Прошу всех неравнодушных, оцените текст неизлечимого графомана!
Это был особенный день. Из тех, что как по расписанию происходят каждый год, но так и не становятся частью обыденности.
Чернота ночного неба наваливалась на тихую землю, покрытую тонким и хрупким слоем льда. Зимний холод только-только наступал и еще не успел разнести по округе хрусталь белого снега. Впрочем, пробивающий до дрожи в костях ветер уже проносился с воем по степи.
Племенной костер был единственным светочем для группы людей, окруженной беззвездной тьмой. Они торопливо доедали пищу из небольших глубоких пял, плотно кутались в одежды и шерстяные покрывала. В столь поздний холодный час давно уже следовало спрятаться в юртах и дать уставшим телам накопить силу, отпустив душу в таинственные угодья сна. Но в эту особенную для племени ночь никто не смел отойти от костра. Ведь не зря в древней мудрости говорилось: «От костра отходят только мертвецы». В любой другой день эту поговорку разъяснили бы так: семья, клан – твой костер, что убережет от холода, без него человек быстро сгинет. Однако раз в год древняя мудрость теряла иносказательность и превращалась в факт. Раз в год, в преддверии зимы, мертвецы выходили на молчаливый марш.
- Смерть забирает Души, - на раскладном стуле с вязанным сидением устроилась в кругу племени маленькая пухлая старуха, чьи веки настолько иссохли от времени, что с трудом открывались и, казалось, будто у нее вовсе нет глаз. Она поставила пред собой посох и, опершись об него, потянулась ближе к костру. Люди вокруг, сидевшие на скромных постилках из перевязанных тонких брусьев, замерли и, затаив дыхание, всмотрелись в старуху. – Ей нет дела до наших тел. Она настигает старых и молодых, женщин и мужчин. Она забирает жизнь охотника и жизнь добычи. – Каждый год старуха произносила практически одну и ту же речь, но все же в племени не нашлось бы ни одного человека, кому эти слова надоели или вошли в привычку. Снова и снова они проникали в самое сердце, мурашками пробегали по телу и сковывали дыхание. – Но смерть не единственная сила в этом мире. Ей тоже приходится платить дань Великим Богам. Смерть отдает им наши тела. Ненужные ей, но ей принадлежащие. Каждый год, только Холод и его дочери подступают к миру, Смерть отправляет мертвых к Богам. Они проходят по всей земле, голодные, одинокие, дикие. Они идут на край света, и ни один живой не смеет им мешать. Конечно, - она таинственно вздохнула, - если сам не хочет стать мертвецом. Перед началом зимы Боги открывают врата в свой мир, чтобы выпустить Холод, но пока он не вышел, мертвецы торопятся попасть через этот проход внутрь, ведь Холод, Белый Зверь, жаден и ненасытен, он поглощает землю и все, что она породила. Он же поглощает и мертвецов, не успевших дойти до врат. Потому смерть чаще навещает нас зимой – восполняет утерянную из-за Белого Зверя дань Богам.
Послышался шелест, хруст окоченевшей травы, скрежет лопающегося льда. Чья-то торопливая, неуклюжая поступь. Она становились все громче. Все ближе. Острыми иглами эти звуки вонзались в сердце, заражая кровь ядом ужаса.
- Поэтому, когда близится зима, мертвецы растеривают свою ярость и не нападают на живых – они торопятся успеть явиться к Богам. – Все продолжала старуха спокойно. Эта отрешенность в ее голосе вкупе с тяжелыми шагам, что слышались все четче, наделяли происходящее небывалой и пугающей сверхъестественностью. Многие люди из племени могли поклясться: старуха сейчас сама казалась живым мертвецом, оракулом смерти. Ее кожа побледнела, обретая каменную гладкость, лицо застыло в беспристрастном выражении, и лишь рот слегка приоткрывался, дабы выпустить на волю слова предания. – Держитесь ближе к костру, - вдруг она сделала голос громче обычного, отчего каждый член племени, даже храбрые и опытные охотники, невольно вздрогнул от страха, - ибо мимо костра ступают мертвецы.
