Продолжаем знакомиться с книгой Тима Бувери.
Все части выложены в серии.

Знаток войны с японцами постоянно им проигрывает, а коммунист сосёт двух маток

Коротко для ЛЛ: Американцы долго и упорно помогали чанкайшистскому Китаю, но не в коня корм оказался. Так же не в коня корм пошёл и у Черчилля в Югославии. Вернее, не в того коня.

Каирская конференция стала символической: впервые азиатская страна была допущена на совет западных союзников, хоть и номинально. Война в Китае началась в 1937, если вообще не в 1931 году, когда Япония захватила Манчжурию. С августа по ноябрь 1937 года в груду развалин был превращён Шанхай. Оттуда имперская армия пошла вглубь страны на запад. После взятия столицы националистов Нанкина в городе началась резня, в результате которой погибло до 200 тысяч китайских граждан. Правительство сбежало в Ухань, где Чан Кайши попытался собрать оставшиеся силы под свою команду. Победа в битве за Тайерчжуан была ярким проблеском на мрачном фоне войны. В один отчаянный момент Чан приказал взорвать плотину на Хуанхэ, чтобы задержать продвижение противника.  Задержать-то он задержал, но ценой жизней полумиллиона сограждан. К концу 1938 года японцы контролировали большую часть севера Китая и восточное побережье, в то время, как националисты отступили к Чунцину.

Запад симпатизировал Китаю, но до 1939 года симпатии эти ограничились займом в 25 миллионов, запретом экспорта самолётов в Японию и небольшими партиями оружия. СССР же предоставил сотни бомбардировщиков, истребителей, тысячу орудий, пулемёты, винтовки, да ещё отправил техников и советников. Чан, правда, выслал советников в 1927 году и стал бороться с коммунистами, отправив тех в Великий поход. Но всё-таки эта помощь что-то стоила.

Националисты смотрели, как Япония изгоняет западных колонизаторов из Юго-Восточной Азии. Чан Кайши говорил по этому поводу:

Вы и ваши люди не знают, как воевать с японцами. Сопротивляться японцам – это не подавлять мятежи в колониях. Японцы – серьёзная великая держава… Воюя с ними много лет, мы, китайцы, единственные знаем, как это делать. Для такой работы вы, британцы, некомпетентны и должны учиться у нас, китайцев, как воевать с японцами.

Как видно, особой симпатии по отношению к Британии он не испытывал. И всё же ему пришлось с неохотой, но уважать эту державу. Соединённые Штаты он рассматривал идеологическим союзником, зная об их антиимпериалистской позиции. (антиимпериалистской? Ну-ну… Впрочем, всё познаётся в сравнении.) Он привёл Черчилля в ярость, подняв вопрос о независимости Индии.

Чан хотел, чтобы союзники сконцентрировались на борьбе против Японии, на что они явно не были готовы. В феврале 1942 года к нему в Чунцин был направлен генерал Стилуэлл, чтобы помочь снова открыть бирманскую трассу. Генерал вознамерился начать наступление сразу на Рангун, но Чан был более осторожен. Всё-таки ему пришлось пойти у него на поводу, чтобы увидеть, как гибнут его лучшие солдаты. Стилуэлл недооценил японцев, а Чан постоянно влезал с прямыми приказами своим войскам. 5 мая генерал сбежал от своей армии в Индию вместе со штабом. Случилось как в поговорке: у победы много отцов, а поражение всегда сирота. Чан со Стилуэллом указывали пальцами друг на друга. Пришлось Рузвельту отправить если не войска, то хотя бы дополнительных полтысячи самолётов в Китай, чтобы предотвратить коллапс армии.

Несмотря на важные контакты и энтузиазм американской публики, Китай не спешили принимать в ближний круг союзников. Чана не пригласили ни в Касабланку, ни в Вашингтон, ни в Квебек. Повторное вторжение в Бирму постоянно откладывалось. В конце концов, Рузвельту был важен не столько военный, сколько политический потенциал этой огромной страны. В этом смысле он оказался гораздо более дальновиден Черчилля, который отзывался о китайцах как о «жёлтых человечках». По сути Рузвельт сделал Китай постоянным членом Совета Безопасности, а 1 октября 1942 года Чан Кайши объявил, что Британия и Америка согласились отказаться от своих экстерриториальных прав и привилегий. В Каире договорились о возвращении Китаю всех японских завоеваний, включая Манчжурию, Тайвань и Пэнху. Рузвельт  даже поднял вопрос Гонконга, но Иден живо вспомнил про Панамский канал и прочие американские анклавы, так что тему перенесли на послевоенное время.

