Предыдущие части:
1. Игра Богов
2. Дочь Велеса. Игра богов. Прорицание

Не успели наши ладони соприкоснуться, как земля подо мной испуганно всколыхнулась, задрожала, словно бы её безмятежное спокойствие грубо нарушила грузная поступь невидимого великана. Густую вязкую тишину тревожным набатом разорвало невыносимо тоскливое лязганье. Так могли бы гудеть тяжёлые звенья исполинской цепи, с неотвратимой обреченностью ударяющиеся друг о друга.
Тёплый, полный сочувствия и заботы, взгляд Фрейи помрачнел. Прекрасное лицо всемилостивой богини исказила невозможная гримаса брезгливого презрения и озлобленного недовольства. Внезапно отдернув руку, она выпрямилась и напряжённо застыла, вмиг сделавшись похожей на бездушное каменное изваяние, по странной прихоти творца облачённое в белоснежные меховые одежды. Лишь её глаза, беспокойно вглядывающиеся в удушающую пелену вновь сгустившегося тумана, оставались живыми всполохами на не-подвижной маске тревоги, в которую превратился нечеловечески прекрасный лик Фрейи.
Исполинские коты, запряжённые в колесницу богини, почувствовав беспокойство хозяйки, нервно поджали уши и, угрожающе оскалив чудовищные клыки, истерично замолотили распушенными хвостами.
С трудом мне удалось подняться с ходящей ходуном земли. Покрывавшая её вода испуганно отпрянула куда-то в сторону, обнажив безжизненную каменистую почву, вспучившуюся у моих ног исполинским горбом. Но уже в следующее мгновение очертания поднявшегося хребта исказились, вытянувшись в бесконечную даль, и, наконец, успокоились, преобразившись в гигантский каменный мост, ведущий куда-то в изменчивое чрево белёсого варева. Колоссальное творение неведомых зодчих содрогнулось всей своей невозможно чудовищной массой. Раз, другой. Словно бы от тяжёлой поступи невероятного исполина. Огромные цепи, служившие перилами, беспокойно закачались из стороны в сторону, залязгали и заскрежетали, порождая своими движениями тот самый низкий тоскливый гул, встревоживший Фрейю.
Из клубящегося тумана, разорвав его призрачную тушу, грузно выступила исполинская великанша. Не единожды доводилось мне слышать из уст странствующих по Мидгарду скальдов древние сказания о путешествии светлого Бальдра во мрак Хельхейма и его встрече с Модгуд. Что ж, песенники ничуть не приукрашали реальность, слагая хитроумные строки о неодолимом страже Гьялларбру. Модгуд оказалась настолько огромна и сильна, что, чудилось, будто бы на её могучих плечах безмятежно и легко покоится чудвищный груз самого неба, скрытого в непроницаемой для взгляда дымке. Пожалуй, лишь необычайная уродливость великанши могла наравне потя-гаться с её исполинской мощью.
Заметив меня, Модгуд остановилась и шумно выдохнула, в одно мгновение, опалив огнём ледяной стужи. Настолько пронизывающей и холодной, что я наверняка закричал бы от боли, если бы только смог. Тело в одно мгновение окаменело, превратившись в неподвижную глыбу стылого льда, а мучительный крик, так и не родившись, застыл заиндевевшим кристаллом где-то глубоко в глотке, бесконечно терзая острыми гранями всепроникающей боли.
Легко разделавшись со мной, Модгуд с укоризной и недовольством воззрилась на Фрейю.
— Зачем ты здесь, дочь Ньёрда, — басовито прогудела она. — Неужели я задремала, а за время моих странствий по извилистым дорогам сна, Хельхейм стал частью твоих владений? Не думаю, что Хель обрадует твоё появление здесь…
— Что мне радость или гнев твоей хозяйки? — отмахнулась Фрейя и тронула поводья.
Повинуясь приказу, кошки мягко опустили ведомую ими колесницу на землю. С недоступными никому из мира живущих достоинством и величием Фрейя, не спеша, приблизилась ко мне и бережно, словно опасаясь навредить неосторожным движением, положила ладонь на мою грудь. Сокрушающий вал мягкого тепла легко пронзил окоченевшую плоть и, в один миг, добравшись до замершего навсегда сердца, заставил его радостно затрепетать, а затем, скинув цепкие оковы льда, разогнать по всему телу волны опаляющего, но не причиняющего вреда жара.
— Что ты с ним намереваешься сделать, Модгуд? — спросила Фрейя, встретившись взглядом с великаншей. — Не видишь, он не вполне мёртв.
