Луна , спрятавшая свой печальный лик под саван из грязных облаков, еле освещала окраину поселения. Заросли дерева Граа( не такого священного как дерево Груу , но все же почитаемого жителями деревни за лечебные свойства коры) скрывали яму от посторонних взглядов и охраняли, беспокойный вот уже три дня , сон деревни от криков пленника.

- Драная ты обезьянья морда, выпусти меня!!!- Мисдади сам уподобился павиану и повис на решетке отделявшей его от свободы. Толстые прутья с лёгкостью выдерживали юношу, ещё не успевшего накопить житейскую мудрость, которая , как известно , у мужчин концентрируется в районе живота. - Выпусти!!!!

Умудренный опытом Пфити погладил внушающий уважение живот и как подобает достойному мужу народа Антеки, преисполненным спокойствия голосом, ответил:

- Будешь кричать, эта яма станет и моим отхожим местом

Мисдади осмотрел свое крохотное узилище и решил не испытывать судьбу. Рой мух вившийся в дальнем углу ямы и так не предвещал ничего хорошего, а уж если этот амбал сам начнет...Пожрать то он был мастак.

Юноша скривился. Уже три , неотличимых друг от друга дня ,он не держал во рту и черствой лепешки... Уже три безликие и непривычно холодные ночи, сын главного охотника племени сидел на одной воде... И все из-за этого проклятого старика.

"Как? Как это могло случиться? Как такая невинная шалость могла прогневать небесного змея Шекседа, скрывшего свой огненный глаз за пепельной оболочкой. "

- Пфити, ты же сообразительный парень, ты же знаешь кто мой отец. Ты шепни ему ,где я и все..А уж за дело я с тобой расплачусь, - Мисдади сдернул с руки один из амулетов. На верёвку сплетенную из пахучей травы Бо были нанизаны пять прозрачных звёзд. Осколки украшения демонов, доставшиеся отцу Мисдади как награда за мужество в бою с мертвокожими чудищами, были самой ценной вещью юноши. Мисдади помнил день когда Паа подозвал его к себе и сказал:

- Когда-нибудь демоны вернутся, и уже ты дашь им отпор. Часть их силы будет с тобой.

Амулет с прозрачными как вода кругляшами-звёздами стал гордостью Мисдади.  Амулет сделал его избранным.

Мисдади помнил, как изменился взгляд Нвани стоило украшению очутиться на его руке.

Холодная и неприступная красавица сама стала виться за ним , слово пард почуявший кровь жертвы. Да что там Нвани- любая девушка племени готова была провести с Мисдади ночь стоило ей увидеть звезды... И теперь он отдает их пузатому оболтусу почти даром...

- Возьми, - Мисдади вытянул руку с амулетом из ямы , призывно махнув кругляшами. Пфити заколебался. На его широком , до этого не сильно обремененом мыслительным процессом лице, отобразились все доступные мужчине эмоции. Алчность боролась с осторожностью, а чувство долга с жаждой наживы. Победил в итоге , подкравшийся откуда-то из глубин сознания, страх....

Пфити посмотрел на затянутое тучами небо:

- Ты проклят, мальчик, и все твои вещи прокляты... Отца ты увидишь совсем скоро. На рассвете.

Каждое мгновение , каждый миг в этой яме Мисдади просил всех известных ему богов простить его , а потом проклинал их. Все три дня он угрожал, упрашивал и пытался уболтать этого поганого стража...Каждый раз закрывая глаза , чтобы моргнуть, он надеялся , что открыв их проснется. Надеялся ,что не будет вонючего старика- жреца. Что не будет колодца. Что не будет его невероятной глупости...

Каждый раз реальность возвращалась впиваясь в душу прутьями решетки и миазмами его собственных испражнений...Ему было не выбраться.

- Встань сын мой, - властный голос отца вытянул Мисдади из дрёмы, граничащей с бредом, - Пора.

