Сегодня во французском городке Амбуаз хранится футляр с дуэльными пистолетами, пороховницей, шомполом, молоточком, отверткой. В пулевом отделе прикреплена записка на французском языке:
«Эти пистолеты принадлежали Барону Эрнесту де Баранту, дипломату, который одолжил их своему другу господину д’Аршиаку во время дуэли Пушкина с господином д’Антесом - господин д’Аршиак был одним из секундантов. Они были переданы полковнику де Шательперрону в 1884 году Бароном де Барантом, братом Барона Эрнеста. Париж, 1 мая 1920 года. Полковник де Шательперрон».
Куда делись принадлежавшие Пушкину стволы, изготовленные французским мастером Лепажем, осталось загадкой. Покрыта мраком тайны и кольчуга (панцирь) надетая, по мнению ряда исследователей, в день дуэли Дантесом.
Многие сомневаются, что Дантеса от меткого выстрела Александра Сергеевича спасла обыкновенная пуговица, в которую якобы попала пуля.
Барон Геккерн, поверенный в делах Голландии в России, состоял в садомитской связи с Жоржем Дантесом, которого он усыновил, когда тому исполнилось 24 года.
Узнав, что Пушкин 4 ноября 1836 года, прислал Дантесу вызов, Геккерн убедил Александра Сергеевича отложить дуэль на две недели.
После получения от Пушкина согласия на перенос даты поединка хитровыдуманный барон подговорил Дантеса жениться на сестре жены поэта Екатерине Гончаровой.
Однако 26 января 1837 года, Александр Сергеевич отправил Геккерну честное и эмоциональное письмо:
Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно уже давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения; я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном.
Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну. По-видимому, всем его поведением (впрочем, в достаточной степени неловким) руководили вы. Это вы, вероятно, диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына.
Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. Только на этом условии согласился я не давать ходу этому грязному делу и не обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего, к чему я имел и возможность и намерение. Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим
проискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь.
Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга.
Так как Геккерн, исходя из своего дипломатического статуса, не мог драться на дуэли, вызов Пушкину бросил его любовник Жорж Дантес.
Теперь я расскажу, зачем в начале ноября 1836 года барон убедил Александра Сергеевича отложить дуэль с Дантесом на две недели.
Геккерн поехал подальше от столицы в Архангельск, где в оружейной слободе купил для Дантеса кольчугу, которая и спасла француза от неминуемой гибели на дуэли. Вот как об этом вспоминал, секундант Дантеса, виконт д’Аршиак:
«Каждый из противников взял по пистолету. Полковник Данзас дал сигнал, подняв шляпу. Пушкин в ту же минуту был у барьера, Дантес сделал четыре или пять шагов. Оба противника начали целиться. Раздался выстрел. Пушкин был ранен. Сказав об этом, он упал на шинель, означавшую барьер, лицом к земле и остался недвижим. Секунданты подошли. Он приподнялся и сидя сказал: «Постойте!» Пистолет, который он держал в руке, был весь в снегу, он спросил другой. Пушкин, опираясь левой рукой на землю, начал целить; рука его дрожала. Раздался выстрел. Дантес упал в свою очередь раненый».
В то, что Дантеса спасла пуговица, благодаря которой, он всего лишь получил контузию в тот момент, поверили все. Не понятно, почему друзья Пушкина не провели эксперимент.
Такой же, как провел некий советский инженер, рассказавший о его результатах Вересаеву, советскому литературоведу, исследователю жизни и творчества Пушкина.
Раздобыв пистолет мастера Лепажа, инженер на даче обрядил чучело в дореволюционный костюм с массивными металлическими пуговицами с двуглавым орлом. Отмерив 11 шагов, он взвел курок и выстрелил в маникен. Снайпером инженер не был, поэтому стрелять пришлось три раза. Попав в пуговицу, пуля вдавила ее глубоко внутрь соломы.
Дантес после того как его спасла пуговица, две недели носил руку на повязки и столько же времени жаловался гвардейскому штаб-лекарю на боль в правой части «брюха».
Так что вполне вероятно «голубчик» Дантес, спасся на дуэли благодаря кольчуге привезенной его папиком из Архангельска.