Песни детства (рассказ)
(Вымышленная история)
В нашем дворе всегда прекрасно было слышно то, что происходит за открытыми форточками. Стоило скандальной парочке со второго разораться, как ребятня учила новую брань. Стоило любителям кинематографа включить телевизор, как фильмы слушала вся улица. Чего только за детство не случалось — и квартирники, и фортепианная игра, и утренняя зарядка одновременно из пары окон... Всего не упомнишь! Но мне запомнилась именно она. Думаю, она многим запомнилась.
Кажется, её звали Зоя. Девушка была улыбчивая, прилежная и очень живая. Искусством Зоя дышала по-своему и всегда заставляла его себе помогать. Мыла ли она посуду, стирала ли бельё, варила ли суп — Зоя всегда пела. И летом, когда окна не закрывали вовсе, двор слушал романсы.
Голос у неё был волшебный: сильный, проникновенный. От его звучания сердце пропускало удар, даты и время теряли значимость, а окрики матери уже не казались страшными. Как Зоя пела! Любила она отчего-то именно романсы и, обращаясь к весьма широкому репертуару, радовала нас то «Эхом любви», то Цветаевой, то цыганскими песнями, то киношными. В переливах голоса звучала трепещущая душа; казалось, вместе с героинями слов Зоя то таяла от нежности, то билась в агонии неразделённых чувств. Впервые я влюбился именно в её голос, и эту любовь пронёс сквозь всю жизнь нетронутой, не очернённой, стоящей над всем, как нечто эфемерное и прекрасное.
«А напоследок я скажу...»
В жизни Зоя так не впечатляла — и её улыбчивость, и живость не спасали блёклости внешней. Я не дружил с ней и не встречался, опасаясь, быть может, разрушить волшебство реальностью. Мне хватало песен. Летом меня было не вытащить с улицы, как, впрочем, и многих пацанов. Мяч я хватал как предлог, а потом мчался во двор в ожидании чуда. Чудо случалось; и, для вида играя в футбол, мы изо всех вслушивались в строчки с третьего этажа.
«Прощай, любить не обязуйся...»
Таким было наше детство — чудное и нежное, без сотен возможностей, что дарует современность, но с простым человеческим теплом.
...О Зое я не забывал никогда. Окончив школу раньше меня, она уехала в другой город. Постепенно образ затёрся. Остался лишь голос, страстный и яркий, живший отдельно от тела, реальности и быта. Его я в памяти сохранил, жалея лишь о том, что больше не услышу. Двадцать первый век расставил всё по новым местам, и мягкий свет былых дней утонул в его суетливой спешке.
Так думал я. Так думаем все мы. Но прошлое неизменно возвращается, верно?
Женился я поздно, с детьми тоже не торопились — наслаждались друг другом. После всех превратностей судьбы найти того, с кем просто спокойно, дорогого стоит. Люду я любил до безумия и больше полюбил лишь наших малых: Рому и Катеньку. Я был счастлив. Люда тоже. Окружённые этим счастьем, как солнечным светом, ребята росли такими же. Однажды в момент ностальгии стукнуло мне в голову познакомить молодёжь с фильмами советской эпохи. Любимая идею одобрила, и мы сели под вечер за жидкокристаллический экран.
— Ну что, ребятня, просвещайтесь! — весело сказал я.
И они вдруг втянулись.
Мои любимые фильмы находили в них отклик не хуже современных. Просмотры участились. Садясь с семьёй на диван, я погружался в детство — вроде бы недалёкое, но всё равно притягательное. Особенно трогали младших некоторые песни. Пару раз нам приходилось успокаивать вдруг расплакавшуюся Катеньку. Я не придал этому значения — девочка чувствительная, это мы и так знали. С радостью разделяя с детьми свой культурный код, я не надеялся на большее... пока одним вечером, вернувшись с работы, не услышал пение.
Катя пела. Это был совсем другой голос, другие интонации и чувства, но песни — песни были те же! Я почувствовал, как привычно замирает сердце. Катя вытирала пыль и пела эмоционально и открыто, не замечая, как слушает её, подперев кулаком голову, Рома, как топчусь на пороге я. Словно Зоя когда-то, Катенька вкладывала в романсы всю душу, всё сердце — и я вдруг понял, что влюбился тогда вовсе не в голос. Я влюбился в Жизнь, в ту её силу, что заставляет людей дышать полной грудью, отдаваться любимому занятию, расцветать в нём, наслаждаться каждым мгновением. Пройдя в квартиру, я обнял Катеньку — и с любовью взглянул в её удивлённое, но светлое лицо.
— Ты очень красиво поёшь, — сказал я.
Дочь расплылась в улыбке. А я притянул её и сына ближе, гадая, каким чудом смог сохранить в близких ту искру жизни, что многие теряют в ежедневных печалях и трудностях.
© Лайкова Алёна
(история выдуманная, если копируете, указывайте, пожалуйста, автора)