Лайфхак
Вырезано из книги «Спутник партизана» (1942).
Вырезано из книги «Спутник партизана» (1942).
Главное управление имперской безопасности Германии в конце 1943 г. занималось подготовкой спецоперации, согласно которой немецкие диверсанты должны были взорвать ряд важных для советской оборонной промышленности заводов в районе Челябинска. Для этого была сформирована группа, состоявшая из прошедших школу немецкой разведки белоэмигрантов и перешедших на сторону нацистов советских военнопленных. Немецкие диверсанты должны были сойти за своих.
Но с самого начала операция не задалась. 18 февраля 1944 года группа диверсантов была сброшена в северной части Приуралья, но не в то место, куда планировалось. Возможно, что пилоту не хватило топлива на 300 км до расчетного квадрата, или он просчитался в условиях зимней ночи и встречного ветра. Однако скорее всего немецкий ас запаниковал и испугался «точки невозврата», не дотянув даже до скованной льдом Камы.
Сброшенных на парашютах диверсантов и их грузы раскидало по тайге в радиусе нескольких километров. Первым в ту ночь погиб радист Юрий Марков из белоэмигрантов. Запутавшись в кромешной тьме в ветках деревьев, он намертво затянул петлю парашютных строп на своем теле.
Командир группы 35-летний Игорь Тарасов приземлился на родную землю жестко и, обездвиженный, вскоре обморозил ноги. Боясь окончательно замёрзнуть, он стал усиленно согреваться спиртом. От полного бессилия и одиночества принял решение отравиться штатным средством, но после спирта смертельный яд даже двойной дозы действовал как... слабительное.
Вконец измучившись от поноса, обезвоживания организма и головокружения, он застрелился, оставив записку с описанием своих страданий и пожеланием: «Пусть сгинет коммунизм. В моей смерти прошу никого не винить». Так Тарасов исполнил приказ Гиммлера: «Ни один человек из Службы безопасности не имеет права попасть живым в руки противника!».
Бывший красноармеец-военнопленный Халим Гареев прыгал с тяжелой рацией, ударился об землю, промерз и вскоре покончил с жизнью. Четвертый диверсант, он же второй радист Анатолий Кинеев, дождался таёжного рассвета и даже пытался выйти на связь с разведцентром. Безрезультатно — немецкая техника не работала при трескучем морозе. Позже гангрена обмороженных конечностей и пуля сердобольного сослуживца оборвали его затянувшиеся мучения.
Оставшихся в живых парашютистов настиг голод. Чтобы найти друг друга в условиях глубокого снежного покрова, им понадобилось несколько суток. От безысходности питались трупным мясом. Первым нашли и съели тело командира...
Факты каннибализма были задокументированы смершевцами в ходе расследования. Иногда архивисты Свердловского Управления ФСБ между собой называют неординарные материалы с фотографиями человеческих останков «делом людоедов».
В начале июня, когда закончились все найденные немецкие консервы и подсохли лесные тропы, выжившие потопали к жилью в юго-западном направлении. Настороженное местное население отказалось продавать «лесным» красноармейцам продукты даже за приличные деньги. Одичавшая и деморализованная троица вынуждена была сдаться властям на границе Бисеровского района Кировской области.
Проведенное отделом контрразведки СМЕРШ Наркомата обороны Уральского военного округа расследование установило, что бывший подпоручик врангелевской армии и полицай германских оккупационных сил Н.М. Стахов (1901–1950, умер в Ивдельлаге), бывшие военнопленные Андреев, Грищенко и их погибшие сослуживцы являлись немецкими диверсантами.
В ходе следственных действий арестованные показали останки парашютистов, схроны с оружием, тротилом, рациями и другим снаряжением. К уголовному делу было приобщено значительное количество взрывчатки, бикфордова шнура, взрывателей и боеприпасов, вполне бы удовлетворившее какой-нибудь партизанский отряд в лесах Белоруссии. Исследуя взрывчатку и взрыватели, эксперты НКГБ сделали вывод о приготовлении к «подрыву и поджогу крупных объектов».
Следователи СМЕРШ отметили, что Северная группа была продумана и отлично экипирована, от саней, лыж и валенок до аптечек и альпийских защитных очков. Главное, что заброшенные диверсанты были адаптированы к работе с населением и властями.
