Старая книга пахнет трупом,

я купил её в букинистике

у состарившегося человека-паука

(там всё было мутно от паутины).

Запах мертвеца -

он тускло блестит на страницах,

как грязный больничный кафель.

Чтение переносит мои мысли через Стикс.

Карабкаясь в мой сон, трещит паркет -

теперь в моей комнате кто-то ходит.

Не чувствуя своего дыхания шепчу: Ну, и кто ты,

книжная тень с невидимыми глазами?

Ты высокий или низкий?

Худой или толстый?

Что ты любил на завтрак?

Яичницу? Кофе? Бутерброд с колбасой и сыром?

Намазывал масло на хлеб?

Тебе нравилось, когда солнце в окно?

Что тебе мерещилось в трещинах брандмауэров?

Ты любил сидеть в Летнем саду?

Как ты относился к телевидению?

К радио?

К советскому? К антисоветскому?

Ты женщина? Ты старик?

Почему на меня давит твой взгляд?

За что бессонница зудит в моём черепе мелкими насекомыми?

Что ты хочешь сказать мне, когда

я глотаю слова твоей книги?

=ВАСИЛЁК=

Из цикла "верлибры обо всём"

_______________________________

меня вчера спросили

как это ты правильно пишешь слово «палисадник»

а на самом деле я пишу как и многие другие люди –

полесадник

но меня исправляет гугл

гугл знает, что есть такое слово

получите распишитесь

но это больше, чем слово

уж поверьте

*

я росла в очень старом кирпичном доме

времен царских построек

с печью и дымоходом

всего на четыре квартиры

такие дома стояли косым рядком –

облупившиеся но крепкие

даже спустя век они не числятся

аварийными

и не будут числиться еще целую вечность

так мне кажется

возле нашего раскинулся палисадник –

он отделял свой заросший мирок

полусгнившим забором – защищал от

деревянных бараков с одной стороны

и гаражей с другой

этот забор был выше маленькой девочки

то есть меня

а сам палисадник – достаточно большой

в нем можно было срывать непонятно кем

высаженные тюльпаны

собирать кислую смородину

вишню

можно было даже лупить яблоню палкой

но тогда ругалась соседка с первого

по какой-то странной причине

она считала яблоню своей

иногда в палисаднике готовили шашлыки

справляли дни рождения

выпивали и шумели –

там стоял покосившийся стол на одной ножке

и посеревшие лавочки

когда столик был свободен от взрослых

мы с подружками приходили туда

раскладывали посудки – на самом деле посудок у нас не было

мы использовали настоящее – а именно ту старую посуду

которую родители думали увезти на дачу

и готовили крапивный суп

а еще одуванчиковый

и лопуховый

и терли обломки кирпичей друг об друга

получая

соль сахар специи

однажды я забыла там кукольное одеялко

и ушла в магазин с мамой

а когда вернулась

обнаружила что другие соседи с первого

(не та злая соседка, а лучше) вытерли им столик

чтобы что-то там отпраздновать

моим

великолепным

одеялком

вытерли

я очень долго их отчитывала

пока они пытались

задобрить меня арбузом

печалька, но у них получилось

ох уж эти хитрые соседи

с первого этажа

у каждого такого палисадника

а их в округе насчитывалось штук пять

и в некоторых я не бывала никогда

были свои тайны

маленькие и несчастные

но какие тайны

удивительно

но почему-то домашние животные

умирали только летом да весной

и их закапывали в палисадниках

появлялись холмики

один

другой

третий

обрамленные кирпичами

и украшенные искусственными

пыльными цветами

в нашем первой закопали

Айну – огромную ротвейлершу

которую я очень любила

на прогулке она просто улеглась

и больше не встала

это всё из-за чрезмерного переедания

я помню, как ее хозяйка плакала

а я искала в букете стоявшем в вазе

пяти-лепестковый цветок сирени

чтобы она смогла его съесть

и загадать

возвращение Айны

цветок так и не получилось найти

а потом рядом с Айной поселился другой холмик

холмик Барсика

странно

но всех своих котов сосед со второго называл Барсиками

этот был первым

единственный кот, которого закопал сосед

со второго этажа

больше он никого не закапывал –

просто сносил на мусорку

я тоже очень любила Барсика

поэтому рядом с ним в тюльпановой

рассаде

отдала земле Элвина –

большого и чудесного майского жука

