Вот такая интересная двухколесная колясочка, Москва, СССР, 1976 год
ИСТОЧНИК - здесь собрали лучшие фотоснимки времён СССР.
ИСТОЧНИК - здесь собрали лучшие фотоснимки времён СССР.
ИСТОЧНИК - здесь собрали лучшие фотоснимки времён СССР.
Есть пару моментов на которые бы хотел обратить внимание.
Одежда. Скорее всего у вас одежда была современная, в одежде и обуви того времени было бы менее удобно. Клим Жуков беседовал с реконструктором, который участвовал в походе по маршруту Швейцарского похода Суворова, в соответствующей эпохе одежде. И это была одна из основных проблем. Так что тут, наверное, вам было проще.
Еда. Скорее всего вы брали сухие пайки современные. Что из себя представлял сухой паёк 80 лет назад? Скорее всего тушёнка и сухари. Так что может вам было бы проще, первое время, а дальше, когда пришлось бы добывать еду из того, что растёт в лесу, то не уверен. Читал в детстве книгу про малую войну, что-то типа сборника. Там как раз про партизан говорилось, почти дословно, что "в наших лесах можно не только с голоду не умереть, но и ряху наесть". Ну не знаю, но для современного горожанина, думаю это будет действительно проблемой. Я бы не был уверен, что смог. Тогда же люди были в основном из крестьян, ну или горожане, но переехавшие в город опять же из села, так что тут им было бы проще. Ну и такой момент, что можно наверное найти пропитание и в лесу, только на это придётся потратить наверное весь день, а надо ещё и идти и не просто идти, а может и с боем. Ловля рыбы? Даже современные рыбаки с полным набором всевозможных снастей бывает вовращаются домой с пустыми руками, а что за снасти могут быть у простых солдат? Да и найти пропитание можно на одного себя, а есть ещё и раненные. А как быть партизанам? Которые месяцами сидят в лесу? Без помощи от местных жителей им трудно было бы выжить.
Так что в любом случае ваш эксперимент очень интересен, и заслуживает уважения, я не уверен, что решился бы на что-то подобное. Ну нельзя не отметь в очередной раз, какой силой духа обладали наши предки, которые в таких обстоятельствах не сдавались и находили в себе силы пробиваться к своим, спасая раненных, оружие, документы и знамёна частей.
Ссылка на статью "Прорыв из окружения. Реальный эксперимент":
Я до этого писал только на Хабре, на Пикабу первый раз. Тут своя специфика. Возможно, поэтому мне не удалось в должной степени донести до читателей смысл эксперимента.
Попробую ещё раз и начну с предистории.
Это было 20 лет назад. Одному сумасшедшему (это был не я - я нормальный. Но это не точно) любителю истории Второй Мировой войны пришла в голову мысль провести эксперимент.
Как пробивались из окружения организованные группы бойцов, руководимых опытными командирами - это подробно описано во многих книгах, снято во многих фильмах - здесь все понятно
А вот как пробивались не строевые - ополченцы, тыловики, обозники, санитарные части?
Вот группа солдат с минимальными навыками выживания - без командира, без карты местности, с ранеными, и сдаваться в плен они не хотят, а хотят пробиться к своим родину и свою дальше защищать (я уверен, что таких групп было немало) - и вот что делать? Это не описано нигде.
План был сымитировать это, насколько это возможно в реальности
Почему именно брянское направление операции ТАЙФУН? Из окружения в районе Вязьмы почти никто не прорвался - там поля, овраги - спрятаться негде. Из брянского котла, вроде, вырвалось намного больше
Почему обязательно бойцы должны быть не подготовленные?
У организатора дед воевал. Дальше рассказ его слов, что я запомнил, пруфов не будет:
“Дед был совсем еще мальчишка (Он говорил, что чуть ли не пятнадцатилетний, но я не поверил), когда немцы прорывались к Туле, записался добровольцем.
Их на пару дней отправили на боевую подготовку - маршировали, кололи штыком чучело, даже немножко постреляли, пометали учебные гранаты, потом копали окопы на позициях и противотанковый ров.
Утром по ним ударила артиллерия и минометы, а потом навалились танки и панцергренадеры.
Какое-то время они держались, а потом танки прорвались к окопам, начали давить гусеницами, поливать из пушек и пулеметов, гренадеры забрасывали окопы гранатами, косили бегущих из автоматов - короче писец был полный.
Выжил дед чудом. Там ещё было маленько подробностей, но я не хочу их здесь приводить. Кто мы такие, чтобы судить, считай - совсем еще ребенка, за то что он выжил в аду.
Благо командиры там были адекватные - говорил, вроде никого не наказали за оставление позиций. Никто, видимо, и не ожидал большего от людей с таким уровнем подготовки и без боевого опыта. Хоть сколько-нибудь задержали врага, и на том спасибо
Дед очень гордился тем, что не бросил тогда винтовку (не Мосинка была, другая какая-то, я не запомнил название). Пустую уже и бесполезную. Для него, тогдашнего, это был настоящий подвиг.”
Вот вам вполне реальный случай. Вот примерно такой же уровень боевой и политической подготовки и навыков выживания у нас должен был бы быть по легенде. У нас он был маленько даже повыше.
Это сразу ответ всем мамкиным выживальщиками и тактикульщикам и тем кто писал, что в реальности мы все были бы из крестьян, и круто умели бы выживать на природе по определению. Вот нихрена подобного.
