«Лесное зверье тут ходит как домашнее». История мужчины, который живет один в умирающей деревне
Александр Ляденко — единственный и, судя по всему, последний житель деревни Ляденки под Витебском. Мужчине 56 лет, тут он родился и прожил почти всю жизнь. «На здоровье я не жалуюсь, но до пенсии, наверное, не доживу. И наша деревня тогда уже точно умрет», — настроение у сельчанина не самое веселое. Но потом он закуривает, улыбается и приглашает в гости. Хозяйство нехитрое: вросшая в землю хата, кобыла Малышка, домашняя кошка Ёшка и приблудный кот Базыль. «Ну и я сам — простой деревенский небритый малец Сашка! Так меня и называйте», — предлагает Ляденко.
Фамилия у Саши перекликается с названием деревни: Ляденко — Ляденки. Философия у него такая:
— Не считаю, что я кровный местный. Вот если бы я свой дом построил своими руками, тогда бы и считал себя ляденским, местным. Мне же хата досталась от родителей, и это считается «бацькаўшчына».
— Но ведь и деревня для вас — тоже «бацькаўшчына», разве нет?
— Ну да, за столько лет уже прикипел к этим местам. Я живу в Ляденках почти все время, кроме тех лет, когда работал в Витебске водителем. Возил начальство, обслуживал машины. Потом фирма развалилась, и я вернулся в деревню. Жил с родителями, а когда они умерли, остался на хозяйстве один. Держал коров, свиней. Но надоело, забросил. Как говорится, от хозяйства будешь не богатым, а горбатым. Сейчас кручусь как могу: зимой подрабатываю колкой дров, а весной и летом — пахотой и косьбой.
У Саши есть семья: жена, дочка, зять. Живут они в Витебске.
— Нет, мы с женой не развелись. Зять с дочкой ко мне сюда приезжают. Зовут меня к себе. А я — ни в какую! Говорю им: «Наелся я уже вашим Витебском». Что в том городе делать? Там человек живет и не знает, как зовут соседа. Теща моя живет в соседней деревне. Я ее навещаю. Еще у меня есть сестра. И друзья. Так что я совсем не одинокий человек, вы не думайте. Просто люблю жить один. Мне в деревне спокойнее и веселее, рядом с природой.
«Деревня раньше гремела! Молодежь до утра сидела у костра возле речки»
Один на всю деревню Александр Ляденко живет несколько лет.
— Последним старожилом была соседка, Нина Андреевна. Хорошим человеком была! В молодости, как и моя мама, работала дояркой. Ей было уже за 90, и года три назад она умерла. С той поры я тут один. А до этого лет десять жили с Ниной Андреевной в деревне вдвоем.
Саша уже и сам не верит, что когда-то Ляденки были большими:
— Было то ли 74, то ли 76 дворов. Две колхозные фермы, конюшня! И люди скота держали много. Где-то до начала 1980-х деревня держалась. А потом начали в Замосточье скот забирать. Кто трудоспособный, тому там и жилье давали. Кто туда уезжал, кто — в Витебск, а кто — в Новку (агрогородок, где находится «Рудаково» — одно из крупнейших аграрных предприятий в Витебской области. — Прим. Onlíner). В общем, в поисках лучшей доли молодежь разъехалась. А старики потихоньку умирали. Жалко, конечно, такая деревня была! Сколько молодежи жило! Костры палили около речки, сидели до утра, пока светать не начинало. А зимой собирались по хатам то у одного, то у второго: в карты играли, в домино. Деревня гремела!
Теперь Ляденки — это одно Сашино подворье: дом, сарай и баня. Оно находится на окраине деревни, дальше — речка Черничанка, поле и лес.
— Раньше в деревне было четыре улицы. Дома стояли везде: и вон там, за канавой, и вот тут, где дуб. Но умерли хозяева — умерли и дома. Чьи-то родственники их сносили, а кто-то продавал, сруб и увозили. Так и распродали «бацькаўшчыну». Теперь на моей улице осталась одна нежилая хата — Нины Андреевны. И еще четыре дома стоят на той стороне. Две хаты заброшены, а две принадлежат дачникам. Но зимой они приезжают сюда редко, может, раза два: посмотрят, что дом цел, и уезжают.
Весной, на Радоницу и в другие поминальные дни, люди собираются на кладбище — оно километрах в двух от Ляденок. Но попасть туда по распутице трудно:
— Звонят мне, спрашивают: «Саша, как дорога до кладбища?» Я говорю: «Исключительная! До деревни доедешь, а дальше пешком».