- Паа...- Мисдади очень редко видел отца таким. На нем были лучшие наручи из кожи демонов и ожерелье из их костей. Топор из мяса небесного кита сверкал на поясе. Взгляд был был обжигающе холоден.

- Вылезай. Вождь ждёт.

- Паа..

- Молчи. Ты уже слишком много сделал , что бы ещё и говорить.

Мисдади ,как побитая шавка , поплелся за отцом.

Начало светать . Огненный глаз Шекседа все так же был скрыт пепельной оболочкой. Поднимался ещё один серый день.

У хижины вождя собралась почти вся деревня. Здесь были его друзья, перед которыми Мисдади бахвалился ,идя к колодцу жреца.

Была Нвани , не желавшая встречаться взглядом с бывшим возлюбленным. И ,конечно, был здесь сам жрец.

Проклятый старик вырядился в образ небесного змея , чтобы придать своим словам веса. Деревянная Маска Шекседа была скинута, обнажив мерзкую физиономию , расплывшуюся в беззубой улыбке.

Вождь начал:

- Мы собрались здесь, чтобы судить этого нерадивого юношу. Он оскорбил жреца Очудейю...

-Постой , мудрейший, - Жрец бесцеремонно перебил вождя и кряхтя вышел в центр круга обсуждения, - кого судить? Его?

Очудейя вскинул трость из дерева Груу и ткнул Мисдади почти в лицо.

- Так он во всем признался. Он кичился перед своими дружками, что нагадил в мой колодец, - друзья Мисдади стали хихикать, - и невдомёк подлецу, что этим он прогневал небесного змея. А что если его поступок так оскорбил небесного, что он больше не явит нам свой взор? Вот уже три дня небо затянуто тучами. Становится все холодней. Мои старые кости уже ноют по ночам, а что будет дальше?

По толпе прокатился одобрительный гомон.

- Этот стервец решил пошутить и обрек нас на смерть, а мы будем с ним сюсюкаться , потому что его отец важная птица? Мы опять позволим ему  остаться безнаказанным, как тогда, когда он проспал священную Ночь Бдения . Это он должен был следить за возможным появлением демонов , а сам дрых обожравшись забродившей смоквы? И сейчас его нужно простить? А что если Шексед вновь прогревается и нашлет на нас небесных тварей ? Что если рокочущие летающие повозки демонов вернуться, что бы забрать наши души?

Толпа начала закипать.

" Мерзавец" , " Подлец", " Наказать".

Народ негодовал . Кульминация наступила, когда жрец , вновь скривив губы в улыбке ,тихо, почти ласково , бросил всего одно слово:

- Жертва .

Люди как многоголосое эхо подхватили посыл старика и стали кричать.

- Жертва, жертва, жертва...

Мисдади чудилось , что огромные тени поднимаются вокруг него со всех сторон . Тени закрывали от него  грязное небо. Тени крали его жизнь.

Его подняли на руки и понесли к алтарю. Каменный постамент использовался редко и уже пять поколений не пил человеческую кровь.

Черная плита , политая водой, блестела, слово предвкушая кровавую трапезу. Мисдади крутил головой и не мог различить лиц окружающих .Все они напоминали юноше лицо старика.

" Жертва , жертва , жертва".

Жрец, нацепив маску небесного змея , занёс ритуальный нож и Мисдади закрыл глаза...

Совсем юный туземец с Северного Сентенельского острова понятия не имел , кто такой Данко , да даже если бы и знал, вряд ли захотел бы повторить его судьбу. Сердце принесённого в жертву юноши не могло развеять тьму, опустившуюся на планету, после того как тысячи тонн сажи и дыма были подняты в атмосферу колоссальными взрывами.

Никто в народе Антеки не знал, что причиной резкого похолодания по всему земному шару, был вовсе не сын главного охотника ,осквернивший колодец жреца.

Причиной были два престарелых мужчины с разных концов планеты , которых недолюбливали даже в собственных странах.  Они возомнили себя всемогущими и  высадили в некогда райском саду новый вид сорняков: термоядерные бутоны заслонили собой небо и породили самую длинную зиму в истории человечества.