Спальные мешки были, типа это шинели, палаток не было - какие палатки у окруженцев? Одежда, только та, что на себе. Еда - один сухпаек на человека. Люди должны быть ранее незнакомые, абсолютно случайные. Но без супер-спецназовцев и бойцов с боевым опытом - это был основной критерий. Никаких объединяющих факторов нет. В реальности мы могли бы спокойно по лесу разбрестись, кто-куда и нам бы за это ничего не было.
Мешки, имитирующие раненых, решили взять 50 кг - не очень тяжелые и не очень лёгкие. Их, сухпайки, частично снарягу, подвезли к точке старта на машине
Такие вот были стартовые условия
Организатор предложил поучаствовать двум своим приятелям-подчинённым - в качестве тимбилдинга, оплатил им билеты, снарягу и прочее. С одним из этих приятелей я когда-то работал на объекте. Он позвонил мне и предложил тоже поучаствовать, за свой счет, конечно.
Я, конечно, не опытный походник, но и не совсем уж идиот - идея пойти с незнакомыми людьми, по незнакомому маршруту, без карты, почти без еды, на 120 км и ещё тащить грузы в 50 кг мне тогда сразу показалась абсолютно хуёвой, дальше некуда. Поэтому я сразу согласился - было интересно попробовать себя в экстремальной ситуации и легенда была оригинальная. Я тогда вообще был за любой кипишь, кроме голодовки. Это сейчас я от WiFi не отойду дальше 5 метров, тогда посмелее был.
Остальных участников набрали по той же схеме.
Все легко согласились потому что мы не знали что нас ждёт. Если бы мы знали, что это такое, но мы не знали. Специально мы не готовились. Это было одним из условий
Если бы я знал, что и как это будет - я бы наверно отказался. Да ладно, что там стесняться - точно бы отказался. Да все бы отказались, я уверен
Первый день, организатор, на привалах красиво и подробно рассказывал нам, что и как здесь было и что мы собственно должны сымитировать. Было реально интересно все это попробовать и испытать. На второй день он уже ничего не рассказывал - ощущение пиздеца было более чем реальным.
Стартовали отсюда - посёлок Михайловский, Выгоничское городское поселение, Брянская область. Дальше направление -> Карачев –> Болхов. Нo дo Болхова не дошли.
После первого же сильного дождя мы все промокли до нитки, и грязные были с ног до головы, как черти. Просушится было негде. Обувь и спальный мешок я окончательно высушил только в поезде, когда уже ехал домой
Почему мы решили сначала идти ночью. Мы подумали что ночью было бы легче обойти заслоны и просочиться через позиции противника. Я ходил ночью по лесу, на довольно большие расстояния и особых проблем не испытывал, но это был хорошо знакомый мне лес. В незнакомом лесу двигаться группой ночью оказалось невозможно
Кто-то говорил что люди тогда были выносливей, чем мы сейчас мы. А вот у меня на этот счёт большие сомнения, чтобы измотанный уже солдат, который ел и спал последний пару месяцев урывками и был непрерывно в бою, был бы выносливей меня, который и спортом маленько баловался, сытно ел и спал в теплой постели, и к началу эксперимента был отдохнувший и в неплохой физической форме.
В лесу достаточно еды мы не смогли найти, ну на одного-двух ещё может и хватило бы, но не на 18 человек точно
Грибы-ягоды мы могли собирать только на привалах и стоянке в зоне прямой видимости - уходить дальше мы не решались - боялись заблудиться. Ели все, что смогли найти в радиусе 25 метров, этого было мало, считай совсем ничего
Кто-то написал в комментариях, что в лесу полно орехов
Орехов полно в магазине "Восточные сладости", в лесу мы не нашли ни одного
В комментах предлагали рыбы наловить. Спиннингов у нас не было и я сомневаюсь, что у окруженцев были какие-либо снасти. Да и времени на это не было
Самое главная проблема поиска еды в лесу, была в том, что мы были в движении и ограничены по времени.
Организатор красиво описал нам, что сейчас кольцо окружения не плотное и держат только его моторизованные части.
Условно говоря, танкисты захватили ключевые пункты, поставили заслоны на дорогах и мостах, выставили охранение и занимаются ремонтом и обслуживанием своих танков. На мелкие группы окруженцев не обращают внимания
Но завтра их сменит пехота с пулемётами, минометами, пушками и всё - хана
Поэтому сегодня ещё можно проскочить, и вырвать из кольца окружения - завтра это уже будет невозможно. Ну, на мой взгляд - он все говорил логично, честно говоря
Смотрели фильм Живые и мёртвые? Сколько их отделяло от смерти? Час. Один час. Успели бы они проскочить по мосту и все бы выжили. Но они не успели.
Паек решили растянуть на 3 дня, потом у меня остались только галеты и одна упаковка паштета.
Проблема была в том, что в реальности мы бы не знали - на сколько дней растягивать? Пробьемся к своим к вечеру или несколько недель будем выходить? Решили делить на 3, а дальше как получится
Добрые пикабушники предлагали сразу же нас начать расстреливать.
Кланяющийся и благодарящий пингвин.жпг
Я уверен, что командиры РККА были грамотные специалисты и умели командовать, не расстреливая своих подчиненных направо-налево. Да и зачем это делать? Мы вполне подчинялись своим командирам, до того момента, когда стало ясно, что не дойдем. А там ситуация уже сильно изменилась
Может быть, в реальности, крутые тру-пикабушники, со своими 49,5, и правда, лихо бы постреливали бедолаг-окруженцев из именного Маузера, прямо с боевого дивана, а вот я бы на месте командира сильно поостерегся бы лишний раз хвататься за кобуру.