Каждый был снабжен комплектом добротно фальсифицированных советских документов, красноармейских и трудовых книжек, справок фронтовых госпиталей. По разработанной в разведцентре легенде, «военнослужащие Красной армии» добирались домой после излечения в госпиталях на законных основаниях. Рядовой красноармеец Андреев должен был убедить патрули тыловых комендатур, что направляется после ранения к месту жительства в Нижний Тагил для окончательного выздоровления.
У него был паспорт с нижнетагильской пропиской и штампом от 2 марта 1943 года. С такой распространенной фамилией бывшему чувашскому колхознику нетрудно было затеряться в городе. Приобщенные к уголовному делу изготовленные немцами паспорта хорошо сохранились.
Настолько качественно они были изготовлены, что даже спустя 70 лет не удалось найти следов ржавления под скрепками. Часто немецкая рациональность подводила заброшенных агентов, так как все советские документы, как правило, носимые у сердца, скреплялись обычными стальными скобами.
Через некоторое время от пота и атмосферного воздействия на документах появлялись неизгладимые следы ржавчины, а немецкая сталь в фальшивых документах не ржавела.
Выжившие в зимней приуральской тайге диверсанты были осуждены на 15, 10 и 8 лет за измену Родине и принадлежность к немецко-фашистским диверсионно-разведывательным органам, как составной части армии противника. После отбытия наказания вышедшие на свободу П.А. Андреев и Н.К. Грищенко просили власти о реабилитации, однако им было отказано.
Источник: Кашин В. На службе у государства. Органы госбезопасности города Нижний Тагил: люди, судьбы, факты. — Нижний Тагил: Репринт, 2008
Теперь тепло сохранялось в пещере намного лучше, чем в первую зиму. Та зима была особенно суровой, по ночам Игнат сильно мерз, несмотря на костер. И потому летом он позаботился о следующей зимовке. Он наточил о камни свой топор до плотницкой остроты, за несколько дней соорудил из бревен стену с дверью, плотно закрыл вход в пещеру, укрепив бревна в уступах камня и на распорках. Дверь, отворявшаяся внутрь и прикрученная одной стороной к бревну проема прочными прутьями, запиралась теперь на широкий и толстый засов. Стена не имела отверстий, кроме одного — вверху для дымохода.
В пещере было тепло, а за дверью уныло завывал ветер, насквозь пропитанный осенней затхлой сыростью, промозглой и знобящей. Хромой спал, и Игната тоже, наконец, сморил сон.
Шел сентябрь 1943 года. Бушевала война. А в лесу, в самой глуши архангельской тайги, неподалеку от безлюдного Беломорского побережья, жил юноша, человек, выброшенный этой войной, как песчинка на пустынную отмель.
2. «ВЕГА»
Штурмфюрер СС Хельмут Крюгер с самого начала войны служил в войсковой разведке. Его назначали начальником зондеркоманды — специальной группы — и забрасывали в тыл противника. Он воевал в Польше, во Франции, а еще прежде, до начала этой войны, возглавлял такую же разведгруппу в горах Испании.
Командование гитлеровской флотской группировки, воевавшей в районе Баренцева и Белого морей, остановилось на кандидатуре Крюгера. Группа, засылаемая в русский тыл, должна быть малочисленной, всего три человека,— такую группу труднее обнаружить. А задание, которое поручалось этой малой разведгруппе, было весьма ответственным. Потому и выбрали командиром операции опытного, особо подготовленного эсэсовского офицера.
Нужно было установить на берегу Белого моря радиопост. Всего на несколько дней. Километров на сто севернее Архангельска, между Двинским и Мезенским заливами, или губами. На русских картах некоторые заливы называются губой. Крюгер это хорошо знал. Он немало поработал и с русскими картами.
После высадки на берег, углубившись в тыл противника примерно на полкилометра, надо было выбрать лесистый холм, высотку, соорудить там надежное укрытие, установить двустороннюю радиосвязь с кораблями и в нужное время дать радиопеленг для десанта. Правда, «тыл противника» слишком громкие слова для такой местности. Там, где все пустынно, даже линия фронта условная — по береговой линии. Но все равно надо быть настороже, потому что это она — та самая земля, которую всемогущий рейх никак не может завоевать...
Задание не казалось Крюгеру особенно сложным, но его очень тревожил этот хмурый русский берег. Крюгера и прежде забрасывали в тыл к русским, но это было в самом начале войны, а тогда все казалось намного проще...