которого нечаянно раздавил кто-то из взрослых

насекомое как насекомые

а мне было так плохо от воспоминания

как он хрустнул и больше не шевелился

другим девочкам я наказала блюсти траур

и не смеяться два-три дня

из-за уважения к Элвину

он действительно был замечательным жуком

и того заслуживал

девочки, конечно, не послушали и смеялись дальше

несколько лет спустя

летним жарким деньком

который мы провели на пляже

умер черепах по имени Генри –

он перегрелся на солнце

и больше не захотел высовываться из

панциря

мы закопали его в коробке

но я не запомнила места

хотя тоже плакала

время шло

я росла

холмики истирались

последним

кого я закопала

был хомячок

он погиб ужасной

голодной смертью по вине

взрослых

он умер ранней весной

перед моим днем рождения

почва была уже к тому времени

мокрой, податливой

всюду было грязно и уныло

я не пойми чем вырыла

ямку под старой яблоней

и потом долго стояла

над едва заметным

получившимся холмиком

я не помню, как звали того хомячка

но это был мой первый

самый ласковый хомячок

чья смерть до сих пор триггерит

мои воспоминания

потом как-то на школьной ярмарке

я купила другого, его звали Гриша

но он умел только прокусывать пальцы

до крови

поэтому его я не любила

он несколько раз убегал к соседям

и получал от них тапкой

умер он тоже такой нелепой

хомячковой смертью

что я даже не запомнила

а уж куда потом дели тельце – тем более

злым хомячкам не место в моем сердце

решила я

а потом что-то щелкнуло

и всё кругом изменилось

я больше никогда никого

не заводила, не подбирала, не выхаживала

и не закапывала

все палисадники, включая мой – снесли

выкорчевали деревья и залили парковкой, что и не угадаешь

не разберешь

где сейчас все те

которых они хранили

в своей сердцевине

хитрые соседи с первого этажа съехали

в неизвестном направлении

верхний сосед умер

он был хорошим человеком

хотя любил выпить

надеюсь, он встретился со всеми своими котами

женой и дочкой

и сейчас ему тепло

а я сама больше не живу там

я живу в многоэтажке

где во дворе не растет крапивно-лопуховое

полчище

где есть

детская площадка

а у детей – посудки

здесь нет старых яблонь

серых трухлявых заборов

и тем более холмиков

земля здесь очень ровная –

газон асфальт и гравий

(с) мглистый заповедник

На пороге лежит птичка с переломанным крылышком
Не дай ей мучиться - придуши её

На пороге лежит собачка с переломанной лапкой
Придуши её, не дай ей мучиться

На пороге лежит человек с переломанным мозгом
Встань
Завари чай
Укройся пледиком
Прочитай последнюю книгу ВикторОлегыча (не дай ей мучиться)
Жди

На пороге лежит женщина с переломанным сердцем
На пороге лежит женщина


⠀⠀⠀


⠀⠀⠀


На пороге бабочка
Не буди её

###

#о, не ставь хэштег

за окошком того и гляди

повесятся

и повесят #хэштег

#подойдут и посмотрят

#как поставила,

не пропустила ли решетку перед

#о, не ставь, если ты не уверена,

и попыток - один хэштег -

да обчелся

#до_зарплаты не ставь и не думай

#не бери на себя ответственность

и не ставь хэштег

не рожай текст

о, не ставь же хэштег

и ребенка в угол

а маму - в ступор

когда она тебе говорит:

ты не ставь, отойди от хэштега

#тупая_дура

выбрось свои машинки

и найди куклы

ты конечно ей:

не стирана ни хуя #культура

но раз ты такое умное, доброе, вечное

что у тебя в спирте делает политура

#божество ты очеловеченное

так не ставь хэштег, #русский ты бусурманин

отцепись от клавиатуры, медленно отойди от экрана

сразу нельзя - мгновенно начнется #ломка,

отходи медленно - закрывай Instagram, потом Facebook,

затем ВКонтакте

неделю YouTub’a прописываю в день по три раза

на ночь - два паблика в Telegram’e

по вторникам, пятницам, воскресениям

записал тебя в #группу_поддержки

Общество анонимных хэштегоманов

на собраниях каждому разрешается

ставить один хэштег из числа знаменитых,

вошедших в нью-хистори нашей республики:

#лгбт_рулит

#я_нитакая

#радуга_над_городами

но делать все это можно лишь

в Одноклассниках

Вот и настало время для десятого жуткого верлибра. Не забывайте: в нем нет рифмы и ритма, его цель - в другом.