Окружение, кругом бардак и паника, ночь, ты стоишь перед толпой вооруженных людей, которым уже нечего терять. Тогда в котлах исчезали десятки тысяч без следа - погибали и пропадали без вести. Начнёшь борзеть и твой медальон найдут чёрные копатели только через 50 лет.
Кто-то писал в комментах, что Смерш потом проведёт допросы с пристрастием всех вышедших из окружения и все выяснится.
Во-первых, это будет сильно потом.
Во-вторых, это если кто-то останется жив из этой группы, и если дойдёт до своих, и если начнёт откровенничать на допросах. В стиле - “товарищ майор, а вы знаете - мы по дороге командира Красной армии застрелили!”
Я почему-то думаю, что вышедшие из окружения солдаты, испытавшие в пути всякое, были немногословны - “мою часть разбили, бродил по лесу, прибился к другой части, с ней вышел из окружения”.
А в конце пути, пытаться расстреливать вооруженных еще людей, которые не могут идти, и которым уже вот прям совсем нечего терять реально - они фактически уже мёртвы, даже в плен им не сдаться - не смогут идти в колонне пленных и их конвоиры все равно пристрелят…
Ну, это прям совсем глупо и небезопасно, на мой взгляд…
Ладно, не хочу больше думать об этом, не очень хорошая это тема
То что "бросили раненых" - это я конечно грубо написал. В реальности бы бы их оставили в какой-нибудь деревне. У нас-то были мешки с песком и мы их просто бросили в лесу
Беда была в том, чтобы мы больше не могли их тащить, физически не могли. У нас уже было четверо травмированных, пятеро вымотались почти в ноль, они тоже еле шли. И остальные уже были на грани. И что нам делать? Мы никогда в такой ситуации раньше не были, мы не знали
Не получилось у нас пробиться с ранеными. Нужен был транспорт - лошадь с телегой хотя бы. Но не было у нас ничего. Война – жестокая штука
Судьба раненых, конечно, по-любому была бы трагичной - деревню прочесали бы враги или полицаи из местных, раненых нашли и всех расстреляли
Из того, что я понял, что было бы самое трудное в реальности - это отговорить сильных и опытных от попыток оставить нас и уйти вперёд самостоятельно.
Они были уверены, что легко справятся, а вот я сейчас, на основании того опыта, который получил, уверен, что они бы точно заблудились и погибли. Тот из нас, кто более-менее хорошо ориентировался на местности, с ними идти не хотел.
Никто из нас не ныл и не сдавался. Ругались, да - но не ныли, и все держались до последнего. Смысл был попробовать прорыв из окружения максимально приближенный к реальности, насколько это возможно, и мы попробовали
Да, смерть нам не грозила, но без этого там нахлебались по полной.
Мы все были мотивированы дойти до конца. Чуваки которые плыли через реку чуть не утонули, но переплыли. Но так же верно и то, что в реальной ситуации возможности "сохраниться" или сойти с дистанции не будет. У нас такая возможность была, с этим ничего не поделаешь
Да, в реальности были бы мотоциклы с пулемётами вокруг и диверсанты которые указывают путь в ловушку, из самолётов бы бомбили и танки обстреливали.
Как бы мы повели себя в такой ситуации, я не знаю и проверять это, конечно же не буду. Просто буду надеяться, что нам бы повезло и мы бы выжили и пробились
Если кто-то думает что мы там все перезнакомились и подружились, то он глубоко ошибается. Никаких задушевных разговоров с гитарой у костра не было, в моей группе по крайней мере точно. Я на ночёвках пытался согреться и поспать, но в мокром спальнике получалось это очень и очень плохо. Я даже не помню имён ребят из других групп. Они говорили, но я не запомнил
Нет, мы больше не встречались. Даже домой обратно ехали не вместе. Большинству это приключение не понравилось. Мне тоже.
И когда я раньше видел наклейки "Можем повторить!" мне становилось грустно - я не хочу повторять. Совсем. Извините, если кого этим оскорбил или обидел
Кто-то в комментах написал, что если фотоотчета нет, то значит этого не было, хахаха. Надеюсь что он пошутил. Я не буду это комментировать
Опытные пикабушники сразу стали советовать в комментах - вам надо было сделать так-то и так-то, то-то и то-то - вот вы лошары!!!
Да, у меня сейчас есть этот опыт, и если бы мы через год это повторили (ногу надо было залечить), я уверен, что мы бы прошли этот маршрут без особых проблем и даже раненых скорее всего донесли бы. Но тогда у меня этого опыта не было. В реальности, у обычных окруженцев этого опыта не было бы тоже.
Подводя итог все вышесказанному – я считаю, что те кто пробивались из окружений, но не пробились, ничуть не меньше герои, чем те кому это удалось, а может даже и больше. Но про них не напишут в книгах, и не снимут фильмы. Я тогда узнал почему.
Теперь и вы это знаете
Лайфхак от финского солдата, как пройти 400 км за две недели. В одиночку. Зимой. Получив ранение.
Далее история целиком с wiki:
Аймо Аллан Койвунен (фин. Aimo Allan Koivunen; 17 октября 1917 года, Аластаро — 12 августа 1989 года, Йювяскюля) — капрал сухопутных войск Финляндии, участник советско-финских войн 1939—1940 и 1941—1944 годов. Стал известен как первый в истории военнослужащий, с которым произошёл случай передозировки метамфетамином: он блуждал две недели, находясь под воздействием метамфетамина, и при этом остался в живых.