«Это у вас там, в городах, болеют коронавирусом. А я не знаю, что такое температура»
Два раза в неделю Саша выбирается в «центр» — так он называет Замосточье.
— Еду туда на кобыле, а другой раз — на велосипеде. А когда и пешком хочется прогуляться. Сейчас мне сват на зиму оставил трактор. Так на нем, бывает, езжу.
В агрогородке есть вся нужная Саше инфраструктура: магазин и почта.
— Покупаю в сельпо продукты и сигареты. Ну, иногда и бутылочку. Но если нет выпивки, мне и не хочется. А вот курить никак не могу бросить. Поэтому, как только сигареты закончились, я руки в ноги — и иду в «центр». А на почте плачу за свет и телефон.
Другие блага цивилизации, признается сельчанин, ему и не нужны:
— Со здоровьем у меня пока все нормально. Болеть я, тьфу-тьфу-тьфу, не болею. Это у вас там, в городах, болеют коронавирусом. А я не знаю, что такое температура. Если что, половинку аспиринины на ночь — и с утра здоров. Скорую никогда не вызывал. А если вдруг понадобится, она и в Ляденки приедет. Это ж не край света! Стричься-мыться — тоже не проблема. Стрижет меня друг, машинкой. А баня у меня своя. Воду ношу из Черничанки. Вода из речки — самая хорошая: волосы от нее пышные, и шампуня не надо.
Автолавка в Ляденки не приезжает.
— Мы отказались от нее, еще когда старуха, Нина Андреевна, была жива. Автолавку эту надо же ждать. Они, например, скажут, что приедут в два часа, а сами явятся только в пять. Вот мы и решили с Андреевной, что не нужна нам автолавка. Соседке продукты привозила дочка, а я и сам за ними могу выбраться. Председатель сельсовета иной раз звонит: «Саша, ці нада табе дарогу пачысціць?» А я отвечаю: «Зачем? Не беспокойтесь, не гоняйте технику». Если мне надо в магазин, я кобылицу запрягу и съезжу. Я сам себе тут власть, мне никто не нужен.
«За косьбу и вспашку расчет такой, который придумали еще деды»
Распорядок дня у Саши всегда одинаковый и строгий, как в армии: подъем — в 05:00, отбой — в 22:00.
— Скучно мне никогда не бывает. Просыпаюсь, пью чай. Кормлю Малышку, растапливаю печку. Если есть подработка, запрягаю кобылицу и еду. Вечером готовлю ужин: я люблю борщ, пюре, макароны по-флотски. Правда, иногда лень варить, я тогда делаю кашу быстрого приготовления. Смотрю телевизор, заодно могу что-то простирнуть.
Книжки и газеты мужчина не читает.
— Не тянет меня к этой политике.
В телефоне Саша не висит: он у него кнопочный. Так что новости узнает не из телеграм-каналов, а по радио. Оно у него находится на стене над кухонным столом.
Скучать не дает и живность.
— Лошадей я держу уже почти 30 лет. Нынешняя кобылица, Малышка, — моя верная подруга. Ей 11 лет. Купил ее пять лет назад. Сразу она была дикая, жила в табуне. Но довольно быстро приручил ее. Она любит сухарики — я и задобрил ими. Кот Базыль вот еще «прыблудзіўся». Всю осень с Малышкой ходил на поле, она паслась там, а он рядом. Жалко стало его, прикармливаю. Но в дом не пускаю: там живет своя кошка — Ёшка.
В деревню нередко заходят дикие животные:
— Утром выхожу во двор, снегом все «прыцерушыла», смотрю: следы. Волчьи. Лесное зверье — кабаны, лисы, волки — тут ходит как домашнее. Я их не боюсь. А чего их бояться? Не лезь к ним, и они к тебе не полезут. Бывает, идешь летом — а летом здесь бурьян страшный, выше человека — и вдруг метрах в пяти от тебя кабан в траве как фыркнет! «Трохі» неожиданно, конечно, но не страшно. А лихих людей я тут ни разу не встречал. Грибники или ягодники — те, бывает, заблудятся. Спросят, как найти дорогу. Я подскажу.
Сейчас у Саши «мертвый сезон». Иногда он занимается колкой дров, ремонтом пил и кос. Основной заработок у него, говорит, весной и летом.
— Вспахиваем с Малышкой людям огороды. Тут же в округе много одиноких старух, кому нужна помощь, а также дачников. Заказы поступают заранее, месяца за два. Я их записываю, чтобы не забыть: когда, у кого и сколько надо вспахать.