______________________________

так красиво

это так чертовски красиво

хотя казалось обычный клуб

обычный жидкий неон

заливающий до боли

чувствительную

радужку

глаз

надо просто подумать почему

просто подумать и рассказать

очень тихо самой себе

как это произошло

как это началось

но очень тихо не получится

возможно никогда не получится

потому что вокруг теперь грохот

вокруг теперь только взрывы

и неоновый огонь —

им давишься глубже

чем алкоголем

но сейчас… очень важно сейчас…

очень нужно сейчас…

не отрывать горячей руки

с его сердца

которое — бум-бум —

и прямо в ладонь

обжигающим солнцем

так ужасно громко

они танцевали вместе уже несколько часов

она была мотыльком —

а он костром

иногда она плакала, иногда смеялась

и всё это — за гранью безумия

просто потому что было таким правильным

до невозможности

до истерики — правильным

он вел её свободно, легко

и вместе с тем — жестко

и властно

осторожно касался

как самого ломкого

самого беспомощного цветка

иногда, как будто случайно —

задиралась футболка

сминалась ткань

и тогда кожа соприкасалась

с кожей

мимолетно

почти незаметно

но она вздрагивала каждый раз

когда ловила эту волну —

такую обезоруживающую

разрушающую все на своем пути

волну —

прямо под самым горлом

так что оставалось

судорожно вдыхать

иначе воздуха —

его не хватало

словно не было его —

этого воздуха

он предательски отсутствовал

как будто они не в клубе

не в самом центре танцпола

а на другой

безжизненной планете

она тщетно — как ищут

потерявшиеся в сумке ключи—

пыталась понять

как это называется

как это, блин, называется

такое гигантское такое прекрасное

но вместе с тем уголки глаз

опять наполнялись

чем-то прозрачным

чем-то соленым

выдающим ее с головой

он был лучшим что с ней случалось

за всю жизнь

он был всем здесь и сейчас

а она даже не знала

его имени

и хотела от этого выть

хныкать в истерике как маленькая

девочка

топать и лупить кулаками вещи

потому что раньше она обходилась без него

но теперь ничего не получится

теперь все изменится

теперь все полетит верх дном

потому что наступил

момент

землетрясения

её личного, только её и никого больше —

катаклизма

он осторожно сомкнул пальцы

на ее запястье и пошел к выходу —

трезвыми, грациозными шагами

а она такая дурочка

как собачка — вприпрыжку

немного шальная

от выпитого джин-тоника

самую малость озверевшая

налившаяся жаром

и путаностью мыслей

за ним

конечно за ним

прямо под дождь

под эту всепоглощающую

кристальную завесу

громко хохоча

перепрыгивая через океаны луж

потому что как можно сдержаться

как вообще можно

прямо вот так — чтобы легко

и сразу в унисон

он

она

дыхание в дыхание

рука в руке

он шел

она бежала

и готова была — целую вечность

они вместе смеялись —

он ничего так ей и не сказал

но смеялся в ответ

улыбался

так что у нее внутри

в каждой крошечной клетке

раскалывались

и снова спаивались материки

наконец он остановился

так что она влетела

прямо в спину

где-то между

лопаток

а он подхватил с полуразворота

как пушинку и перетащил вперед

просто оторвав от земли

вот так — и никаких неловкостей

посмотрел наконец серьезно

своими оленьими

такими огромными

со стекающими каплями дождя

с ресниц

и она поняла

как тут не понять

сначала ладонь коснулась

кончиков мокрых волос

которые приклеились к скулам

потом пальцами пробежала по щеке

коснулась горбинки носа

подрагивающих тонких

век

которые он опустил

замерев

прочертила линию на лбу

он был прекрасен

просто невероятно

жалко — никогда и никакие

художники

никакие скульпторы

не смогут повторить

от этого хотелось

плакать

так больно

но он перехватил ладонь

и улыбнувшись уголками

рта

поцеловал

прежде чем отпустить

прежде чем обнять

накрыть полностью собой

со всех сторон

обхватить

всем своим

естеством

прижать очень крепко

так что не выберешься

да и не надо

опять поднял над землей

закружил

не отрывая взгляда

поставил как игрушку

обратно

и поцеловал —

сразу быстро и глубоко

как будто не мог

как будто сам уже скулил

как она

целую вечность

она поняла — до этого момента

в ней была пустота, ничего настоящего

а теперь взорвалась маленькая плотная точка

и вот уже — формируются галактики

