людьми. Помогла нанять своего агента, который в итоге привёл к "Лунному свету". Так что она оказала очень сильное влияние. Когда мы расстались, это было тяжело для нас обоих. Мы вложили друг в друга много времени. Было сложно и болезненно, но, видно, этим отношениям не суждено было сложиться.
PLAYBOY: А затем появилась Деми.
УИЛЛИС: Я думаю, всё, через что я прошёл, привело меня в итоге к моей жене знающим достаточно, чтобы любить её так, как я хочу её любить. Вот для чего нужны были восемь месяцев, предшествующих встрече с ней. Чтобы справиться с эмоциями. Я стал готов покончить с разгульным образом жизни.
PLAYBOY: Нет больше соблазна?
УИЛЛИС: Не думаю, что я бы женился, если бы чувствовал, что всё ещё могу испытывать искушение. Я полностью удовлетворён жизнью с моей женой. Это мои первые абсолютно откровенные отношения. И это освобождает, снимает тяжесть. Мне больше не нужно ничего скрывать, не нужно врать. Она знает все мои секреты. Когда я с ней - я доволен собой. С ней я самый ласковый, самый нежный, самый весёлый и заботливый. Я люблю проводить время с женой. Люди спрашивают: "На что похожа жизнь в браке?" Я говорю: "Это как реальная жизнь, только лучше".
PLAYBOY: Ты бы хотел сняться с ней вместе?
УИЛЛИС: Не думаю, что мы это сделаем. Как только мы поженились, люди начали предлагать: "Давайте поставим их вместе в фильме!" Но мы предпочтём не смешивать работу и всё остальное.
PLAYBOY: Планируешь завести много детей?
УИЛЛИС: Это то, на что я пытаюсь её уговорить. Я хочу свою собственную команду по софтболу.
PLAYBOY: Как, по-твоему, отцовство изменит тебя?
УИЛЛИС: С появлением ребёнка я стану мягче. Мне хочется уйти с телевидения, чтобы я мог поиграть со своим дитём. Я бы хотел взять сейчас перерыв на пару лет - Деми может продолжать ходить на работу, если хочет. У меня нет с этим никаких проблем. Я очень сильно выложился в последние три с половиной года, а она хочет вернуться к работе. Многое из этой хрени о том, что мужчина должен работать, а женщина сидеть дома на кухне, вообще не воспринимаю всерьез. Это как мультик.
PLAYBOY: Ты всерьёз думаешь, что сможешь скрыться от всеобщего внимания?
УИЛЛИС: Быть в свете софитов, когда твоё имя знают в каждом доме - эффект новизны от этого уже прошёл для меня. Софиты всё ещё включены, и я не жалуюсь, но бывают дни, когда тяжело быть мной. Я бы очень хотел щёлкнуть выключателем и ненадолго снова стать неизвестным и избавиться от всего того давления, правил и бизнеса, которыми стала моя жизнь. И хоть я знаю, что этот выключатель не существует, я всё равно ищу его.
PLAYBOY: Твои друзья наверное помогают тебе справиться с этим.
УИЛЛИС: Мои друзья возвращают меня на землю. Они не ставят меня на пьедестал, как это делают многие другие люди, и слава Богу. Вы можете забрать у меня всё - деньги, славу, бла-бла-бла, весь набор - но если у меня останутся мои друзья и моя семья, я буду в порядке.
Интервью с Брюсом Уиллисом из Playboy 1988 года (часть 2)
PLAYBOY: Просто чтобы разобраться со всеми слухами: у тебя якобы были жёсткие ссоры с твоей партнёршей в "Лунном свете", Сибилл Шеперд. Насколько плохо всё было?
УИЛЛИС: Хуже всего, в силу написанного сценария, стало, когда наши персонажи должны были драться. Так что мы в прямом смысле должны были набрасываться друг на друга. А у нас обоих своё глубокое видение того, как наши персонажи должны быть сыграны, так что мы спорили до хрипоты. Но я никогда по-настоящему не злился и не доходил до бешенства. Конечно, для тиражей было выгодно писать, что мы с Сибилл дерёмся, швыряем друг в друга вещи, бушуем на съёмках, и прочую чушь. Написав, что Брюс и Сибилл ладят друг с другом, ничего не продашь. Зато люди обязательно купят газету с заголовком "СИБИЛЛ НАЗВАЛА БРЮСА СВИНЬЁЙ".
PLAYBOY: Чтобы внести полную ясность - ты ни разу не ударил её?
УИЛЛИС: [Смеётся] Нет, я не бросал ей вызов. Никто никого не бил и никаких вещей ни в кого не швырял. И не думаю, что кто-то из нас был более вспыльчивым, чем другой. Я порой мог завестись в два счёта, и так же она. Но многое смягчилось. Позади нас теперь больше времени, чем впереди. Мы вместе проделали большой объём работы, которой гордимся. Это как брак, принудительный брак. Мы должны работать друг с другом, потому что у нас контракты, и не важно, как мы друг к другу относимся. Признаюсь, порой бывали дни, когда я приходил на работу и не хотел работать с ней. Не хотел говорить с ней. Но мы это делали. Уверен, были дни, когда я доставал её и она не хотела меня видеть и говорить со мной.
PLAYBOY: Она под запись говорила, что обращалась к психотерапевту, чтобы убедиться, что в её жизни больше не будет мужчин твоего типа. О каком типе она говорила?
УИЛЛИС: Актёры. Люди из шоу-бизнеса. Я читал статью, в которой она это сказала. Это отражение того, как она выбирает мужчин сейчас, и как она выбирала их в раньше.
PLAYBOY: В выпуске журнала Newsweek с вами двумя на обложке была статья, где говорилось, что между вами была химия, способная свернуть в спираль оргстекло. Ты хочешь сказать, что сексуальное влечение можно подделать?
УИЛЛИС: В точку.
PLAYBOY: Значит, любая химия между вами - на самом деле между вашими персонажами?
УИЛЛИС: Мне часто задают этот вопрос. У каждого свой взгляд на то, что такое химия. Но нельзя сесть и сказать: "Пусть между нами возникнет химия". Это то, что создаётся сочетанием наших двух личностей. Но я не Дэвид Эддисон. Во мне есть что-то общее с ним, но он лишь персонаж.
PLAYBOY: Кто такой Дэвид Эддисон, и что в нём от тебя?
УИЛЛИС: Порой он может быть Питером Пэном современного мира. В его голове, за его глазами постоянно идёт вечеринка. И если ты эту вечеринку понимаешь - ты принят. Если не понимаешь - ты всё равно принят, но он попытается завлечь тебя на эту вечеринку. А если ты понимаешь, но всё ещё не хочешь присоединяться, он найдёт способ заставить тебя прийти. Или приведёт вечеринку к тебе. У него есть свой кодекс, иногда непостижимый, иногда очевидный. Он прячется за юмором и использует его и как оружие, и как щит. И, в конечном счёте, он просто не хочет взрослеть. Дэвид Эддисон - тот парень, который хочет завести детей, чтобы сидеть вместе с ними и играть во все те игрушки, который он сам так и не бросил. Неотъемлемая часть меня, которой он является, это любящий веселье, не упускающий возможностей и рисковый парень, который перед лицом непреодолимых трудностей смеётся и находит выход.
PLAYBOY: Есть ли кто-то, чьи черты ты позаимствовал для его образа?
УИЛЛИС: Я многое украл у Кэри Гранта. И у Боба Хоупа с Престоном Стёрджесом - из подобного рода комедий. Все мы крадём у всех. "Три балбеса" (прим. пер.: известное комедийное трио) - мне нравится то, что они делали.
PLAYBOY: Заключается ли секрет привлекательности Эддисона в том, что, как ты говорил в прошлом, он за гранью крутости? И что это значит?
УИЛЛИС: Есть крутость типа А - это люди, которые стараются быть крутыми и прекрасно осведомлены о своей крутости. И есть тип Б - это люди, которые круты сами по себе и не отдают себе в этом отчёта. Они даже не задумываются об этом, это просто их образ жизни. Вот, что я имел в виду, когда говорил, что Дэвид Эддисон за гранью крутости. Ему наплевать, считают его люди крутым или нет.
PLAYBOY: Дэвида Эддисона охарактеризовали, как постфеминистического героя - крутого, прожжёного, возвращающего ко временам Богарта, Кэгни и Уэйна, шовинистичного.