Расчет за вспашку и косьбу простой:
— Считаем так, как раньше это делали наши деды, ну только в пересчете на современные деньги. Ведро бульбы, допустим, стоит 10 рублей — значит, вспахать «сотку» земли — тоже 10 рублей. Трехлитровая банка молока стоит 6 рублей — столько же беру и за скошенную «сотку». Самое прибыльное для меня время — апрель-май, когда идет посадка бульбы. Некоторые хозяева не только дают деньги, но могут и за стол пригласить, покормят, рюмку нальют. Я и свой огород сажаю. Бульба, морковка, бурачки — у меня все свое. К слову, бульба в Беларуси подскочила в цене в два раза. Был недавно в Витебске, прошелся по базару. Так на Полоцком рынке стоит от 80 копеек до 1,40 рубля. Я удивился таким ценам!
Саша знает, как спасти умирающие деревни.
— Ну вот смотрите. В том же Замосточье понастроили дом на дому. Постройки находятся близко друг к другу, а участки у людей совсем маленькие: того огорода «сотка» какая, ну пускай пять «соток». И это называется «обновление села»! А вот где надо обновлять село, — мужчина показывает рукой на пустую улицу за своей хатой. — Поставьте тут дома. Ферму постройте. И люди жили б! А так да, вымирают деревни. Держатся только «центры» (агрогородки или населенные пункты, где размещены сельсоветы. — Прим. Onlíner). Такие деревни, как наши Ляденки, почти на каждом шагу. В двух с половиной километрах от нас Чернецкий Мох — так там живет сейчас несколько человек: старуха одна, лесник с женой, малец один, молодой еще, в колхозе работает, а остальные дачники.
Последний житель Ляденок понимает, что его деревня обречена. Но верит в чудо: а вдруг тут все-таки кто-то поселится?
Радиоактивная Тридцатка. Чернобыльская Зона
Когда-то давно посылал я заявку в «ЧернобыльИнтерИнформ» на разрешение видеосъемок во всей тридцатикилометровой Чернобыльской Зоне Отчуждения (ЧЗО). Проверили тогда меня в СБУ, прислали счёт на кругленькую сумму, а после оплаты согласовали программу и выписали разрешение.
Программа одной из поездок 🔻
Катался я туда три раза. Три раза по пять дней. Итого пятнадцать. Жил-поживал в Чернобыле, гостинице ЧИИ. В ней же и столовался, входило в счёт. А чего не хватало в магазинчике местном докупал. Виски водителям заказывал, привозили с границы с РБ. Тама дютик был, вот оттудова бухлишко и таскали. Особенно это было кстати в один из приездов когда отмечали моё тридцатилетие. «Тридцатку в тридцатке». Народу было много, две коробки «скушали».
После съемок. Гостиница ЧИИ. Чернобыль 🔻
Разрешение выдали как и просил, типа «Вездеход», то есть не на день туриста привезли, костюмчик защитный на него, для «форсу бандитского» напялили, сфоткали на стандартном маршруте и отправили домой бабушку «страшной радиацией» пугать. Тут не так. Выделили транспорт, водителя Колю и сопровождающую Риту.
Транспорт на КПП 🔻
И ездили мы по своим маршрутам, а это были практически все бывшие населенные пункты ЧЗО, могильники типа «Буряковки» и «Рассохи», Припять, ну и, конечно, непосредственно территория ЧАЭС, включая поход в Саркофаг. Там правда фотки снимать несподручно было. Пробежались с инженером объекта, с включённой видеокамерой и назад.
Рации я привозил свои, иначе пока с камерой по заброшкам бегаешь, можно и провалиться куда нибудь, ищи потом-свищи.
В клуб…🔻
Ну и к местному дозиметру-радиометру особого доверия не было. Поэтому после первой поездки купил я в СНИИП при Курчатовском институте профессиональный, со слюдяным сенсором. На Альфа-Бета-Гамма. Откалиброванный и поверенный. Как оказалось, не зря. Местная «Припять» занижала показания процентов на тридцать.
Радиометр МКС-08П 🔻
Снимал я в ЧЗО материалы для своего фильма, но в итоге продал их одной европейской медиакомпании. Ездить-ходить-снимать приходилось много, дни короткие, ноябрь. Поэтому на фотки времени не оставалось; так, по остаточному принципу. И, откопав эти немногочисленные фотки в архиве, подумал почему бы не черкануть пару тройку историй из поездок .
Интересно?
Дайте знать в комментариях. И полетели! 🔻
Две части одной рекламы
Сколько стоит жить в другом городе? Этим вопросом задавался каждый человек, который хотел сменить место жительства. И мне, спустя 20 лет, кажется это чем то нереальным на сегодняшний день.
Приезжать в качестве студента с обеспечением койкой в общежитии и начинать работать это самый реальный и простой вариант развития событий.