Кровавые языки пламени встрепыхнулись от воя ветра и искрящимся золотом вжались в тлеющие дрова. Рассеянный свет, что кругом раскинулся по степи, освещая племя и землю возле него, испещрился тонкими тенями. Синие и холодные, с окоченевшими мышцами, застывшими жилами и остекленевшими глазами по степи медленно ступали мертвецы. Они молчали. Всегда молчали. Оттого так страшно было встретить этого врага на охоте – он появлялся внезапно, не подавая сигналов, у него не было даже дыхания, которое сумело бы расслышать вострое ухо. Лишь чуткий нюх собак умел обнаруживать мертвецов, да и то когда те оказывались слишком близко. Никто не знал, зачем мертвецы нападали на живых. Старуха, что сидела на стуле у костра, рассказывала историю, будто в бесхозные тела усопших вселяются злые духи, некогда служившие Смерти, но подведшие ее, отчего она от них отказалась. Они заставляют мертвецов убивать людей, чтобы увеличить дань Богам и выслужиться перед бывшей госпожой.
Была то правда или нет, никто не скажет. Одно известно точно: мертвецы опасны, и только раз в год они проходят мимо костра, окруженного живыми.
Пока продолжался медленный скорбный марш, люди из племени сильнее укутались в одежды, убрали в сторону пищу и потупили в землю взор. Считалось, что если увидишь во время шествия умершего в этом году близкого, в следующем – сам станешь данью Богам. Никому не хотелось испытывать судьбу, потому уже давно повелось пережидать эту особенную ночь в тишине да не оглядываться по сторонам.
- Может, - шепнул крепкий, кареглазый юноша с остро выпирающими скулами, что сидел рядом со старухой, - потушим костер?
- Нет! – тут же взвизгнула темноволосая, с таким же острым личиком девчушка, жавшаяся к нему, и, не обращая внимания на осуждающие взгляды соплеменников, также громко прибавила, - нельзя!
- Тайсанд, - проскрежетал в воздухе ответ старухи, - уйми сестру и молчи.
Юноша недовольно поежился, крепко обхватил руками возмущенную девочку и замер.
Лишь недавно он прошел инициацию и стал мужчиной. Ему постоянно казалось, словно старшие охотники непрерывно следят за ним, все еще испытывают, и его взросление, в случае чего, можно будет повернуть вспять: он снова превратится лишь в мальчишку, которого никто не слушает и не уважает. А сейчас, в этот таинственный час, Тайсанд боялся, как никогда. Он даже не мог сказать, что беспокоит его больше: мертвецы, блуждающие по степи так близко от него и маленькой сестренки, или неспособность спрятать страх в глубине души, чтобы не проявить его перед другими.
Раньше, во времена детства, мертвецы не так сильно пугали Тайсанда. Он верил, будто ото всех бед его спасет бабушка, шаманка племени. Страх впервые сковал его холодными цепями в этот день в прошлом году, когда старик Менсинд вдруг завыл, словно пронзенный невыносимой болью, после резко затих, как-то странно осел… Потом молчаливо поднялся и тяжелой поступью отошел от костра, присоединяясь ко скорбному маршу мертвецов.
То рассудили плохим знаком, и действительно с тех пор племени сопутствовали беды: дичи в степи стало меньше, а мертвецов – больше. Они намного чаще нападали на людей.
Тайсанд своими глазами видел, как мертвая женщина, худая, хрупкая на вид, подкралась к одному из охотников, когда они выслеживали оленя, и одним легким движением свернула сильному и крепкому мужчине шею.
Все эти воспоминания закрепились в его сознании и то и дело всплывали в памяти. Юноша тщательно отгонял их прочь, но события прошлого не отставали, а лишь душили его костлявыми руками страха. Да и беспокойство его сестренки, Нессанды, не прибавляло уверенности. Все же она особенная девочка, ее чувства, интуицию нельзя игнорировать. Потому Тайсанд временами поглядывал на бабушку, пытаясь понять, замечает ли шаманка волнение Нессы и придает ли ему значение.
Однако старуха оставалась невозмутимой. Ее внуку порой казалось, что бесстрашие шаманки происходит лишь от ее почтенного возраста. Ведь разве можно бояться мертвецов, когда ты сам уже разваливаешься на части и с минуты на минуту можешь стать трупом.
