Мотопарк ГДР
Был в бывшем ГДР и забрёл в интересный уголок истории, на табличке у входа стоит что тут собран практически весь мотопарк ГДР.
Был в бывшем ГДР и забрёл в интересный уголок истории, на табличке у входа стоит что тут собран практически весь мотопарк ГДР.
Спецтехника времён ГДР на базе IFA (Industrieverband Fahrzeugbau) на базе W50,W50L.
Концепция ADK 70 была разработана в 1974 году на заводе VEB Schwermaschinenbau SM Kirow Leipzig ( во времена австрийского художника - фирма Bleichert).Базовым автомобилем стал IFA W50 с длинной колесной базой (3700 мм) и полным приводом.Целью разработки было использование IFA W50 в качестве недорогого, хорошо зарекомендовавшего себя коммерческого автомобиля для крановой сборки. Кроме того, предстояло окончательное прекращение производства автокранов ADK 63-1 и ADK 63-2 , так как фирма-производитель VEB Schwermaschinenbau "Georgi Dimitroff" Magdeburg должна была выпускать с 1976 года только оборудование для открытых горных работ, по экономическим и политическим причинам. После создания прототипа, дальнейшая разработка ADK 70 была прекращена на заводе VEB Schwermaschinenbau SM Kirow Leipzig и передана в ВЭБ Машиностроение на завод "Карл Маркс",что в Бабельсберге. Еще шесть предсерийных моделей были построены там до начала производства в 1976 году. Сборка продолжалась до 1991 года, таким образом, всего было изготовлено 6737 штук ADK 70.
В течение всего периода изготовления, в производственный процесс и модель, неоднократно вносились незначительные улучшения. ADK 70 временно получил обозначения типа ADK 70-0 и ADK 70-1, чтобы разграничить запланированные, но не реализованные дальнейшие разработки.
С 1980 года в качестве апгрейда оборудования, предлагалась дополнительная стрела длиной 6 метров к уже имеющейся стреле длиной 4 метра. С 1982 года предлагался генератор с внешним источником питания, который предназначался для экономии дизельного топлива, при более длительной стационарной работе.
Экспорт ADK 70 составлял 70%, и в основном экспортировался в Болгарию , Венгрию , Польшу , Китайскую Народную Республику , Вьетнам , Кубу , Чехословакию и 15 других стран.
Автокран имел допустимую грузоподъёмность 10 тонн.
По ОГП 8т грузоподъемности на минимальном вылете (для сравнения наш кран на ЗиЛке только 6,3т). Крановая установка управляется из кабины базового грузовика с дублирующего реверсивного поста (система, как на отечественном путепрокладчике ПКТ). Кран мог работать в движении, без выносных опор.Читал,как - то,что это было сделано для обеспечения работы в условиях применения ОМП вероятным противником.
Гансы,в том числе по мимо прочих погрузочно - разгрузочных работ, такими кранами ракеты Системы-75 из пирамиды на ангарные тележки для сборки и далее на ТЗМ перегружали. Фирма VEB была традиционным поставщиком кранов для работы с режимными грузами и во время войны,и после попадания в советскую зону оккупации.
Характеристики:
- Двигатель: 4ВД 14,5/12-1 СРВ4-цилиндровый, четырехтактный дизельный двигатель с водяным охлаждением; Отверстие × Ход: 120 × 145 мм;Рабочий объем: 6560 см³; Мощность: 92 кВт (125 л.с.) при 2300 об/мин.
- Трансмиссия: 5+1-ступенчатая МКПП, внедорожная передача;
- Шины: 9.00-20 PR 12
- Габаритные размеры:
Длина: 7800 мм
Ширина: 2500 мм
Высота: 3350 мм
- Общая масса: 11100 кг
- Работа крана: гидравлическая
- Максимальная грузоподъемность: 7,0 т
(при максимальном вылете 2,0 метра, с опорой)
- Максимальный вылет: 14,5 м / 0,06 т
- максимальная высота подъема: 15 м
- диапазон поворота: 360°
- производитель: VEB Karl-Marx-Werk Babelsberg
- Скорость движения: 70 км/ч;
- Экипаж: 1/1
После того,как Германия снова стала единой, естественно западные автомобили были быстро интегрированы в сферу производства и применения спецтехники бывшей ГДР. Были попытки в ADK 70 интегрировать кабину ADK 100,в качестве ходовой части должны были использоваться Mercedes-Benz 1114/37, MAN 10.150, DAF FA1000 CB и UNIMOG. Но ни один из этих проектов не получил дальнейшего развития, поскольку ADK 70 не смог конкурировать с западной техникой.