16 марта 1944 года 53-я и 54-я разведывательно-диверсионные группы 4-го отдельного батальона лыжных войск (4-го отряда военных лыжников) под командованием капитана Илмари Хонканена отправились за линию фронта для проверки сведений воздушной разведки о строительстве советского аэродрома к северу от стратегической дороги в Кандалакшском районе. Койвунен хранил при себе 30 капсул первитина для всего своего отряда. 18 марта патруль Койвунена (4-я рота), вышедший с временной базы, наткнулся на советские части и был атакован из засады, после чего финны начали отступать. Из девяти человек отряда Койвунена вернулись в расположение финских войск семеро: сержанты Юрьё Хелппи и Эркки Каллио с капралом Олави Валингас прибыли на базу Люипосюнтюмя, капрал Мартти Юуярви и старшие сержанты Яакко Контиола и Лаури Сийлин — в деревню Куоску (община Савукоски), командир патруля лейтенант Хейкки Норри — на базу Хонканен (прибыл 20 марта). Восьмой, капрал Эйно Хиетала, попал в советский плен и 10 лет пробыл в лагерях и тюрьмах в Ярославле, Череповце и Норильске, вернувшись на родину 9 февраля 1954 года. Девятый боец, капрал Аймо Койвунен, сбежал с поля боя, не понимая, куда он движется.
Уставший после долгого перехода, в какой-то момент капрал Койвунен достал пачку первитина для всей группы — 30 таблеток. По инструкции разведывательного управления финского генерального штаба, в сутки запрещалось принимать более шести таблеток вне зависимости от того, насколько экстремальной и опасной является ситуация. Однако в темноте Койвунен то ли по ошибке, то ли от волнения съел все 30 таблеток — количество, в пять раз превышавшее максимально допустимую дозу. Ощутив прилив сил, Койвунен налёг на лыжи и ушёл от советских солдат, однако затем ему стали являться галлюцинации, и в лапландском лесу Койвунен потерял сознание. Он очнулся следующим утром, потеряв из виду патруль и лишившись почти всего продовольственного запаса, но сохранив каким-то чудом оружие— от места стычки было около 100 км.
Поиски своих
Перепугавшийся Койвунен пытался отыскать сослуживцев, однако не мог их найти. От передозировки ему являлись галлюцинации в виде советских войск: по некоторым данным, один из таких случаев оказался не галлюцинацией, когда Койвунен действительно чуть не нарвался на советский патруль. Лыжника сопровождали панические атаки, и он не мог отличить реальность от галлюцинаций. Следующие почти две недели он ночевал под снегом, питался сосновыми почками и разогревал воду. По его воспоминаниям, ему в галлюцинациях являлись старые друзья, которые с ним разговаривали. В какой-то момент Койвунен обнаружил полуразвалившуюся землянку, которая принадлежала немцам, однако, пытаясь туда пробраться, наступил ногой на противопехотную мину, получив опаснейшие открытые ранения. Когда он открыл всё-таки дверь, прогремел второй взрыв: мина мощностью 13,4 кг тротила взорвалась и обрушила всю землянку. Аймо отлетел метров на 20—30, упав в сугроб. Он оторвал кусок ткани от рубашки, чтобы перевязать раненую ногу. Ночевать Койвунен вынужден был на голой доске, накрывшись остатками вещмешка. Около недели он пролежал в снежной яме, питаясь сырым мясом кукши и предчувствуя смерть от обморожения или голода: первитин выкачивал ресурсы, однако каким-то образом не давал Койвунену замёрзнуть насмерть.
Аймо блуждал по лесам около двух недель, пройдя в общей сложности 400 км. От голодной смерти спасла его случайность, когда рядом пролетел немецкий самолёт, обнаруживший сгоревшую землянку: находившийся недалеко Аймо начал махать шапкой, надетой на лыжную палку, и тем самым дал знак немцам. Те отправили сапёров, чтобы разминировать территорию, а уже затем забрали раненого Койвунена и отвезли в госпиталь в общине Салла 1 апреля 1944 года. Врачи отметили, что его сердцебиение составляло почти 200 ударов в минуту, а масса тела не превышала 43 кг. С учётом того, что в общине Салла температура доходила до 20—30 градусов мороза, воздействие первитина врачам показалось феноменальным.
После войны Койвунен был признан инвалидом (он лишился пальцев на ноге и получил обморожение), а употребление первитина было запрещено в стране. Пережив окончание войны и политические перестановки в стране, Аймо в начале 1980-х годов переехал в город Йювяскюля в Центральной Финляндии, где и жил в дальнейшем. Свою историю он поведал общественности в рассказе «Первитинный патруль» (фин. Pervitiini-partio), который вышел в одном из выпусков журнала «Kansa taisteli[фин.]» (с фин. — «Как сражался народ») в 1978 году и занял второе место в конкурсе рассказов.
Скончался 12 августа 1989 года в Йювяскюля. Оставил жену Эльсу и сына Мику (род. 1966).
Позабавили комментарии в духе «а я в свое время мог уйти в лес и на подножном корму год прожить, пересечь Альпы и форсировать Енисей, так что автор лохобоище».
Следует иметь в виду, что реальными навыками выживания в дикой природе обладают единицы, собственно в сороковые годы ситуация была не сильно иной. Не состояла советская армия сплошняком из охотников и выживальщиков.