Подобное мнение разделяли и соплеменники Тайсанда. Мало кто из них знал, сколько на самом деле лет старухе Абранде. Последние годы сама шаманка отвечала на этот вопрос одной и той же цифрой, будто нарочно вводила своих людей в недоумение.
Хотя Абранду можно было понять: соплеменники беспокоились, что ее преемница, внучка Нессанда, еще совсем мала. Им казалось, будто шаманка могла бы выбрать и кого-то постарше, учитывая собственный преклонный возраст. Ведь даже уникальные способности девочки не умолили бы ее неопытность, или скорее даже незрелость. А юной шаманке предстояло вести племя вслед за Белым Зверем, когда Абранда станет данью Богам. Потому бабушка и напускала таинственность на собственный возраст – этим она уберегала внучку от беспокойства людей, зная: волнение способно быстро перерасти в ненависть. Загадка же позволяла соплеменникам фантазировать, выдумывать сказки про собственную шаманку. Ведь в час неопределенности человеческий разум способен построить надежду на любом пустом звуке.
Марш мертвецов, как правило, продолжался несколько дней, но племя Тайсанда, Следующие за Белым Зверем, как они сами себя называли, наблюдали только его начало и одновременно апогей, а потом уходили дальше на север, туда, где зима начиналась раньше. Основное число мертвецов проходило в первую же ночь, дальше же они ступали небольшими группками, позже и вовсе парами или в одиночку.
Эту ночь люди из племени проводили у костра, не разбредаясь по юртам. Такова была традиция, дань уважения мертвым. Утром же, когда толпа марширующих редела, Следующие за Белым Зверем спешно собирались и пускались в путь.
- Завтра утром, - мельком глянув на небо, прошептала шаманка Абранда, - здесь будет буран. Мы выйдем как можно раньше.
Соплеменники согласно закивали. У Следующих каждый человек был на счету, но в дни марша действовали жестокие законы: отставших не ждали.
- Сейчас вы можете немного отдохнуть. – Продолжила старуха. На лицах людей возникли ироничные улыбки. Все же сложно уснуть, когда вокруг бродят мертвецы, а холод ночи кусает кожу. Впрочем, ближе к утру, большинство погружалось в легкую дремоту. Сон всегда побеждает, даже когда сознание окутано страхом.
Тайсанд еще вчера,
Чернота ночного неба наваливалась на тихую землю, покрытую тонким и хрупким слоем льда. Зимний холод только-только наступал и еще не успел разнести по округе хрусталь белого снега. Впрочем, пробивающий до дрожи в костях ветер уже проносился с воем по степи.
Племенной костер был единственным светочем для группы людей, окруженной беззвездной тьмой. Они торопливо доедали пищу из небольших глубоких пял, плотно кутались в одежды и шерстяные покрывала. В столь поздний холодный час давно уже следовало спрятаться в юртах и дать уставшим телам накопить силу, отпустив душу в таинственные угодья сна. Но в эту особенную для племени ночь никто не смел отойти от костра. Ведь не зря в древней мудрости говорилось: «От костра отходят только мертвецы». В любой другой день эту поговорку разъяснили бы так: семья, клан – твой костер, что убережет от холода, без него человек быстро сгинет. Однако раз в год древняя мудрость теряла иносказательность и превращалась в факт. Раз в год, в преддверии зимы, мертвецы выходили на молчаливый марш.
- Смерть забирает Души, - на раскладном стуле с вязанным сидением устроилась в кругу племени маленькая пухлая старуха, чьи веки настолько иссохли от времени, что с трудом открывались и, казалось, будто у нее вовсе нет глаз. Она поставила пред собой посох и, опершись об него, потянулась ближе к костру. Люди вокруг, сидевшие на скромных постилках из перевязанных тонких брусьев, замерли и, затаив дыхание, всмотрелись в старуху. – Ей нет дела до наших тел. Она настигает старых и молодых, женщин и мужчин. Она забирает жизнь охотника и жизнь добычи. – Каждый год старуха произносила практически одну и ту же речь, но все же в племени не нашлось бы ни одного человека, кому эти слова надоели или вошли в привычку. Снова и снова они проникали в самое сердце, мурашками пробегали по телу и сковывали дыхание. – Но смерть не единственная сила в этом мире. Ей тоже приходится платить дань Великим Богам. Смерть отдает им наши тела. Ненужные ей, но ей принадлежащие. Каждый год, только Холод и его дочери подступают к миру, Смерть отправляет мертвых к Богам. Они проходят по всей земле, голодные, одинокие, дикие. Они идут на край света, и ни один живой не смеет им мешать. Конечно, - она таинственно вздохнула, - если сам не хочет стать мертвецом. Перед началом зимы Боги открывают врата в свой мир, чтобы выпустить Холод, но пока он не вышел, мертвецы торопятся попасть через этот проход внутрь, ведь Холод, Белый Зверь, жаден и ненасытен, он поглощает землю и все, что она породила. Он же поглощает и мертвецов, не успевших дойти до врат. Потому смерть чаще навещает нас зимой – восполняет утерянную из-за Белого Зверя дань Богам.