А если приехать с нуля?
Видел пост, автор ищет жилье, и тот же СПб с учётом минимальной площади, залога и комиссии, обязывает нового горожанина иметь в кармане 100т.р., не зависимо от того, сколько времени и средств ему понадобится для обустройства на новом месте.
Сам оказался несколько лет назад на улице с сумкой личных вещей. Кроме работы, ничего не было. Из запаса денег, остаток зп около 12 т.р.
По знакомству нашлась комната со старым диваном, столом, табуреткой и встроенным шкафом.
6 т.р. ушло на оплату. А дальше тупик. Ты понимаешь, что у тебя нет просто ничего. И вот на остаток идёшь в супермаркет, ищешь самые низкие цены и желательно по акции. И покупаешь: чашку, ложку, вилку, нож, тарелку, кастрюльку, сковородку, чайник за 199 рублей отработал 3 года, мыло, губку, тазик, порошок, ведро с тряпкой, щётку и совок, йод, бинт, и на сдачу продукты которые не портятся.
Потом уже договорился с соседями положить в холодильник пока не обживусь.
И когда все это приносишь домой и начинаешь то ли жить, то ли существовать, вот тогда остро осознаешь сколько всего даже минимального нужно человеку, когда ты начинаешь все с нуля. И не имеешь возможности снять квартиру со всеми удобствами и техникой, или пойти и купить сразу все что нужно и то что просто хочется.
Надо сказать спасибо, что люди по соседству оказались отзывчивыми и оказали мне помощь на первых порах.
А дальше ты превращаешься в робота. Ты не можешь позволить ничего, абсолютно ничего лишнего. Только сохранить основные функции жизни.
Самый важный вопрос в тот момент был холодильник и стиралка. Это была цель, мечта, необходимость.
И для 2011 года, при доходе 17 т.р. 6+1.5 ку+1.5 проезд (до метро пешком не дойти) и из 9 т.р. нужно было хоть что то отложить, не считая еды. Да, и на сегодняшний день в разных городах люди так же пытаются выжить. Сейчас когда проезжаешь разные населённые пункты, с кучей ржавой техники, заброшенных домов, или одиноким жителем, неспешно идущим вдоль дороги, становится непонятно, где эта грань. Когда видишь на экранах как все просто и легко, нужно только выпить супертаблетку, в один клик оформить кредит и отправится в путешествие на новой машине мечты в компании таких же беззаботных людей. Но если снять эти рекламы в том заброшенном посёлке, каких в каждой области уже не различить из-за наступающего на них леса. Как тогда заиграет красками жизнь.
Показать побочку от супертаблетки, процент по кредиту, стоимость допов на машине мечты в которой вы поехали компанией путешествовать, и тупик на той дороге с надписью "дороги нет".
И мы все смотрим лишь первую часть рекламы, а вторую узнаем сами.
Когда бываю в других местах, всегда стараюсь пообщаться с местными жителями. И часто слышу что жить трудно, работы нет, забытое место...
И у меня возникает вопрос, а кому чего и сколько надо?
И многие хотят стоять на последнем этаже своего пентхауза и задумчиво смотреть в даль, прокручивая в голове фразу, что не в деньгах счастье.
А счастье всегда внутри нас. Может оно и порой крепко спит, но наверное оно и даёт нам справиться с любым состоянием и любыми обстоятельствами.
Человек приспасабливается к любым условиям. Но как говорят в комментариях, "лучше от сотки и выше"
Жители полуразрушенного посёлка Мама в Иркутской области не могут уехать из него
Нового жилья в посёлке Мама не строили с советских времён. Елена Глушакова не может продать здесь квартиру своей сестры, которая 16 лет назад уехала из посёлка и сейчас живёт в Германии. Сама Елена уже восемь лет как переехала в Иркутск.
Продать квартиру не получается, в том числе потому, что жильё в посёлке, до которого можно добраться только самолётом, стоит очень дёшево. «Двухкомнатная квартира в пятиэтажном кирпичном доме. Подъезд в хорошем состоянии. Но, к сожалению, эта квартира находится в посёлке Мама Иркутской области», — рассказывает Глушакова.
Квартиру можно продать не дороже 50 тысяч рублей. Это меньше, чем долг за квартиру, о которой идёт речь. Сейчас она стоит пустая. Какое-то время в ней жили люди, обещали платить за свет, воду, отопление и ремонты. Но они съехали, так и не расплатившись. В итоге накопился долг больше 120 тысяч рублей. Сумма увеличивается: каждый месяц начисляется квартплата — больше шести тысяч рублей.