Тем более, что чуть не половина из попадавших в крупные окружения солдат были представителями военно-учетных специальностей требующих образования и навыков, не предусматривающих выживания в одиночестве. Маловероятно, что среди бойцов окруженного гаубично-артиллерийского полка вдруг найдется тот, кто сходу насобирает еды в лесу, которой хватит на марш на сотню-другую километров. Обычно, крупное окружение заканчивалось сдачей в плен большей части солдат в считанные недели.
Ну а ТС все правильно сделал, взял и попробовал, а не стал фантазировать.
Я однажды участвовал в интересном и поучительном эксперименте - мы имитировали прорыв из окружения солдат из разных подразделений - взаимодействие группы людей, случайно собравшихся в лесу и все это - в экстремальных условиях, конечно.
Нас было 18 человек, 3 группы по 5 солдат, плюс три командира, и мы должны были нести ещё трёх раненых - 3 50-тикилограммовых мешка с песком на импровизированных носилках.
Договорились, что имитируем по-честному - без навигаторов, без магазинов, ресторанов, алкоголя, лекарств и тому подобное. Пройти 120 км за пять дней нам тогда казалось вполне реальным.
Купили стандартные сухпайки, остальную еду мы должны были добывать в лесу сами. Решили, что днём отдыхаем, идём ночью. Кроме того, пару часов в день мы должны были имитировать прорыв обороны противника с боем.
Первый день ещё было нормально, эйфория и всё интересно и забавно.
Второй день мы уже устали, выдохлись и морально и физически, стали ссориться кому нести раненых, да еще плюс прошел сильный ливень, все были мокрые и грязные.
Та еда, которую мы смогли найти в лесу - ягоды, грибы и разные травы, не восполняла наших физических усилий. К тому же выяснилось, что еды в лесу практически нет, да еще и большинство не умеет ее искать, и не отличает съедобное от несъедобного.
Решили отказаться от прорыва с боем, слишком много сил и времени тратилось на это, будем по-тихому обходить заслоны противника. И идти всё-таки днём - ночью это было слишком тяжело и опасно, четверо травмировались, и я в том числе.
На третий день все окончательно развалилось и почти закончилась еда. Мы не смогли пройти и 20-ти километров в этот день, все перессорились, командиров не слушались, раненых пришлось бросить. Вечером решили разделиться на мелкие группы по уровню подготовки и прорываться налегке. Но это не помогло.
На четвёртый день эксперимент был прекращен:
- часть людей уже просто не могла идти, отдали оставшееся продовольствие более сильным товарищам и сдались,
- одна группа заблудилась,
- вторая дошла до реки, с трудом переплыли, чуть не утонули, и дальше благоразумно отказались продолжать,
- группа из двоих, самых слабо подготовленных, перешли реку вброд, разожгли костер, просушились и прошли дальше ещё 10 км, но потом окончательно выдохлись и сошлись дистанции.
Они прошли дальше всех, потому что мы их берегли - они выполняли меньше всего работы и сохранили силы.
К тому же один их них сжульничал - взял с собой Сникерс и на этом допинге они вдвоём продержались ещё почти половину суток. А второй хорошо ориентировался на маршруте.
Короче говоря - из окружения мы не вышли. До точки сбора оставалось ещё 30 км
Выводы. Как бы я поступил в реальной ситуации имея уже подобный опыт:
- Раненых нужно было сразу оставить, хоть это не по-товарищески и жестоко. С ранеными перемещаться слишком тяжело, неудобно, медленно и больше вымотались те, кто их нёс.
- На мелкие группы нужно разбиваться не по уровню подготовки, а, по условно говоря - "родственным" связям. Незнакомый человек не поможет чужому для него в критической ситуации, а друг друга выручит, даже если ему самому будет грозить опасность.
- Нужно заходить в деревню и просить помощи. Хотя это и очень опасно - в деревне могут быть войска противника. Но к примеру - ведро картошки, стакан сахара или мёда и обезболивающая мазь очень сильно бы нам помогли
- Без хорошей карты или местного проводника шансов спастись нет. Ночью, да еще если отовсюду слышны выстрелы, сориентироваться на незнакомой местности невозможно
- Без лидера, который смог бы организовать группу и повести за собой - ничего не получится. Все тянут в разные стороны, как лебедь рак и щука, договориться друг с другом из-за стресса не получается
- Силы и скорость перемещения падают по экспоненте. На третий день, большинство из нас, идти ещё кое-как могли, а сражаться уже вряд ли.
Вернувшись домой и немного придя в себя, я уже другими глазами перечитал книгу "Разгром Брянского фронта” про операцию Тайфун.
Как наши деды смогли с боями прорываться неделями из окружения, вынося раненых и катя на руках пушки, что они пережили - я себе даже представить не могу.
И как командиры смогли организовать, голодных, измотанных боями, а когда и уже павших духом, людей на прорыв, сохранили дисциплину, вывели к своим более-менее боеспособные части и уже на следующий день сражались, отражая атаки танков - это просто невероятно!
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Срез эпохи из книги Валентина Черных
Москвичи и лимитчики
«Людмила, Антонина и Катерина приехали в Москву из маленького районного городка Красногородска Псковской области. Из Красногородска чаще уезжали в Ленинград, все-таки поближе, чем Москва. В Ленинград ездили продавать мясо, когда осенью забивали свинью, в Ленинград ездили за покупками. Но еще в тридцатые годы первые красногородские пробрались в Москву на строительство шарикоподшипникового завода. И после них уже каждый год кто-нибудь уезжал в Москву к дальним родственникам или бывшим соседям. И те пристраивали вновь прибывших на стройки и заводы.»