На волне эйфории Чан запросил у Штатов стабилизационный кредит размером аж в миллиард. Рузвельт поулыбался, но этот запрос породил мысли о том, что националисты берут много, давая мало взамен. Уже давно было ясно, что те отвлекают большие средства на борьбу с коммунистами. Британские военные наблюдатели годами жаловались на неразбериху и коррупцию в китайской армии. Но, так или иначе, войска Чана связывали полмиллиона японцев в Центральном Китае.

Когда Стилуэлл планировал снова войти в Бирму, генералиссимус пообещал ему пятнадцать дивизий при условии, что британцы высадятся в Бенгальском заливе. После того, как те несколько раз отказались, Чан пожаловался Рузвельту, что если всё будет идти по-прежнему, японцы используют передышку чтобы подготовить решающее наступление в Китае. Так и получилось. 17 апреля 1944 года Япония начала крупнейшую свою операцию за всё время войны под кодовым названием Ити-го по захвату американских военных баз. Полного успеха они не добились, но для националистов это было бедствием. Японская армия прошла сквозь боевые порядки Китая, как сквозь бумагу. К октябрю китайцы потеряли 700 тысяч человек только убитыми, а японцы контролировали ряд центральных провинций, добившись связности своих порядков и угрожая Чунцину.

После того, как развалился восточный фронт националистов, американские дипломаты стали давить на Чана, чтобы тот договорился с коммунистами, которые, по словам Мао, использовали 70% своих сил на экспансию, 20% на борьбу с чанкайшистами и 10% на сопротивление Японии. Пройдут годы, и он поблагодарит японских эмиссаров за то, что позволили компартии победить в гражданской войне. Но тогда американцам деваться было некуда, и они прислали своих людей к Мао в Яньань 22 июля. Коммунисты оставили о себе в целом благоприятное впечатление, но Чан яростно сопротивлялся желанию американцев помирить его с этими «бандитами».

Но ещё до разрешения этого кризиса достиг кульминации конфликт Чана со Стилуэллом, который пробивался через джунгли в Индию. Он попросил, чтобы Чан ударил в Бирме для того, чтобы облегчить себе путь, тот отказался. В ответ и Стилуэлл отказался помогать осаждённому Хэнъяну: «Пускай поварятся». В довершение всех бед Рузвельт написал Чану передать командование китайскими силами (и коммунистами тоже) генералу Стилуэллу. 7 сентября тот согласился при условии того, что ему отдадут контроль над военными поставками.

После очередной ссоры генералиссимуса и генерала Рузвельт пригрозил Чану, что если тот не перестанет помогать в Бирме, то должен быть готов нести ответственность за последствия. Стиллуэлл не преминул лично объявить Чану об этом, на что тот расплакался, когда американец вышел. 24 сентября он попросил Рузвельта отозвать начштаба, которому он не мог больше доверять.

Хоть Рузвельт выполнил просьбу, после этого американо-китайские отношения уже не были такими, как прежде, пусть американцы и продолжали снабжать «умирающий антидемократический режим». К маю 1945 года японцев выковыряли из Бирмы, но это сделала «забытая армия» британского генерала Слима. Чана не пригласили ни в Ялту, ни в Потсдам. Китай оставался «фантомным» членом Большой Четвёрки.

Перенесёмся на юг Европы. 1 сентября 1943 года итальянцы, которые избавились от Муссолини, дали знать союзникам, что согласны на их условия. Высадка в Салерно не встретила сопротивления, итальянский флот был передан союзникам. 13 октября ---- король Эммануил объявил войну Германии в ответ на занятие немцами Рима. Всё бы хорошо, но ни его, ни его премьера маршала Бадольо нельзя было назвать нефашистами. Даже после выхода из войны Эммануил хвалил Муссолини за хорошее управление страной на протяжении десятилетия. Бадольо, тот вообще заливал Абиссинию с самолётов ипритом. И всё же Черчилль не испытывал проблем иметь с ними дело. Но американцы не хотели второго Дарлана и привезли в Италию графа Сфорца, бывшего министра иностранных дел. Но граф не сработался с англичанами. Черчилль видел его насквозь, говоря, что этот «старый павлин» (который был всего на пару лет старше самого Черчилля) хочет стать королём. Американцы хотели его поставить премьером, а русские поддерживали статус-кво. Москва видела, что непопулярность правительства льёт воду на мельницу коммунистов под руководством Пальмиро Тольятти. В марте 1944 года Советы признали правительство Бадольо, и Тольятти взяли в правительство. Эмманула уговорили отречься от престола, и через пару месяцев Тольятти сообщал в предположительно распущенный Коминтерн о быстром росте Итальянской коммунистической партии.