С моим старшим братом Павликом у нас большая разница в возрасте — целых семь лет. Наверное, поэтому по сравнению с ним я всегда казался себе маленьким, а его считал взрослым.
Случай, о котором я хочу рассказать, произошёл, когда мне было примерно лет шесть, а Павлику, соответственно, лет тринадцать. То есть я тогда ещё был дошколёнком, и меня водили в детский садик «Василёк», а он — уже подростком. Брат уже несколько лет учился в средней школе № 2 имени Кирова, и в нашем родном городе Петропавловске она долгое время считалась очень престижной. Красный пионерский галстук Павлика казался мне признаком его зрелости и солидности, внушал естественное уважение. Интересы наши были не то, чтобы противоположными, но сильно отличавшимися. Общих тем для общения у нас было мало, разными были игры и любимые блюда. Я любил играть дома, а Павлик большую часть времени проводил на улице, у друзей, а если и был дома, то любил читать книги.
Однако существовал в нашей квартире один предмет, который обоих нас привлекал и объединял. Да, это был телевизор.
Надо заметить, что в то время, а это конец шестидесятых годов, телевизор был вещью довольно-таки редкой. И даже не какой-нибудь там цветной телевизор, а самый что ни на есть чёрно-белый. Кроме нас на лестничной площадке ни у кого из соседей телевизора не было вообще. Его не было ни в 53-й квартире, где жили электрик дядя Витя, его жена тётя Валя с малышом Сережей. В этой квартире, кстати, позже произошёл одновременно страшный и смешной случай, он о наушниках и смертельном риске — про него я тоже расскажу, но как-нибудь потом, чтобы совсем уж не растекаться мыслью по древу. Не было телевизора в 55-й, где обитала многодетная татарская семья — настолько скученно, что среди развешанных по всем углам мокрых подгузников и пелёнок, гоняющихся друг за другом двух полуголых ребятишек — их звали Носипка и Шарипка — и орущих младенцев ему, наверное, просто не нашлось бы места. Не было его и в 56-й, в которой жили тётя Клава и её дочь-старшеклассница Надя. Здесь, впрочем, отсутствие телевизора с лихвой компенсировалось висевшим на стене и никогда не выключавшимся радиоприёмником, толстой лохматой кошкой, которая не забывала оставить на моей одежде свою шерсть, клеткой с весело прыгающими зелёными попугайчиками и красной геранью на всех подоконниках. Ну, это я отвлёкся на соседей, хотя случай-то связан совсем не с ними, а с нашим телевизором, поэтому надо и о нём сказать несколько слов.
У телевизора было собственное имя — «Неман», и стоял он в зале у окна на самом умном месте, то бишь на книжной тумбочке. Мне разрешалось подходить к нему только в присутствии взрослых или, по крайней мере, Павлика. Впрочем, я и сам его немного побаивался, потому что сзади там был нарисован знак опасности — молния. Включался он не прямо в розетку, а через специальный прибор — стабилизатор. Тогда в городе часто бывали скачки напряжения, во время которых лампочки во всех наших трёх комнатах то почти совсем тухли, то ярко разгорались, и даже взрывались, а стабилизатор в моменты таких электрических фокусов позволял уберечь телевизор от перегорания. На одном боку у телевизора находились крутилки с надписями: «Частота строк», «Частота кадров», «Размер по горизонтали» и «Размер по вертикали», сбоку на другой стороне — «Громкость», «Яркость», «Контраст» и переключатель каналов. Телевизор был капризным, поэтому всякий раз его надо было настраивать — туда-сюда подкручивать регуляторы, чтобы картинка на экране не растягивалась, не сжималась и не скакала. Ещё у телевизора была антенна с двумя рожками. Её тоже нужно было вращать, если становилось невозможно разобрать, что в данный момент показывают — фильм, хоккей или концерт. Я очень любил, когда кто-то из взрослых просил меня: «Витя, поправь-ка антенну, что-то совсем ничего не видно!». Тогда я подтаскивал к телевизору стул, вставал на него и начинал крутить-вертеть антенну в разные стороны, пока изображение не становилось более или менее сносным, а мне не командовали: «Всё, молодец, давай слезай».
