Глава шестнадцатая. Свадьба.

Я не могу сказать, что я совсем не готовился к свадьбе, ибо я все-таки зашел в магазин уцененной одежды рядом с работой и купил себе пиджак за пять лат, брюки мне обошлись в ту же сумму, а вот за туфли пришлось выложить аж десять лат. А еще я, против обыкновения зашел в парикмахерскую и постригся, а не побрил голову дома. Верина мама дала мне широкое золотое кольцо, из которого можно было сделать два. Ювелир взял за два кольца двадцать лат, хотя за пятьдесят можно было купить два нормальных кольца приличной пробы. Но все же я был рад тому, что Верина мама тоже хоть как-то приняла участие в процессе.

К тому моменту, когда в Ригу пожаловала Вера началась оттепель. Грунтовая дорога, которая вела на хутор от остановки автобуса совсем раскисла. Её новые сапоги растрескались и подметки начали отваливаться. Пока шли я начал ругать её ужасными словами, почему-то только из-за того, что она выбрала плохие сапоги, будто ни в чем другом её упрекнуть было нельзя. Чавкала грязь под ногами, лаяли сторожевые собаки на окрестных хуторах. Вера тоже лаяла на собак и кричала, что отрубит им головы топором. Дома она показала мне свое свадебное платье. Это платье ей отдала соседка, изначально она в нем играла какую-то снегурочку в школьном спектакле. Живот у веры был уже громадный, саму её ужасно раздуло, даже ладони были будто распухшими. Хотя вид у неё был торжествующий, вид человека, который добился, чего хотел.

На следующий день, после работы я заехал к маме и взял у неё кожаные сапоги на меху. Своих родителей я на свадьбу тоже пригласил. Вера сапогами была очень недовольна, говорила, что они несовременные и тяжелые, но покупать ей другие сапоги я отказался. Ночью перед днем свадьбы она почему-то очень плохо спала и постоянно будила меня. Это был обычный пасмурный выходной день, в который мы, ругаясь, доковыляли до автобуса, доехали до вокзала и зашли к Игорьку. Мой свидетель достал откуда-то костюм тройку и белую сорочку с галстуком, был пострижен и гладко выбрит, да и настроение у него было превосходное, правда оно начало портиться, когда Вера начала орать. Он, увидев, что под пиджаком у меня черный свитер, предложил мне белую рубаху с галстуком, но рубаха была мне слишком велика. Решили купить рубаху на рынке по пути на вокзал, и я должен был её одеть в общественном туалете. Однако дальнейшие события заставили нас забыть о рубахе.

Я точно помнил, что моя будущая жена по телефону договорилась встретиться со своей сестрой в одиннадцать около вокзальных часов. Я ей об этом заблаговременно напомнил, но она начала со мной спорить, сказала, что договорилась с ней на двенадцать. Я умолял её позвонить сестре и уточнить, переспросить, если она мне не верит, она этого принципиально делать не стала. К двенадцати мы пришли к вокзальным часам, но Надежды там уже не было, а когда Вера ей позвонила, она, изрядно выругавшись, заявила, что обиделась, и ни на какую свадьбу не поедет.

- Поженились! – взвыла Вера, и извергла поток отвратительной брани в адрес своей сестры, закурив сигарету, тряся пепел себе на живот. – Ну ты, думай, что делать теперь! Резче решай проблему.

- Давайте для начала доедем до загса, - вмешался Игорек. – А там уже будем думать, а то мы туда еще опоздаем. Берем такси и едем, скорее!

Пока ехали Вера еще раз попыталась позвонить сестре, но та отключила телефон. В ЗАГСЕ нас уже ждали мои родители, отец взял с работы машину и это нас спасло. Мы договорились с работниками конторы о срочной замене свидетеля. Роль свидетеля со стороны веры согласилась играть моя мама, однако, отцу пришлось ехать домой за её документами. Под звуки государственного гимна и пение двух певцов, мы подошли по красивой ковровой дорожке к столу, у которого стояла чиновница, и по её команде обменялись кольцами, поцеловались, словесно подтвердили свои намерения вступить в законный брак, расписались в какой-то книге. Все это мы сделали без энтузиазма. А Игорек от волнения взмок, и энергично вытирал пот со лба платочком. Потом отец взялся покатать нас по городу на машине, съездили на набережную на левом берегу, где сделали фото на фоне старого города.

После этого Игорек объявил о своем сюрпризе. Оказалось, что хозяйка бара около на Католической улице, как раз напротив православной церкви всех святых, Михайловна накрыла для нас стол. У входа нас встретили цветами, включили какую-то торжественную музыку. Вера была раздражена всем этим.

- Нажраться хочешь? – прошипела она Игорьку. – Жирная скотина!

- У меня внутри все кипит, - в ответ сказал он. – Но внешне я буду оставаться спокойным, что бы ни произошло.

На ухо Игорек сообщил мне, что за стол я должен Михайловне всего тридцать лат, и все остальное за дополнительную плату. Меня это не очень расстроило. На столе была бутылка хорошей водки и несколько блюд с карбонадом, картошкой, зеленым салатом, так же таз с оливье и селедка под шубой. Было там и какое-то красное вино, графин с апельсиновым соком. Мои родители есть и пить отказались. Я поспешил выпить побольше водки, а то атмосфера была какая-то совсем депрессивная. Повисла неприятная тишина, но зазвонил Верин телефон, это была её сестра, отошедшая от гнева, решившая попросить прощения. Вера тут же пригласила её и её мужа выпить и закусить, начала объяснять, как добраться до бара, та не понимала и тогда я пошел их встречать к руинам синагоги на улице Гоголя.

