1.
Валон Саммерс укрылся за бетонной стеной и перевёл дыхание. Ему предстоял финальный рывок к желанному синему мундиру и праву называться сержантом гвардии. Преградой была пара рослых солдат в тяжёлой броне, которые патрулировали коридор перед выходом из лабиринта полосы испытаний. Валон устранил пятерых, быстро и без лишнего шума. Предпочитая орудовать ножом, он подкрадывался к жертве и наносил слабый удар в незащищённую область. Враг капитулировал, а Валон шёл дальше. И теперь ему необходимо выбрать: использовать оружие или рискнуть, подобравшись незаметно. Бойцы слонялись из угла в угол, вяло смотрели по сторонам, но стоит им обнаружить нарушителя, и залп из электрозарядов мигом вопьётся в тело незадачливого курсанта. А когда конвульсии прекратятся, бойцы буднично и вразвалочку подойдут к нему и, слегка пнув ногой в бок, отвесят какую-нибудь сальную шуточку, ухмыльнутся и отправятся на обеденный перерыв. Их служба продолжится, а вот мечты Валона рухнут.
Он выдернул чеку и бросил дымовую гранату под ноги военным. Узкий коридор заволокло густой пеленой. Валон наугад пальнул из электропистолета, посылая заряды в клубы дыма. Оттуда никто не ответил. Он вынул нож и нырнул в самую гущу. Никого. Валон запаниковал, ни условного трупа, ни цели. Из угла хлестнул синий заряд, просвистевший у самого уха. Валон бросился в противоположный угол, но там его уже ждали. Острый наэлектризованный нож полоснул по руке. Курсант увернулся от первого выпада, неожиданно для себя споткнулся и повалился на спину. Из дымки с криком выпрыгнул боец, врезал Валону по рёбрам, завалился наземь и, захватив его руку, в которой был зажат нож, провёл боевой приём. Валон взвыл от боли, замахнулся свободной рукой, но и она была перехвачена крепкой кистью второго военного. Когда дым рассеялся, сквозь смотровое стекло аттестационная комиссия узрела обездвиженного курсанта в компании пары опытных бойцов. Последний этап испытания был провален. Прозвучала сирена, и Валона отпустили.
• Не плачь, милашка, – помогая поверженному подняться, бросил один.
• Шансов у тебя всё равно не было, – сказал второй.
Валон кивнул, горько улыбнулся и ушёл в раздевалку. Ему придётся выслушивать соболезнования и подбадривания сокурсников, видеть их хмурые лица, но многие из них будут только рады. Ведь они тоже не прошли полосу препятствий, и значит отличник Академии не слишком то хорош. Да, Валон отучился шесть лет в Илейской Военной Академии при Трезубце и сдал все экзамены на отлично. Теория, практика, ориентация на местности, задачи на сообразительность и самые нелепые ребусы – Валон блестяще осилил всё. Что ему помешало? Сдали нервы? Или близость триумфа застлала трезвый взгляд? Он не искал ответов. Ясно одно – ближайшие годы он проведёт на улицах, патрулируя какой-нибудь замшелый район, наполненный бомжами, шлюхами, наркоманами и бандитами до отказа. От открывшихся перспектив у него сводило зубы. И ещё потому, что ему предстоит выдержать самый трудный и нервный разговор за все последние годы.
Несмотря на успехи в учёбе, Валон не чурался пропустить стакан-другой пенистого и часто заглядывал в местечко «Колодец», располагавшееся в третьем, самом плебейском секторе Трезубца. Сюда заселяли рабочих, персонал и обслугу столицы Илейских Территорий. Во втором секторе жили управленцы, банкиры, торговцы, а первый отводился под илейскую элиту. Валон вырос не в самой простой семье, наверно потому пренебрегал обществом узколобых снобов и знойных пустоголовых красоток. Впрочем, купить статус в Трезубце всё же было весьма затруднительно. Его прежде всего стоило заработать, на что Валон всегда чрезвычайно рассчитывал в будущем, которое несколько часов назад окрасилось угрюмыми тонами.