Елена не видит выход из ситуации. Жильё даже нельзя расприватизировать и подарить муниципалитету. Сначала надо погасить долги. Елена говорит, что у них с сестрой таких денег нет. В подобную ситуацию попали многие собственники жилья в Маме. Люди уехали, а долги за их жильё копятся.
Из текста «Мама не отпускает».
Заброшенный комплекс // Попались охране // Заброшенный колхоз // Заброшенные Ангары / Залез на крышу
Катались по забытой богом деревне и увидели интересную заброшку, полазили там немного) залезли на крышу!
В этом видео мы к сожалению попались охране(
Приятного просмотра!
Может тебе известны интересные Заброшки пиши в комментарии)
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Я нашёл
Мы сидели друг напротив друга: я и Настя.
Она, спокойная, улыбающаяся, почти неподвижная.
И я, от любопытства и подозрительности почти потерявший над собой контроль.
- То есть, - я проталкиваю сухой ком по сухому горлу, - то есть, ты говоришь, что живёшь теперь здесь?
Настя с готовностью кивнула и улыбнулась: ага.
- Уже год, - отвечает спокойно и уверенно, - ты разве не помнишь? Должен бы знать, - и она снова склоняет голову на бок, широко распахивая при этом глаза.
«Не помнишь», - я не мог оторвать от неё взгляда, - разумеется, я помню. Разве забудешь, как искали её целых полгода с ментами, добровольцами и собаками. Как прочёсывали вдоль и поперёк и эту деревню в полтора дома, и близлежащие населённые пункты, и лес, и реку, и поле.
Облазили каждый овраг, забрались на каждую кочку, голоса себе сорвали, выкрикивая её имя. Чтобы в итоге ни черта не найти.
Чтобы в итоге вот так через год её «на том же месте» встретить.
Я хмурюсь, снова не верю своим глазам, но стараюсь держать себя в руках, не задавая вопросов, ответ на которые услышать не хочу.
В соседней с нами комнате снова что-то упало и покатилось, но я больше не интересовался, что там могло передвигаться и падать. Если Настя покинет поле моего зрения, я непременно сигану в окно.
*
Всё было так, как мы тогда и оставили: вот распотрошённый сундук с вывернутыми наружу простынями, вон ржавая посуда, сваленная в углу. Позади меня на кровати валяется груда старых курток и пальто, карманы которых мы тщательно обшарили, прежде, чем сгрести в одну кучу. В соседней комнате, пари держу, лежит брошенный мною блокнот с набросками плана дома: я помню, что он выпал из кармана, но я не стал его поднимать. Мы особо не заботились о сохранении пыльного порядка в исследованной локации. Мы не думали, что когда-нибудь вернёмся сюда вновь.
Однако я вернулся.
Однако я пришёл.
Не мог забыть, успокоиться и смириться. Промаялся слишком мало, стал почти прикипать, а потому одним погожим весенним днём влез в спецовку и сапоги, взвалил рюкзак на плечи и пошёл.
И вот Настя передо мной: смотрит, не моргая, не шевелясь и не дыша.
Я тоже молча её разглядываю гадая, не этого ли я, собственно, хотел?
Не за этим ли, собственно говоря, вернулся?
Не этого ли в итоге ожидал?
За окном пылало и жарило в небе апрельское солнце, я был безмерно себе благодарен, что додумался прийти сюда днём.
- Ты не думала… - хотел было спросить, но тут что-то хрустнуло из коридора по правую руку и я буквально подпрыгнул на месте.
Настя даже не шелохнулась, проигнорировала источник шума, будто заранее зная, что там может в темноте хрустеть.
«Привыкла за год», - пронеслось в голове и я буквально кожей почувствовал, как побледнел.
- Ты не думала, - повторил, стараясь придать уверенности своему осипшему голосу и тут же осознал нелепость этой попытки: я был уверен, что Настя читает меня, как открытую книгу, и всё же не мог позволить себе расслабиться ни на секунду. Скрип из коридора повторился вновь и уже даже я был уверен, что причина шума — не проседание ветхого дерева и не трещавший по всем швам фундамент.
Что-то упало и покатилось, но я не отводил с моей собеседницы глаз.
Настя сидела прямо передо мной, всё так же беззаботно и приветливо улыбаясь, но я знал, что она ждёт, когда я проиграю в эту игру и сдамся, не выдержав напряжения.
Что-то шевелилось под черепом у самого затылка, что-то, что заставляло кожу покрываться мурашками и наэлектризовывало волосы по всему телу.
Солнце било в мутные стёкла утопающего в сумерках дома и только это помогало мне держать себя в руках. Отчаянно пытаясь успокоиться сам, я и ей хотел передать своё вымученное спокойствие.