18 мая 1944 года линия Густава была, наконец, прорвана, Рим пал, Бадольо не устоял. Но и при новом премьере мало что изменилось. Ещё через четыре месяца разгорелась ссора между Черчиллем и Рузвельтом по поводу назначения графа Сфорца на пост министра иностранных дел. Увы, несмотря на то, что англичанам удалось отбиться, их слово весило всё меньше.

Ситуация в Югославии была более драматичной. После того, как семнадцатилетний король Петр сбежал в Лондон, в Британию стали доходить слухи о сопротивлении немецким захватчикам на родине: это были четники Дражи Михайловича. Несмотря на восторженную поддержку со стороны британской прессы, помощь им со стороны Лондона была весьма ограничена. Один раз они умудрились сбросить 500 левых ботинок. Попытка помирить четников с коммунистами провалилась, и они начали воевать друг с другом в ноябре 1941 года. Эта гражданская война продолжалась даже после того, как немцы выдавили оба движения из Сербии. Британия вместе с правительством Югославии в изгнании даже просили Советы, чтобы те посодействовали интеграции коммунистов под командование Михайловича. Москва, отрицая свою связь с Тито, топила по радио то за Михайловича, то против него.

На сопротивление гитлеровцы ответили резнёй, убивая по сотне сербов за каждого немца. Михайлович пришёл в ужас и решил прекратить сопротивление. Он приказал своим бойцам разойтись до более благоприятного момента. Так же считало и правительство в изгнании, и агенты Лондона. Партизаны Тито, однако, увидели в репрессиях возможность набрать сторонников. Михайловича стали обвинять в сотрудничестве с врагом. После того, как стало ясно, что на борьбу с Тито немцы отвлекают немалые силы, в марте 1943 года было принято решение пойти на контакт с партизанами. 25 июня был проведён первый парашютный сброс. Черчиллю говорили, что Тито явно контачит с Москвой, но тот был непреклонен:

Моя задача – просто установить, кто убивает больше немцев и предложить средства, которыми мы можем помочь убивать ещё больше.

Благодаря сдаче Италии, ситуация была текучей. Партизанам удалось захватить далматинский берег и получить 600 тонн союзной помощи, после чего немцы загнали их обратно в горы. Душой сопротивления был динамичный вождь Иосип Броз Тито. У него было 60 тысяч дисциплинированных и мотивированных бойцов, и англичане верили, что партизаны контролируют большую часть Югославию. По факту же в Сербии и Черногории, а также частях Боснии сидели четники, а коммунисты – в Словении, Хорватии и в остальных частях Боснии. Британский эмиссар Маклин посоветовал всю помощь перенаправить с Михайловича, который умудрился встретиться с представителями оккупантов и даже о чём-то с ними договориться, на Тито. Правда, и Тито пытался договориться с немцами.

Было ясно, что обеим сторонам было важнее бороться друг с другом, нежели с общим врагом. Обе стороны совершали злодеяния, но британские связные презентовали в Лондон картину, более благоприятствовавшую Тито и его людям. 10 декабря 1943 года Черчилль объявил, что собирается избавиться от Михайловича к концу года. Поставки четникам прекратились. Король Петр уволил Михайловича с поста военного министра и призвал всех югославов присоединиться к Народно-освободительной армии Югославии.