Когда мне позвонила одногруппница и задыхающимся голосом прокричала в трубку: «Ты выбрана жертвой!», я сначала не поняла, про что она говорит.

- Ну как же? Жертва для жертвоприношения! Которая спасет мир!

- Это шутка такая? Вообще не смешно, - ответила я, но почувствовала, как по позвоночнику пробежала холодная волна.

На новостных сайтах я сразу наткнулась на свою фотографию, одну из последних выложенных в ВК. Улыбающееся лицо. Мне еще тогда показалось, что я могла бы улыбаться и не так широко, а то щеки практически закрыли собой уши. И правый глаз заметно шире левого.

От заголовков меня бросило в дрожь: «Найдена идеальная жертва», «Новая спасительница мира», «Она должна умереть ради нас».

Это же шутка? Неужели люди всерьез готовы принести в жертву обычного человека? Меня?

Это сумасшествие началось с нелепого вброса в Интернете. За пару лет до этого люди на полном серьезе доказывали, что Земля плоская, забыв про Архимеда, Коперника и Гагарина, утверждали, что гомосексуальные браки – это норма и что все люди равны. В посте, мгновенно ставшим вирусным и облетевшим весь русскоговорящую сеть, говорилось о том, что мы стоим на пороге глобальной катастрофы, этакого мини-армагеддончика. Приводились яркие примеры падения нравов, ухудшения климатических условий, обнищания людей, словом, Кали-Юга во всей неприглядной красе.

И вроде бы такие посты пачками гуляют из сайта в сайт, но в этом тексте был описан и способ устранить все проблемы разом. Автор предлагал принести жертву. Человеческую жертву.

Приводились исторические данные, начиная с мифов Древней Греции, Библии и заканчивая нелепыми, но правдоподобными описаниями принесения в жертву людей в двадцатом веке. Мол, и перелом во Второй Мировой случился только после массового жертвоприношения на Курской дуге. Доказательства были настолько дики, что казались правдой.

Тысячи репостов, сотни тысяч комментариев, полотна текстов с опровержениями от профессиональных и доморощенных историков. И миллионы согласившихся.

«А вдруг сработает». «Люди сотнями гибнут каждый день». «Всего лишь еще одна смерть». «Еще один труп». «Это же для всеобщего блага». «Хуже точно уже не будет». «Древние греки не были идиотами». «Не могут же все ошибаться».

Были и добровольцы, готовые спасти человечество или хотя бы прославиться. Но спустя неделю дебатов было принято решение, что потенциальные самоубийцы, неизлечимые больные и идиоты не подходят на роль жертвы. Ведь жертва должна быть чистой, от всего сердца, мы же мирозданию преподносим подарок, а не брехливой собаке кидаем объедки.

Еще через неделю был нарисован портрет идеальной жертвы: девушка от 18 до 20 лет, здоровая, красивая, желательно девственная, без абортов и детей, из хорошей семьи, получающая высшее образование, в идеале в сфере искусства. Сначала нижняя планка возраста была на четырнадцати годах, но потом обсуждающие решили, что приносить в жертву несовершеннолетних недопустимо. Со ссылкой на российское законодательство.

По стране участились убийства молодых девушек, их закалывали ножом в темных подворотнях, резали на старых могильных плитах, сжигали на крышах высоток и душили перед церквями. Пойманные преступники с гордостью сообщали ошеломленным полицейским, что они спасали таким образом мир.

А потом автор первоначального поста написал воззвание, в котором потребовал прекратить самовольные жертвоприношения, ведь таким образом они принижают цену той самой жертвы.

«Жертва должна быть выбрана всеми нами и отмечена судьбой. Извращенный мозг недозрелых маньяков не подходит для роли судии. Само жертвоприношение должно быть открытым, прилюдным и доступным к просмотру всеми желающими, а также одобрено властями».

