До одиннадцати лет я жил в маленьком городке, окруженном открытыми карьерами. Кроме карьеров он был окружен садами и дачами - в одном из таких дачных поселков у нашей семьи был дом, гордо называемый «фазендой». Мой дед, давший дачному участку такое гордое название, ездил туда каждый день на автобусе по льготе, а мы с братом по надобности добирались туда на «Орленке» с зелеными колесами. Для нас с братом этот «Орленок» стал не просто детским велосипедом, вещью, а заметной частью того детства, благодаря которой мы учились самостоятельно познавать мир, преодолевать трудности и порой брать на свои детские плечи совсем не детскую ответственность. Эта история будет об одном из нескольких эпизодов, которые незаметно воспитывали в десятилетнем мальчике мужчину.
Дорога от квартиры в городе до «фазенды» была длиной шесть-семь километров, из них в сумме около километра асфальта по городу и в поселке, а остальное – глиняная карьерная или пыльная степная дорога. Ехали мы обычно вдвоем – я и брат: туда везет один, назад везет другой. Если же работы на даче хватало только на одного из нас – ездили по очереди. В тот день я ехал один – прибивал жестяные козырьки на крыше гаража, которые поддело ветром и со временем сдуло. После работы дед собрал для меня сумку с огурцами и помидорами на консервацию, я привязал эту сумку к багажнику, сорвал один слегка переспевший огурец на грядке (вместо бутылки воды) и выехал в город.
Дорога в поселке была асфальтированной, но страшно разбитой – чтобы не заработать восьмерку на заднем колесе, я как обычно, лавировал между ямами, неспешно погрызывая огурец. На макушку начал какать мелкий дождик, я посмотрел вверх и увидел, как плотные белые облака равномерно затягивают небо. В дождь по короткой дороге лучше не ехать – это было известно из собственного опыта, но объездная дорога, по которой ездит автобус, была аж на 4 километра длиннее. Да и ехать по ней вот так лавируя между ямами целый час я не хотел, поэтому решил просто ускориться и не дать дождю застать себя раньше времени, тем более что облака не предвещали даже среднего дождя, это был обычный легкий летний дождик.
Итак, решение было принято: я доехал до края асфальтной дороги, осмотрел поклажу на багажнике, убедился, что ничего оттуда не вылетит, и дал газу в сторону карьера. Этот участок я обычно пролетал с особенным удовольствием – гладкая наезженная глиняная аллейка, которая идет на спуск метров пятьсот. Ветер шумит в ушах, в глаза летят капли дождя, я нагнулся над рулем, аки спортсмен, уже даже не кручу педали – нет смысла, только держу в левой руке руль, а в правой - огурец. Где-то на середине спуска начинаю замечать, что скорость как-то быстро падает: начал крутить педали, а ехать становится всё труднее, да и дорогу стало как-то плохо видно из-за капель дождя на ресницах. Тут я осознал, что дождь всё-таки догнал меня: покрутив педали еще метров сто, я бессильно остановился – под оба крыла уже набилась глина и колеса категорически отказывались крутиться. Оттащив велик на обочину, я раздобыл палку и начал выколупывать глину из-под крыльев. Дождь становился всё сильнее, облака начали чернеть – я впервые тогда заметил, что облака могут чернеть. Я видел, что облака прилетают уже черными, но чтобы они чернели на глазах – это стало для меня удивительным открытием. Я оценил ситуацию так: если сейчас почистить колеса и потащить велик по обочине, то через десять минут я дойду до садов, а там глины уже нет. Если же буду возвращаться, то по заросшей и недружелюбной обочине мне придется чалапать все пол километра, а потом еще и ехать по длинной разбитой автобусной дороге. Не-не-не, такая участь меня пугает больше чем возможная грязь в садах. Почистив велик, я отправился вперед, ведя велик по обочине. Здесь в колеса тоже набивается земля, с соломой и свежей растительностью, но она, в отличие от глины, сама выпадает из-под щитков, да и руками чистить легче – дернул за самую крепкую соломину – она и отвалилась с огромным куском грязи. Дождь уже задорно бил по моей согнутой спине: весь мокрый, но полный оптимизма, я смотрел на приближающиеся деревья, между которыми начиналась уже обычная земляная дорога. Грязь на лице, которая попадала туда с переднего колеса, быстро смывалась дождем, огурец был съеден наполовину, сил было хоть отбавляй.
Больше всего я люблю отдых на природе, и имею ввиду настоящий отдых на природе - полное уединение, только ты, деревья, местная живность, возможно озеро и всё, чтобы никаких людей. В местах моего обитания стало всё труднее находить по-настоящему уединенные места, но вокруг моего родного города таких мест всё еще достаточно, и я ценю его за это. В тот день по дороге мне не попалось ни одного человека, я был один среди степей. Подойдя к садам, я обнаружил, что дорога моей мечты уже порядочно размыта дождем – она всё еще представляет из себя велосипедную дорогу, но с большим количеством луж и стекающей грязи. Я почистил велик во второй раз, наконец-то сел на него и покрутил педали. Ехать было трудно – дорога скользкая, грязь хоть и отлипает от колес, но всё же трется о щитки, уже начал чувствоваться вес мешка с овощами за спиной.