Особо популярным телевизор был вечерами, когда шли хоккейные матчи. Папа с Павликом были настоящими фанатами хоккея и не пропускали ни одной игры. Мы выписывали еженедельник «Футбол-Хоккей», и они красным карандашом подчёркивали в расписании все игры, которые должны были показываться по телевидению. Когда шайба залетала в ворота противника, оба вскакивали с дивана, прыгали и так громко орали: «Гоооооооооооооооол!», что мама прибегала в зал и говорила им укоризненно: «Ваня, Павлик, вы что так кричите? Можно потише? Вы весь дом разбудите!». На что папа, обнимая и целуя её, отвечал: «Любушка, родная, потише никак нельзя, гол очень хороший». В те моменты, когда телевизор начинал валять дурака, и по нему бежали чёрные полосы, Павлик старался придать антенне оптимальное положение, для чего вставал во всякие смешные позы — то выгибал руку, то отставлял ногу. И правда, когда он принимал какую-нибудь особо забавную позу, как в детской игре «Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три — на месте фигура замри», телевизор прекращал чудить и показывал гораздо лучше.
В тот вечер, когда всё это произошло, ни папы, ни мамы не было дома. То ли они уехали на дачу, то ли ушли к кому-то в гости — уж не знаю. Бабушка что-то долго готовила на кухне, а мы с Павликом сидели на полу перед телевизором. Да, вот ещё про бабушку и телевизор что хочу сказать: она любила его укрывать своими замечательными, связанными крючком, круглыми салфетками. Видимо, у них в деревне такими белыми салфетками всё было накрыто, и, переехав в город, она эту моду продолжила на новом технологическом уровне. В том смысле, что стала укрывать ими не только серванты, комоды и столы, но и все имеющиеся электроприборы — холодильник, телевизор, и даже утюг. Родители ей объясняли, что на телевизоре закрывать вентиляционные отверстия категорически нельзя, и если он перегреется, то может случиться пожар. Бабушка принимала озабоченный вид, вздыхала, охала, кивала, но продолжала украшать своими салфетками все доступные горизонтальные поверхности. Видимо, считала, что высокую сельскую эстетику нужно вбивать в городских жителей кирзовыми сапогами, воспитывая в них чувство прекрасного наперекор законам природы. Впрочем, Павлик перед включением телевизора предусмотрительно эту бабушкину салфеточку снимал. Не зря же он увлекался физикой — соображал, что к чему.
Так вот, сидим мы с ним перед телевизором на полу. Не на голом полу, конечно — нас за это ругали, а на рунах. Рунами в нашей семье почему-то называли старые одеяла, которые пожили своё. Выбрасывать такое богатство взрослые считали расточительным, ибо оно ещё могло послужить добрым людям. Чаще всего таким добрым человеком оказывался я, но пользовался рунами по своему разумению, а именно играл в балаган. Накрывал ими пару стульев, и — опаньки! — у меня получался свой уютный домик. Вниз укладывалось ещё одно старое одеяло, и если к нему добавлялась маленькая подушка с дивана — думка, то в таком тёмном балагане можно было часами сидеть, играть, кушать, и даже спать, положив голову на думку и укрывшись взятыми из кладовки рунами.
Да, и вот так мы сидели на рунах и смотрели телевизор. Павлик его настроил, и теперь было понятно, что там показывают художественный фильм. Какие-то дядьки на экране разговаривали о чём-то печальном, и происходило что-то унылое. Было видно, что фильм не детский, а взрослый, потому что мне было его смотреть скучно, а Павлику интересно. Но я всё же его спросил: «Про что кино?». Спросил так, на всякий случай, чтобы у меня была причина не смотреть эту муру дальше, а пойти в балаган и заняться там своей игрой. «Про шпионов», - ответил Павлик.
Я не очень хорошо понимал, кто такие шпионы, но мне казалось, что это как-то связано с войной. Играть в войну я любил: на такие случаи в моём ящике для игрушек — это был фанерный почтовый ящик без крышки — хранился соответствующий арсенал из пластмассовых пистолетов, солдатиков и конников. Но люди на экране не были одеты в военную форму, как это полагается на войне. Наоборот, все они были в костюмах и в плащах, на головах — обычные шляпы. Ни погон, ни пятиконечных русских звёздочек, ни загнутых немецких крестов, как полагается, чтобы отличать своих от врагов. Тогда я задал уточняющий вопрос: «А где немцы?». На что получил неожиданный ответ: «Здесь все — немцы».