Казалось бы, вот она, ниточка к спасению. Власти никогда бы не одобрили открытое убийство неповинного человека, к тому же транслируемое на всю планету.

Но через месяц один из политиков в интервью осторожно отметил, что мысль о жертвоприношении не лишена смысла, добавив, правда, что люди каждый день приносят в жертву что-то ради семьи, карьеры и родных, например, вот он ради Родины неделями не видит своих детей.

Потом другой политик с целью завоевания голосов также высказался за жертвоприношение. Третий…

Плотину прорвало.

Были открытые передачи с обсуждением этой темы, онлайн-голосования, списки кандидатов в жертвы, интервью со звездами, выбор места и способа принесения в жертву, выбор палача и его анонимность.

Мне казалось, что люди сошли с ума.

А потом, словно бы в шутку, был проведен отбор жертвы. Сначала случайным образом выбрали дату рождения, потом первую букву имени, первую букву фамилии…


До этого момента я относилась к жертвенной истерии равнодушно, мало ли какой бред обсуждают в интернете? Буквально на прошлой неделе я наблюдала масштабные войны между догхантерами и зоозащитниками. Первые требовали массового отстрела всех собак, гуляющих без хозяев, вторые истерично писали, что собачек трогать нельзя и лучше поубивать ненавистников. Но никто же не вышел на улицы и не начал расстреливать ни людей, ни животных.

Это просто безумная идея, очередной холивар. Неужели кто-то в здравом уме реально сможет требовать смерти невинного человека? И ради чего? Ради эфемерного спасения человечества?

Если бы в новостях не красовалась моя физиономия, я бы, скорее всего, подумала, что какой-то девушке не повезло, ведь теперь ее все будут знать в лицо. И забыла бы. Но там мое лицо!

Звонок. Бывший одноклассник с вопросом, правда ли я еще девственница. Еще звонок. Мама со слезами попросила, чтобы я срочно приехала домой, а еще лучше спряталась бы где-нибудь. Звонок — приглашение на интервью. Звонок. Звонок. Звонок. Отключаю телефон.

Через секунду звонок в дверь. Незнакомые голоса. Требования открыть дверь. В окно заглядывает белоснежный квадрокоптер. Я задернула занавески, закрылась в ванной, включила душ и расплакаоась, свернувшись клубочком. Я уже не верила, что все закончится хорошо.

Почему-то вспомнились сжигаемые в Средневековье ведьмы. Я ясно представила ужас девчонки, которую хватают ее же соседи, с детства знакомый дядя, угощавший леденцами, старушка, всегда долго благодарящая за помощь в огороде, верные подруги смотрят со злостью и страхом. Как она бьется в чужих руках, пытаясь понять, за что ее все ненавидят. Как она смотрит расширенными от ужаса глазами на столб, обложенный хворостом. И сладкий запах масла ударяет в ноздри. До последнего она верит, что сейчас прискачет благородный рыцарь и спасет ее, или крылатый серафим спустится с небес, или бог сам поразит молнией палачей. Но огонь уже обжигает ее ноги, от дыма раздирает горло, и нет уже сил кричать. Но ведь так не бывает! Она не может умереть прямо сейчас, еще ничего не сделав в своей жизни, не познав радость материнства. Не умирают пятнадцатилетние девчонки на костре. Так быть не должно.

Холодная вода обжигала кожу. Я слышала отдаленный стук в дверь, прерывистые звонки. Слезы кончились, только редкие судорожные всхлипывания протряхивали меня.

Но я ведь еще могла всё изменить. Меня будут показывать по телевидению, я смогу донести до людей мысль, что это нелепо. Это настолько нелепо, что и доказывать ничего не нужно. Как я, да вообще кто угодно, может быть принесен в жертву? Сейчас, в двадцать первом веке? И не в какой-нибудь Зимбабве, а у нас, в России! Есть же адекватные люди, есть мировое сообщество, ООН, защита прав человека, да конституция, в конце концов.