Послышался шелест, хруст окоченевшей травы, скрежет лопающегося льда. Чья-то торопливая, неуклюжая поступь. Она становились все громче. Все ближе. Острыми иглами эти звуки вонзались в сердце, заражая кровь ядом ужаса.
- Поэтому, когда близится зима, мертвецы растеривают свою ярость и не нападают на живых – они торопятся успеть явиться к Богам. – Все продолжала старуха спокойно. Эта отрешенность в ее голосе вкупе с тяжелыми шагам, что слышались все четче, наделяли происходящее небывалой и пугающей сверхъестественностью. Многие люди из племени могли поклясться: старуха сейчас сама казалась живым мертвецом, оракулом смерти. Ее кожа побледнела, обретая каменную гладкость, лицо застыло в беспристрастном выражении, и лишь рот слегка приоткрывался, дабы выпустить на волю слова предания. – Держитесь ближе к костру, - вдруг она сделала голос громче обычного, отчего каждый член племени, даже храбрые и опытные охотники, невольно вздрогнул от страха, - ибо мимо костра ступают мертвецы.
Кровавые языки пламени встрепыхнулись от воя ветра и искрящимся золотом вжались в тлеющие дрова. Рассеянный свет, что кругом раскинулся по степи, освещая племя и землю возле него, испещрился тонкими тенями. Синие и холодные, с окоченевшими мышцами, застывшими жилами и остекленевшими глазами по степи медленно ступали мертвецы. Они молчали. Всегда молчали. Оттого так страшно было встретить этого врага на охоте – он появлялся внезапно, не подавая сигналов, у него не было даже дыхания, которое сумело бы расслышать вострое ухо. Лишь чуткий нюх собак умел обнаруживать мертвецов, да и то когда те оказывались слишком близко. Никто не знал, зачем мертвецы нападали на живых. Старуха, что сидела на стуле у костра, рассказывала историю, будто в бесхозные тела усопших вселяются злые духи, некогда служившие Смерти, но подведшие ее, отчего она от них отказалась. Они заставляют мертвецов убивать людей, чтобы увеличить дань Богам и выслужиться перед бывшей госпожой.
Была то правда или нет, никто не скажет. Одно известно точно: мертвецы опасны, и только раз в год они проходят мимо костра, окруженного живыми.
Пока продолжался медленный скорбный марш, люди из племени сильнее укутались в одежды, убрали в сторону пищу и потупили в землю взор. Считалось, что если увидишь во время шествия умершего в этом году близкого, в следующем – сам станешь данью Богам. Никому не хотелось испытывать судьбу, потому уже давно повелось пережидать эту особенную ночь в тишине да не оглядываться по сторонам.
- Может, - шепнул крепкий, кареглазый юноша с остро выпирающими скулами, что сидел рядом со старухой, - потушим костер?
- Нет! – тут же взвизгнула темноволосая, с таким же острым личиком девчушка, жавшаяся к нему, и, не обращая внимания на осуждающие взгляды соплеменников, также громко прибавила, - нельзя!
- Тайсанд, - проскрежетал в воздухе ответ старухи, - уйми сестру и молчи.
Юноша недовольно поежился, крепко обхватил руками возмущенную девочку и замер.