Сады находятся на невысокой горе, со стороны поселка дорога на гору идет то вверх, то вниз, так что мне приходилось часто налягать на педали, иногда вставать с велика, т.к. вверх ехать уже не получалось. Добравшись до верхушки горы, промокший, в грязи, я положил велик на обочину и выкинул нафиг грязный огурец. Мне было трудно дышать, всё вокруг шумело, день становился всё темнее и темнее – пытаясь отдышаться, я наклонил голову вниз, чтобы дождь не тек по лицу, но вода стекала у меня по носу как из крана: я смотрел на землю и видел свой же силуэт, обрамленный вертикальным дождем и струю воды, льющуюся с моего носа. Подняв голову и посмотрев в сторону города, я обнаружил, что города нет – стена дождя начиналась где-то за садами: то ли туман, то ли это была реальная стена из воды, мешали увидеть всё что дальше середины поля: поле начиналось сразу же за садами, а после него меня ждала гладкая асфальтная дорога. Я поднял велик, закрепил уже разболтавшуюся резинку вокруг сумки на багажнике и начал спуск. Жмурясь от сюрпризов, вылетавших из-под колес, я пытался удержать велик – временами колеса блокировались, велик скользил, и я пытался размолоть педалями застрявшую грязь. Вроде бы я двигался на спуск, а сил тратил, как на крутой подъем. Кроме застревавших перманентно колес меня начало кидать из стороны в сторону от ветра. В самом конце спуска переднее колесо заклинило, я попытался остановиться и слезть с левой стороны, как порыв ветра просто перекинул меня вправо: я упал, велик упал на меня, рулем продрав мне бедро, а огурцы с помидорами вывалились на дорогу: некоторые из них задорно катились вниз, падали в поток воды в конце дороги и уплывали как корабли в более светлое будущее. Я лежал навзничь где-то минуту: дождь уже не лил вертикально, его резко кидало в разные стороны и он больше походил на безумный рой белых мошек. Небо стало черным, и краем глаза я даже стал замечать молнии. Между спиной и землей начал пробиваться поток воды, текущий вдоль дороги – он привел меня в чувство: я поднял велик, пособирал овощи, которые еще находились рядом и привязал сумку к багажнику – теперь сумка держалась стабильнее. Я делал это не спеша, надеясь на то, что дождь сейчас закончится, но он не переставал, да и ветер становился всё сильнее: мне уже становилось холодно.
Аккуратно, насколько это возможно, я пешком спускался по земляной дороге, чтобы не шлепнуться опять, а поднимался уже с трудом и без начального энтузиазма. Несколько околокарьерных горбов и вот я уже на поле. Поле, как мы его называли, было не совсем полем, точнее сказать, оно было совсем не полем, а степью, которая образовалось случайно и выступала в качестве буфера между дачными участками и городом. Эта и другие местные незасеянные степи до сих пор приводят меня в восторг – в зависимости от времени года посреди степи можно ощутить разные эмоции, почувствовать разные запахи, увидеть разную живность. Здесь я встречал зайцев, лисиц, перепёлок, косуль и даже одного кабана, о ёжиках и всяких голосистых птицах можно даже не упоминать. В тот день раскинувшаяся передо мной степь меня не обрадовала – я видел перед собой дорогу, больше похожую на топкое болото, а на её обочине – метровую траву, которая колыхалась и шумела от мощного ветра. Вместе с травой колыхался и я. Вдали уже виднелись первые дома города, но стена дождя оставалась всё такой же плотной, и я мысленно прикидывал, в каком состоянии доползу до конца. Рана на бедре начала сильно болеть – сначала я просто не обращал на неё внимания, но теперь туда забилась грязь, я пытался аккуратно смыть её ладонью, но от этого становилось больнее и не застывшая от дождя кровь начинала сочиться сильнее. Я решил ничего не делать с раной, а дома уже нормально обработать.
По образовавшемуся вместо дороги болоту я шлепал недолго: за пару десятков шагов колеса подбирали на себя максимальное количество грязи и её приходилось счищать. Через несколько таких чисток я попытался нести велик: в обычных условиях я возможно пронес бы его до асфальта, с остановками, но донес бы. Теперь же сил хватало только на несколько шагов, да и болото это было довольно скользким. В итоге я поступил так же, как когда-то на глиняной дороге – потащил велик по обочине. Колеса здесь тоже забиваются грязью, но не так сильно – мне стало немного легче. Дождь начал утихать, но ветер так и дул, непредсказуемо и прерывисто, кидая меня во все стороны. Трава царапала мою рану на бедре, и цвет грязи на ноге окрашивался в более красный оттенок. Практически обессиленный, замерзший, я тащил велик около часа, пока не достиг асфальтной дороги. Там я наконец почистил колеса в последний раз, сел на велик и тихонько покатил домой.
Как оказалось, в тот день в городе произошел потоп – по улицам стекали потоки воды, которые уносили машины на юг, к подножию склона, на котором расположен город. Канализацию прорвало, из люков посреди дорог вырывалась ужасная субстанцая, во дворах был раскидан мусор, принесенный волнами, несколько деревьев упало от ветра, а один из домов-сталинок в центре города лишился половины крыши. В тот день никто не слышал по телевизору или радио о возможном шторме, люди попрятались по домам только когда заметили неладное, это «неладное» заметил и я, когда сидел на обочине в начале своего пути и смотрел на чернеющее небо. Дед сказал, что ехал во время шторма в автобусе, по той дороге, по которой я ехать не захотел, и думал, что я наверное уже бросил велик и тихонько шлепаю в город, либо же укрылся в садах и пережидаю. Но случилось то, чего от десятилетнего меня нельзя было ожидать – велик я не бросил, овощи хоть частично, но довез, не остановился, не спрятался, а противостоял стихии до победного конца.