Собравшись с духом, я умылп лицо, переоделась, высушила волосы феном под непрекращающийся стук в дверь. Посмотрела в глазок: на лестничной площадке куча людей. Люди с микрофонами уже вовсю разговаривали с соседями. Заметила пару мужчин в форме, неужели в полиции догадались, что со мной может что-то случится, и выслали охрану?

Стиснула кулаки и открывала дверь. Камеры сразу нацелились мне в лицо, полетели микрофоны с разноцветными надписями, посыпались вопросы, люди в форме протиснулись вперед, показывали темно-красные корочки и жестом предложили вернуться в квартиру.

- Никонова Катерина? Нас послали для вашей защиты. Если вы согласитесь, то мы можем предоставить вам новое место проживания, пока не спадет истерия.

- Я согласна, - с трудом вытолкнула я из пересохшего горла. - Но я хочу участвовать в интервью.

Глаза одного из мужчин сощурились, он явно подумал, что я пытаюсь воспользоваться возможностью и увеличить свою известность. Поэтому я торопливо продолжила:

- Хочу убедить людей, что все это глупо. Какое жертвоприношение в двадцать первом веке? К тому же, я не смогу прятаться вечность.

- Я узнаю у руководства.

Следующий месяц стал для меня настоящей пыткой. Все-таки я не сильна в диспутах и теряюсь от быстрого, нелогичного, аморального обстрела вопросами. На первом же видеоинтервью меня в лоб спросили о моей девственности, сексуальной ориентации, вытаскивали на свет какие-то старые истории из детства, которые интерпретировали так, что было непонятно, чудовище ли я или святая.

На втором больше напирали на патриотизм, вспоминали и Павлика Морозова, и солдат на амбразурах, и Зою Космодемьянскую, даже Жанну д'Арк приплели. В конце я уже не была так уверена в том, что не должна умирать.

На третью передачу эти сволочи притащили мою маму и с упоением снимали, как она задыхается от рыданий и сдавливаемых фраз о том, какая я хорошая девочка.

И за этих людей, за эту зомбированную толпу я должна умереть? Да я была готова их самих поубивать.

За суматохой, переживаниями и съемками все, в том числе и я, словно забыли самое главное — что будет жертвоприношение.

А потом вышел третий пост. С датой и временем смерти. Моей смерти. Ровно через неделю меня должны были принести в жертву на Красной площади, в двенадцать часов дня. Перерезать горло, а потом проткнуть сердце ножом. Как овцу.

После этого я забилась в предоставленную квартиру и больше не ходила на съемки. И каждую ночь я просыпалась от собственного крика. Я чувствовала прикосновение ножа к шее.

В назначенный день охранники, пряча взгляд, усадили меня в машину и повезли. Я сидела на заднем сидении и молча плакала. Меня знобило несмотря на работающий обогрев.

Это же бред? Такой вселенский бред, что и доказывать ничего не нужно! Как меня могут убить? Принести в жертву? За что? Что я сделала? Почему я? Почему не другие? В стране же миллионы девчонок моего возраста. Почему именно я?

Это, наверное, огромный розыгрыш. Мне потом будет стыдно, что я повелась на такую дикую аферу. В самый последний момент выскочит Пельш и крикнет: «Розыгрыш!». А я упаду в обморок. Или лучше кинусь на него с кулаками и буду хохотать и плакать одновременно. А как сейчас чувствует себя моя мама? Ей сказали, что все это неправда? А если у нее будет инфаркт?

Сверху доносился рокот вертолета.

Да сам президент может выйти и запретить эту дикость! Это же совсем рядом с Кремлем. Не может же Россия так пасть перед США и Европой? Человеческие жертвоприношения! Как-будто мы дикари.

Вся площадь была заполнена людьми. Сотни, тысячи людей заполняли улицы, только силами войск был оставлен узкий проем для машины. Отдельное место для съемочных команд. В центре — деревянный помост, а на нем столб. И никакого Пельша.