УИЛЛИС: Это верно для первого года. Тогда он был бо́льшим шовинистом, чем сейчас. Но я за последние три года повзрослел и как персонаж, и как человек. Не думаю, что шовинист мёртв в Дэвиде Эддисоне, но играть парня со стояком в течение трёх лет и близко не так интересно, как играть того, кто повзрослел против своей воли.
PLAYBOY: Одним из новаторских приёмов, который ты применил на шоу, было "сломать четвёртую стену" и обращаться напрямую к аудитории. Откуда это пошло?
УИЛЛИС: Мы сделали это разок, чтобы подурачиться, и это вызвало море смеха, так что мы периодически повторяем этот приём. Это стало отличительным знаком шоу. Если вы обратите внимание, Мэдди у нас никогда не ломает четвёртую стену, потому что она представляет другие элементы шоу. Но в большом манежике мира Дэвида Эддисона такая опция есть. Когда он обращается к публике и делится с ней своими маленькими секретами - это часть шоу. Видите, мы провернули то, о чём люди говорили, что это никогда не сработает. Мне не особо интересны гипотезы людей о том, что было бы, если бы Мэдди и Дэвид поженились, или люди, которые говорят, что, если бы Мэдди и Дэвид переспали, то шоу бы ушло на покой. Или если бы они жили вместе, или если бы они влюбились. Мы постоянно доказываем, что люди ошибаются. А порой мы их бесим, и меня это радует - радует, что мы не делаем шоу таким предсказуемым.
Когда мы делали эпизод, где Мэдди возвращается из Чикаго и говорит, что её ребёнок не от меня, и что она вышла замуж, у нас был сумасшедший поток писем и звонков. Одна из звонивших женщин сказала, что никогда больше не посмотрит шоу снова: её муж в гневе ворвался в спальню, и она целый час проплакала. Я хотел бы сказать ей: "Очнись, это всего лишь телевизионное шоу".
PLAYBOY: Ты сам много смотришь телевизор?
УИЛЛИС: Телевидение мне обычно надоедает до усрачки. Телевидение - это не столько качественная работа, сколько продажа всяких вещей. Я смотрю спортивные матчи и фильмы на моём видеомагнитофоне. Я люблю смотреть всякую религиозную ерунду, чтобы получить материал - это самый высокооплачиваемый цирк в этой стране. Но много я телевизор не смотрю. Однажды я переключался между каналами и увидел сцену между Линдой Эванс и Джоан Коллинз. Они были в, мать её, горящей комнате десять минут! Одна из них была в отключке, а вторая пыталась вытащить её, потом вломился какой-то парень... Любой здравомыслящий человек знает, что был бы мёртв секунд через десять, если бы он оказался в горящей комнате! Но они играли в центре бури. Это хорошо показывает, что из себя представляют мыльные оперы.
PLAYBOY: Ты утверждаешь, что перепалка Дэвида и Мэдди в больничной палате, где другая женщина рожает ребёнка, реалистичнее?
УИЛЛИС: Нет, но мы и не пытаемся выдать это за реальную жизнь. Это лишь шутка. Сейчас мы не всегда уходим в шутки, но всегда намекаем, что это не реальная ситуация. Природа нашего шоу такова, что мы вытворяем сумасбродные штуки, а вас просим приглушить скепсис и присоединиться к веселью. Мы же по сути не настоящие детективы. Если вы взглянете на "Я люблю Люси" в ТВ-программе, то увидите описание в одном предложении: "Люси хочет купить новое платье, но не хочет, чтобы Рики узнал об этом". И они делают целую получасовую серию об этом. Так же и у нас. Мы придумываем эмоциональный конфликт и делаем историю о нём. Единственная наша цель - развлечь зрителей.
PLAYBOY: Было много критики в адрес прошлого сезона - мол, он стал менее развлекательным. Стала ли реальная беременность Сибилл проблемой для шоу?
УИЛЛИС: Когда Сибилл забеременела, шоу пришлось пойти в направлении, к которому мы не были готовы, так неожиданно это произошло. Было много спешного переписывания сценария, в попытке сложить кусочки паззла в ту фигуру, в которую они изначально не должны были складываться. Глен (прим.: Глен Кэрон, создатель шоу) отстранился и снимал фильм, пока Сибилл была в положении. Так же поступил и я. Мы сместили фокус в других направлениях. Но мы вернулись к тому, что изначально привлекло зрителей: столкновение личностей, это сексуальное напряжение и взрывоопасные отношения между мной и ней.
PLAYBOY: Почему у "Лунного света" меньше эпизодов, чем у других часовых программ? И почему они стоят дороже, чем у любого другого шоу?
УИЛЛИС: Потому что мы тратим больше времени на то, чтобы сделать их хорошими. У нас же не мультики, которые, к примеру, выпускает Стефен Кэннел, где диалог, диалог, диалог, сцена погони, диалог, диалог, диалог, взрыв! Диалог, диалог, диалог, большая сцена погони. Они штампуют подобные вещи, как формы для выпечки, и делают на этом миллионы долларов в синдикации (прим. пер.: продажа права на показ сразу нескольким вещателям). Это процветающий бизнес, но он определённо не интересен мне. Мы нарушили многие из правил, потому что взяли на себя обязательство делать качественное шоу.
PLAYBOY: Что об этом думает ABC?
УИЛЛИС: ABC насрать на качество. Выбирая между качеством и постоянством, они скорее выберут постоянство. Брандон Стоддарт (прим.: президент ABC) ни разу за все три с половиной года, что мы снимаем шоу, не спустился и не поздоровался со мной или Сибилл. И я этого не понимаю. Просто в толк не возьму. "Лунный свет" - одно из немногих хороших шоу. У нас стабильно хорошие рейтинги, но для телевизионной сети, которая должна быть крайне заинтересована в своих рейтингах, она не оказала нам какой-либо значимой поддержки.
PLAYBOY: Похоже, у тебя появилось разочарование.
УИЛЛИС: Был период на пике популярности шоу, когда мы начали задумываться о том, на какой срок у нас контракты, и конца-края не было этому видно.
PLAYBOY: И на сколько твой?
УИЛЛИС: Пять лет. Осталось ещё два полных сезона. Вопрос, который сейчас встаёт перед нами - когда мы решим, что нам больше нечего сказать? Дик Ван Дайк, Мэри Тайлер Мур и Карл Райнер сделали около 50 эпизодов, а потом, наконец, однажды сказали: "Хватит. Мы сказали всё, что хотели сказать. Пора уходить". Я бы точно не хотел, чтобы шоу продолжалось так долго, что мы штамповали его, просто чтобы забить эфир. Думаю, должно прийти время, когда у нас закончатся ситуации, в которые попадают наши герои.
PLAYBOY: Планируешь сниматься на телевидении в будущем?
УИЛЛИС: Если всё сложится, как я хочу, то "Лунный свет" надолго станет моей последней работой на телевидении. Я исследовал эту среду в той мере, в которой хотел, и сейчас чувствую себя в ней скованным. Для меня здесь больше не осталось сюрпризов.
PLAYBOY: Ты говоришь в довольно искренней манере. Ты пользовался услугами психолога?
УИЛЛИС: Да. В последние восемь месяцев я бросал себе вызов, заставлял себя смотреть на те вещи, на которые долгое, очень долгое время отказывался смотреть. Из детства, например. Очень просто игнорировать такие вещи, но нужна отвага, чтобы взглянуть на них. Я потратил огромную часть своей жизни со стенами, которые построил вокруг себя, чтобы защитить себя от себя самого. Я набрался достаточно храбрости, чтобы начать сносить их, но не все они ещё разрушены, отнюдь не все.
PLAYBOY: Чего тебе не хватало в детстве?
УИЛЛИС: Не помню, чтобы в моей семьей было много близости. Была лишь изоляция, разделение. Обнимания были не в почёте.
PLAYBOY: Как встретились твои родители?
УИЛЛИС: Отец встретил мать в Германии, он там дислоцировался в начале 50-х. Они встречались, дурачились, потом мать забеременела мной. Отец поступил правильно, привёз свою невесту в эту страну, в Нью-Джерси.
PLAYBOY: Твои родители были строгими?