Лишь недавно он прошел инициацию и стал мужчиной. Ему постоянно казалось, словно старшие охотники непрерывно следят за ним, все еще испытывают, и его взросление, в случае чего, можно будет повернуть вспять: он снова превратится лишь в мальчишку, которого никто не слушает и не уважает. А сейчас, в этот таинственный час, Тайсанд боялся, как никогда. Он даже не мог сказать, что беспокоит его больше: мертвецы, блуждающие по степи так близко от него и маленькой сестренки, или неспособность спрятать страх в глубине души, чтобы не проявить его перед другими.
Раньше, во времена детства, мертвецы не так сильно пугали Тайсанда. Он верил, будто ото всех бед его спасет бабушка, шаманка племени. Страх впервые сковал его холодными цепями в этот день в прошлом году, когда старик Менсинд вдруг завыл, словно пронзенный невыносимой болью, после резко затих, как-то странно осел… Потом молчаливо поднялся и тяжелой поступью отошел от костра, присоединяясь ко скорбному маршу мертвецов.
То рассудили плохим знаком, и действительно с тех пор племени сопутствовали беды: дичи в степи стало меньше, а мертвецов – больше. Они намного чаще нападали на людей.
Тайсанд своими глазами видел, как мертвая женщина, худая, хрупкая на вид, подкралась к одному из охотников, когда они выслеживали оленя, и одним легким движением свернула сильному и крепкому мужчине шею.
Все эти воспоминания закрепились в его сознании и то и дело всплывали в памяти. Юноша тщательно отгонял их прочь, но события прошлого не отставали, а лишь душили его костлявыми руками страха. Да и беспокойство его сестренки, Нессанды, не прибавляло уверенности. Все же она особенная девочка, ее чувства, интуицию нельзя игнорировать. Потому Тайсанд временами поглядывал на бабушку, пытаясь понять, замечает ли шаманка волнение Нессы и придает ли ему значение.
Однако старуха оставалась невозмутимой. Ее внуку порой казалось, что бесстрашие шаманки происходит лишь от ее почтенного возраста. Ведь разве можно бояться мертвецов, когда ты сам уже разваливаешься на части и с минуты на минуту можешь стать трупом.
Подобное мнение разделяли и соплеменники Тайсанда. Мало кто из них знал, сколько на самом деле лет старухе Абранде. Последние годы сама шаманка отвечала на этот вопрос одной и той же цифрой, будто нарочно вводила своих людей в недоумение.
Хотя Абранду можно было понять: соплеменники беспокоились, что ее преемница, внучка Нессанда, еще совсем мала. Им казалось, будто шаманка могла бы выбрать и кого-то постарше, учитывая собственный преклонный возраст. Ведь даже уникальные способности девочки не умолили бы ее неопытность, или скорее даже незрелость. А юной шаманке предстояло вести племя вслед за Белым Зверем, когда Абранда станет данью Богам. Потому бабушка и напускала таинственность на собственный возраст – этим она уберегала внучку от беспокойства людей, зная: волнение способно быстро перерасти в ненависть. Загадка же позволяла соплеменникам фантазировать, выдумывать сказки про собственную шаманку. Ведь в час неопределенности человеческий разум способен построить надежду на любом пустом звуке.
Марш мертвецов, как правило, продолжался несколько дней, но племя Тайсанда, Следующие за Белым Зверем, как они сами себя называли, наблюдали только его начало и одновременно апогей, а потом уходили дальше на север, туда, где зима начиналась раньше. Основное число мертвецов проходило в первую же ночь, дальше же они ступали небольшими группками, позже и вовсе парами или в одиночку.
Эту ночь люди из племени проводили у костра, не разбредаясь по юртам. Такова была традиция, дань уважения мертвым. Утром же, когда толпа марширующих редела, Следующие за Белым Зверем спешно собирались и пускались в путь.
- Завтра утром, - мельком глянув на небо, прошептала шаманка Абранда, - здесь будет буран. Мы выйдем как можно раньше.
Соплеменники согласно закивали. У Следующих каждый человек был на счету, но в дни марша действовали жестокие законы: отставших не ждали.
- Сейчас вы можете немного отдохнуть. – Продолжила старуха. На лицах людей возникли ироничные улыбки. Все же сложно уснуть, когда вокруг бродят мертвецы, а холод ночи кусает кожу. Впрочем, ближе к утру, большинство погружалось в легкую дремоту. Сон всегда побеждает, даже когда сознание окутано страхом.
Тайсанд еще вчера,