Меня вывели из машины. Тишина. Тысячи лиц. И тишина. Я смотрела в лица и не видела ничего. Они ждали. Они все ждали.

Столб. Меня прислоняют к нему спиной и заматывают руки сзади столба веревкой. И только тут я понимаю, что меня сейчас будут убивать. На глазах миллионов. На глазах детей. На глазах моей мамы. Моих друзей. Моих родных.

Я начинаю кричать. Что они все сволочи. Что люди должны умереть. Что они идиоты, и после моей смерти станет только хуже. Что я их проклинаю. Всех. Всех.

На помост выходит человек в черном, на лице черная маска. В руке нож.

По ногам потекла теплая струя.

Я не хочу умирать. Только не так. Не здесь. Не сейчас. Не на виду у всех.

Я не хочу...

Часть 1 - https://pikabu.ru/story/obretenie_udachi_6375891

Чем ближе я подходила к своей родной деревне, тем больше ускоряла шаг. Еще немного, и откроется вид на рисовые поля, чуть поблескивающие на солнце, слева будет рощица, где мы с подружками собирали цветы и плели венки.

А со следующего пригорка уже будет видна голова дракона на крыше храма. Ее всегда красили в ярко-красный цвет, и она казалась огненным лучом на фоне зелени.

Подумать только, прошло уже десять лет, я словно возвращалась не в деревню, а прямиком в детство. Вспоминались только светлые моменты: как мама в первый раз уложила мне волосы во взрослую прическу, и голова казалась такой тяжелой и неповоротливой, как братец Чу вырезал из бамбука дудочки, мы целый день дули в них и разозлили бабушку, как папа привез с ярмарки леденцы в виде рыбок, одна из них приклеилась к волосам Мэй, и пришлось выстричь большой пучок, но она не расплакалась, а побежала хвастаться своим подружкам.

Я долго не могла простить свою семью за предательство, как я тогда считала. Отдать меня, Юэ Сюэ, на заклание духу удачи ради блага рода? Долгие годы я просыпалась в слезах, видя один и тот же кошмар: как мама подходит к коробке и с жуткой ухмылкой вытаскивает табличку с моим именем. Иногда она вытаскивала оттуда мою голову. Иногда это был мой отец или братец Чу. И вся семья собирается в круг и смеется надо мной, повторяя: «Мы о тебе всегда будем помнить». А жрец храма подходит ко мне и заносит огромный каменный нож…

После того, как я познакомилась с семьей будущего мужа, их лица также вплелись в кошмары. И каждую ночь я ждала, кто же в этот раз вытащит мое имя. Ужаснее всего оказалась злобная ухмылка на лице жениха.

Но после свадьбы все кошмары прекратились, и я смогла спать спокойно. Видимо, правду говорят, что женщина не только входит в семью мужа, но и принимает его судьбу. А с рождением моего первенца, малыша Фен, я смогла полностью простить родных, потому что поняла, что ради счастья моего пухлощекого мальчика я бы принесла в жертву и любимого мужа, и саму себя.

Муж не сразу согласился отпустить меня в деревню. Он хмурился и говорил, а что если эти сумасшедшие фанатики принесут в жертву сейчас, даже спустя десять лет? Я же смеялась и объясняла, что меня уже нет смысла убивать, ведь я принадлежу его семье.

Когда-то именно он приютил ту жалкую плачущую оборванку, когда та сумела сбежать из храма, пробраться через джунгли и дойти до города, питаясь насекомыми и молодыми побегами бамбука, именно он сказал, что все эти жертвоприношения, верования в родовую удачу – дикие несуразные суеверия. Что все это ложь, которой пугают простой люд жрецы, дабы крестьяне несли в храм дары и монеты. И я поверила ему.

Я хотела рассказать своим родным, что не нужно приносить в жертву детей, что теперь они могут жить свободно и счастливо без страха быть выбранными на празднике Обретения удачи.