УИЛЛИС: Не строже, чем чьи-либо ещё. Я вырос в то время, когда длинные волосы только входили в моду - это был 1969 год и я был в восьмом классе. Мой отец был против длинных волос, до такой степени, что отвёл меня обратно к парикмахеру, чтобы убедиться, что их состригут.
PLAYBOY: Ещё ты рос с заиканием, правильно?
УИЛЛИС: У меня было ужасное заикание в то время, когда я был в средних и старших классах, с десяти и до семнадцати лет. Оно основывалось на психологии - на страхах, самооценке, на том, как я себя видел. Оно происходило из страха не быть достаточно хорошим, боязни, что со мной что-то не так. Просто боязнь мира, моего места в нём.
PLAYBOY: Как ты от него избавился?
УИЛЛИС: По мере того, как я стал брать больше ответственности и крепче стоять на своих двоих, оно стало исчезать. Немного мне помог логопед в мой первый год в колледже.
PLAYBOY: Как именно помог?
УИЛЛИС: Просто упражнения на релаксацию. Он заставлял меня расслаблять каждый сустав и каждую мышцу в моем теле, начиная с пальцев ног, а затем говорить. Было невозможно заикаться. Что интересно, когда я играю роль - я не заикаюсь.
PLAYBOY: Потому что в это время ты - это не ты?
УИЛЛИС: Думаю, дело в этом... Я знаю, что дело в этом. Притворяться, что я - это не я. Значительная часть моего чувства юмора происходит из моего заикания, в попытке преодолеть его и проявить немного достоинства. Я говорю: Да, я заикаюсь, но я могу заставить вас смеяться".
PLAYBOY: Какой у тебя был самый смешной момент в детстве?
УИЛЛИС: Стрикинг (прим. пер.: появление обнажённым в общественных местах). Я был единственным стрикером в своём городе. Наверное, ни над чем в своей жизни я не буду так смеяться, как над этим. У меня был сообщник, который высадил меня и ждал потом на углу улицы. Это было на перекрёстке Мейн-стрит и Брод-стрит, в самом центре. И там был фотограф из газеты, которого кто-то проинформировал. А на мне были только кроссовки и солнцезащитные очки.
PLAYBOY: С тех пор ты хоть раз делал что-то подобное?
УИЛЛИС: Мы порой светим задницы. В первый год даже специальную премию делали - надо было показать задницу режиссёрам. У Сибилл было отличное чувство юмора. Она просто сказала: "Предупредите, когда дойдёт до дела".
PLAYBOY: Возвращаясь обратно к детству: как ты и твои братья с сестрой справлялись с разводом родителей? Тебе было 16 лет.
УИЛЛИС: Каждый справлялся по-своему. Это раздирает, разрывает на части. Я предпочёл жить с отцом и по большому счёту начал сам о себе заботиться.
PLAYBOY: Ты чувствовал себя ближе к отцу? Ты чувствовал, что он вытащил короткую соломинку в той ситуации?
УИЛЛИС: Я бы не хотел об этом говорить.
PLAYBOY: Когда ты начал играть на сцене, твои родители приходили посмотреть на тебя?
УИЛЛИС: Изредка. Они никогда по-настоящему не понимали, зачем всё это нужно. Я вышел из семьи, где все многими поколениями были "синими воротничками". Мой дед, мой отец и мои дяди владели автомастерской, возле которой я рос. В тринадцать я начал там подрабатывать летом. Я научился чинить небольшие двигатели. Когда мне было четырнадцать, я уже знал, как заниматься сваркой. Так что, пожалуй, мне есть куда падать.
PLAYBOY: Каково было расти в Карнис Пойнте?
УИЛЛИС: Это было классно. Полчаса езды в одну сторону - и ты в городской среде, полчаса езды в другую сторону - и ты посреди фермерских полей. Так что я рос сразу в двух этих мирах. Все работали на химических заводах вдоль Делавэра - "Дюпон", "Монсанто", "Доу". Но там нет никакого роста. Карнис Пойнт сейчас - унылый маленький городок, отставший от жизни и умирающий.
PLAYBOY: Ты какое-то время работал на заводе "Дюпон", не так ли?
УИЛЛИС: Да, и стал свидетелем ужасного несчастного случая, после чего решил уйти. Парень подорвался. Я был в миле оттуда и видел взрыв. Он произошёл в большом, размером с дом, барабане, где смешивали химикаты. Парень просто ехал на грузовике мимо здания, где и я проезжал по десять раз на день.
На зиму я устроился охранником на стройплощадку атомной электростанции, работал с полуночи до восьми за два доллара восемьдесят центов в час. Делал обход по снегу с ключами, смотрел всё ли спокойно. Обстановка была та ещё. Мне приходилось спускаться на 300 футов (прим. пер.: около 90 метров) под землю к контейнеру с ядерным материалом, чтобы с помощью ключей отметить время. Было очень жутко.
PLAYBOY: Что тебе дала школа?
УИЛЛИС: В старших классах я развил актёрские навыки, так как научился лгать с каменным лицом. Я мог прогулять урок, потом вернуться, оказаться пойманным заместителем директора, и, глядя ему прямо в глаза, сказать: "Просто ходил к машине забрать книгу". Школа научила меня, как одолеть систему. Чему она меня не научила, так это здравому смыслу. Не научила навыкам общения. Как решать конфликты. Как вести учёт с чековой книжкой. Она не научила меня ничему о жизни. Никто в моей школе не говорил о расизме - а мы страдали от расовых волнений каждый год, что я ходил в неё. Когда я был в выпускном классе, меня исключили на два месяца вместе с другими 50 студентами за подстрекательство к беспорядкам. Это было больше необходимостью 17- и 18-летним парням подраться, чем какими-то расовыми отношениями. Мой отец нанял адвоката, и я вернулся в школу.
PLAYBOY: Ты часто ввязывался в драки?
УИЛЛИС: Я надрал пару задниц. Пару раз надрали задницу мне. В девятом классе меня побила банда ребят, которые были очень, очень плохими парнями. Белые ребята. Все они были пьяны, им нужно было надрать чью-то задницу, и им попался я. Помнится, я даже плакал. Мой отец в это не вмешивался. Его философия была проста - не начинай драку, но, если ты в неё встрял - борись до победы.
PLAYBOY: Значит, ты научился драться на улице. Что насчёт секса?
УИЛЛИС: Учился сам, методом проб и ошибок. Я впервые поцеловал девочку во втором классе, застал её врасплох. Был смелым, да. Мы целовались в шестом классе, когда мне было 12 лет. Девушки у меня появились сразу, как я достиг возраста, когда парням положено заводить девушек.
PLAYBOY: Что случилось, когда ты первый раз потрогал женскую грудь?
УИЛЛИС: На тот момент всё остальное в моей жизни потеряло значение. Это было невероятно. Мне было 13 лет.
PLAYBOY: Как ты научился мастурбировать?
УИЛЛИС: Как рыба узнаёт, каким образом плыть против течения? Я пристрастился к мастурбации, как утка к воде. Любой парень, который говорит, что он этого не делает - врёт. Блин, это было - вжух! Делаешь то? Даёт тебе это? Йоу! Провёл немало времени в душе в те годы.
PLAYBOY: А когда ты сложил все части воедино?
УИЛЛИС: Мне было лет 14, и я подрабатывал коридорным в Holiday Inn (прим. пер.: сеть отелей). Там был парень, работавший ночным клерком по выходным, старшеклассник. Он приводил всех своих друзей и устраивал вечеринки. Я заглянул на одну, и там я попался одной цыпочке - она подцепила меня. У меня был ключ от всех комнат, так что мы спустились в прачечную, и она, можно сказать, провела меня через весь процесс. Я был поражён тем, что это происходит на самом деле. Это было как - бум! "Ты вошёл? О, хорошо". Я вышел из прачечной, напевая мелодию из "Крёстного отца". Это был огромный шаг для меня. Я выследил эту девушку неделю спустя - мне просто нужно было сделать это снова, потому что это был самый невероятный опыт в моей жизни. Но самым сложным после этого было, что я не спал ни с кем месяцев где-то шесть, так что я загибался.
PLAYBOY: Парни говорят, что в какой-то момент в своей жизни они готовы сделать или сказать что угодно, чтобы затащить кого-то в постель. У тебя было такое?