звездные системы

летают кометы

это конец

она пропала

после этого — только в бездну

их языки сцеплялись иногда сталкивались зубы

они улыбались сквозь поцелуи

было капельку больно неловко стыдно

но так хорошо

иногда она отрыла глаза

и видела перед собой — его омут

этот бездонный колодец

и сама тянулась

чтобы поцелуй становился

еще глубже

еще пожирающе

чтобы она дышала его легкими

и наоборот

божебожебожебоже

этогопростонеможетбыть

этовсёсонэтовсёсон

невероятноволшебныйсон

он как будто понял ее

понял и захотел разбудить

чуть укусил губу

как иголкой кольнул

и она ощутила железо на языке

ее красное железо

потрясающе вкусно

он пил ее ранку

не переставая оставлять новые укусы

становилось на крошечку больнее

самую малость — сладость и боль

так необычно

рот наполнялся

все новыми и новыми каплями

и она так щедро ими делилась

ведь это игра

это такая интересная шалость

он ухватил ее язык и потянул зубами

она пыталась смеяться

получилось забавно

он закусил сильнее

вырвав из ее легких

новый стон

дождь обдавал их

всё новым и новым

теплым шквалом

или холодным

но они не чувствовали

он не отпускал ее язык

стало неудобно

она подалась вперед и снова

скрепила их губы

он поддался

все продолжалось

сказка не закончилась

но снова юркий кончик

языка был пойман в

зубной капкан

и на этот раз достаточно сильно

она вскрикнула

захотела отстраниться

сквозь губы наружу полилось что-то теплое

по ее по его подбородку

уже всерьез

она хотела закричать — но шквал дождя

но он — прижимал к себе

тут она осознала

что руки

она не может ими двинуть

они намертво зафиксированы по бокам

он сильный

он просто не даст ей шанса

он улыбнулся — кровь

зубы

ее глаза расширились

поцелуй продолжался

глубокий хищный вечный

как она и хотела

но не так

все было не так

он кусал язык

не давай вдохнуть

а она дрожала в его руках

билась как бабочка

на булавке

и могла скулить

только глазами

которые сейчас уже не видели из-за дождя

из-за боли

ничего не видели

как это глупо

мимо проходили какие-то одинокие

редкие люди

но они видели только целующихся

таких красивых

таких влюбленных

целующихся

она плакала где-то внутри

надрывно как раненый зверь

а он не прерывая контакт

откусывал кусочки от ее языка

и глотал не жуя — как самое

вкусное

самое изысканное

самое дорогое

как же долго

как же долго это все длилось

а он все откусывал

продолжая жадно

целовать

свою великолепную

свою невероятную

свою вкусную…

жертву

*

ее нашли утром

недалеко

от парка

между двумя

автобусными остановками

раскинувшую руки на встречу небу

отражающую серыми глазами

безмолвную пелену туч

с приоткрытым ртом, в котором поселилась пустота

вокруг собственной размытой водой

красной жизни

и никто не мог — ни детектив, ни криминалист, ни фотограф

ни кучка местных зевак, — понять

что же выражает собой это белое

безжизненное лицо

встречу с ангелом

или встречу

с дьяволом

(c) мглистый заповедник

Вот и настало время для девятого жуткого верлибра. Не забывайте: в нем нет рифмы и ритма, его цель - в другом.

________________________________

они как лица людей, смотрящие

в небесный сгусток, — не останавливаются

бездвижно переплывая тело

свинцовой непоколебимой реки

или они как корабли

потерявшие на пике эпидемии

капитана, старпома и штурмана —

свое сердце, легкие и глаза —

бесцельно плывут меж скальных

изломов и застенчивых рифов —

вдоль холодного течения

и вдоль горячего течения —

пока не становятся слабым

отражением

себя прежних

есть поверье, что город

окутанный туманом месяц

постепенно становится призраком —

выцветает как застиранное белье

исчезает с карт и указателей

перестает появляться на фотографиях

перестает

быть городом

перестает

быть

взяв рюкзак с вещами —

где вместилась безнадежно рваная

с пятнами бензина и мазута — спортивка

изжеванные ходьбой кроссовки

с росчерком черной улыбки

где потерялся в хилом пакетике

недоеденный бутерброд

с дрянной очень дрянной колбасой

лежащий на просаленной белой

столовской салфетке

где еще должна быть в потайном кармане

кажется очень должна

книжка Стругацких про звездолетчиков —

где навалена сверх того — масса других

совсем обычных, мало привлекательных

вещей:

например ключи

например проездной

например что-то еще —

он покинул проходную завода

чтобы исчезнуть в клубящейся густоте

и сразу узнал, как устал

как хотел нормальной еды —

отварных пельменей с майонезом

как хотел что-то посмотреть

хотел было принять еще душ

и всё это сразу

хорошо бы все это сразу

чтобы потом упасть

и не вставать до утра

чтобы потом опять — по будильнику

и в утреннюю смену на проходную

с грязным рюкзаком из которого он

даже не достанет измятый лепесток

вчерашнего бутерброда

с очень дрянной

задохнувшейся

колбасой

чтобы после этого опять — с проходной

и до дома

чтобы снова

чтобы снова

чтобы снова

спать и просыпаться

просыпаться и спать

он шел вдоль домов, цепляя глазами —

как безразличными ко всему

рыболовными крючками, у которых

на том конце лески — пьяный рыбак

не следящий за рыбой —

абрис домов, старых как его полузабытое

полуукраденное кем-то детство —

болезненно-голубые

облицованные мелкой плиткой

из чьих стыков грязь вымывается

только дождем

жалкие дворики с погнутым ограждением

антивандальными скобами

и редкими детскими площадками

пластмассовыми

обтекаемыми

как рыночные дешевые игрушки

он не любил их

и свой дом — а точнее

он не любил время

которое его превратило

как фокусник розу в белый платок —

из небесно-голубого дворца

в облупившуюся тюрьму

с заплеванными

разрисованными

подъездами

и очень древним

очень страшным лифтом

что был на самом деле пастью

воткнутого в каждый подъезд

несчастного чудовища —

ведь его техобслуживание

проходило всегда только

на бумаге

и вот он наконец-то

дошел до своей бетонной цели

где на против подъезда

заметил — сначала что-то желтое

желтое много много желтого

потом ярко-красное, горящее

немного насыщенного синего

пятна зеленого

и даже чуть-чуть оранжевого

эта палитра едва узнаваемыми

мазками проявлялась сквозь

пустырь двора

где готовились поставить

еще только готовились

только собрали подписи —

детскую китайскую площадку

безопасную

соответствующую гостам

и снилсам

ужасно дорогую

и кем-то спонсированную

еще такую глянцево-пластиковую — в которую

так и норовят всякие психопаты

вставить лезвия и иголки —

как говорят бабульки на скамейках

и вот там, на этом месте

он заметил очертания тонкоруких железных пауков —

качелей — всяких разных качелей

одна большая, железная, вкопанная на века

на тысячу веков — на которой катаются не в одиночку

а по двое, по трое и даже вчетвером

стояла указывающим маяком

рядом качели поменьше, с которых можно спрыгивать

можно так далеко спрыгивать, чуть ли не в другую

волшебную страну

проявлялись качели-весы, на которых можно сидя

можно по-смешному на животе

даже можно наоборот

что уже совсем небезопасно

и полукруглые качели беседки —

туда садиться и засыпать

как в колыбели

всего так много открылось ему

и он потянулся к этим железякам

вопреки всему

скинул рюкзак

осторожно присел на согретую

будто бы самим солнцем

седушку

и качнулся неуверенно

ботинками взрывая землю

— привет, как тебя зовут? — потревожил

голос слева, что пришлось

повернуться

это была девушка по голосу лет 20-ти

в синих артековских шортах, в белой рубашке

в красной пилотке

и с таким же платком на шее

— Слава, — ответил неуверенно

почти испугался

потому что не было этой девушки

на соседней качели

когда он сюда пришел

а теперь она появилась из пустоты

— а меня Динэра.

— странное имя.

— это сокращение от "Дитя новой эры".

— странное сокращение.

он всё пытался всмотреться в лицо

но оно уплывало как золотая рыбка —

губы глаза скулы и нос

не хотело становиться

целым

— давай уйдем отсюда, Слава.

— куда? — он снова испугался

и даже захотел убежать

— улетим.

— зачем и на чем?

— что бы было интереснее, —

и показала на огромную

огромную

огромную

ракету-снаряд —

по которой надо лезть

по обезьяньи

наверх

вверх

вверх

чтобы очутиться на самой вершине

и заорать, кажется громко заорать

"лечуууууууууу"

он встал и спешно схватил рюкзак

посмотрел на девушку, чьё лицо

так и не смог увидеть

и ушел

только когда уже вышел с площадки

подумал

а может

может действительно

может надо было

ну хотя бы вежливо

обернулся, чтобы всё-таки помахать

но площадки не было

был голый пустырь

покрытый туманом

*

разве можно забыть

теплое железо с подтеками краски

желтое красное

синее и зеленое

качели, горки, турники

пауки, радуги, кольца для метания

мяча

разве можно это забыть

разве можно забыть

беседки-домики

песочницы в виде кораблей

и грузовиков

разве можно

он всё возвращался к той

площадке и дорисовывал

всё новые и новые

детальки

придумывал

как могла выглядеть та девушка

которая ему приснилась

ведь она приснилась

она могла только присниться

десять лет он искал ее

вместе с площадкой —

ненавязчиво

как будто не искал

но искал

не находил и в конце решил

что это всё сон

странный ирреальный мираж

он купил дешевое пиво

и стоял на веранде подъезда

смотрел как пакеты и обертки

из опрокинутой урны

лениво шелестят по

асфальту

но туман развеялся

и вместо привычной разноцветной пластмассы

во дворе дома снова очутились

знакомые вещи — те самые качели

он поставил бутылку

и двинулся как лунатик

он опять сел на теплую седушку

обратил внимание что сквозь

налитые сталью тучи нет нет

но пролезают солнечные

лучи

и падают то там то сям

— привет, ты Слава? — тонкий голос

откуда-то слева

это была девочка лет 14

в артековских шортах, в белой рубашке

в красной пилотке

и с таким же платком на шее

— я Слава: а тебя как зовут?