Вот та самая площадь. Я смотрела на место, где стоял деревянный помост, и не чувствовала ни страха, ни гнева. Храм казался таким крошечным после огромных золотых храмов в городе. Я смотрела на выгоревшую красную краску и вспоминала, как трясло от ужаса, когда после выбора на празднике меня отвели внутрь. Все избранные стояли, понурившись, и полностью приняли свою судьбу. Какой-то старичок улыбался и повторял, что хоть так он сможет помочь семье, а то в последнее время стал подслеповат и постоянно что-то ломал в доме. Женщина в углу молилась и била поклоны перед деревянным столбом в центре храма, а трехлетняя малышка Чжу плакала и звала маму. От ее плача мне становилось жутко. А слышат ли плач Чжу ее мама и папа? Насколько важна им удача такой ценой? Я не выдержала и крикнула: «Давайте сбежим! Наши семьи уже отказались от нас. Зачем нам умирать ради них?» Но никто не откликнулся. Все опустили глаза и сделали вид, что не слышат меня. А я так не хотела умирать…

Никто в деревне не узнавал меня. Да и мудрено было бы узнать замарашку Сюэ во взрослой женщине в богатой городской одежде. Я приветливо кланялась прохожим, но не вступала в разговоры, торопясь к своему дому.

Вот и знакомые ворота. Перед домом на скамеечке сидела старая женщина. Ее седые волосы были уложены в аккуратную высокую прическу и закреплены гребнем с красными камешками. Нежно-зеленый жуцюнь с бабочками сразу напомнил о маме. Это был тот самый, некогда обещанный мне наряд. В городе у меня были одежды гораздо красивее и богаче, но я часто вспоминала мамин праздничный жуцюнь. Почему его отдали какой-то старухе?

- Простите, здесь живет семья Юэ? – вежливо окликнула я эту женщину.

Она подняла на меня выцветшие глаза и безучастно ответила:

- Вся семья Юэ перед вами.

От ее голоса у меня задрожали колени. Это был мамин голос. Знакомый до последней нотки, такой родной.

- Мама? – я вгляделась в ее лицо. Казалось, совсем недавно она была цветущей красивой женщиной. Я до сих пор помнила ее преображение в сказочную фею на последнем празднике. Как за десять лет она смогла так измениться? Морщины исказили ясные черты лица, превращая их в чудовищную гротескную маску, а глаза потеряли цвет и блеск.

Женщина внимательно посмотрела на меня, ее лицо вдруг побледнело. Она сжалась в комочек, заслонилась руками и запричитала:

- Не убивай меня, призрак. Пожалей старуху! Я отнесу в храм еще риса и орехов… Я не знаю, где твоя могила, прости, что не могу отмолить твою смерть на земле, где упокоились твои кости…

Ее слова становились все невнятнее и превратились в бесконечный вой-плач. Она упала на колени, пачкая драгоценный жуцюнь, и начала отбивать поклоны прямо на земле. Из соседнего двора послышался детский голос:

- Мама, бабушке Юэ снова стало плохо!

Оттуда выбежала женщина, подхватила маму под руки и потащила к себе в дом, крикнув мне лишь:

- Простите, она немного не в себе. Лучше приходите завтра!

Я еще немного постояла перед воротами дома, не понимая, что же случилось с мамой и где же все остальные: папа, бабушки, братец Чу, сестренка Мэй, остальные братья и сестры? Неужели все уже переженились и стали жить отдельно? А Мэй сейчас всего-то должно быть пятнадцать лет.

Сзади подошел пожилой мужчина и негромко кашлянул:

- У молодой госпожи какое-то дело к семье Юэ?

Я обернулась и узнала старосту деревни. Он совсем не изменился, та же блестящая лысина, длинные седые усы и прищуренные глаза.

- Господин Сяо! Вы меня не узнаете? Это же я, Сюэ из семьи Юэ.

- Сюэ? - он отшатнулся и побледнел. – Ты жива? Зачем ты вернулась?