УИЛЛИС: Большую часть жизни молодых парней необходимость переспать с кем-нибудь - самая важная вещь. В этом нет ничего странного. У многих парней нет регулярного секса до 17-18 лет, а у некоторых ещё дольше. Но с тех самых пор, как тебе исполняется 18, и пока не пропадёт новизна, секс - это всё. И что бы для него не требовалось - ты это делаешь. Да, я порой лгал, и мне лгали. И хотя сейчас я предпочитаю не лгать, я помню, что я это делал.
PLAYBOY: Ты когда-нибудь боялся женщин?
УИЛЛИС: Была одна женщина, которую я боялся - она владела рестораном, где я подрабатывал помощником официанта, когда учился в колледже. Невероятное воплощение плоти и утягивающего корсета, а также прочей этой хрени. Она была просто неимоверно крутой стервой, жёсткая баба, гестаповка. А я был из того типа людей, что вечно досаждают ей. Бывало, она стояла, распекала меня, а я мог улыбнуться ей в лицо, доведя до исступления. Она была жёсткой. Мне кажется, у неё просто был недотрах. Звучит, конечно, очень по-сексистски. Но этой женщине реально не хватало, чтобы кто-то её трахнул. Я не считаю, что это то, что нужно всем женщинам, но этой женщине явно нужно было, чтобы её трахнули.
PLAYBOY: Какие у тебя были самые лучшие пикаперские фразы?
УИЛЛИС: Первая - даже не фраза, а просто полное игнорирование женщины. Этот метод мне не раз помогал. Даже самые худшие фразы для пикапа могут сработать, если их весело подать. Я говорил: "Привет, могу я купить тебе "Кадиллак"? Или: "Окей, ты, я, прямо сейчас, мы поженимся, собирай вещи".
PLAYBOY: Правда ли, что ты однажды жил сразу с двумя женщинами в Нью-Йорке?
УИЛЛИС: Да, две сестры. Они были моими друзьями. Пришли как-то ночью в бар, где я работал, сказали, что их выгнали из их жилья. А у меня на тот момент было не густо с деньгами, так что я сказал: "Давайте жить вместе". И они согласились. Перевезли все свои вещи и оставались у меня девять месяцев. Спали мы все вместе в одной кровати. Без всяких шалостей.
PLAYBOY: Ты должно быть шутишь.
УИЛЛИС: Они были хорошими друзьями. Мы этот момент заранее обсудили.
***
Продолжение следует (осталась одна часть).
Интервью с Брюсом Уиллисом из Playboy 1988 года (часть 1)
Перевод мой, Брюс Уиллис не мой. Вначале интервьюер представляет Брюса читателям, непосредственно разговор начинается через пару десятков абзацев.
***
Откровенный разговор с крепким трудягой, крепко стоящим на ногах звёздным актёром фильмов и телевидения о "Детективном агентстве «Лунный свет»", сексе, кулачных боях и отцовстве.
В тот самый месяц, когда опросы читателей и критиков в двух национальных журналах признали Брюса Уиллиса худшим певцом, худшим комедийным актёром, худшим драматическим актёром и хуже всех одетым актёром на телевидении, 20th Century Fox объявила, что платит ему $5.000.000 за роль в "Крепком орешке" - лишь третьем по счету его фильме -, а Фрэнк Синатра дал добро на то, чтобы Уилис играл Председателя (прим. пер.: одно из прозвищ Фрэнка Синатры в поздние годы творчества) в грядущем восьмичасовом мини-сериале.
Что бы он ни делал неправильно по мнению некоторых фанатов, но для людей, вкладывающих деньги, 33-летний Уиллис определенно был риском, стоящим кассовых сборов. Возможно это потому, что, вопреки неоднозначному успеху в роли кинозвезды, он получил репутацию особого типа народного героя-мужчины, антидота для сверхчувствительных мужчин нового времени - не кающийся и ничего не стесняющийся любитель красивых женщин, приятных моментов и громкой музыки. Даже сейчас, когда он повесил в шкаф свою куртку для вечеринок, чтобы стать мужем и отцом, Уиллис по-прежнему претендует на роль представителя этого вида, иногда считающегося вымирающим: настоящий мужчина.
До 1985 года, когда первый эпизод "Лунного света" привлёк внимание всей страны к быстро говорящему, саркастичному, слегка шовинистическому телевизионному детективу Дэвиду Аддисону, Брюс Уиллис был всего лишь ещё одним бедствующим актёром. Он неудачно пробовался на роль бойфренда Мадонны в фильме "Отчаянно ищу Сьюзен" и отклонил предложение сыграть одну из главных ролей в "Цельнометаллической оболочке" Стэнли Кубрика. Однако он сыграл цельных, запоминающихся персонажей в одном эпизоде "Полиции Майами" и, в образе Эдди, в яркой пьесе Сэма Шепарда "Почему дураки влюбляются". Неплохо, но ничего впечатляющего.
Тем временем в Голливуде молодому сценаристу и продюсеру по имени Гленн Гордон Карон пришла в голову идея детективного агентства "Лунный свет" - управляемого женщиной, которая берет напарника, одновременно раздражающего и привлекающего её. Карон считал, что на телевидении было совсем немного настоящих мужчин. "Было много парней", - говорил он одному писателю, - "и лилось много белого вина, и речей с придыханием, но настоящего мужского поведения было не найти. Мне нужен был парень, который крепко стоит на ногах, говорит, что думает, и ведёт себя с женщинами так же, как и с мужчинами". В пару к Сибилл Шеперд он искал стильного, современного Кэри Гранта. Нашел же, после прослушивания 3.000 актёров, Брюса Уиллиса.
К концу первого года "Лунного света" обратная реакция от критиков и народа была невероятной. В 1986 году сериал получил 16 номинаций на Эмми (хотя выиграл только одну). Сексуальное напряжение между Уиллисом и Шеперд было практически осязаемо. Публика не могла дождаться того, чтобы узнать, когда Дэвид и Мэдди переспят, и дойдёт ли до этого. Бульварная пресса брала происходящее на экране и искала параллели с реальной жизнью. Появлялись истории, рассказывавшие, что обе звезды превращаются в эгоистичных монстров: Сибилл ненавидит Брюса и его замашки мачо - он, мол, как раз тот тип мужчин, которых она избегает в реальной жизни; Уиллис, по слухам, на грани, срывает своё недовольство на боксёрском мешке и врубает на полную музыку в своём трейлере. Это была еженедельная мыльная опера, которая продолжала повышать рейтинги.
Факты же были не такими сенсационными: напряжённые моменты на съёмках имелись, но они были по большей части результатом 12- и 15-часовых рабочих дней и необходимости уложиться в расписание. Из-за плотности текста в сценарии, предполагающем скоропалительный обмен отрывистыми репликами, приходилось учить в два раза больше диалогов, чем для обычной часовой ТВ-программы.
В силу других причин поддерживать интимный стиль шоу также оказалось тяжело. Уиллис стал заниматься импровизацией на съёмках, и, в то время как такая спонтанность проходила с его напарницей, которая могла ответить тем же, это стало дополнительной сложностью для приглашённых звёзд, привыкших к плотно контролируемому миру телесериалов. "Мы на одной волне в этом шоу", - говорил Уиллис, - "особенно, когда мы делаем эксцентричную комедию с накладывающимися друг на друга диалогами. Когда актёр попадает к нам и оказывается не готов к подобному, это становится ужасно".
С ещё одним вызовом шоу столкнулось, когда Шеперд забеременела в прошлом году. Были созданы новые, менее успешные сюжетные повороты, учитывающие беременность Мэдди. А когда Шеперд взяла отпуск, чтобы родить двойню, шоу закрылось почти на три месяца, дав Уиллису время на съёмки в фильме. Сейчас, с началом четвертого сезона, "Лунный свет", похоже, возвращается в строй - Мэдди оставила за бортом брак с другим персонажем, и теперь она и Дэвид снова набрасываются друг на друга, как парочка опытных боксёров. Однако вопрос, смогут ли они вернуть свежесть первых трёх сезонов, остаётся открытым, и критика сценария шоу увеличилась. Уиллис сказал, что прекратит борьбу после пятого сезона, когда истечёт его контракт. Он собирается сконцентрироваться на фильмах и записаться на студии Motown Records, которая выпустила его первый, не очень хорошо встреченный альбом "The Return of Bruno".