Тут я немного, как бы выразились сегодня, завис. Потому что из своего небольшого опыта знал, что на войне всегда должны воевать русские и немцы. Во всяком случае, когда пацаны в нашем дворе затевали игру в войнушку, то мы всегда делились на две команды: одни были русскими, другие — немцами, или, что было тем же самым — фашистами. Быть, даже понарошку, немцем-фашистом я считал для себя позорным, поэтому был только русским и очень удивлялся, когда какие-то ребята стать фашистами не просто соглашались, но и хотели. Про них я всегда плохо думал, что они или двоечники, или их родители — пьяницы.
Только сильно позже, уже будучи взрослым, я понял смысл этого фильма. Все его герои действительно были немцами. И не в уничижительном смысле, который я вкладывал в это слово в детстве, а в самом что ни на есть прямом: они были немцами по своей национальности. Но немцами совсем разными идеологически. В то время Германия была разделена на две части: в одной из них — Германской Демократической Республике или ГДР — восточные немцы строили коммунизм и дружили с Советским Союзом, а в другой — Федеративной Республике Германии или ФРГ — жили западные немцы. Они были недобитыми фашистами и врагами СССР. Естественно, что фильм производства ГДР рассказывал о коварных шпионах-вредителях из ФРГ.
Однако в моём нежном шестилетнем возрасте все эти тонкие намёки на толстые обстоятельства были мне совершенно неведомы. Поскольку до этого я немцев на хороших и плохих не делил — все они были в моём представлении только врагами, тем не менее авторитет старшего брата не позволил мне ему не поверить. Поэтому я смирился с предложенным условием, но, чтобы найти в этой путанице какую-то знакомую мне опору и хотя бы чуточку понять, что в фильме происходит, я задал брату ещё один важный для меня вопрос: «А где наши?».
Видимо, Павлик был несколько раздосадован моей навязчивостью, потому что ткнул пальцем в дядьку, который в тот момент появился на экране, и недовольно буркнул: «Вот этот — наш». Обрадованный, что наконец-то нашёл точку опоры в том странном мире, где все были немцами, я стал внимательно следить за нашим дядькой, переживая за то, что его со всех сторон обступают враги.
И мой герой не подвёл: он отлично стрелял, убегая от немцев по крышам, лихо взорвал немецкую железную дорогу, и даже удачно подсыпал яд в немецкий водопровод. Короче, всю картину он отмачивал такие штуки, что я был восхищён его мастерством. Я громко хохотал и хлопал в ладоши, когда все окружающие его немцы были посрамлены и в бессилии разводили руками. Судя по всему, Павлик тоже веселился, но больше всего его почему-то радовала моя бурная реакция.
И вот, когда я уже предчувствовал счастливый финал и ждал только того, что моего героя наградят за все его замечательные подвиги, неожиданно случилось то ужасное, чего я никак не мог предположить. Вдруг нашего дядьку окружили, надели на него наручники и посадили в тюрьму. После чего на экране появилась надпись: «Конец фильма» и начался какой-то концерт. «Это что — всё?», - недоумённо спросил я Павлика. «Да, всё». «А продолжение будет?». «Нет, это одна серия, без продолжения».
В моей голове как-то всё сразу рухнуло. Сказать, что я был разочарован, обижен, ошарашен — это ничего не сказать. Это было невероятно, этого просто не могло быть, потому что наши всегда и везде должны были побеждать. Никаких других вариантов просто не было и быть не могло. А тут произошло всё наоборот: наш проиграл, а враги победили. Это было немыслимо. Это была катастрофа.
Я поплёлся в нашу с бабушкой комнату, достал из ящика пистолет и залез в свой тёмный балаган. Я всё ещё находился под впечатлением от неправильности произошедшего. В мире, где все — немцы, где наши терпят поражение, где враги побеждают, не было смысла жить. Я долго сидел в балагане и до прихода родителей отстреливался от бесконечных фашистов, а когда меня окружили и хотели схватить, выстрелил из пистолета себе в сердце, чтобы не сдаваться немцам в плен.