«За Людмилой ухаживал один из училища погранвойск. Но она, взвесив все, отказалась от его предложения. Лейтенанты начинали службу на заставах, в горах или в тайге. В лучшем случае через несколько лет они могли перебраться в районный городок, но из такого же Людмила уехала в Москву, чтобы никогда туда не возвращаться. Будущий пограничник ей нравился, но, приняв решение, она перестала ездить на танцы в Сокольники, а адрес общежития никогда никому не давала»
Тяжелый труд и незавидная доля приезжих
«Людмила приехала в Москву четыре года назад. Она закончила ФЗО – школу фабрично-заводского обучения, проучилась шесть месяцев и стала маляром-штукатуром. Но работу эту выдержала только одну зиму. Она с детства терпеть не могла холода, а в шлакоблочных коробках новых домов было еще холоднее, чем на улице. Следующей зимой она уже работала на конвейере автозавода. Тяжелая, тупая, изнуряющая работа, но зато в тепле. Заканчивать среднюю школу и институт – на что потребовалось бы минимум восемь лет – в ее планы не входило. Она хотела выйти замуж, но не просто замуж – у нее были вполне конкретные требования к будущему спутнику жизни. Во-первых, он должен быть москвичом, и не потому, что московские парни отличались от иногородних. Москвичи, конечно, побойчее, поразворотливее, но главное – москвичи имели постоянную прописку. Со своей временной лимитной она могла работать только на стройках, на конвейерах, в литейных цехах, на тех самых тяжелых работах, на которые не шли москвичи. И поэтому в Москву допускали до ста тысяч молодых людей и девушек по лимиту. Они селились в общежитиях, обычно в комнатах на троих, как сейчас жила Людмила. А это – три кровати, три тумбочки, платяной шкаф, три стула и стол. Все казенное с инвентарными номерами. Выход отсюда был только один: замуж за москвича. За Людмилой ухаживали хорошие парни – спокойные, работящие, непьющие, но как только она узнавала, что они такие же лимитчики, тут же прекращала знакомство.»
Озлобленность на москвичей и расчетливость населения
«– У нас один путь. Через мужиков. Мы им нужны. Так природа устроила. Я тебе столько раз твердила: не вяжись с лимитой. Замуж надо выходить за москвичей. Ух, как я их ненавижу! – Кого? – не поняла Катерина. – Москвичей! Но они выбирают. Они – как дворяне, которые захотят или не захотят жениться на нас, барышнях-крестьянках. Им такое право дало это сволочное государство. Оно им дало прописку. Они рождаются сразу с пропиской. Это их главная привилегия. И даже если они живут в коммуналках, у них есть своя площадь. Они могут переходить с работы на работу, их никто не выкинет из общежития, как нас. Они могут даже временно не работать. Переждать, выбрать. Деньги? У них есть родители, которые всегда помогут. Они не работают на этих черных, грязных, тяжелых работах, как лимита. Сидят в теплых конторах, торгуют в магазинах и презирают нас. За что? За то, что мы работаем на них. За то, что мы бесправные рабы! У нас нет выхода из рабства, кроме как замуж. Мы должны выходить за этих колченогих, дутых идиотов! – Нет уж, – подумав, решила Катерина, – это не для меня. Лучше обратно в Красногородск. – Фигушки! – выкрикнула вдруг Людмила. На них стали оборачиваться, и она заговорила чуть тише, но все так же темпераментно. – Нет уж, я выйду замуж за колченогого, за идиота, за старого пердуна. Я пропишусь. Если надо, я потерплю. А потом разойдусь и разменяю квартиру. Пусть даже в коммуналку, но чтобы постоянная прописка. Потом можно поднакопить денег и обменяться на отдельную, приплатив конечно. Вся Москва против нас, а мы против нее. Кто кого! Мы все равно победим. – Почему? – спросила Катерина. – А потому, что нам отступать некуда. – Ты как герои-панфиловцы, – рассмеялась Катерина. – Велика Россия, а отступать некуда. – А я и не отступлю, – подтвердила Людмила. – Сучья Москва еще будет меня уважать. У меня будет все, что имеют московские выродки»
Быт и досуг в СССР
«…однажды отец вообще больше не пришел. Людмила поняла, что мужчины звереют от ультиматумов и поступают по-своему. К тому же большинству мужчин терять было нечего. Все их имущество помещалось в одном чемодане, жили в основном в казенных квартирах, легко меняли один дом на другой, тем более что дома мало чем отличались друг от друга.
Собственно жизнь у парней начиналась после армии. Они возвращались на свои заводы, с которых их призывали на службу, или не возвращались, оставаясь в тех местах, где служили, ходили на танцверанды, где находили будущих жен. Снимали комнаты или поселялись в семейных бараках, жили в них иногда по двадцать лет, ожидая очереди на квартиру. В отпуск вначале ездили к деревенским родственникам, потом в заводские дома отдыха или пансионаты, рожали детей, чаще всего двоих, реже троих. Комната заставлялась кроватями, столом и шкафом для одежды – больше не помещалось. Женщины к сорока годам начинали болеть, постоянно простуживаясь на стройках и в продуваемых цехах. Почти все пили. Собирались обычно после работы, брали бутылку на троих, домой возвращались пьяненькими, летом усаживались во дворе играть в домино. «Забивали козла» по всей стране, наверное, потому, что домино – это еще и возможность побыть в компании. До темноты стучали костяшками, потом ложились спать, утром уходили на заводы. Огромная страна жила в одном режиме, другого просто не было. Вырывались немногие.