Такое может вскружить голову тому, кто когда-то был вполне обычным парнем из Нью-Джерси. Уиллис вырос в рабочем городке Карнис Пойнт, где большинство мужчин, включая его отца, работали на одном из химических заводов на реке Делавэр. Сам Брюс работал на заводе и на случайных подработках. Когда ему было 16 лет, его родители разошлись, что серьезно повлияло на него, двух его братьев и сестру. Через год он уже жил сам по себе и после актёрских проб в государственном колледже Монклера бросил второй курс, чтобы попытать счастья в Нью-Йорке. Он получил роль в небольшом театре, не на Бродвее, работал по ночам барменом и в конечном итоге нашёл коммерческую работу, снявшись в рекламе джинсов Levi's 501. Позже играл крошечные роли в "Первом смертном грехе", где снимался Фрэнк Синатра, и в "Вердикте" с Полом Ньюменом. Далее последовали "мыльные оперы", затем постановка Сэма Шепарда на Бродвее и, наконец, Брюс попал в прайм-тайм на телевидении. После успешного "Лунного света" Уиллис оказался востребован и в фильмах. Для Брюса был написан сценарий, но он ему не понравился, и после переделки под Вупи Голдберг сценарий превратился в фильм "Воровка". Уиллис снялся в фильме Блэйка Эдвардса "Свидание вслепую" вместе с Ким Бэйсингер (Мадонне, которой изначально принадлежала роль, пришлось отказаться от участия), и кассовые сборы оказались хорошими. Следом был обильно критиковавшийся "Закат", в котором он сыграл звезду вестернов Тома Микса, и нынешняя полицейская авантюра "Крепкий орешек".
С пришедшим успехом Уиллис не потерял тягу к вечеринкам. Какое-то время, если верить прессе, казалось, что большинство его вечеринок в Голливуд Хилс заканчивались тем, что соседи вызывали полицию. Как-то раз, он и четверо его друзей были арестованы за то, что толкали и обругали полицейского, который вошёл в дом без ордера.
Были у Брюса и серьёзные отношения. Три года он встречался с Шери Ривера, бывшей женой Херальдо Ривера (прим. пер.: ведущий на Fox News), а позже влюбился в актрису Деми Мур, которая рассталась с Эмилио Эстевесом (прим. пер: актёр и режиссёр, один из главных героев культового фильма "Клуб «Завтрак»"). Уиллис женился на 25-летней Деми Мур в ноябре 1987 года на закрытой церемонии в Лас-Вегасе, а затем женился на ней вновь в декабре в Лос-Анджелесе. Вскоре после этого она забеременела и минувшим летом родила дочь.
Чтобы узнать, не размяк ли от успеха и женитьбы острослов и гуляка Уиллис, мы послали внештатного редактора Лоуренса Гробела, ветерана Playboy, бравшего интервью у таких гигантов шоубизнеса, как Марлон Брандо и Барбра Стрейзанд, навестить его на съёмочной площадке 20th Century Fox, где создаётся "Лунный свет". И вот, что пишет Гробел:
Он лежит в тускло освещённом трейлере, где проводит как крот по 12 часов в день - его убежище от внешнего мира, как он говорит. У него здесь сотовый телефон, его музыка, колонки и книги - сейчас он поглощён книгой о воспитании и уходе за детьми. Его холодильник забит безалкогольными напитками, а в морозилке полно фруктов и мороженого.
Обычно настороженно относящийся к репортёрам, Уиллис оказался на удивление открытым и прямолинейным парнем, как только привык к нашим беседам. Через несколько часов его позвали на площадку, и он пригласил меня с собой, но установил одно ключевое правило: "Ни о чём из этого ты не должен говорить с Сибилл. Просто наблюдай".
Сибилл вышла на площадку после того, как покормила своих малюток, и сказала Уиллису: "Я так рада тебя видеть". "Рад, что ты мне рада", - ответил Уиллис. "О, это так мило", - прошептал один из работников. Сцену сняли с первого раза, и мы с Брюсом вернулись в его трейлер, чтобы провести новые и новые часы в беседе.
На следующий день он был предоставлен сам себе на несколько часов, и мы отправились на моём небольшом кабриолете перекусить в ресторане, который закрывался через 20 минут. Когда мы ехали с откинутым верхом, выписывая зигзаги среди машин, водители узнавали Уиллиса и говорили с ним. Я застрял позади машины, поворачивавшей налево, и мимо нас пронёсся фургон, водитель которого крикнул: "Найди другого водителя, Брюс!"
Люди явно любят Уиллиса - пока мы ехали, они болтали с ним так, как будто знакомы с ним, а он махал им и кричал в ответ, спрашивая дорогу. Когда я выразил сомнение, что мы успеем вовремя, он сказал: "Верь, будь позитивным". Но когда мы приехали на две минуты позже, метрдотель отказался посадить нас за стол. Известность Брюса оказалась здесь бесполезной - правила есть правила - так что мы обошлись сэндвичем с ветчиной и картонной миской супа в магазинчике по соседству. Никаких проблем.
Через два дня после того, как мы закончили наши марафонские беседы, Уиллис позвонил спросить, есть ли у меня ещё вопросы к нему, и сказать, что он чувствует себя измотанным от сессий для Playboy. Я ответил ему, что он должен быть измотанным, учитывая окончание работ над фильмом, съёмки сериала, подготовку к отцовству и разговоры с журналистом по восемь часов каждый день. "Этого достаточно", - сказал я, - "чтобы притормозить даже самые горячие звёзды". И, может быть, если рейтинги шоу упадут, или его недавние фильмы не принесут ожидаемой прибыли, он вернётся к планетной скорости. В его переменчивом бизнесе он и сам должен меняться. Так или иначе, он продолжит жить той сказочной жизнью, до которой большинству - как до Луны пешком.
PLAYBOY: Хотя твоё имя постоянно в газетах, нельзя сказать, что ты доступен для СМИ. Если не считать нескольких рекламных выступлений, ты неохотно идёшь на контакт, почему? И почему согласился поговорить сейчас?
УИЛЛИС: Я чувствую необходимость поделиться какой-то информацией. Да, возник большой интерес к так быстро взлетевшему парню. Но проблема в том, что в основном внимание ко мне было направлено на мою личную жизнь - на то, чем я занимаюсь, когда камеры выключаются. В какой-то момент вышел перебор. Уже в начале карьеры я принял решение особо не общаться с прессой, не открываться в разговоре о личной жизни - а именно это люди хотят знать в критические моменты. Им не интересно, как ты готовишься к фильму, они хотят знать лишь с кем ты трахаешься. Я решил не давать им этого.
PLAYBOY: Дело не только в том, что ты взлетел быстро; ты ведь стал знаменитым буквально за одну ночь, так?
УИЛЛИС: Скорость, с которой меня внесло в этот мир внезапного успеха, то, что называют головокружительным взлётом, оказалась столь велика, что каждый последующий день был для меня совершенно новым опытом. Это было очень, очень большой переменой для меня. И не было никого, кто бы мог мне сказать, как с этим справиться.
Я никогда не расценивал телевидение, как средство достижения того, что я считаю успехом. Я всегда думал, что это будет такой путь: офф-офф-Бродвей, офф-Бродвей (прим. пер: площадки в Нью-Йорке вместительностью меньше 100 и меньше 500 человек соответственно), Бродвей и, наконец, фильмы. Так что, когда всё пошло иначе, я испугался. Я чувствовал себя так, будто иду по мосту, у которого нет поручней, и в любой момент что-то может сбить меня с ног. Тогда я ещё не знал, что был напуган, но прошло уже достаточно много времени, чтобы я мог непредвзято судить о том, что происходило со мной, когда ко мне впервые пришёл успех.
PLAYBOY: Почувствовал ли ты, что люди стали по-другому к тебе относиться?
УИЛЛИС: Ну, все мои шутки будто стали намного смешнее. Приятно, когда к тебе относятся с уважением, не буду этого отрицать. Но ещё чувствуешь себя неловко. Когда люди сталкиваются со мной, для них это шок. Они видят этого парня по телику каждый вторник, он смеётся и отпускает шутки, и они его любят, они бы хотели потусить с ним. Я был на Среднем Западе во время тура и внезапно - вот он я, стою перед ними. Люди просто потеряли самообладание. И мне хочется поддержать их и сказать: "Да ладно, всё норм".