— Динэра.

— красиво имя.

— это сокращение от "Дитя новой эры".

— красивое сокращение.

она сидела на соседних качелях

и болтала ногами

он увидел и запомнил глаза —

большие и серые

— давай уйдем отсюда, Слава.

— улетим?

— да, правильно, — и она,

как в тот раз, показала на огромную

огромную

огромную

ракету-снаряд

— давай попробуем, — ему стало смешно

ведь ему уже за 30

он давно не отжимался

не говоря уже о подтягиваниях

но она спешились с качелей

подошла к огромной ракете

и стала взбираться наверх

он последовал ее примеру

сначала было тяжело

но потом он как будто...

как будто снова стал мальчишкой

да он и стал

руки худели

ноги худели

голос становился тоньше

звоньше

пронзительней

он кричал, что лезет

что он ее догонит

а она смеялась и лезла вверх

но ракета была очень огромная

такая огромная, что они на ней — две песчинки

иногда он останавливался

и видел с высоты

как кругом играют дети —

шумят и галдят

стучат мечом

скакалкой

жмут велосипедным

гудок

он лез дальше

он почти долез до вершины

но перекладины становились скользкими

он не мог дальше

он соскальзывал

девочка протянула руку

давай мол

хватайся

но он не успел

он упал и…

он стоял посреди старой

пластмассовой площадки

вцепившись в цепи детских качелей

вокруг клубился туман

*

он дорабатывал последние месяцы

чтобы выйти на пенсию

он по-прежнему таскал залячканные вещи

с одной смены на другую

он ходил гораздо медленнее

свистя одышкой

и уже не знал, что город и туман — это две

разные сущности:

ведь в его понимании —

это одно и то же

и совсем нераздельное

в свой выходной

он спустился, чтоб выкинуть мусор

в новые сортировочные контейнеры —

где все отдельно: бумага, пластик и пищевые отходы

но куда сваливали почему-то все в одну кучу

а иногда даже запихивали доски арматуру

старую габаритную технику

и уже возвращался — с пустым ведром

когда снова увидел

ухватил краем глаза

где-то на периферии

качели

он понял, он всё понял

он оставил ведро на дороге

— привет, Слава.

— привет; а тебя как зовут?

она засмеялась — очень звонко

и мелодично — ей было лет 6

те же артековские шорты

белая рубашка

красная пилотка

красный платок на шее

он ясно увидел большие серые глаза

два хвостика вьющихся светлых

волос и россыпь веснушек

— Динэра.

— смешное имя.

— это сокращение от "Дитя новой эры".

— смешное сокращение; а давай улетим отсюда?

она улыбнулась еще шире и ничего не говоря

спрыгнула с качели так далеко

что обдала его брызгами влажного песка

светило солнце

кругом играли дети

много детей — в смешных панамках

кепках

самодельных газетных треуголках

кто-то пускал змея

кто-то укачивал куклу

кто-то кричал вопил

кто-то кого-то считал

и кто-то кого-то догонял

рядом за столиком

старики играли в шахматы

сушилось на веревке белье

вдалеке выбивали половики

он шагнул за ней

такой же шестилетний

чумазый и гибкий

чтобы наконец-то

забраться наверх

к звездам

они лезли — она, он

почти что наравне

слажено легко

как два паучка

он оглядывался

видел заросли крапивы

репейника

видел дворовые яблони

и груши

видел желтые одуванчиковые ковры

и лез дальше

даже когда перекладины стали опять скользкими

так что каждая секунда, каждая поднятая нога

и отцепившаяся рука — превращались в большой риск

около самой вершины

девочка

Динэра

ее зовут

Динэра

подала ему руку

он сказал, что помощь девчонок

ему не нужна

но сорвался

и в последнее мгновение

успел вцепиться

в тонкую ручку Динэры

она держала его

крепко и надежно

совсем не по-девчачьи

пока не втянула его

в след за собой

на самую вершину ракеты

как там надо было крикнуть

"лечууууууу"?

*

он открыл с трудом глаза —

такими тяжелыми были веки

и практически вывалился из камеры

замарав в охладительной жидкости

гладкий пол стазисной каюты

тело было слабым и неподатливым

как у новорожденного ребенка

рядом стояла голограмма бортового

компьютера в красной пилотке

на светлой голове и победно улыбалась

— с пробуждением, капитан.