Зарабатывали практически все одинаково. Те, у кого разряд выше и выше квалификация, получали чуть больше, но не намного, поэтому никто не работал в полную силу. Каждый прихватывал что мог с работы. Строители тащили белила, краску, лак, сантехники – краны, электрики – провод, розетки, выключатели, с автозавода выносили карбюраторы, распределительные валы, электрооборудование. Людмиле казалось, что подворовывали все, – что воровала вся страна.»
Карьерный рост на заводах и номенклатура
Партийное собрание было через неделю. Ее приняли в кандидаты партии. Никто не решился проголосовать против рекомендации директора. Катерину избрали комсоргом цеха. Теперь она ходила на партийные собрания фабрики, где в основном решались производственные вопросы, и довольно быстро разобралась во взаимодействии фабричных служб. Так же быстро она поняла, что на фабрике существуют две группировки: одна за директора, другая за главного инженера. Первые полгода Катерина молчала на собраниях, присматривалась и наконец выступила против начальника отдела снабжения, поддерживавшего главного инженера. Она сработала под наивную и молодую. Не оскорбляла, не возмущалась, не требовала, а пересказала разговоры работниц по поводу снабженцев, из-за которых простаивали станки. Начальник отдела снабжения сидел в президиуме, краснел и наконец, не выдержав, крикнул: – Что вы мелете ерунду! Катерина среагировала мгновенно: – Я только сегодня мелю, а вы каждый день. Вам и на фабрике кличку дали – Емеля. Вы же знаете пословицу: мели, Емеля, твоя неделя. Зал встретил ее выступление хохотом и аплодисментами. –Катерина быстро разобралась в партийных правилах. Без согласования с парторгом директор не мог никого из членов партии ни назначить, ни уволить. И самого директора утвердили на бюро горкома, и только после решения горкома министр легкой промышленности издавал приказ о назначении. Она поняла, что такое номенклатура. Начальник цеха был номенклатурой райкома, директор – номенклатурой горкома партии. Партийные органы контролировали движение по должностям. После собрания Леднев ее предупредил: – Ты особенно не цепляй главного инженера. Без его согласия тебя никогда партком не утвердит. С начальниками цехов в основном он работает. Когда Катерину принимали из кандидатов в члены партии, главный инженер не проголосовал ни за, ни против, он воздержался. Это было предупреждением. Она вступила в первую в своей жизни интригу.
Спорт и пьянство многих бывших спортсменов на примере хоккеиста Гурина
«Никто не мог упрекнуть Людмилу в том, что она не боролась с пьянством Гурина. Она показывала его и наркологам, и психотерапевтам, настояла, чтобы он поступил учиться в институт физкультуры, но его отчислили после третьего курса. Когда она пришла к ректору, еще не решив, будет ли просить за Гурина или скандалить, ректор, огромный мужчина, бывший тяжелоатлет, выслушав ее, сказал: – Мы дотянули его до третьего курса. Это уже незаконченное высшее образование. Он может преподавать в школе, может устроиться на тренерскую работу. Поверьте мне, это рядовой случай для нас. Редко кто из таких, как он, поступив, заканчивает институт. Специфика российского характера. Там, на Западе, играют до сорока. Берегут себя. Откладывают деньги. И уходят из спорта обычно богатыми людьми. У нас пропивают все, что зарабатывают, не думая, что придет день, когда и эти заработки, и поездки закончатся, некоторые, правда, уходят в тренеры, но для этого талант надо иметь. Другие преподают в школе физкультуру, боксеры устраиваются вышибалами в рестораны, трое хоккеистов, чемпионы мира, работают на Востряковском кладбище могильщиками, другие – грузчиками в магазинах…– А с пьянством никому не удается завязать? – поинтересовалась Людмила. – Кому-то удается. От семьи многое зависит. У некоторых жен получается. – Скажите, как? – попросила Людмила. – Я добьюсь, я упорная. ток должностей. А Гурин имеет все: квартиру, машину, аппаратуру, одежду. О большем он и не мечтал. Есть все, можно и погулять. Это тоже мечта русского человека – гулять с размахом, не считая денег. И спиваются, быстро спиваются. Если бы им платили миллион, как за рубежом, можно было бы купить за границей дом, вложить деньги в акции, у нас всего этого нет. – Дачу можно построить, – добавила Людмила. – Строить – это долго, необходимы многолетние усилия, а у молодых не хватает ни желания, ни терпения. Откладывают на потом. Но «потом» никогда не бывает. Силы убывают, спорт скоротечен, да и пьянство подрывает даже самое крепкое здоровье. Там деньги вкладывают в картины, в драгоценности. Но чтобы покупать картины, надо иметь вкус, кое-какие знания, да и связи в мире антиквариата. И надо суметь определить молодого художника, картины которого стоят сегодня три сотни, а через десять-двадцать лет будут стоить сотни тысяч. Но это все не для парней из Челябинска. тушку. А потом возвращаться в Челябинск слесарем на завод и жить дальше. Пить по-черному, потому что он уже видел другую жизнь и знает, что такое не увидит больше никогда. При такой перспективе и я бы запил»
Воровство и махинации в торговле