— Впрочем, живым его тоже не назвать, — тут же ответила та, не отводя глаз в сторону. — Его участь — отправиться на корм Гарму. Так решила Хель. Нет ему места среди мёртвых, и уж тем более среди живых.
— Думаешь, это решит проблему?
— Так повелела Хель!
— Что ж, вынуждена признать, твоя двуликая хозяйка та еще затейница и выдумщица, — с вызовом усмехнулась Фрейя. — А ты, конечно, как и подобает верному слуге, намереваешься в точности выполнить её высочайшее повеление.
— Она мне не хозяйка! И я не её слуга! — тут же взревела Модгуд, то ли оскорбленная надменным тоном собеседницы, то ли уязвлённая самой сутью прозвучавших слов, больно задевших её самолюбие. Впрочем, ей достаточно быстро удалось совладать с вырвавшимся из-под контроля гневом. Вернув самообладание, она, раздув ноздри, шумно выдохнула и, даже не стараясь скрыть ехидства в голосе, бросила. — Уж тебе ли не знать благостная Фрейя, что служу я только установленному миропорядку. И никому более.
— Все мы, могучая Модгуд, служим миропорядку, так или иначе, — притворно миролюбиво заметила дочь Ньёрда и небрежно похлопала меня по заиндевевшим плечам. Раздался хрустальный перезвон, и ледяной монолит, надёжно удерживающий меня в плену, осыпался дождём из тысяч мелких искрящихся осколков, а я рухнул на колени не в силах удержать равно-весие.
— Что тебе надо? — спросила Модгуд, угрожающе нависая над Фрей-ей.
— Сущий пустяк, — беззаботно отозвалась богиня, помогая мне подняться на ноги, словно была обычной смертной женщиной, а не величественной дочерью Ванов, единолично повелевающей Фольквангом, — Всего лишь этот человек. При жизни он был достойным воином, а поэтому, полагаю, его душа по праву моя. Или же ты, могучая Модгуд, дерзнёшь пойти против установленного самим многомудрым Иггом порядка и попытаешься противиться моей воле? Но достанет ли у тебя сил?
Казалось, великанша на мгновение смутилась, и отступила на шаг, но её тошнотворный лик вдруг озарила тень догадки и она, довольно скривившись в мерзком подобии улыбки, торжествующе произнесла:
— Ты сама сказала, этот муж не вполне мёртв, так какое же посмертие ты ему уготовила? В одном ты права, не мне, скромному стражу, перечить самой предводительнице воинственных валькирий. Пусть же всеотец, вкусивший знаний из источника Мимира, разрешит наш спор…
— Прости, — равнодушно пожала плечами Фрейя, — но этому не бы-вать. Никогда.
Она властно взмахнула рукой. С кончиков изящных пальцев сорвались искрящиеся нестерпимой белизной всполохи, подобно ядовитым змеям ринувшиеся к испуганно отпрянувшей великанше. Та попыталась защититься от несущейся навстречу угрозы, обездвижив её ледяным дыханием, но, отвлечённая чародейством, так и не заметила, что истинная опасность подкралась к ней с другой стороны.
Гигантские кошки Фрейи в одно мгновение сбросили упряжь и, хищно скалясь, ринулись к Модгуд. Ощетинившись смертоносными клыками и ког-тями, они молниеносным прыжком преодолели расстояние, отделяющее их от противника, и набросились на застигнутую врасплох великаншу подобно всесокрушающему шторму, терзающему утлое судёнышко посреди бескрайнего моря. Легко запрыгнув ей на плечи, разъяренные хищники остервенело впились в беззащитную перед их сокрушительным натиском плоть, шутя вспарывая когтями грубую закаменевшую кожу и без тени жалости вырывая зубами куски окровавленного мяса. Обезумевшая от обрушившейся лавины боли Модгуд яростно взревела, задёргалась, пытаясь скинуть терзающих ее тело неприятелей, и не устояв на ногах, начала заваливаться назад.
Безучастно наблюдавшая за происходящим Фрейя, медленно, с натугой развела руки широко по сторонам, будто бы этим жестом разрывала саму ткань реальности, и часть моста за спиной падающей великанши, дрогнув, вдруг осыпалась грудой бесформенных валунов, немедленно устремившуюся в развёрзшуюся под ними бездну. А следом за ними, в образовавшийся про-вал оглушающе рыча и беспомощно размахивая руками, рухнула и Модгуд, увлекая за собой рвущих её плоть противников.