Они  пригрели змею на своей груди. Тито запретил королю возвращаться в Югославию и слетал в сентябре 1944 года в Москву, где ему пообещали материальную помощь и гарантии территориальной целостности страны. Партизаны не чувствовали благодарности за «капиталистическую» помощь. Они даже верили, что Британия просто транспортирует оружие из Москвы. Отношения их с западными союзниками стали ухудшаться. Партизаны пошли в Сербию воевать с четниками, у которых не хватало оружия и боеприпасов. Михайлович ушёл в Боснию, откуда взывал о помощи. Но союзники его не услышали. Более того, они репатриировали тысячи беженцев-антикоммунистов, которых партизаны расстреляли. Во временном правительстве доминировали коммунисты, которые после несвободных выборов упразднили монархию. На посту премьера Тито безжалостно управлял Югославией до самой смерти в 1980 году. Михайловича казнили в Белграде 17 июля 1946 года. Когда Энтони Идена спросили немного позднее о том, что больше всего тревожит его совесть после пяти лет на посту британского министра иностранных дел, тот ответил просто:

Наше предательство по отношению к Михайловичу.

Стоит признать, что Сталин Черчилля в Югославии начисто переиграл. И всё-таки, несмотря на недовольство автора этим положением дел, можно напомнить ему: коммунисты на самом деле убивали больше немцев и таким образом сделали ощутимый вклад в победу над врагом.

В освещении итальянских событий отсутствует важный кусочек пазла, а именно судьба Муссолини. Быть может, автору тема неинтересна. А быть может не хочется рассказывать, как Черчилль бросился коршуном в северную Италию сразу после её освобождения. Злые языки поговаривают, что он искал свою корреспонденцию с дуче, восторженным поклонником которого он всегда являлся. Нашёл ли он - мы не знаем, но после него не нашёл никто больше. Вот так современные британские историки продолжают полировать икону своего героя и сегодня.

Продолжаем знакомиться с книгой Тима Бувери.
Все части выложены в серии.

Как сделать врага из старого друга, а потом купить нового

Коротко для ЛЛ: Британия расстреляла французский флот, стоящий в африканской гавани, после чего де Голль хотел триумфально войти в Дакар, но пришлось отвалить. Американцев заманили в союзники путём очень выгодной сделки.

Потеряв союзника, Британия задумалась о его мощном флоте. Что сделать, чтобы он не попал в руки Германии? Обещаний французского морского министра Дарлана было мало. Англичане сколотили на скорую руку эскадру под названием Force H, которая отправилась из Гибралтара к месту стоянки французского флота в Мерс-эль-Кебире во французском Алжире. 3 июля тамошнему адмиралу Жансулю было предложено четыре условия на выбор: присоединиться к британскому флоту для продолжения борьбы под своими знамёнами, прибыть в британский порт для интернирования, отправиться во французскую Вест-Индию или США. Последним вариантом было затопить свои корабли. Жансуль не был настроен соглашаться на что-то из предложенного и ответил, что будет отвечать силой на силу. Британский командующий эскадры адмирал Сомервилль приказал заминировать вход в гавань.

Судьба французского флота изначально зависела от прекращения огня. В условиях прекращения огня немцы вполне могли потребовать выдачи флота, и то, что их заблаговременно увели в Африку, могло не помочь. Оттуда можно было и продолжать борьбу. Рейно выступал за войну с опорой на заморские территории, но он оставался во всё большей изоляции. Последней соломинкой, переломившей спину верблюда, стал отказ Рузвельта вступиться за Францию. Рейно написал англичанам о том, что собирается узнать условия немцев, и если они будет неприемлемы (одним из таких было бы требование сдачи флота), Франция продолжит воевать из Северной Африки. Британские лорды ответили быстро, потребовав передислокации французского флота в Британию на время переговоров.  Они даже предложили полноценный политический союз между странами.

Рейно был очень рад этому предложению, но остальные члены французского правительства не составили ему в этом компанию. Маршал Петен, уверенный в скорой победе Германии, спросил, почему Франция должна «слиться с трупом». Рейно пришлось уйти, Петен сформировал новое правительство. 17 июня новый министр иностранных дел запросил у немцев условия для прекращения огня через испанского диктатора Франко.

Они знали, что подобное действие было явным нарушением союзнических обязательств. На встрече в Бордо новый морской министр Дарлан уверял британских адмиралов, что ничто не побудит его сдать флот, и что он скорее затопит свои корабли. Это придало им оптимизма, но ненадолго: стали известны условия Гитлера, в которых статья 8 недвусмысленно требовала возвращения и разоружения французского флота под контролем немцев или итальянцев. Черчилль сказал на этот счёт:

В таком жизненно важном для безопасности всей Британской империи деле мы не можем позволить себе полагаться на слово адмирала Дарлана, которого могут принудить уйти в отставку, заменив другим министром, который бы обманул нас, не морщась.