Это всё связано с моим чувством собственного достоинства и тем, чувствую ли я, что заслужил всё благодаря одной лишь актёрской работе. Потому что, не зависимо от того, насколько вырастет "Лунный свет", и насколько популярным стану я - это всего лишь актёрская работа. Конечно, очень соблазнительно забыть об этом, и стать тем, кем меня хотят видеть - каким-то напыщенным кретином, который шатается по Голливуду, сталкивает детские коляски со своего пути, курит сигары, надирает задницы и громко разговаривает. Люди хотят, чтобы я стал таким. А я не заслужил становиться таким типом.
PLAYBOY: Погоди-ка, Брюс - всем известно, что ты можешь надрать кому-нибудь задницу, громко разговариваешь, шатаешься по Голливуду.
УИЛЛИС: Сейчас я в таком положении, в каком никогда в своей жизни не был. Я в большей гармонии с самим собой, больше отношусь к жизни с юмором, не принимая близко к сердцу всё это дерьмо. Я больше наслаждаюсь собой. Я имел удовольствие встретиться с Гленном Фордом на прошлый Новый Год, и он сказал: "Я вижу эти статьи о тебе, и о Пенне, и остальных парнях. Чёрт возьми, Генри Фонда, Богарт, Боб Митчем - мы устраивали такую бучу, до которой вам, ребята, далеко. Мы разрывали этот город на части". А потом он добавил: "Просто продолжай смеяться, сынок. Это ничего не значит".
PLAYBOY: Форд может и прав, но это не мешает бульварной прессе публиковать громкие заголовки. Если верить тому, что мы прочитали, ты выставил себя на посмешище на концерте Тома Уэйтса в Лос-Анджелесе, расталкивал людей в ресторане Elaine's в Нью-Йорке, потом бросил куртку официанту в лицо...
УИЛЛИС: Ничего этого не было! Но поскольку я решил не комментировать эти вещи, кое-где они увековечились в камне. Ты знаешь, в течении шести или восьми месяцев я был в этих бульварных газетах раз в неделю. Раз в неделю! Был как-то опрос, который показал, что если поместить моё фото на обложку журнала, то этот выпуск продастся лучше остальных. И только с леди Ди (прим. пер.: принцесса Диана) эффект будет сильнее. Но это всего лишь бизнес, и у меня ушло много времени, чтобы это осознать. Я на той стадии, когда они уже не могут сказать обо мне ничего нового; вся моя жизнь описана в бульварных газетах.
PLAYBOY: Писали, что на Новый Год ты со своей женой, Деми Мур, отправился в Spago (прим. пер.: один из ведущих ресторанов в Беверли-Хиллз) в сопровождении семерых телохранителей. Это тоже ложь?
УИЛЛИС: Ложь. С нами был только один парень, который охранял Деми, так как она была беременна. Я не знаю никого, кто ходил бы с семью телохранителями. Думаю, то, о чём ты говоришь, было, когда мы покидали ресторан через чёрный вход, чтобы не встречаться с папарацци. Очень неприятно быть окружённым 40 фотографами, щёлкающих вспышками. Не так давно мы ездили на показ, и 30 или 40 папарацци гнались за нами от театра до машины. Мы были буквально ослеплены секунд на 5 или 10, и моя жена споткнулась и чуть не упала. Я впал в бешенство и начал орать на них: "Валите нахрен отсюда, хватит!" Меня напугало случившееся - из-за ребёнка - и я разозлился. Я не мешаю людям, которые пытаются заполучить наши снимки, поскольку мы интересны прессе - людям любопытно узнать, чем мы занимаемся. Но папарацци не знают границ. Это сбивает с толку, чувствуешь себя зажатым в несущейся толпе. Ощущение полной беспомощности. А я, как всякий мужчина, не люблю быть беспомощным. Единственное, чего я не буду терпеть - когда кто-то трогает члена моей семьи. За свою семью я буду стоять насмерть.
Раньше я пытался бороться против подобного, но потом научился относиться к этому спокойнее, вместо того, чтобы биться головой о стену, повторяя: "Эти долбаные люди издеваются надо мной!" Теперь я просто воспринимаю их как паразитов, которые сосут кровь из людей.
PLAYBOY: Должно быть, ты разделяешь чувства бойфренда Шер, который возле её дома на своей машине протаранил машину фотографа.
УИЛЛИС: Рано или поздно должна появиться черта - как далеко кто-то может зайти, беспокоя человека ради истории? Теперь они надеются, что кто-нибудь попытается врезаться в них на машине, чтобы они могли заполучить историю. Этот "бедолага", машину которого протаранил парень Шер, теперь судится с ним за полученный "эмоциональный стресс". Хрень собачья. Он отлично знал, на что идёт.
PLAYBOY: Деми помогала тебе успокоиться после всего этого?
УИЛЛИС: Она помогла мне, научив философии "отпусти и забудь". Чем больше я даю волю гневу, тем больше власти над собой я даю этим людям.
PLAYBOY: Так, давай-ка посмотрим - когда ты участвовал в драке последний раз?
УИЛЛИС: В Нью-Йорке, несколько лет назад, когда работал в баре. Я постоянно ходил по бару, разнимал драки, затем мне прилетала оплеуха, и я начинал махать кулаками. Но я очень давно не бил никого в порыве гнева. Хотя как-то драка началась вокруг меня в клубе Лос-Анджелеса, когда мы снимали "Закат". Я был в той ковбойской шляпе, со мной было несколько друзей. Тот парень встаёт и говорит: "Эй, педик. Эй, ты, Брюс, педик". Я проигнорировал его и начал смеяться. Через пять минут он снова: "Эй, педик, ты в шляпе". Ну, я подошёл к нему и говорю: "Я тебя знаю?". Он отвечает: "Нет, педик". "Зачем ты это делаешь? Пытаешься впечатлить девчонок?" Я повернулся к девушкам, с которыми он был, и сказал: "Вас это впечатлило?" И в этот момент он сорвал с меня шляпу. Я сказал: "Ладно, хрен с ним, давай". Я как раз начал заносить руку, как вдруг справа мимо моего уха пролетает кулак, и я вижу, как лицо того парня крушится словно в замедленной съёмке. Один из моих друзей врезал ему. Тот начал падать - бум! Я никого не тронул, но началась большая потасовка с перевёрнутыми столами и прочим.
PLAYBOY: В прошлом году во время громкой вечеринки тебя арестовал полицейский в твоём доме. По-видимому, ты устроил какую-то драку и тебя забрали. Что произошло?
УИЛЛИС: Просто мой образ жизни не совпал с образом жизни моих соседей. Если вкратце: у нас была вечеринка в День поминовения, полиция прибыла около десяти вечера. Мы плавали и танцевали на заднем дворе возле бассейна, и никто не слышал дверной звонок. К тому времени, как я вылез из бассейна, этот коп уже был в моём доме, и я спросил его, что он там делает. Я сказал: "Я не буду с тобой говорить, пока ты не уберешься из моего дома", - потому что у него не было ордера, и я чувствовал вторжение в свою личную жизнь. И дальше пошло по нарастающей. Я его обругал, а он обиделся. "Почему вы так много материтесь?", -говорит он. "У нас тут что, школа хороших манер? Я так разговариваю. Я из Нью-Йорка". Парень оказался чувствительным. Он сказал: "Я арестовывал и более важных людей чем вы. Думаете вам это сойдёт с рук?"
Мы всего лишь танцевали. Это был долбаный День поминовения - как ещё его праздновать? Но у этого копа была своя точка зрения. Он считал, что актёры не могут быть выше закона. Он продолжал напирать в ситуации, которая, я уверен, он это видел, была потенциально опасна. У меня в то время было сломано плечо, и мои друзья пытались сказать ему об этом. Он нацепил на меня наручники и завёл мою руку назад, как вы могли видеть в фильмах. Я услышал, как плечо - щёлк-щёлк-щёлк - снова сломалось. Это был хаос. Я кричал от боли, мои друзья кричали, что мне больно, а коп почувствовал угрозу и вызвал больше копов. Одного из моих друзей арестовали за то, что он спросил, в какой участок меня забирают. Но я не нападал на того копа. Никто не был ранен, и все обвинения были отозваны. Конечно, прессе было о чём написать. Я слышал, что тот коп теперь всем рассказывает, что это именно он меня арестовал. А будь на моём месте кто-то другой, он бы просто сказал: "Сделайте музыку потише".