Когда стих оглушающий рев сгинувшей в пропасти великанши, Фрейя, устало, поведя плечами, опустила руки. Чудовищная рана на теле земли не-торопливо затянулась, а нелепые остатки искорёженного моста, вспыхнув на мгновение нестерпимым огнём, беззвучно осыпались облаком серого пепла, которое почти мгновенно развеяло дыхание налетевшего неведомо откуда злого ветра.
— Ты… Ты её убила! Убила Модгуд! — не поверив своим глазам, только и смог выдавить я полупридушенным шепотом.
— Убила? — с нескрываемым сожалением произнесла Фрейя. — Нет, не убила. Она вернётся. И, боюсь, весьма скоро. Не одна. А вот кошек жаль. Впрочем, не время предаваться печали.
Она ободряюще улыбнулась мне. Но что-то в этой миловидной улыбке показалось мне странным и абсурдным. Словно бы Фрейя хотела скрыть за ней нечто донельзя омерзительное, подлое и мелкое, никак не подобающее светлой властительнице Фолькванга, равно повелевающей двумя неимоверно могущественными силами, едва ли не определяющими сущности и стремления всех без исключения живущих под солнцем — опаляющего жара любви, дарующего жизнь, и иссушающего вожделения войны, несущего неминуемую смерть. Но в тот момент я рассудил иначе, опрометчиво списав всё произошедшее со мной на игру воспаленного воображения. Вот именно поэтому, набравшись дерзкой наглости, я и спросил, впрочем, не забыв почтительно склонить голову:
— Скажи же мне, прекраснейшая дочь Ньёрда, зачем ты явилась за мной в тот скорбный час, когда мне надлежит пройти по Гьяларбру и принять свою участь, какой бы она ни была?
— Ну, до чего же высокопарный слог! — совсем не к месту рассмеялась Фрейя, будто бы издеваясь над моими словами. — Нет, места в своей обители я тебе не обещаю. Пока, во всяком случае. Но кое-что могу предложить. — Должно быть, заметив смятение, отразившееся на моем лице, она всё-таки решила пояснить. — Грядет Рагнарёк, час последней битвы, в горниле кото-рой мир будет уничтожен. Нет, я знаю, что это должно было когда-нибудь произойти и этого не избежать… Но, похоже, стараниями коварно сгово-рившихся Хведрунга и Хель миг окончательного краха всего сущего оказал-ся куда ближе, чем все думали…
Фрейя осеклась вдруг и с печальной задумчивостью посмотрела на меня. А я, не особо вникая в суть произнесенного ей, только и мог, что без кон-ца удивляться, отчего это в говорящей со мной небожительнице нет ни толики величия, благородства и мудрости. Именно эти её качества во все времена без устали воспевались многочисленными сказителями в вычурных песнях и хитросплетённых легендах, передающихся из поколения в поколения, от отца к сыну. Нет, бесспорно, она была нечеловечески красива, и да, в этом сказания не лгали, никто из когда либо живших и живущих ныне не смог бы потягаться с ней в ослепительном великолепии, изяществе и грации. И всё же, я никак не мог отделаться от крамольной мысли о том, что передо мной не од-на из богов, повелевающая мирозданием, а самая что ни на есть обычная женщина, в руках которой волей какого-то нелепого случая оказались невероятные власть и могущество. Быть может это просто смерть уравнивает всех умерших перед ликом богов, какими бы могущественными те ни были? И на всё начинаешь смотреть по-иному?
— Они, где тайно, а где и напрямую, не таясь, вмешиваются в судьбы смертных, — горестно продолжила Фрейя, однако в её словах я слышал лишь плохо скрываемый гнев и надменное презрение. — Подкупают лживыми посулами, обещаниями сиюминутного богатства и лёгкой славы, властью, всем тем мелочным и пустым, чем так дорожите вы, люди, заставляя вас сле-по отринуть заветы богов и славных предков и без конца умножать боль и страдания. Мир тонет в ваших грехах, и недалёк тот день, когда он в конце концов захлебнётся. Путы, не одну вечность удерживавшие Фенрира слабеют, еще немного и Ёрмунганд поднимется из бездонных морских глубин. Лёд вдоль бортов Нагльфара трещит так, что отголоски этого треска сквозь миры долетают до самого Асгарда.
— Один в мудрости своей не допустит Рагнарёк раньше установленного срока, — осмелился возразить я.