«После хлебозавода устроилась кассиром на автовокзал, откуда автобусы уходили в рейсы по подмосковным городам. Некоторое время Людмила присматривалась к более опытным кассирам и скоро освоила их приемы. Кассу надо было открыть чуть позже, продавать билеты не торопясь, чтобы скопилась очередь. Приближалось время отправления автобуса, очередь начинала нервничать. И тогда она начинала работать быстро. В спешке уже никто не пересчитывал сдачу. И скандалов не было. Ну недополучил десять копеек – спешила кассирша, могла ошибиться. В месяц у Людмилы набегало еще три-четыре зарплаты. Появился даже азарт – ни дня без прибыли! И все-таки она нарвалась. Пожилой капитан милиции, который ходил в штатском и работал в Отделе борьбы с хищениями социалистической собственности, в так называемом ОБХСС, составил протокол. Пришлось оправдываться, даже поплакать. Теперь она всматривалась в лица, но капитан, выждав две недели, поставил вместо себя в очередь молодого лейтенанта. Она и подумать не могла, что волосатый парень в замшевой куртке – работник милиции. И снова был составлен протокол. Капитан не возмущался, ничего не требовал, но после их ухода начальник автобусной станции потребовал: – Людмила, уходи! Я навел справки. Это клещ, от которого не избавишься. Он одну автобазу пять лет раскручивал и половину народа там пересажал. Людмила подала заявление по собственному желанию. Некоторое время не работала, потом устроилась в химчистку-прачечную рядом с домом, на небольшую, правда, зарплату»
Подпольный рынок антиквариата
«В химчистку заходили старушки, жившие раньше на Арбате и переселенные после реконструкции в новые окраинные микрорайоны. Людмила быстро сходилась с людьми и вызывала доверие. Одна из старушек доверительно ей сообщила, что у нее есть несколько этюдов Кустодиева и она уступила бы их недорого тому, кто интересуется живописью. Людмила отвезла старушку к Келлерману. Тот за три рисунка дал старушке две тысячи рублей – пенсия почти за три года. Келлерман, всегда в сером твидовом костюме с синим шерстяным галстуком, в ослепительно-белой сорочке, черных английских ботинках, после ухода старушки предложил Людмиле кофе. – Людмила, – радовался он, – у тебя есть дар привлекать людей. Эти этюды Кустодиева сегодня стоят тысяч двадцать. – Две «Волги», – прикинула Людмила. – Запомни, – посоветовал Келлерман, – вкладывать деньги в автомобили, в радиоаппаратуру нет смысла. С каждым годом появляются новые модели, а старые резко дешевеют. Дорожает только антиквариат. Через год наш Кустодиев будет стоить в два раза дороже. Келлерман протянул Людмиле один из рисунков. – Это тебе комиссионные. И для начала. И вообще. Присматривайся к интеллигентным старушкам. – А к старичкам? – Их мало. Их выбили на войнах, они перемерли в лагерях, а старушки живут. И у старушек всегда есть что-то в заначках. Старушки бережливы. – Мне эту бабулю жалко. Вы ей дали в десять раз меньше. – Больше ей никто бы не дал. К тому же ей осталось немного. Чуть больше года. У нее эмфизема легких. Старушка жаловалась Людмиле на здоровье и рассказывала об эмфиземе. – А как вы определили болезнь? – удивилась Людмила. – Я специалист по старине, – усмехнулся Келлерман. Так Людмила начала собирать живопись. Она стала читать монографии о художниках и, проживя в Москве больше пятнадцати лет, впервые съездила в Третьяковскую галерею. Ее вполне устраивала жизнь, которую она сама себе создала, беспокоило единственное: ей попрежнему хотелось замуж.»
Старое оборудование и неэффективная работа предприятий. Обмен нефти на устаревшие станки.
«Решали вопрос об установках, которые поставляли чехи. Они явно устарели. В Новосибирске делали уже и более современные, и более производительные. Но с чехами заключили контракты. Катерина позвонила Петрову – через его управление шли все соглашения и контракты. Он, в свою очередь, выходил на Министерство внешней торговли, а в случае необходимости – на Министерство иностранных дел или международный отдел ЦК КПСС. Катерина понимала, что никто не обрадуется такой постановке вопроса, хотя отечественные установки обошлись бы и комбинату, и министерству в несколько раз дешевле. Работники управления любили ездить в Чехословакию, командировки выпадали и работникам комбината. Катерина знала, что демагогические возражения будут на всех уровнях: и что надо крепить дружбу с братскими народами стран социалистического лагеря, и что надо выполнять контракты, и что эта проблема не только техническая, но и политическая. Чехи этим пользовались. Более современные установки они продавали на Запад, устаревшие – на Восток. Так было почти со всеми чешскими товарами. Как-то в Праге Катерина спросила своего старого приятеля: – А что будет, если однажды мы перестанем покупать ваше оборудование, вашу обувь, вашу одежду? – Такого не будет, – рассмеялся он. – Вот итальянцы нам предлагают самое современное оборудование, и по стоимости оно дешевле, чем ваше. – Вам же придется платить в долларах. А нам вы платите в основном бартером. Но представь, что мы перейдем на мировые цены в конвертируемой валюте? – настаивала Катерина. – Тогда и у вас, и у нас разразится катастрофа. Мы ничего не сможем поделать, потому что с каждым годом становимся все менее конкурентоспособными. А вы ничего не сможете купить, потому что всю валюту вы проедаете, покупая зерно, мясо. Вы покупаете практически всю еду. Значит, у вас станет падать производство, начнется безработица. Так что лучше ничего не трогать.».
Друзья,пишите свои воспоминания о жизни в СССР.