Он уже видел этот берег. В солнечную погоду днем ему показали место высадки. Подводная лодка подвсплыла, и он несколько минут смотрел в перископ. Крутой, покрытый не очень густым, но бескрайним лесом, берег мрачно глядел на завоевателей черными и серыми изломами скал. С двухкилометрового расстояния Крюгер ясно различил очертания кряжистых сосен и елей, прочно укоренившихся на неприступном гранитном бастионе берега. Всего только несколько минут всматривался он в эти скалы, но запомнил. С одной стороны, к этому обязывала профессиональная подготовка, а с другой... Берег испугал его. Он даже сам себе не хотел в этом признаваться. Он, уже третий год воюющий в России, будто ощутил сейчас, что суровая внешняя неприступность берега как раз и передает внутреннюю сущность этой страны и ее народа. Он вдруг понял, нет, точнее сказать — почувствовал, пожалуй, чутьем разведчика, что эти скалы для того и стоят здесь, чтобы раздавить его вместе с его зондеркомандой.
Человек решительных действий, Крюгер презирал слюнтяев и колеблющихся. Он отогнал мрачные мысли и стал готовиться к операции. Его торопили. На все было отпущено три дня.
Он сам тщательно проверил оружие, обмундирование, продукты, рацию — он знал радиодело и вполне мог заменить радиста. Познакомился с подчиненными.
Это были два рослых, хорошо подготовленных и исполнительных идиота. Он всех солдат считал идиотами. Ну... не совсем полными. Но они не должны мыслить. Они должны уметь хорошо выполнять любые приказы. Голова — у командира, у них — сильные, ловкие руки и ноги. И тогда будет победа. Так говорили ему с детства. Тот, кто хорошо выполняет, заработает право приказывать сам, а значит, и мыслить за других. И он выполнял и дослужился до офицера еще в начале войны. А теперь, хотя он и думал о чинах, в его солдатском мозгу нет-нет да и мелькала мысль: удастся ли ему дожить до ее окончания — этой-то войны...
Операцию назвали «Вега». В разведотделе флота сидят лирики, потому и такое небесное название. Крюгер думал об этом мрачно, без усмешки. Он понимал, что русский берег не встретит его хлебом-солью.
Ночь выбрали пасмурную, темную. Погода выдалась дождливая, со слабым ветром — то, что надо. Шум дождя и волн заглушит плеск весел и шорох шагов, а ветер слишком слаб и волна мала, чтобы помешать высадке.
Подлодка всплыла в ста метрах от берега, и трое разведчиков вышли через люк на палубу. Быстро спустили на воду резиновую лодку и почти бесшумно поплыли к чернеющему невдалеке берегу.
Когда они уже причалили, из-за мыса вышел советский большой охотник. Просвечивая мглу прожекторами, прощупывая ими берег и воду, корабль шел на малом ходу вдоль береговой линии. Немцы замерли. Хотя их серая одежда сливалась с такого же цвета серыми в свете прожекторов, валунами, окружавшими их, все трое успели мгновенно спрятаться за камни и там затаиться.
Подводную лодку русские заметить не могли, она, высадив пассажиров, сразу же погрузилась в воду.
Острый луч прожектора скользнул по берегу мимо затаившихся немцев и обратно не возвратился. Крюгер спиной чувствовал наведенные с корабля на берег орудия и пулеметы. Он лежал замерев. Но вот глухой рокот корабельных двигателей стал удаляться, и сверкающий прожекторными лучами охотник исчез в ночной мгле.
На берег выбирались по одному. Крюгер шел вторым — так безопаснее для командира. Последний выпустил воздух из лодки, сложил и связал ее вместе с веслами. Лодку и резервный НЗ — продукты, оружие, боеприпасы, запасные батареи для рации — зарыли в полукилометре от берега под корнями старой толстой сосны. Весь запас был упакован в два герметических прорезиненных рюкзака. Еще три таких рюкзака унесли с собой, в них были рация, продукты, боеприпасы.
Шли не спеша, осторожно, то и дело по-звериному замирая, прислушиваясь.
Спали на сухом склоне бугра, сидя, привалившись к стволам деревьев. Перед самым рассветом, когда густая мгла уступила место полусумраку, в котором опытный глаз уже различал предметы, Крюгер поднял солдат.