Я хотел, чтобы Настя, что бы с ней за этот год ни приключилось, вела себя нормально.
«Ты не пойдёшь домой?» - мне надо было спросить лишь это, но я как-будто заранее знал ответ и боялся его услышать.
- Посидим ещё? - только и смог выдавить я, - ладно?
Настя улыбнулась, Настя мне кивнула.
Конечно, о чём, мол, речь? Я сидела здесь целый год, ожидая, что ты за мной вернёшься. Минутой больше, минутой меньше — теперь ей это не составляло никакого труда.
Я не знал, сколько времени нам ещё предстояло провести вдвоём в этой комнате, но готов был не сходить с места, сколько потребуется: пока солнце висело в небе, всё было хорошо.
*Мне бы радоваться.
Мне бы во все барабаны бить.
Мне бы хватать её за руку и бежать скорее отсюда.
Мне бы плакать от счастья и воздавать всевышнему хвалу за посланное чудо.
Мне бы не трястись сейчас от кипятящего мысли страха, а расспросить сидящую передо мной девушку, живую и здоровую, что с ней приключилось и произошло?
Здравый смысл подсказывал с раздражающей периодичностью, что я не сплю и не брежу. Голос разума в голове нашёптывал, что не бывает ни магии, ни чудес.
Рациональная и хладнокровная часть рассудка настаивала, что нет ничего страшного в том, что Настя сейчас сидит передо мной: да, это странно и нелепо, но бояться здесь нечего и уж, тем более, незачем теряться и паниковать.
Она молчит, но и я молчу: это только шок от первой встречи. Обыкновенная потерянность, естественная, почти ожидаемая дезориентация: подумать только, целых шесть месяцев Настю искали спасатели, целый год я думал, что она мертва! И удивительно ли, что мозг сейчас выкидывает номер за номером, выбрасывая в кровь всё новые порции адреналина, заставляя меня сидеть, не шевелясь, на месте и вместе с тем подготавливая к абсурдному побегу.
Я не должен вести себя, как перепуганный подросток, мне надо самому себе доказать, что я всё ещё в рассудке, что не оглох от шока и не ослеп, что вижу я именно Настю, что именно она сидит сейчас передо мной.
Мне надо дотронуться до неё, убедиться, что она состоит из кожи и костей, что это её волосы сейчас струятся по плечам, что это её глаза так выжидательно и внимательно за мной наблюдают.
Мне надо всего лишь её коснуться, но — богмой! - до чего, оказывается, она бледна! И эти глубокие синяки под глазами! - неужели, я настолько был потрясён встречей, что сидел тут всё это время и не замечал, как сильно она похудела?!
В голове бушевал вихрь мыслей, но ухватиться за что-то кроме «Беги отсюда!» было сложно.
Хотелось спросить: «Но как же ты выжила?», но язык прилип к нёбу и ни слова нельзя было выдавить из пересохшего рта: я заранее знал, что она ответит и как только слова будут произнесены, всё в этом проклятом доме придёт в движение и я стану следующим, кто навсегда останется здесь, запертый в четырёх кирпичных стенах.
Однако дольше молчать было неуютно и подозрительно: едва заметив с улицы её силуэт, замерший в окне, я только на секунду опешил, растерялся лишь на мгновение. Бросившись опрометью в дом, я не успел ровным счётом ни о чём подумать, ничего проанализировать, прикинуть палец к носу и сообразить, что Насти здесь быть не могло, что Настю тут уже искали, что Настю тут не нашли.
Что это либо игра моего зудящего мозга, либо — этого жуткого места, которое мы год назад так дерзко потрошили в поисках мало-мальски ценной рухляди.
Я ничего не понимал и сам себя не помнил, когда, взбежав по ступеням на второй этаж дома, увидел свою подругу, сидящей на скамье и обернувшийся в мою сторону.
- Настя, - пролепетал тогда, - ты… - «ЖИВА?» - так с языка и не сорвалось. Меня будто ледяной водой окатило, стоило снова увидеть её так близко и так рядом, - Настя… Ты?
Она едва заметно кивнула и я понял: что бы теперь ни происходило, я должен быть максимально осторожен и держать себя в руках. Я прошёл в комнату, сел на кровать напротив неё и только тогда осознал весь ужас происходящего.
- Я теперь живу здесь, - сказала Настя Настиным голосом и я окончательно убедился в том, что Насти в этом доме нет.
*
Глаза скашиваются на чёрный провал дверного проёма, на притихшую в глубине коридора тьму, на что-то, поскрипывающее в этой темноте половицами.