Наверное, тогда и кончилось моё детство, которое называют безоблачным и счастливым, с его прекрасными заблуждениями о вечном торжестве добра и справедливости, и о наших, которые всегда побеждают.
Обложка журнала «Советский экран» с Евгением Леоновым, 1986
Мопед «Мотопчёлка», сделанный мастерами из Ташкента, представлен на ВДНХ в Москве, 1985
Сергей Владимиров, «На озере Рица», 1981
В гостях у Анны Ахматовой, 1949
Ресторан во Дворце Республики в Восточном Берлине, 1976
ФРГ, 1950-е
Гостиница Националь, Харьков
Магазин «Электрон» в Пензе, 1983
Улица Магдебурга, ГДР, 1980
Реклама автомобиля «Ока», 1986
Сборка «Волги» на Горьковском автомобильном заводе, 1974
Новый район в городе Шевченко на полуострове Мангышлак, Казахстан, 1966 г.
Санаторий «Тарханы» в Пятигорске, 1976
Крыши домов по улице Доктора Хибай Каролы в городе Эгер, Венгрия, 1962
Александр Дейнека «Сцена в электричке», 1955
Город Остервик, ГДР, 1990
Ленинградская студентка, 1956
Оператор пожарной службы во время дежурства, Вильнюс, 1974
ВАЗ-2102 Универсал, 1971
Первоклашки, 1954
Осенью в парке в Курске, 1979
По грибы, 1970-е
Местные жители на одной из улиц города Хорог, Таджикистан, 1982
В Летнем саду, Ленинград, 1980
Троллейбус в Перми, 1960-е
Невский проспект, Ленинград, 1968
«Волга-универсал» с широкими возможностями трансформации багажника, 1970-е
На улице, ГДР, 1980-е
Кузнечный рынок, Ленинград, 1982
Ресторан Juras Perle в Юрмале, Латвия, 1965
Очень много Trabant, ГДР, 1970-е
Ожидание, 1973
Раздевалки у источников Csepeli в Будапеште, Венгрия, 1967
Голубой Wartburg, ГДР, 1970-е
Королева Елизавета II во время визита в Санкт-Петербург, 1994
Рафик в Риге, Латвия, 1970-е
Восточный Берлин на обложке журнала «Motor-Jahr», 1982
Доброе утро, Вильнюс! 1970-е
Чемпионат СССР по автомобильным гонкам. Автомобиль ЗИЛ-112 «Циклоп», 1956
Чай - полезный напиток!
Ленинград, 1981
Термальные бани в Капошваре, Венгрия, 1969
Композитор Владимир Мигуля и японская аудиосистема, 1986
Кемпинг в лесу Крану, Франция, 1984
Аттракцион "Сюрприз", Киев, 1980-е
Добрый вечер, Прага! 1960
Паромная переправа через реку Кубань, 1951 год.
Корабль «Приволжск» в торговом порту Клайпеды, 1966
Площадь Иштвана Добо в центре города Эгер, Венгрия, 1981
Асфальтирование на площади Воровского в Ленинграде, 1944
Икарус выезжает из гаража перед отправлением в рейс в городе Папа, Венгрия, 1972
В ожидании рейса в Пулково, Ленинград, 1980-е
Канатная дорога над Тбилиси, 1980-е
Бульвар Дружбы народов, Киев, 1967
Сотрудницы сборочного цеха, 1981
Рынок в Тбилиси, 1970-е
Бистро “Казачок” в Братиславе, 1978
Мороженщица в Шауляе, Литва, 1983
На окраине Алма-Аты, 1959
Художник Владимир Карпов за работой. Северный Кавказ, Карачаево-Черкесия, 1985
Астрономический институт Улугбека, Узбекистан, 1984
Обложка журнала «Немецкое дорожное движение», ГДР, 1973
Детская площадка в Днепропетровске, Украина, 1983
В Государственной винной лаборатории, 1980-е
Застройка нового района в Будапеште, Венгрия, 1972
Сбор винограда в совхозе «Гурзуф», Крым, 1970
Санаторное лечение в Пятигорске
Группа “Депеш мод” у Берлинской стены в Западном Берлине, 1984
Советские космонавты перед отправкой на станцию Салют-7, 1982