PLAYBOY: Как скоро после этого ты переехал?
УИЛЛИС: Я уехал из того дома в ту же ночь. Так и не вернулся туда после ареста. Я всё ещё был в разгаре холостяцкой жизни, так что моей целью было найти другое место, где я могу врубить музыку погромче и устроить вечеринку без всяких соседей. Я нашёл такое место на Малхолланд Драйв, где был небольшой каньон. Купил свой собственный 6-акровый (прим. пер: примерно 240 соток) каньон. Я много фантазировал о возмездии. Представлял себе разговор, который мог бы у меня быть с моими соседями: "Здравствуйте, мистер Уиллис. Что это там за постройки на дне каньона - гостевые дома?" "Нет, это не гостевые дома". "А что же?" "Динамики".
PLAYBOY: Пожалуй, громкую музыку можно добавить к тому списку с надиранием задниц, громкими разговорами и шатанием по Голливуду.
УИЛЛИС: Я где-то читал о том, что нравится мужчинам и не нравится женщинам. Там было сказано, что женщинам никогда не нравится, если рядом с ними играет музыка на всю громкость. По каким-то причинам парням это нравится. Моё отношение к этому хорошо показывает история, случившаяся в моём доме в каньоне Николса: у меня была стереосистема - с регулятором громкости от нуля до десяти. Как-то ночью я крикнул моим друзьям: "Сделайте громче!" "Мы не можем, Брюс, она на десятке". Тогда мы взяли газовую зажигалку и попробовали выплавить кусок пластика над регулятором громкости, чтобы можно было докрутить звук погромче. Да, я любил, когда музыка играет громко.
Но вся эта история с полицией была просто способом Бога сказать мне, чтобы я притормозил. Я и мои друзья жили так, будто мы были 16-летними подростками с деньгами. Мы заново проживали юность. И я готов поспорить, что не найдется человека, который, если дать ему такую возможность, не воспользовался бы ею. В то время мне всё доставалось на блюдечке. Я был как ребёнок, которому никогда ничего не дарили, а потом дали магазин игрушек и сказали: "Это всё твоё". Ничего удивительного, что я так жил - отрывался на полную и устраивал вечеринки.
PLAYBOY: Ты так жил задолго до того, как получил магазин игрушек. Разве тебя не выгнали из колледжа за наркотики?
УИЛЛИС: Хранение марихуаны, да. Я скрутил два косяка, засунул по одному за каждое ухо, и с пивом в руке шёл к другу. На улице меня из-за пива остановил коп. Потом его взгляд зацепился за то, что у меня было за ухом, и он спросил: "Что это?" Я сказал: "Упс, это косяк". Он защёлкнул на мне наручники и оттащил в участок.
PLAYBOY: А потом?
УИЛЛИС: Мне назначили испытательный срок в шесть месяцев. В то время как раз отношение к хранению стало смягчаться.
PLAYBOY: Ты всё ещё куришь марихуану?
УИЛЛИС: Перестал в этом году. Просто пришло время бросить. Я завязал с этим. В старших классах я делал PCP (прим. пер.: фенциклидин или "ангельская пыль" - токсичный наркотик). Современные дети получают намного больше негативной информации о том, как эти штуки на тебя влияют. Жёсткие и быстрые факты о них. У нас же вообще никакой информации не было - в 60-е и 70-е об этом не распространялись. И долгое время, как безработный актёр в Нью-Йорке, я придерживался принципа "я актёр, и ничто не имеет значения кроме моей работы". Что автоматически даёт тебе причину накуриться, если не нашёл работу. Это было бегство из реальности, не дававшей удовлетворения.
Разочарование легко заглушается парой косяков и парой стаканов выпивки. У меня просто больше нет нужды экспериментировать. Я уже на седьмом небе без всякой необходимости в наркотиках или алкоголе.
PLAYBOY: Это одна из причин, по которым ты больше не снимаешься в рекламе винного охладителя Seagram?
УИЛЛИС: Я начал спрашивать себя, зачем я там снимаюсь. Хочу ли я и дальше быть представителем этой компании. Пришло время двигаться дальше. Когда Seagram и я пришли к взаимному согласию, решив больше не делать рекламу об их охладителе вина, просто так совпало, что я принял личное решение больше не употреблять алкоголь. Я почувствовал, что просто морально не смогу предлагать что-то, чего сам больше не делаю. В Seagram это отлично поняли. Я знаю, ходили разговоры, что я был очень несговорчивым, что от меня не было пользы, что командовал всеми вокруг. Это совсем не так, мы славно провели время. Я гордился своей работой. За два года эта реклама подняла продажи с пятого места на первое.
PLAYBOY: Это было невероятно выгодное дело для тебя, ведь ты получил от $5.000.000 до $7.000.000 за эту рекламную кампанию.
УИЛЛИС: О, да.
PLAYBOY: Было ли тяжело отказаться от такой сделки?
УИЛЛИС: Сколько миллионов долларов нужно иметь? Я сейчас зарабатываю очень много денег. Несколько миллионов долларов в год. Самый обсуждаемый вопрос в прессе сейчас - это сколько я зарабатываю. Я бы предпочёл, чтобы они писали о моей работе, хорошо ли, плохо ли. Чтобы писали какой я актёр, а не какой получатель зарплаты.
PLAYBOY: Раз уж ты заговорил об этом - ты получил до нелепого огромную сумму денег за "Крепкого орешка". Глава студии Алан Лэдд младший, как сообщалось, заявил, что полученные тобой $5.000.000 ломают бизнес.
УИЛЛИС: Мне предложили эти деньги, я ни к чьей голове пистолет не приставлял. Они сделали из меня козла отпущения. В той статье было несколько сравнений: "Если мы платим столько Брюсу Уиллису за этот фильм, сколько тогда получит Майкл Дуглас за следующую ленту?" И что мне делать? Сказать: "Ну ладно, не давайте мне эти $5.000.000. Дайте мне сколько там Майкл Дуглас получил за свой последний фильм"? Ты берёшь, что можешь, когда есть возможность. Как ты это ограничишь? Ты что, скажешь: "Ой, нет, я, пожалуй, не заслуживаю так много"? В этом бизнесе, как и во многих других, нужно брать, что можешь, сегодня. Вся эта хрень, типа, "откладывай на чёрный день, живи завтрашним днём и сбереги на время, когда будешь старше" - чушь полная. Ты даже не знаешь, будет у тебя вообще это завтра.
PLAYBOY: Так на что ты тратишь свои "несколько миллионов"?
УИЛЛИС: Я трачу деньги на одежду. И у меня есть несколько машин: "Бьюик Роадмастер" 48-го года, который я восстанавливаю, пара "Мерседесов", "Шевроле Корветт" 66-го, в который я вложил деньги. Последний - лучший из "Корветтов", его сделали уже тогда, когда поняли всё, что нужно понять о "Корветте" - как должна работать подвеска, рулевая система - и они устранили все недочеты из этого типа кузова. В 68-м они начали страдать фигнёй, поменяв стеклопластик и дизайн. Новый "Корветт" - кусок дерьма.
***
Интервью с Энди Чемберс (Andy Chambers) Games Workshop
Энди Чемберс — автор нескольких романов и множества правил и дополнений которые оказали колоссальное влияние на игру. Чемберс был ведущим дизайнером таких игр как Necromunda (1995) и Battlefleet Gothic (1999).
Так же работал над миниатюрами «Asgard» в начале 80х годов и в Blizzard над игрой Stacraft 2 Wings Of Liberty.
[И] — интервьюер, [Энди] — Энди Чемберс
[И]: Джейми Симс упоминал, что вы были одним из членов "Круга Асгарда". Было ли это началом вашего падения в темную бездну фэнтезийных игр или вы уже были в теме?
[Энди]: Я уже был новичком когда нашел Asgard, я играл в WW2 Airfix и SELWG Middle Earth со своим школьным товарищем с десяти лет или около того. В конце концов мы с приятелем нашли Asgard в убогом магазинчике на Ноттингемском рынке в 1979 или 1980 году. Они, конечно, плохо относились к нам, малолеткам, так что мой друг никогда больше туда не ходил, а я, в общем-то, больше никогда оттуда не уходил. Я познакомился с хреналлионом новых игр и идей через Asgard и мой интерес превратился в пылающую страсть. И даже тридцать с лишним лет спустя я все еще поддерживаю связь со многими людьми из Asgard. Слим отчетливо помнит, как я в 14 лет пинал его под столом за то, что он подставил меня во время игры.