Может, можно сказать, что я вернусь?
Что я не ухожу насовсем.
Что сейчас спущусь вниз, а потом тут же поднимусь обратно?
Оставить её в самый последний раз, убежать только затем, чтобы потом вернуть и уже наверняка спасти!
Она же улыбается, так доверчиво смотрит: должна мне поверить, должна отпустить.
Я же буквально ненадолго.
Я же не опоздаю на этот раз!
Надо только спуститься снова на первый этаж, пробраться через горы хлама к сеням, протиснуться в покосившиеся двери и, оказавшись на улице, рвануть отсюда, что есть мочи до ближайшего населённого пункта, чтобы непременно и обязательно вернуться, но уже точно не одному!
Я вымученно улыбнулся своей подруге: план был понятен и прост, так почему же я ни слова не могу из себя выдавить? Почему боюсь отпроситься у неё вниз? Почему не хочу, чтобы она снова хоть что-то говорила? Не станет же она удерживать меня тут насильно?! Не станет же она… бежать за мной?
Настя чуть заметно склонила голову набок: только сейчас я заметил, что за всё прошедшее с момента нашей встречи время она, кажется, ни разу не моргнула.
*
Давно я не чувствовал себя таким виноватым.
Кажется, с того самого дня, когда, уже находясь в несущейся в сторону дома электричке, понял, что кого-то среди нас не хватает.
Тогда мы, конечно, пытались с Настей связаться: названивали ей весь вечер, караулили в сети, даже заехали к ней домой.
Но, когда она и на следующий день не объявилась, мы начали паниковать: мысль о том, что девушка решила самостоятельно добраться до дома, сменилась ужасающей идеей о ранении, переломе или потере сознания. Вооружившись помощью родственников и друзей, мы рванули назад, обыскали каждый угол в этой заброшенной деревне, обшарили каждый разваливающийся дом, но ни Насти, ни её тела так и не нашли.
Полиция, собаки, случайные свидетели нашего похода: никто не смог помочь в поисках.
Полгода, проведённые в полном недоумении, шоке и бесконечных размышлениях о судьбе подруги результатов так же не принесли.
И только спустя год, в юбилей этого таинственного исчезновения, Настя, наконец, нашлась.
Нашлась там же, где и пропала.
И нашлась, к сожалению, именно мной.
И вот теперь мы сидим с ней, друг на друга внимательно смотрим, молчим и терпеливо ждём, пока опустится на эту деревню ночь.
- Послушай, - мне стало дурно при одной только мысли об этом, - нам надо идти… - мой голос звучал неуверенно, но солнце упрямо катилось к горизонту и ждать больше было нельзя, - нам надо вернуться… Домой.
Настя не моргает. Настя улыбается и отвечает спокойно:
- А я дома.
Я замотал головой, призывая её перестать нести этот бред и наконец меня послушать.
- Нет, Настя, твой дом не здесь, - я нахмурился, придал голосу твёрдости, - пошли, - я дёрнул ладонью, едва её не коснувшись, - я тебя отведу.
Она смотрит. Молчит. Впервые за всё время пребывания в этом месте я, кажется, понял, что так настораживало меня в её взгляде: она смотрела не покорно, как поначалу могло показаться. Она смотрела выжидательно.
Она не издевалась надо мной. Не водила за нос. Не искренне тупила, хлопая круглыми глазами.
Она просто спокойно ждала, когда скроется солнце.
Когда можно перестать улыбаться и молчать.
- Пошли! - я старался убедить себя, что она сошла с ума от одиночества, потерялась, испугалась и свихнулась, - Настя… Нам надо идти! - я повысил голос, стараясь отгонять медленно окутывающий меня страх.
Не хотелось признаваться, но признаться пришлось: мне было страшно.
Страшно, чёрт возьми, чертовски!
И боялся я не кого-нибудь, а молчаливую худую девушку, мило целый день мне улыбающуюся.
- Если ты не пойдёшь, - я опустил голову, боясь смотреть ей в глаза, голос предательски сорвался на хрип, - то я пойду один!
Пытаясь убедить себя в том, что я сам не знаю, чего боюсь, я встал. Настя запрокинула голову, не отводя взгляда от моего лица.
- Я пошёл! - я предупреждал её о каждом своём шаге, будто стараясь обмануть эту тощую серую фигуру, натянувшую на себя Настину кожу и так ловко ей прикинувшуюся, - но я вернусь! - я оправдывался, уговаривал, старался, чтобы то, что пялилось сейчас на меня Настиными глазами не поднялось вслед за мной и не попыталось удержать, - жди тут! - и, покрываясь холодным потом, я, наконец, отважился повернуться к ней спиной.