На обратном пути мы встретили Шурика, который нес на свою новую-старую квартиру чугунное колено для раковины. Он тоже был приглашен на свадьбу, и с радостью откликнулся на предложение поесть. Пить он уже не мог. Под давлением своей сестры он закодировался на четыре года, искал работу, ремонтировал новое место жительства, денег у него на еду практически не было. За столом, он рассказал, что умеет готовить блины только из муки и воды, без масла, яиц, сахара, молока.

Мои родители уехали очень быстро. Мама на прощание сказала, чтобы я не пил больше и поскорее ехал домой, чтобы Вера не нервничала. И Вера злорадно захохотала, глядя на нас. Шурик тоже незаметно удалился со своим чугунным коленом в грязном пакете. Публика ближе к ночи в баре поменялась. Зашел какой-то парень очень крупного и крепкого телосложения в шароварах и кожаной куртке с целым табуном распутно одетых девиц. Две из них заперлись в туалете, и вскоре оттуда послышались дикие визги и грохот. Бармен оперативно подскочил к двери со столовым ножом, вскрыл её и вместе с крепышом в кожанке растащили исцарапанных и растрепанных девиц. Вера заявила, что она так зла, что тоже хотела бы кого-то побить.

К полуночи мы оказались у Яши, где я купил себе пару баллонов пива и какой-то еды. Мы решили там поймать такси и доехать прямо до хутора. Яша поздравлял меня с женитьбой, сделал мне скидку, прозрачно намекал на то, что можно бы и продолжить свадебные гуляния, но я сказал, что не в силах больше откладывать первую брачную ночь. Игорек остался пить в этом людном киоске, я одолжил ему немного денег. А я очень быстро докатил на такси с Верой до хутора. В машине она не орала, потому что стеснялась водителя, но дома она дала себе волю, пока я растапливал печку. Слушать её крики мне даже сильно пьяному, быстро надоело, и я, заперев её в комнате, в которой жил, пошел спать в другую, где было не натоплено.

Я не знаю зачем, но после свадьбы Вера почему-то решила пожить какое-то время вместе со мной на этом прогнившем хуторе, где все удобства были во дворе. Тем не менее уезжать она не собиралась, в один день, когда я был на работе, она даже взялась постирать белье, сама выкатила стиральную машину во двор, сама наносила в неё воды. И пока она стирала, на машине подъехали цыгане и предложили ей продать металлолом. Она ответила, что хозяйкой не является, только снимает в доме комнату, потому распоряжаться металлоломом не может. Они уехали, а она пол ночи говорила мне, что они бы её убили, что её спасло только то, что она беременная, дескать цыгане любят детей, и потому беременных не убивают.

А в один из вечеров я пришел домой, и Вера вылила на меня кастрюлю горячего супа и накинулась с кулаками. Она обвинила меня в том, что я натравил на неё свою сестру, которая пришла на хутор с какой-то подругой и долго объясняла Вере, что её брат не лох, и потому нечего над ним издеваться. После рассказа о том, что произошло Вера начала со мной драться, и мне пришлось её связать, до тех пор, пока она не успокоится. Я сначала подумал, что она окончательно свихнулась, и даже собирался вызвать скорую помощь. Потом позвонил маме, она спросила у сестры, и оказалось, что Вера все это не придумала, что сестра действительно ходила за меня заступаться. Я сказал, что она этим действием только усугубила моё и без того плохое положение.

Наконец настал тот день, когда Вера решила уехать к маме, и я вздохнул с облегчением. Я просто ликовал, когда автобус тронулся прочь, увозя мою беременную жену с рижского автовокзала. Мне было дано задание найти съемную квартиру в центре города. Но я с этим не спешил. До рождения ребенка было еще месяца два, и я мог сэкономить немного денег.

Так сложилось, пришлось всерьёз рассматривать перспективу службы по контракту.
Так как я служил в ВВ, то первым делом пошёл Росгвардию.
Объяснил - служил сапёром, и, если нужны сапёры - готов терпеть все тяготы и лишения. НО! Только в инженерно-сапёрной роте.
Опущу все подробности.
Главное - на всех уровнях, которые были - одно и то же - «конечно! Приходите! Ждём вас! Если знаете подрывное дело - будете нести службу в ИСР!». И все на словах.
Приехал в часть, дали должность сапёра. Подписал контракт.
Поехал «в поля», всунули меня в оперативную роту и «здравствуйте»
Стою на блокпосту и охуеваю - ну не то это за чем я ехал. Не то.
А между тем - есть взвод сапёров, но «не про меня».
Я к ротному - так мол и так.
Помоги рапорт написать о переводе. Может недоразумение, говорю.
Мне все обещали.
Он говорит, мол, ты здесь нужнее и т.д. и т.п. В сапёры НЕ переведут тебя, уволится - только по окончанию контракта или отказником.
Чувство что жёстко наебали -не покидает. Что делать?
Может кто был в подобной ситуации?
Хотел помочь - сделать этот мир лучше и безопаснее, используя свои знания/умения по своей военно-учётной специальности.
А в итоге - разочарование.
Ни одна ж сука не подсказала...
Пишу с телефона.
Буду рад советам толковых, знающих людей