— Один? Один — старый дурак, погрязший в бесконечных пьянстве и распутстве! — взъярилась Фрейя. — Сколько я ему ни говорила, а он всё об одном и том же — пусть будет так, как предначертано и случится тогда, когда должно. Он отказывается принять очевидное! Знаешь ли ты, что чертоги Хельхейма полны воров, подлых убийц, насильников и распутников, в то время как в Асгард попадают лишь единицы.
— Но ведь так и было заведено испокон веков.
— Тогда скажи мне, разве можно надеется на равную битву в послед-ний час? — совсем некрасиво скривила лицо Фрейя. — Будь на то моя воля, то все без исключения нечестивцы отправлялись бы на прокорм Гарму, что-бы хоть как-то уравнять шансы. — Неожиданно она успокоилась и, уняв яростную дрожь в голосе, холодно произнесла. — Впрочем, сейчас не время для пустых разговоров. Раз Хведрунг решил, что вправе ускорить приход неизбежного, тогда и я считаю, что могу вмешаться и попытаться склонить чашу весов в нужную мне сторону. Знаешь, мне ведь совсем не хочется гибели этого мира, слишком много сил, стараний и любви я вложила в него, и ес-ли в моей власти отсрочить скорбный час, то так тому и быть. И ты, друг мой, в этом можешь помочь, ведь, мнится мне, что и ты вовсе не жаждешь всеобщей погибели.
— Но как? — искренне удивился я, даже не догадываясь об уготованной мне роли в хитроумных планах богини.
— Ты, как и многие до тебя, — терпеливо начала объяснять Фрейя, — легко подался на красочные, но насквозь лживые, посулы Локи, ради мести ли или еще чего, не столь уж и важно, важно то, что именно тебе была уготована особая честь. Ты должен был повести Нагльфар. Не обольщайся, дело не в какой-то твоей исключительности, просто так совпало, жребий пал на тебя. Так было предначертано. Но ты смог отринуть проклятие Хведрунга, са-мовольно оборвав нить своей судьбы.
— В этом нет моей заслуги, — тихо пробормотал я, стыдливо склонив голову и пряча глаза.
— Уж мне ли не знать! — ехидно прервала меня Фрейя, но я не придал значения её словам. — Теперь воинство Нагльфара осталось без предводителя. Жаль, только на время. Не сомневайся, легко найдутся другие. Но это да-ет шанс, исправить все сотворенное Локи и Хель. Так или иначе, но ты получил самый ценный дар из всех возможных, навсегда освободившись от цепей предназначения. Никто, даже боги, не является полноправным властителем своей собственной судьбы. Над всем сущим неотвратимой угрозой завис меч предопределения. Но не над тобой. И в этом твоя сила.
— И как это поможет предотвратить Рагнарёк, если я даже не могу выбрать себе посмертие? — осмелился возразить я, отчего-то не поверив ни единому услышанному слову.
— Предотвратить, пожалуй, никак, — легко согласилась Фрейя. — А вот отсрочить и вернуть всё на круги своя ты способен. Как ты уже мог догадаться, в мире есть силы куда могущественнее богов. Предназначение, например. Всех сходу и не перечислишь. Но меня и тебя, в первую очередь, интересует Равновесие, вернее его воплощение в этом мире. И, пожалуй, только ему достанет сил, сместить чашу весов в обратную сторону.
— Что же ты, могущественная дочь Ньёрда, сама его об этом его не по-просишь?
— Потому что оно даже не сочтет нужным снизойти до ответа, — недостойно светлой богини зло и остервенело сплюнула Фрейя. — Я скована уза-ми судьбы, а значит, заинтересована в решении. Но вот ты, ты — другое де-ло. Оно обязательно выслушает того, кто смог избежать предписанной свыше участи. Хотя бы из простого любопытства. И вот тогда тебе нужно будет найти верные слова, чтобы убедить.
Ей не было нужды спрашивать моего согласия, она и так прекрасно знала, что я не осмелюсь перечить. Услышанного было вполне достаточно, чтобы понять одну простую истину. Фрейе, на поверку оказавшейся не такой уж и милосердной, ничего не стоило бы самолично отдать меня на растерза-ние тому же Гарму или выдумать наказание пострашнее. Незавидная доля быть низвергнутым в вечность небытия всё еще страшила меня.
«Смирись и прими свою судьбу», — кажется, так говорила старуха Урд. Сейчас же эти слова, раскалённой иглой пронзившие мой разум, звуча-ли как неприкрытая и жестокая насмешка.