[И]: Расскажите нам о том, как вы впервые узнали о миниатюрах Citadel или ранних версиях Warhammer?
[Энди]: Самый первый раз был на выставке Wargames в Ноттингеме. Citadel была там с большой демо-игрой первого издания Warhammer, включая того самого стегозавра с паланкином полным гоблинов и хоббита, который болтался перед динозавром, как морковка на палочке. Я помню, как Рик Пристли руководил игрой, хотя мне еще много лет не суждено было встретиться с ним по-настоящему, и я даже не поиграл тогда — был слишком молод, слишком застенчив. Тем не менее, по сравнению с другими играми, изобилие безумия в Warhammer было очень привлекательными.
[И]: Как вы пришли к тому чтобы стать сотрудником Citadel и GW?
[Энди]: Этот ответ будет из двух частей, потому что в основном я работал в Citadel, а затем, уже позже, работал в GW.
Я начал работать в Citadel в качестве работника отдела почтовых заказов еще в 1986 году на заводе в Иствуде. Меня приняли на работу как раз в Рождественскую лихорадку. Панк и Тим из Asgard уже работали там какое то время, собственно именно поэтому я и получил эту работу. Больше всего в первый день мне запомнилась рождественская музыка, игравшая из громкоговорителей, и запах горелой резины от вулканизационных прессов. Этот запах навеял мне теплые воспоминания об Asgard. Я уволился через три месяца, когда они ввели обязательные сверхурочные по выходным.
После нескольких лет безделья я покалечился в аварии на велосипеде, и решил, что мне нужно заняться чем нибудь конструктивным. Я много играл в Adeptus Titanicus и регулярно покупал White Dwarf, чтобы узнать о новинках для него. Я услышал от Тима, который работал в студии, что щегольские «One-man Titans» (Рыцари, как их теперь называют), которых я видел в магазинах, не имели никаких правил, потому что Джервис Джонсон был в отпуске. В то время я постоянно изменял под себя правила и даже написал свои собственные, используя всю механику, которая мне нравилась в других играх. Поэтому я написал статью про «One-man Titans» для WD. Плюс правила, конечно (они были слишком мощными). Я попросил своего друга распечатать всё это и отправил почтой в редакцию WD. Через несколько недель меня пригласили к Филу Галлахеру, который в то время возглавлял студию.
[И]: Какой была ваша роль в знаменитой студии Брайана Анселла? И каково было там работать?
[Энди]: Это было, безусловно, самое интересное место, где я когда-либо работал. В самом начале я делил кабинет с Джервисом, прямо по коридору от Ричарда Халливела и Билла Кинга, повернись в другую сторону, и ты найдешь Джеса Гудвина, Близнецов, Эли, Триш, Колина, Кева и других дизайнеров. Наверху были художники, а внизу были администратор и менеджеры, так же повсюду были 'Eavy Metal, хотя я не уверен, что тогда они назывались так же.
Я был нанят на две недели, чтобы "закончить" статью «One-man Titans» (т. е. полностью переписать ее таким образом, чтобы они стали Рыцарями), когда студия все еще располагалась в центре Ноттингема (неподалеку от старого-доброго Asgard). После Рыцарей я получил задание написать еще одну статью, (армилист Космического Десанта для Adeptus Titanicus, кажется) плюс вести статистику по новым моделям и тому подобное. Джервис уже вернулся, так что я был уверен, что меня уволят в любой день, но Си Форрест продолжал требовать от меня всё больше статей для WD.
В конце концов я начал заниматься фотографией, потому что профессионал, которого они имели, Крис Колстон, был прекрасным парнем, но не геймером, и мы чувствовали, что хотим видеть фотографии игр, живые фотографии, а не просто показывать красивые фото моделей. Я также немного помогал ребятам с The Lost and The Damned.
[И]: Как много вы внесли в развитие Rogue Trader? Была ли какая-то общая стратегия развития?
[Энди]: Я начинал в 1990 году, так что Rogue Trader уже существовал некоторое время на тот момент. Не могу точно сказать была ли там общая линия которой все придерживались, поскольку я был еще новичком в компании. Мы с Джервисом работали над идеями для карточных систем: магия, кампании и сценарии, которые принесли плоды позже в темном тысячелетии и карточных наборах Warhammer Battle Magic. Лично я много играл в Rogue Trader, прежде чем перейти на Adeptus Titanicus, и, честно говоря, мне нравилась концепция. Тяжелая работа, еще более тяжелая работа и немного удачи были тем, что сделало его успешным.
[Энди]: Confrontation - одна из трех самых сложных настольных игр, которые я когда-либо видел. В конечном итоге она увидела свет дня уже как Necromunda. Ричард Халливелл занимался дальнейшим развитием игры Space Hulk, но оно появилось лишь как компонент игры Space Fleet. У Хэла была задумка игры, похожей по концепции на Warmaster, но с совершенно другой механикой, я даже не уверен, что у нее было название.
[И]: Мы слышали довольно много диких историй о жизни в GW от других наших гостей, у вас есть такие истории которыми вы можете поделиться?
[Энди]: Ничего особенно дикого что бы я мог вспомнить, моя голова тогда была полностью забита работой. Мое самое яркое воспоминание — это шаг через порог студии на бульваре Касл. Войдя в студию я оказался между Биллом Кингом и Уэйном Инглендом которые были готовы подраться из-за чего-то. Они оба большие, крепкие парни, шотландец и йоркширец, слишком упрямые, чтобы отступить. Никогда прежде я так хорошо не понимал фразу "напряжение можно резать ножом". Из чувства самосохранения, находясь между ними, я успокоил их своим хладнокровием и красноречием. И по сей день я не знаю, что их спровоцировало тогда.
Ах да, еще был тот случай в Балтиморском стрип-клубе, но я не буду вдаваться в подробности.
[И]: Все помнят вашу армию Скавенов третьей редакции, какая судьба ее постигла?
[Энди]: У меня все еще есть эта армия. Я храню ее в трех древних черных армейских чемоданах. Она дважды путешествовала со мной через Атлантику и не видела сражений, наверное, уже лет двадцать. Я все еще смотрю на нее время от времени, хотя, к сожалению, некоторые из парней клана Эшин с тонкими лодыжками находятся на грани из-за деформации металла, время их не пощадило. Лакируйте ваши миниатюры!
[И]: Есть ли у вас проект, который, по вашему мнению, олицетворяет ваш лучший момент в GW? И есть ли что-то, за что вы несете ответственность, что вы предпочли бы забыть?
[Энди]: Battlefleet Gothic — это проект, который я считаю своим Магнум Опус в GW, потому что это был полный набор искусства, миниатюр, бэка и правил вселенной 40K, но сшитый из совершенно новой ткани - за исключением имени, которое я захватил из старого проекта Хэла, потому что это действительно отличное имя. Ничего революционного, но я горжусь работой, которую мы проделали. Тот, о котором я хотел бы забыть — выбор между Titan Legions и Gorkamorka, это позорно, потому что в обоих были хорошие вещи, и многие люди наслаждались ими.
[И]: На ваш взгляд, как изменилась GW после выкупа в декабре 1991 года?
[Энди]: Исчезли ночные смены, но новая студия на Энфилд Чемберс была настоящим сумасшедшим домом, хоть и очень, очень творческим…
…это было царство Хаоса…
Студия на бульваре Касл была больше, более профессиональной и очень динамичной, но внимание было сосредоточено исключительно на системе и объемах продаж. На мой взгляд, мы сделали всё что смогли…
…это был Великий Крестовый Поход…
Наконец, студия переехала в местечко под названием Лентон Лэйн, чтобы более полно интегрироваться с производственными, розничными и административными подразделениями. Процедура и делопроизводство стали первостепенными, вынашивались долгосрочные планы и кампании, проводились совещания о совещаниях, одерживались огромные победы, но все это под грузом экзистенциальной серости…
…мы вступили в эпоху Империума.
Перевод мой.
Интервьюер: Orlygg
Оригинал: http://realmofchaos80s.blogspot.com/2013/08/the-imperial-kni...