Выпивать в компании – не моё. Побыть в одиночестве, насладиться моментом, в конце концов почувствовать вкус напитка, вот почему я хожу в шумные места, где включают хорошую музыку. Из динамиков лилось что-то мелодичное, с гитарными рифами, которые будто уносили с собой, как морская волна. Паршивое настроение ухудшилось, когда я сделал глоток. Пиво тёплое, почти горячее. Психанув, я подошёл к барной стойке и громыхнул по столешнице кружкой, наполненной гадкой мочой.
• Чего буянишь? – спросил Клиф, бармен «Колодца».
• Не пиво, а отстой!
• Быть такого не может, – он взял кружку, хлебнул и сразу же сплюнул под ноги, – наш косяк, признаю. Это всё новенький, нихера не знает. Забыл, наверно, холодильник настроить. Сейчас исправлю.
Через минуту передо мной стоял запотевший бокал с элем.
• Случилось чего? – спросил Клиф.
• Завалил последний тест. Теперь максимум в патруль. Или ещё чего похуже.
• Как же так вышло то?
• Коридор не прошёл.
• Ах, эти двое, – Клиф засмеялся, – помнится, я тоже на них запоролся лет семь назад. Не особо переживал, думал, вообще не дотяну.
• И с тех пор ты пиво разливаешь?
• Ага, – мотнул грязной башкой Клиф, – почти. Пару раз словил свинца и вот теперь прохлаждаюсь.
• Где ж ты умудрился?
• Сономиты. Поганый народец, лживый и меркантильный. Подстрелили меня, в плен взяли, – Клиф задрал свою замызганную футболку и показал чёрный рубец от шрама, который тянулся от пупка до паха. – Отпустили за копейки. А я ведь начальником роты был, секреты знал.
• И не разболтал ничего?
• Не единого слова.
Клиф наполнил кружки двум другим клиентам, что-то крикнул новенькому. В общем-то крепкий и смазливый Клиф зачем-то отрастил волосы, выкрасил их в белый цвет и вставил железо в уши и нос. Выглядел он как наркоман или псих на реабилитации, но когда открывал рот редко нёс чепуху. С Клифом я часто болтал ни о чём. Вообще редкий дар – плести паутину разговора из белых нитей и оставаться интересным собеседником. На мой взгляд, так по-настоящему умеют единицы. И Клиф однозначно входил в этот узкий круг. Единственной пагубной страстью бывшего военного были карточные игры. Клиф частенько сообщал о триумфах на разных подпольных турнирах, с неохотой упоминал о поражениях. Он вечно влезал в долги и нередко связывался с организованной преступностью. И знать не хочу, каким образом Клиф замаливал свои грехи, но вот уже шесть лет, с момента моего первого прихода в «Колодец» и до сегодняшнего дня, Клиф был жив, здоров и полон решимости хорошенько набраться и под вечер завалиться на танцпол ближайшего ночного клуба. Я его желания не разделял, распрощался и пошёл в общежитие.
Решив прогуляться по городу, я несколько прогадал. В Трезубце отсутствовали машины, циклы и прочая техника, на которой обычно перемещаются в других городах. Из общественного транспорта только метро. В поздний час все станции закрываются, так что пришлось тащиться пешком. Ночь была тёплая, знойный сезон находился в самом разгаре.
Скоро я смертельно устал и захотел перекусить. Зашёл в круглосуточную закусочную, заказал лепёшку с рисом и мясом, апельсиновый сок и устроился у окна. Многомиллионный гигаполис сиял рекламными огнями и убаюкивал гудением линий электропередач. Кое-где в третьем секторе шумно и задорно даже глубокой ночью. Гуляет молодёжь, в основном студенты. Они пьют, играют на музыкальных инструментах, общаются. Есть районы, где царит мрак. Люди там давно спят, спрятавшись в гигантских прямоугольных коробках. Весь Трезубец выстроен такими безликими и серыми монолитными сооружениями. Они напоминают мне надгробные плиты: виноватые, неуместные и несуразные. На их фасадах висят табло с яркой мерцающей рекламой, которая, по большому счёту, мало кому нужна. Рекламные слоганы и ролики здесь скорее лишь для того, чтобы подчеркнуть, что Трезубец всё же город, такой же, как и остальные, а не стерильный лагерь для всех, кому плевать на окружающий мир кроме своего собственного уютного уголка, где их никто и ничто не тронет. Безусловно, Трезубец был безопасным и скучным местом. Драки и разбои случались редко, а для участия в очередном мутном деле Клифу приходилось «спускаться» в Котлован.