Он впервые поднял вопрос силового решения проблемы. 27 июня его адмиралы предоставили три варианта действий: заминировать вход в гавань Мерс-эль-Кебира, отправить подлодки, которые бы потопили французские корабли, случись им захотеть уйти, или отправить эскадру, которая бы разобралась с французским флотом на месте.

Вернёмся в 3 июля. Жансуль не счёл необходимым проинформировать своё Адмиралтейство о варианте ухода через океан, который ему предложил Сомервилль. Он попытался тянуть время, но Сомерсет сообщил ему, что в случае непринятия его условий до половины шестого вечера он вынужден будет потопить французские корабли. Он исполнил свою угрозу, открыв огонь ещё до шести часов. Французские корабли стали стрелять в ответ, но это была неравная битва. Ни один их снаряд не попал в цель, в то время, как в результате британского огня один линкор «Бретань» был потоплен, «Дюнкерк» был сильно повреждён, а «Страсбургу» удалось уйти, вместе с пятью другими фрегатами.

Конечно, любви у французов за эти свои действия англичане не снискали. Когда в ноябре 1942 году немцы стали приближаться к Тулону, французские моряки исполнили старый приказ Дарлана, потопив свои корабли. Это стало для кое-кого своего рода доказательством того, что словам адмирала надо было доверять, но наш автор с этим не согласен.

Британское командование сочло операцию успехом, несмотря на уход «Страсбурга». Черчилль был рад, что продемонстрировал миру готовность бороться до конца. Ну а по отношению к французам совесть у него была спокойна. В конце концов, им предлагали довольно приемлемые условия на выбор.

Международная реакция на действия британского флота была в целом благоприятной. Стало ясно, что Британию ещё рано списывать со счетов. Но кое-кому в союзных кабинетах эта новость явно не понравилась. Это был бригадный генерал де Голль, совсем недавно получивший своё звание и тоже совсем недавно вошедший во французское правительство. 17 июня он вылетел из Бордо в Лондон, желая продолжать борьбу. Де Голль был тёмной лошадкой, его никто не знал. Но Черчиллю он понравился. На следующий день он записал своё знаменитое радиообращение.

Я, генерал де Голль, находящийся сейчас в Лондоне, я призываю французских офицеров и солдат, которые находятся на британской территории или которые прибудут туда, с оружием или без оружия, я призываю инженеров и рабочих промышленности вооружения, которые находятся на британской территории или прибудут туда, связаться со мной. Что бы ни случилось, пламя французского сопротивления не должно потухнуть и не потухнет. Завтра, как и сегодня, я буду говорить на Радио Лондона.

Декларация – это хорошо. Но вот в практическом плане дела у де Голля шли не очень. Воевать с ним решили всего два батальона из более, чем 130 тысяч эвакуировавшихся французских солдат. Остальные предпочли репатриироваться во Францию. После Мерс-эль-Кебира и матросы не изъявляли оптимизма воевать вместе с Британией: к де Голлю пошли лишь 250 из 18 тысяч. Но всё-таки ещё летом ему удалось собрать 7 тысяч добровольцев, а к концу года их число выросло до 35 тысяч. Отношения Британией были формализованы. А вот назад дороги уже не было: за призывы солдат к неповиновению на родине де Голлю присудили четыре года тюрьмы. А когда маршал Петен стал единоличным правителем Франции, ему дали уже смертный приговор.

Генерал хотел непременно высадиться на французской территории. Лучшим кандидатом на это был признан порт Дакара на сенегальском берегу. Ситуация казалась благоприятной, но экспедиция была полностью провальной: начиная с опереточного отплытия и заканчивая тем, что 14 сентября в Дакар неожиданно пришли три тяжёлых крейсера, отправленные вишистами на борьбу против де Голля в Экваториальной Африке. Черчилль хотел было отменить операцию, но де Голль рвался в бой. Операцию начали 23 сентября. Дакар не увидел блистательной эскадры на горизонте: был туман.

Бескровного переворота тоже не получилось. Эмиссарам Свободной Франции пришлось убираться обратно на британские корабли под пулемётным огнём. Им припомнили Мерс-эль-Кебир.