— здравствуй, Динэра.

(с) мглистый заповедник

Вот и настало время для восьмого жуткого верлибра. Не забывайте: в нем нет рифмы и ритма, его цель - в другом.
________________________________________

оно дрéвнее как тектоническая плита

на которой стоит этот дом

древнее как остатки животных —

огромных и доисторических

которые вспухают шершавым узором

при ремонтных работах

если те проходят

рядом с этим домом

древнее, как раскидистый дубовый исполин

возле этого дома — пружинисто скрюченный

и не единожды целованный молнией

древнее древнее очень древнее

но не древнéе страха и надежды

с которой заходит в этот дом

пара людей

она — полноватая в поеденном

молью костюме, в старомодной шляпке

и тонких перчатках

сумка на удивление большая

потертая и столь нужная

в хозяйстве

если она сядет на диван —

руками схватится в сумку, прижмет к коленям

и животу как ценную вещь

ведь там — права и затасканные кредитки

там — обязательно, но не точно

ингалятор от приступов астмы

помутневший пластик таблетницы

и винтажный ридикюль

с дешевой косметикой

он, чопорно шагающий рядом с ней

комичен в сером костюме-тройке

хочет казаться свободным

спрятав ладони от мира

в карманы — в которых периодически

вселяются дырки, но прогоняются

ниткой и иголкой

пока он смотрит телевизор

а жена срастается с креслом

под тусклым цветом

старого абажура — доставшемся в наследство

ей

ему

или купленном на распродаже

за пустоту в их глазах

это никому не интересно

это никому не надо знать

но вот они как пыльные мешки — перед ним

на кожаном диване, на очень дорогом диване

и он

он

он уже знает

он видит, что их сюда привело в этот двор

в этот дом — что они сперва не решались

как мышки высунуться из норки

но потом стало голодно плохо кошмарно

и они продали — машину, какие-то

дешевые акции, взяли ссуду, чуть не заложили

дом

и пришли сюда

чтобы сначала не понять что плавает

в старинных банках с мутноватой жидкостью

чтобы подивиться стендам

с чучелами животных —

рычащих и равнодушных

чтобы взволноваться увидев

до мелочей воссозданную

брюшную полость человека

до мелочей воссозданный

мозг

до мелочей воссозданный

мышечный каркас

и, наконец, прийти в настоящий ужас

от лицезрения до мелочей воссозданного плода

на 6 месяце в до мелочей

воссозданной материнской утробе

о как они испугались

но все равно их как магнитом притянуло

в конец коридора с черной дверью

ведь все-таки деньги

ведь все-таки им не спится

ведь все-таки им надо…

он знал, что им надо —

он читал по их заеденным уголкам рта

покрасневшим от недосыпа глазам

по их неестественно прямым

практически до предела

практически не разгибаемым

спинам

и вот сейчас она охала на диване

сжимая хрустко накрахмаленный

платок

а он, который рядом с ней

по сценарию, заложенным еще в детстве

чуть стесненно приобнимал за плечи

— понимаете

он был… он был таким…

хорошим

— да да, очень хорошим

мальчиком

самым лучшим

— он любил гулять и играть

— да да, очень любил

гулять и играть

тут как будто она

испытала опять сомнение

недоверие

подняла глаза

и с толикой агрессии

сбросила пальцы мужа

— вы ведь понимаете

вы точно понимаете?

в ответ — размеренный

отработанный годами кивок —

даже если и не понимать —

этот кивок их все равно

удовлетворит

— он был… такой.. знаете…

иногда очень неуправляемый

его… если можно сказать…

иногда было не удержать

на поводке

вот такой он был, правда?

— да-да, непоседа

но хороший мальчик

самый лучший

— а еще очень умный

— блестяще умный

феноменально

— вот так бывало

посмотришь на него и…

он уже и так все знал

ему не нужно было смотреть

не нужно было слушать

— он у вас в машине?

— мы завернули его в одеяло.

— это хорошо; я обо всем позабочусь.

— а у вас точно получится? ну… сохранить его

как нужно?

— мэм, у меня сотня клиентов в год

и еще никто не уходил разочарованным.

— хорошо, да, наверное… а когда…

нам… ну… приехать за ним?

— всё зависит от него самого; я вам позвоню.