Хорошо зная местность по карте, он легко нашел точку, намеченную для размещения радиопоста. Солдаты быстро вырыли глубокую щель, сверху накрыли ее бревнами, которые лежали штабелем неподалеку, заготовленные еще, пожалуй, перед войной русскими лесорубами. На бревна насыпали землю, положили слой мха и пучки хвороста, а входы, их пока было два, замаскировали так, что даже вблизи трудно было догадаться, что здесь находится блиндаж.
Весь день солдаты работали под землей, расширяя и углубляя подземное помещение. Вырыли еще два узких выхода, вроде звериных нор — в разные стороны, и замаскировали их. Все это время Крюгер лежал с биноклем в руках и внимательно наблюдал за берегом, за морем, хорошо видимым отсюда, с вершины холма.
К вечеру развернули рацию и точно в условленное время вышли в эфир. Антенна, закрепленная на соседней елке, метров на пять возвышалась над холмом. Радист работал в блиндаже. Передали короткую кодированную радиограмму, которая звучала не более полминуты, чтобы русские не засекли: «Вега» на месте. Готовы к выполнению».
Получив подтверждение о приеме его радиограммы, Крюгер приказал одному, ефрейтору, отдыхать, другому, солдату — радисту, замаскировавшись, наблюдать за местностью.
....Вылет Южной группы, одетой в форму младших командиров Красной Армии, под руководством 40-летнего гауптшарфюрера СС Бориса Ходолея планировался сразу после приема радиограммы от передовой группы Тарасова с задачей десантироваться на 200-400 км южнее Северной группы для уничтожения заводов Челябинской области.
Сын полковника Русской императорской армии П.П. Соколов (1921-1999), поступивший на службу к немцам по согласованию с болгарскими коммунистами, рвался на Родину и намеревался перейти к русским после заброски.
Однако в его случае СМЕРШ перехватил инициативу, приготовив ловушку сразу после его приземления в Вологодской области в сентябре 44-го. После отбытия 10-летнего срока приговора Павел Павлович, повинуясь выстраданному душевному стремлению, принял советское гражданство, окончил Иркутский институт иностранных языков, и четверть века преподавал в школе, оставив уникальные воспоминания о подготовке немецких диверсантов.
Тогда же, в феврале 44-го, Южную группу сняли с самолета и, прикрывая провал авантюрной операции, предоставили диверсантам внеплановые отпуска с записью: Die Ausreise ist vom Reichsfuerer SS genehmigt (по личному распоряжению рейхсфюрера СС).
С 26 по 29 февраля радиоконтрразведка Уральского военного округа зафиксировала безответные позывные немецкого разведцентра, но Северная группа провалилась как сквозь землю, не сообщив базе даже о приземлении.
Тем временем, 28 февраля начальник Нижне-Тагильского отдела НКГБ полковник А.Ф. Сененков, как и другие руководители городских и районных подразделений, получил циркулярное указание № 3/19080:
"Управление НКГБ своим № 21890 от 13 октября 1943 года ориентировала Вас о том, что немецкая разведка в Берлине подготавливает для заброски в наш тыл диверсионную группу "Ульм". Состав группы комплектуется из военнопленных-электротехников и электромонтажников, родившихся или хорошо знающих Свердловск, Нижний Тагил, Кушву, Челябинск, Златоуст, Магнитогорск и Омск.
По этому поводу нами получены от НКГБ СССР дополнительные указания о том, что 8 февраля 1944 года участники группы "Ульм" из Германии доставлены в город Ригу. Руководителем этой группы является некий Семёнов.
Участники группы "Ульм" снабжаются ядом, отравленными коньяком и папиросами, а также получают маски, предохраняющие от мороза, резиновые перчатки, кремни, батареи и лампочки, по-видимому, для карманных фонарей.
Возможно, что сама группа или груз для нее будет перевезен на самолетах, так как для них были заказаны ящики и парашюты для сбрасывания груза. Заброска диверсионной группы "Ульм" намечается в северные районы Советского Союза.
Ориентируя Вас о вышеизложенном, предлагаю принять самые активные меры розыска и своевременного изъятия участников группы в случае появления их на территории Свердловской области, а также усиления охраны и пропускного режима на промышленных предприятиях и охраны пищевых блоков...
С настоящим указанием ознакомить первых секретарей райкомов ВКП(б).