Береговые батареи и линкор Ришельё открыли огонь после того, как де Голль прочитал своё обращение в пятый раз. Британские суда открыли ответный огонь. Потери были с обеих сторон. Бомбардировка продолжилась на следующий день, после того как предыдущим вечером была получена инструкция Черчилля драться до конца. Но береговые батареи и «Ришельё» тоже не молчали. Де Голлю пришлось признать, что он недооценил способности порта обороняться. Позднее он признался, что подумывал в эти дни о самоубийстве. Решающая попытка захватить порт на следующий день стала катастрофой. Последняя оставшаяся французская подлодка торпедировала британский линкор HMS Resolution, и ещё до полудня британский командующий Каннингем решил уходить.

Так превосходящий британский флот с шестью тысячами солдат на борту не смог взять порт, который даже не принадлежал официальному врагу. Над Ла-Маншем лётчики RAF доказали, что способны противостоять германской военной машине. Но наступать Британия была не в состоянии. Для этого ей нужны были новые сильные союзники. Ей нужны были Соединённые Штаты.

Черчилль собрался втянуть США в войну. Это было что-то новое. Его предшественник Чемберлен не был настроен на это, ведь за всё приходится платить:

Нам придётся заплатить слишком дорого, если у них будет право писать условия мира.

Популярная в те дни поговорка гласила: «Боже, упаси нас от немецкой победы и американского мира». К весне 1940 года США оставались на твёрдых позициях изоляционизма. Многие американцы инстинктивно не доверяли Британской империи с её укоренившейся классовой системой. Они не хотели повторно втянуться в мировую войну. Германский блицкриг на западе запустил серьёзный движ. Американская публика стала в большинстве своём болеть за Британию, однако доминирующей эмоцией был страх. Выросли оборонные расходы: к маю 1941 года было потрачено вчетверо больше, чем во всём 1939 году.

Практически сразу после избрания на пост премьера Черчилль стал просить Рузвельта о помощи. Рузвельт восхищался его выдержкой, но его волновало пьянство британского премьера, который не проводил и дня без бутылки. Тем не менее, он сказал, что Черчилль – лучшее, что есть у Британии, даже если он всё время пьян. В падении Британии он заинтересован не был, поскольку США были не в состоянии контролировать Атлантический океан. И всё же, несмотря на снятие эмбарго, оружейные поставки поначалу были весьма скромными: все были уверены, что Британия долго не продержится. Британцы возмущались тем фактом, что им продавали не больше того, что они могли сами оплатить и вывезти.

Были американцы, которые хотели большего, и таким лоббистам удалось уговорить прославленного генерала Першинга выступить за передачу полусотни старых фрегатов Британии, о чём давно просил Черчилль. Разгорелись публичные дебаты, но только лишь дальнейшие уговоры со стороны британских премьера и посла, а также растущая уверенность в том, что Британия устоит, убедили президента.

Правда, необходимо было убедить ещё и Конгресс, так что Рузвельт сообщил англичанам, что неплохо бы предложить что-то взамен. Например, разрешения строительства американских военных баз на британских островах Карибского моря и в Канаде. Черчилль посопротивлялся немного, но угроза германского вторжения сделала его покладистым, так что он согласился предложить американцам Британскую Гвиану, Тринидад и Ямайку в качестве подходящих территорий. Но Рузвельту этого было мало, и он потребовал также Ньюфаундленд, Бермуды, Багамы и Сент-Люсию. Разумеется, это было многовато за груду старого железа (из 50 фрегатов в относительном порядке были лишь девять). Но, во-первых, деваться было некуда (у Британии оставались всего 68 из 176 кораблей), а во-вторых, продажа такого количества военного материала никак не могла считаться нейтральной акцией. Посредством этой «взятки» англичанам удалось вовлечь Америку в свою военную деятельность и де-факто стать их союзником. Пожалуй, ради этого не жалко было расстаться и с важнейшей интеллектуальной собственностью оборонного характера (вплоть до проекта атомной бомбы). Её, как и всё то, что дополнительно потребовал Рузвельт, оформили как дар. Иначе его другу Уинстону не простили бы подобной сделки у себя на родине.

Итак, помогать американцы не отказывались. Главной проблемой для англичан было то, что она была не безвозмездной. По мере ухудшения финансового положения империи в течение войны в продажу пошло фамильное серебро – колониальные владения. Потом, будет сдача остальной империи и британского фунта как мировой валюты. Но это будет потом. А пока необходимо было победить Германию любой ценой.