21 мая 2014 года мир узнал о смерти известнейшего в Греции уличного бунтаря, лучшем друге афинских профсоюзов и левых активистов, кровном враге греческих полицейских и всего кабинета министров. Самого красивого, одержимого и отчаянного анархиста со времен Петра Алексеевича Кропоткина — бездомного пса по кличке Луканикос (Сосиска).
Родившись в переулках Экзархии где-то между вечно горящими мусорными баками и подворотнями с афинскими джанки, встречающими рассвет в смертельном полуприсяде, Сосиска сразу понял, что щенячьего восторга в его жизни не будет.
Его воспитали студенты местного Политеха, использующие институт исключительно как убежище во время сражений с полицейскими — по закону они не имеют права находиться на территории высших учебных заведений.
А значит, Сосиска с детства усвоил, кто тут плохой парень, а кто хороший. Возмужав в общенациональных стачках, миллионных митингах, кровопролитных войнах за социальную справедливость и против евроинтеграции, Первый взрослый бунт Сосиски давно вписан в историю. Декабрь 2008-го. Самые крупные за последние сорок лет волнения в Афинах, спровоцированные полицейским, убившим 15-летнего анархиста Александроса Григоропулоса.
Трехмиллионный город был похож тогда на громадного бешеного пса, сорвавшегося с цепи. Он был готов на все, только бы отомстить за мальчишку. Сосиска вышел мстить вместе с народом.
Шесть следующих лет пес проживет знаменитостью. Чем ниже падал ВВП Греции (на четверть к 2010-му), тем выше поднимался хвост Сосиски на бесконечных демонстрациях. Чем глубже страна погружала себя в полнейшую экономическую яму (безработица — 27% к 2012-му), тем громче был слышен его лай на пылающей площади Синтагма.
Чем больше претензий греки предъявляли еврозоне, тем восторженнее еврозона рассказывала о новом уличном супергерое: Сосиска даже побывал в списке ста личностей года по версии журнала Time.
И это понятно. Сосиска был идеальным оппозиционером. Он не говорил глупостей на пресс-конференциях. Не заигрывал с властью. Не уезжал чуть что из страны. Не ссорился с единомышленниками. Не пел песен со сцены на митингах. Не подставлял людей. Не давал поводов журналистам снимать про себя компроматы. Не ходил на выборы. Не агитировал. Не участвовал в секс-скандалах. Не создавал имитирующих политическую жизнь органов псевдовласти. Не переходил из партии в партию, лишь бы удержать свой статус. Не воровал деньги. И не врал.
Он просто действовал. Шел вперед. И кусал очередного копа из оцепления. Есть в этом что-то очень-очень человеческое.
Говорят, в последние годы за Сосиской присматривал какой-то добрый пенсионер. Но у Сосиски не было хозяина. Его хозяином был каждый демонстрант с арматурой и в противогазе. Говорят, перед смертью блохастый сменил анархистский сквот на жилище побуржуазнее. Но у Сосиски не было дома. Его домом был самый живой и интересный город Европы.
Говорят, что уставшее от постоянной войны сердце пса остановилось, когда тот тихо и мирно спал на мягком диване.
Но у Сосиски не было резинового мячика, сладкой косточки, долгих прогулок по лесу и дурманящего запаха испуганной кошки на дереве. Ему нравились другие запахи: тестостерона и движухи. В Афинах они разлиты в воздухе.
Сосиска нюхал то, что любил больше всего на свете. Значит, он прожил очень счастливые десять, а может и все двенадцать лет. Песчаная дворняга с подгоревшей шерстью наверняка счастлива и теперь. Ведь все псы попадают в рай.
ИСТОЧНИК