Начальник УНКГБ по Свердловской области комиссар ГБ 3 ранга Борщев."
Приведенный документ свидетельствует о том, что советская контрразведка своевременно получала данные о подготавливаемых врагом диверсиях в глубине России. Действительно, в ночь на 1 января 1944 года начальник особого отдела 1-й Ленинградской партизанской бригады Г.И. Пяткин организовал похищение руководителя диверсионной школы "Цеппелин" в деревне Печки Печерского района около Пскова.
Операция под кодовым названием "Крах Цеппелина" стала большой удачей военной контрразведки, в результате которой был захвачен, а затем переправлен в тыл на самолете зам. начальника школы Гурьянов-Лашков с документами. Полученные сведения позволили обезвредить и уличить десятки шпионов и диверсантов в советском тылу, и предотвратить покушение на И.В. Сталина.
По свидетельству П.Соколова: "В одну прекрасную ночь исчез "начальник штаба" роты и его ординарец, жившие на частной квартире метрах в 300 от школы. Пронесся слух, что они похищены партизанами.
При осмотре местности обнаружены были следы саней, на которых увезли этих деятелей, но в доме следов борьбы видно не было, наоборот вещи, видимо, были уложены заранее, и возникла другая версия, что они ушли по ранее согласованной договоренности. Так или иначе, история эта не возбудила шума, приехали какие то чины из д. Колахальни, понюхали, расспросили свидетелей и убрались восвояси. Видимо наши руководители решили замять этот факт, чтобы не подставлять себя под удар".
Только спустя три месяца оставшиеся в живых диверсанты Северной узнали от чекистов, что их сбросили в Юрлинском районе Молотовской области (540 вост. д., ныне Пермский край). Возможно, что пилоту не хватило топлива на 300 км до расчетного квадрата, или он просчитался в условиях зимней ночи и встречного ветра. Однако, скорее всего, немецкий ас запаниковал и испугался "точки невозврата", не дотянув даже до скованной льдом Камы.
18 февраля 1944 года в Приуралье разыгралась настоящая трагедия. Сброшенных на парашютах диверсантов и их грузы раскидало по тайге в радиусе нескольких километров. Первым в ту ночь погиб радист Юрий Марков из белоэмигрантов. Запутавшись в кромешной тьме в ветках деревьев, он намертво затянул петлю парашютных строп на своем теле.
Командир группы 35-летний Игорь Тарасов приземлился на родную землю жестко и обездвиженный вскоре обморозил ноги. Боясь окончательно замёрзнуть, он стал усиленно согреваться спиртом. От полного бессилия и одиночества принял решение отравиться штатным средством, но после спирта смертельный яд даже двойной дозы действовал как... слабительное.
Вконец измучившись от поноса, обезвоживания организма и головокружения, он застрелился, оставив записку с описанием своих страданий и пожеланием: "Пусть сгинет коммунизм. В моей смерти прошу никого не винить". Так Тарасов исполнил приказ Гиммлера: "Ни один человек из Службы безопасности не имеет права попасть живым в руки противника!".
Нижний Тагил 1940-х.
Бывший красноармеец-военнопленный Халим Гареев прыгал с тяжелой рацией, ударился об землю, промерз и вскоре покончил с жизнью. Четвертый диверсант, он же второй радист Анатолий Кинеев, дождался таёжного рассвета и даже пытался выйти на связь с разведцентром. Безрезультатно - немецкая техника не работала при трескучем морозе. Позже гангрена обмороженных конечностей и пуля "сердобольного" сослуживца оборвали его затянувшиеся мучения.
Оставшихся в живых парашютистов настиг голод. Чтобы найти друг друга в условиях глубокого снежного покрова им понадобилось несколько суток. От безысходности питались трупным мясом. Первым нашли и съели тело командира...
Факты каннибализма были задокументированы смершевцами в ходе расследования. Иногда архивисты Свердловского Управления ФСБ между собой называют неординарные материалы с фотографиями человеческих останков - "делом людоедов".
В начале июня, когда закончились все найденные немецкие консервы и подсохли лесные тропы, выжившие потопали к жилью в юго-западном направлении. Настороженное местное население отказалось продавать "лесным" красноармейцам продукты даже за приличные деньги. Одичавшая и деморализованная троица вынуждена была сдаться властям на границе Бисеровского района Кировской области.