Я дал слабину и обернулся только уже находясь на лестнице, ведущей на первый этаж.
То, что предстало моим глазам после, ещё долгое время будет являться в ночных кошмарах, обрастая подробностями и деталями.
Настя стояла, повернувшись лицом ко мне и спиной к свету. Улыбка на её лице сменилась оскалом, глаза словно ввалились в тощее и бледное лицо, острые скулы чертили сизые полосы на белых щеках.
Она улыбалась во весь рот, следила за моим побегом чёрными дырами на бледном лице и будто радовалась тому, что могла больше не притворяться и не разыгрывать передо мной этот спектакль. То, что прикинулось Настей, медленно расходилось по швам, скидывая с себя ставшей ненужной оболочку. Коротко вскрикнув, я отвернулся от медленно вытягивающейся фигуры и побежал вниз.
Уже на улице, быстро запыхавшись от бега, я обернулся снова и снова посмотрел в окно второго этажа, туда, где несколькими часами ранее заметил девичий силуэт.
Он снова был там: Настя стояла и всё так же меня разглядывала.
Она больше не улыбалась. Больше не клонила голову в бок. Больше не скалилась на меня и не распахивала неестественно-широко рот.
Теперь она смотрела угрюмо, серьёзно и угрожающе.
Она то ли запрещала мне возвращаться, то ли, напротив, предупреждала, что наш разговор не окончен: на этом впалом костлявом лице невозможно было что-то достоверно прочитать.
Солнце ещё не скатилось за кромку раскинувшегося на западе леса, но вокруг уже начинало темнеть и я, до ужаса боявшийся быть застигнутым ночью в этой деревне, снова припустил со всех ног, уже больше не оглядываясь назад и гоня от себя малейшую мысль об оставшейся в том доме девушке.
*По прибытию в город я купил водки, за каких-то неполных полчаса опустошил почти всю бутылку и в итоге сам не заметил, как заснул.
Я отчаянно старался убедить себя в том, что всё произошедшее — всего лишь результат череды случайных совпадений. Я попёрся в ту проклятую деревню в не самом спокойном расположении духа, а потом, встретив сумасшедшую бродяжку в доме, где пропала Настя, сразу принял желаемое за действительное.
Я искал женщину и я её нашёл.
Я искал Настю, а нашёл тощую бездомную, облюбовавшую один из брошенных домов и оставшуюся там жить в Настиной одежде, Настином теле и с Настиным голосом.
Я предпринял отчаянный жест, отправившись в то место спустя год после пропажи подруги, так что нечего было удивляться тому, что я уцепился за единственного человека, встретившего меня там.
Знавшего меня по имени.
И явно меня поджидавшего.
Долгие, долгие дни после возвращения я старался привести в порядок мысли, подвести какой-то итог, но увидев снова во сне ту фигуру и тот дом, окончательно убедился в том, что ничего ещё не закончено.
В первую ночь, грузно топая по скрипучим ступенькам, оно спустилось на первый этаж, во вторую вышло из дома и зашлёпало по грязи и лужам в сторону леса, на день десятый уже проворно пробиралось сквозь густые хвойные заросли, задирая колени почти до самого подбородка и радостно скалясь в растрескавшейся по лицу хищной улыбке.
Я не знал, чего оно от меня хочет, но сотню раз уже проклял тот день, когда решил, что мародёрство в заброшенной деревне — отличный способ провести выходные.
Мы оставили там Настю и теперь то, что напялило на себя её тело, топало по мою душу, хрустя тесными костями при каждом шаге.
Я не мог остановить череду этих снов, как не мог спрятаться или сбежать. От кого мне было спасаться? От снящегося мне чудовища?
Каждое утро всё увиденное казалось нелепой и злой игрой моего больного воображения; помешивая сахар в утреннем кофе, я готов был посмеиваться над самим собой, таким мнительным и трусливым в первые секунды после пробуждения.
Но стоило солнцу сесть за горизонт, я понимал, что до чёртовой матери снова боюсь заснуть.
Еженощно, без устали и отдыха, рассекая воздух плетьми бескостных рук, болтающихся вдоль несуразно вытянувшегося тела, оно приближалось всё ближе и ближе к моего городу, моей улице и моему дому.
В последнем сне эта тощая жердь уже перешагивала телефонные столбы, но я ни секунды не сомневался в том, что, когда однажды ночью я услышу стук в дверь и послушно пойду открывать, на пороге я увижу всё то же внимательно разглядывающее меня лицо улыбающейся Насти.
(На октябрьский конкурс сообщества CreepyStory)