Зазвенел картридж. Валон протёр глаза, взглянул на дисплей и слабо застонал. Ответить пришлось. Утро определённо не задалось.
• Где ты сейчас? – спросил повелительный женский голос.
• Сплю.
• Чтобы через час был на Папоротниковой улице. Есть там местечко – «Лакомый край», жди меня за третьим столиком. И не вздумай опаздывать!
• К чему такая спешка?
• Мне послышалось или ты задал вопрос?
• Понял, через час в кафе.
Картридж замолк. Валон наспех собрался и вылетел из комнаты. Уличная жара его раздражала. Заскочив в тесный вагон метро, он протиснулся между тучных и потных пассажиров, упёрся в патрульных. На них была светло-зелёная форма и нелепые каски. В переполненном вагоне они выглядели смешно. Валон ухмыльнулся, но вспомнив, что его ждёт примерно та же участь, помрачнел.
Третий стол не пустовал. Валон опоздал на пять минут, но этого было вполне достаточно, чтобы встретиться с грозным взглядом этой женщины. Подсев напротив, Валон предпринял робкую попытку извиниться, но вышло неубедительно.
• Слышала как ты опозорился, – начала она тоном с каким озвучивают смертельный приговор.
• Если ты о финальном тесте, то я не прошёл последний коридор. Многие и половины не осилили.
• Думаешь, это успокоит меня?
• Ну, может немного.
• Ты знаешь, сколько я в тебя вложила сил и средств! Представляешь ли ты, как сложно устроить в илейскую Академию такого, как ты?! – она перешла на сдержанный крик. Карие глаза пылали, и так острые скулы превратились в лезвия косы.
• Мам, я старался. У меня отличные результаты, хорошая характеристика. Причём тут моя наследственность? Я доказал, что лучше многих чистокровных илейцев.
• Никому ты ничего не доказал! – выплюнула она сгусток желчи. – Знаешь, кто будет служить в гвардии? Их двое, причём одна – девчонка! Ты хуже девки, мой дорогой сын!
• Ты перегибаешь палку, – фыркнул Валон.
Ему хотелось встать и уйти, не объясняясь. Но любовь к матери и долг за её хлопоты сдержали порыв.
• Я говорю факты. И если тебе эти факты претят, не следует, что они мало значимы. Фантазировал, что случится с тобой дальше? Ты же у меня любитель полетать в облаках. Расскажи, что навоображал?
• Ничего!
• Ладно, – она устало отхлебнула чёрный кофе из миниатюрной белой чашки, – поступим вот как. Ты отправишься в Маникур в патрульную бригаду. За тобой присмотрит мой давний приятель. Покажешь себя там с лучшей стороны – считай синий мундир уже на тебе.
• А если не выйдет?
• Никаких «не выйдет» быть не может! – злобно прошипела она. – Ты набьёшь синяки и докажешь, что все старания не зря! Понял меня?! Компромиссов не принимаю. Вылези из кожи вон, но добейся того, о чём мечтал ты, и чего всё время хотела я. В конце концов, я твоя мать, так что приложи усилия, чтобы меня не расстроить в очередной раз.
Она поднялась из-за стола, расплатилась и вышла на солнцепёк. В любом другом городе к ней мигом бы подъехал навороченный автомобиль, в котором бы она спряталась от жары. Но в Трезубце ей придётся идти до метро, избегая столкновения с вечно спешащими служащими. Хоть в чём-то илейская столица уравнивала людей.