- Я хотела навестить семью, рассказать, что хорошо вышла замуж. У меня двое чудесных детей, сынок Фен и дочка Лан. Я привезла подарки, - я сняла мешок со спины и принялась неловко развязывать. Пальцы почему-то совсем не слушались. – Маме – нефритовый гребень, папе – новую трубку, малышке Мэй, хотя она уже не малышка теперь, черепаховую расческу для волос. Они ведь у нее уже отросли, правда? – я говорила, а слезы так и катились по лицу.

Староста вынул мешок из моих рук, поклонился и пригласил к себе в дом попить чай. Я шла за ним и плакала, сама не зная, почему.

Он усадил меня на лавку, положил мешок с подарками на стол и принялся хлопотать над чаем. Я приподнялась, чтобы помочь ему, но он отказался и долго провозился с посудой.

Наконец Сяо Яо сел напротив, вдохнул чайный аромат и заговорил:

- Знаешь, Сюэ, твоя семья долго не могла поверить в то, что ты сбежала. Они искали тебя весь день и всю ночь, потом твой отец предложил себя в качестве дарующего удачу, но жрец отказался. Сказал, что раз семья Юэ воспитала такую неблагодарную дочь, то пусть примут всю тяжесть наказания.

Я слушала, сжимала в руках горячую чашку чая, не отрывая от его лица взгляд.

- Слышала ли ты когда-нибудь легенду об основателе нашей деревне? Это был могущественный человек из далекого края. Там случилось несчастье, и он вынужден был сбежать вместе со своей семьей. Потихоньку они построили первые дома, начали обрабатывать поля, его дети привели жен. И этот человек, уже потерявший столько родных во время бедствия, больше не желал видеть, как страдают его родные и близкие. Он провел таинственный обряд и привлек могучего хранителя для деревни. Тот пообещал даровать каждой семье в деревне небывалую удачу, но потребовал плату – одного человека из семьи раз в двадцать лет.

Эта жертва нужна была не самому хранителю. Великий дух не пожирает жизни людей или их души, - мужчина покачал головой и отпил первый глоток. – Он собирает несчастья, которые должны были случиться в семье: болезни, неурожаи, случайные смерти, неудачные роды, - и складывает их в особый сундук. За двадцать лет сундук переполняется, и если его не опустошить, то он раскроется и выбросит все накопленное зло обратно на род, наполнивший его. Для этого и нужна родовая жертва – она принимает все несчастья своей семьи. Потом жрец выпускает ее в лес, и там она быстро погибает под тяжестью рока, а сундук может снова сохранять семейную удачу. Понимаешь, Сюэ?

Когда ты сбежала и отказалась от своей семьи, то несчастия последних двадцати лет упали разом на всех членов Юэ. Твой отец погиб во время охоты – на него упало дерево, малышку Мэй укусила змея, бабушка подавилась едой, а Юэ Чу…

- Нет, не хочу… Не хочу больше это слышать! – я закрыла ладонями уши. Не может быть! Мой муж говорил, что это все глупые суеверия, просто страшилки для крестьян. Это… это совпадение. Случайность. Моя семья не могла исчезнуть из-за меня. Все двадцать семь человек.

- А что случилось с семьей Ао? На них тоже обрушились несчастья? – вспомнила я про свою старую подружку. – Они ведь отказались приносить жертву!

Староста грустно покачал головой:

- Отказавшись от жертвы, они отказались от защиты духа-хранителя. Их сундук остался закрытым, но больше туда никогда не попадет ни одно их несчастье. Им было трудно, но они смогли пережить тяжелые времена, Ао Минь вышла замуж за человека из другой деревни и перевезла туда свою семью.

- А что случилось с мамой? – тихо спросила я.

- Твоя мать не выдержала обрушившихся на нее смертей. Ей кажется, что она живет в последнем счастливом дне – том самом дне, поэтому каждое утро она наряжается, делает прическу, красит лицо, сидит на скамеечке и ждет, когда же выйдет ее семья.