— ох мой мальчик мой хороший мальчик

— самый лучший

на этом завершился визит странных людей

в не менее странный дом

*

это древнéе проституции

наркотических веществ

и алкоголя

древнее колеса

письменности и

возможно даже

внятной речи

искусство сохранять

не хранить

не убирать

не прятать

искусство сохранять

оставлять

воздействовать

вырезать

сшивать

склеивать

промывать

пропитывать

и начинять

от первобытных времен

которые старались оставить частичку

своего врага в честь доказательства

храбрости и бесстрашия

до времен ацтеков, египтян и этрусков

с их папирусными мумиями смотрящими

сейчас пустыми глазницами

в музейный мрак

от зажатого в книге или спрятанного

в медальоне — может, романтичным юношей

а может не менее романтичной девушкой —

тусклого вьющегося локона

до парижских катакомб с легионом

иссушенных безобразных тел

расставленных вдоль стен

во всевозможных позах и одеждах

от первых чучел —

настоящих и фальсифицированных

кривых, смешных и действительно

пугающих

до тонкого, почти как наука

мастерства пластинации 20 века —

сохранения органов и тканей

со свойственным для них цветом —

красным

бурым

желтоватым

коричневатым

таково оно

искусство сохранения

искусство предотвращения

газов и гнили

искусство изгнания смерти

где смерть заменяется вечностью

оно с ним

оно в нем

оно в его руках

он достает то, что было в одеяле

разворачивает его как конфету

и критически смотрит

видит какие-то следы

догадывается о причинах наступления

небытия

но точно разграничивает порог —

где его компетенции

а где не его

в принципе, ему

даже все равно на то, что было при жизни

главное то, что — после смерти

если он сохранит

а он действительно сохранит

он всегда сохраняет

*

вот они снова сидят на диване

два старомодных голубка

умело скрывающие

личину хищников

уже не такие смущенные и взволнованные

они пришли забрать долгожданный товар —

как вазу с распродажи

или как совсем не подходящее для гостиной

кресло

пришли за своим

и без своего не уйдут

он размашистыми шагами

подходит к экспозиционному

углу, где что-то средних размеров

накрытое белым

ждет недвижимо и непостижимо

пара внимательно следит

за каждым его действием

но он не спешит

зачем спешить

когда время повсюду

и его так много

он отглатывает бренди

он рассказывает про средневековые

чучела, которые получались

смешными и нелепыми

потому что никто не знал

как должны выглядеть

настоящие живые

львы и тигры

это очень его смешило

он хихикал

пока клиенты сидели в кресле

и не знали что делать

пока глава семьи не треснул

по подлокотнику кресла

и тот не отозвался глухим

недовольным ударом

— до покажите нам его, черт возьми

— ах да, вы про это… он вас порадует.

и просто сдернул белую ткань —

как фокусник с ящика

в котором должна появиться ассистентка

— воаля.

пара замерла, вцепившись друг в друга

с близнецовым оцепенением

но потом она, как в тот раз, отцепилась от мужа

словно от чего-то неприятного

и глубоко вдохнув для храбрости

подошла к подиуму

чтобы рассматривать стоящее там

долго и тщательно, долго и тщательно

— какой-то он непохожий

— такое бывает; это в пределах нормы;

еще никому не удалось сохранить все 100%

от полученного.

— но он совсем не похож

— да да, он совсем не похож, —

это уже с дивана

— посмотрите получше; он ваш.

— ну хорошо… а когда он…?

— скоро, очень скоро, мы посидим,

попьем чаю и вы все увидите своими глазами.

и они действительно сидели и пили чай

муж с женой — на дорогом кожаном диване

он — за своим тяжелым столом

и вовсе не чай — тут он их обманул —

а все тот же изысканно выдержанный

бренди

он улыбался на фоне заходящего солнца

словно чем глубже оно погружалось

чем больше опускались сумерки

тем явственнее в нем проклевывался дьявол

но вдруг…

— о нет, он кажется… милый, ты только посмотри

она уронила чашку

и та звонко покатилась в сторону

она опять встала, опять начала кудахтать

что-то говорить невнятное

переводя взгляд то на мужа

то на экспозиционный угол

— обоже, обоже, он что-то шепчет

дорогой он что-то шепчет;

— ну так подойдите, послушайте.

оно подошла

— ничего не слышно, может…

он просто двигает губами?

— подойдите ближе.

она подошла

— еще ближе, он не укусит — ему нечем.

она подошла вплотную

заткнула нос накрахмаленным платком

чтобы не чувствовать формальдегида

и еще чего-то, что гораздо отвратнее

нагнулась
и наконец-то услышала

тоненька фигурка

лишь смутно напоминающая человеческую

перешитая как тряпичная кукла

но с ангельским, бесстрастным лицом

шептала здесь и сейчас

без пауз и интонации

без вдохов и выдохов

только одно и то же слово

ненавижу

ненавижуненавижу
ненавижуненавижу
ненавижуненавижу

*

он цедил бренди

вольготно развалившись за столом

и откровенно ликующе

безудержно

хохотал

(c) мглистый заповедник