Через пару дней после выпуска на мою почту пришёл конверт с извещением. Сообщалось, что «не позже, чем на первый день следующей недели меня ожидают в Маникурском патрульном корпусе. Явиться к 9.00». Мысленно вздохнув, я связался с железнодорожной станцией и забронировал билет до Маникура. Спорить с матерью было делом бесполезным. Анита Саммерс входит в Конфорнум – орган управления Илейскими Территориями, который подчиняется только Лидеру Территорий. Будучи крупным политиком, она лоббировала моё поступление в Академию и пристально следила за успехами, которые воспринимала не больше, чем расплату. На мой счёт у матери имелись планы. Синие мундиры, гвардия – это прямая дорога к креслу префекта, значая, а потом и Лидера какого-либо города. Торговый Маникур или промышленный Штарбайн приносит огромные доходы в казну, а местные Лидеры имеют вес в Конфорнуме и часто спорят с правителем – Лидером Трезубца. Несмотря на кажущуюся независимость крупных мегаполисов, многие граждане считают себя частью чего-то большого и общего, и потому местной власти выгодно поддерживать эти настроения. Если в массах поселится ясное осознание автономности, неизвестно к каким плачевным результатам всё это приведёт.
Перед отправлением решил зайти в «Колодец», попрощаться с Клифом. Но его не было.
• Куда делся твой босс? – спросил я у его помощника.
• Понятия не имею. Пропал, ничего не сообщил. Пару дней как испарился. И картридж не отвечает. Странно.
• Может обдолбался или ещё чего?
• Всякое возможно. Но на Клифа не похоже. Разве он бросит свою кассу без присмотра больше, чем на сутки? Сомневаюсь.
Согласившись, что вряд ли Клиф настолько безрассуден, я пожелал парню хорошего дня и покинул заведение.
В Маникур я прибыл за день до назначенного времени. Гомонящий и искрящийся город встретил меня буднично. На вокзале маленькие воришки чуть не вырвали сумку с документами, пришлось отгонять их, размахивая сложенным зонтом. Когда я вышел на душные улицы, местный колорит обнял меня своими грязными пахучими лапами. По разбитым дорогам носились старые машины, повсюду торговали фруктами, специями, транзисторами. У каждого босяка имелся картридж для принятия оплаты, и этот диссонанс меня умилял. Я сел на автобус, который провёз меня через окраины и центр Маникура. Трущобы на задворках и величественные здания в сердце города – как раз то, что роднит многие илейские мегаполисы. В Маникуре бегало метро, а ещё располагался гигантский порт, который каждодневно принимал сотни посудин. Тут процветали контрабанда и криминал. По большей части бедные маникурцы вынуждены искать любой труд, который хоть как-то оплачивается. Не редко им становится ночная разгрузка контрафакта, изготовление наркотика или попытка отравить клиента конкурентной забегаловки. Я прибыл в муравейник, который копошился не один десяток лет в своих отходах, был этим доволен и не слишком хотел что-то менять. Безусловно, это место отлично подходило для старта яркой и успешной карьеры как никакое другое в Территориях. Но и сложить голову здесь проще некуда, не успев дослужиться и до первого повышения.
Я снял крохотную, но уютную квартирку неподалёку от патрульного корпуса. Меня в ней всё устраивало: цена, третий этаж, чистота и минимум мебели. Спал я на матраце, лежащем на полу. ТВ-панель отсутствовала, но меня это не заботило. Прогулявшись вечером по загаженным переулкам своего района, я понял, что мне здесь вряд ли понравится. Купил газету, прочитал сводки и ужаснулся: создалось впечатление, что стреляют тут раз в полчаса, а убивают пачками и каждый день. Вернувшись в свою конуру, я приготовил нехитрый ужин, выпил бокал вина и улёгся в постель. Сон не шёл. В переплетении бредовых образов я ухватил лицо отца. Он ведь ничего не знает о моём провале и о том, что мать определила меня в Маникур. Одобрил бы он такое решение? Понятия не имею. Четыре года расставания и звонки в канун Праздника Обновлённого Цикла не в счёт. И тут я болезненно осознал, что рано потерял его, и сильно разозлился на мать.