Проведенное отделом контрразведки СМЕРШ Наркомата обороны Уральского военного округа расследование установило, что бывший подпоручик врангелевской армии и полицай германских оккупационных сил Н.М. Стахов (1901-1950, умер в Ивдельлаге), бывшие военнопленные Андреев, Грищенко и их погибшие сослуживцы являлись теми ожидаемыми диверсантами из ведомства Гиммлера.
Будучи членом партии ст. лейтенантом и командиром батареи 76 мм орудий 8-го пехотного полка, житель Воронежской области Грищенко попал в плен в начале 43-го. Назвавшись кубанским казаком, он согласился сотрудничать с оккупантами.
В ходе следственных действий арестованные показали останки парашютистов, схроны с оружием, тротилом, рациями и другим снаряжением. К уголовному делу было приобщено значительное количество взрывчатки, бикфордова шнура, взрывателей и боеприпасов, вполне бы удовлетворившее какой-нибудь партизанский отряд в лесах Белоруссии. Исследуя взрывчатку и взрыватели, эксперты НКГБ сделали вывод о приготовлении к "подрыву и поджогу крупных объектов".
Следователи СМЕРШ отметили, что Северная группа была продумана и отлично экипирована, от саней, лыж и валенок до аптечек и альпийских защитных очков. Главное, что заброшенные диверсанты были адаптированы к работе с населением и властями.
Каждый был снабжен комплектом добротно фальсифицированных советских документов, красноармейских и трудовых книжек, справок фронтовых госпиталей. Изъятый "общак" включал около полумиллиона рублей, а в то время за сотню можно было купить буханку хлеба на рынке, а в дальнем селе даже не одну.
По разработанной в разведцентре легенде, "военнослужащие Красной армии" добирались домой после излечения в госпиталях на законных основаниях. Рядовой красноармеец Андреев должен был убедить патрули тыловых комендатур, что направляется после ранения к месту жительства в Нижний Тагил для окончательного выздоровления.
У него был паспорт с нижнетагильской пропиской и штампом от 2 марта 1943 года. С такой распространенной фамилией бывшему чувашскому колхознику нетрудно было затеряться в городе. Приобщенные к уголовному делу изготовленные немцами паспорта хорошо сохранились.
Настолько качественно они были изготовлены, что даже спустя 70 лет не удалось найти следов ржавления под скрепками. Часто немецкая рациональность подводила заброшенных агентов, так как все советские документы, как правило, носимые у сердца, скреплялись обычными стальными скобами.
Через некоторое время от пота и атмосферного воздействия на документах появлялись неизгладимые следы ржавчины, а немецкая сталь в фальшивых документах не ржавела.
Нижний Тагил 1940-х.
То, что целью диверсантов должен был стать и Нижний Тагил, свидетельствует следующее. Погибший в первую ночь высадки тридцатилетний радист Халим Гареев, раненым попал в плен к противнику в середине 43-го, хотя согласно Именному списку безвозвратных потерь личного состава 204-й стрелковой дивизии РККА ошибочно считался убитым и захороненным в братской могиле под Витебском. До войны он проживал в Нижнем Тагиле и там же был призван в армию. Он хорошо ориентировался в тагильских заводах и окрестностях города и поэтому был зачислен в Северную группу.
По замыслу руководства проекта "Ульм" в Северной группе должен быть еще один тагильчанин, который до призыва в Красную армию и пленения на фронте работал на строительстве Уралвагонзавода.
Но курсант с украинской фамилией Капинос не добрался до Пскова, будучи отчисленным с тремя другими несостоявшимися агентами-парашютистами в концлагерь по причине злоупотребления спиртными напитками в стрессовом состоянии.
Выжившие в зимней приуральской тайге диверсанты были осуждены на 15, 10 и 8 лет за измену Родине и принадлежность к немецко-фашистским диверсионно-разведывательным органам, как составной части армии противника. После отбытия наказания вышедшие на свободу П.А. Андреев и Н.К. Грищенко просили власти о реабилитации, однако им было отказано.
Владимир Кашин. На службе у государства. Органы госбезопасности города Нижний Тагил: люди, судьбы, факты. Нижний Тагил: Репринт, 2008.
В начале 30х гг. в Красной Армии проводились разработки операций в глубоком тылу противника, в ходе которых важная роль отводилась диверсионным подразделениям, которые должны были дезорганизовать снабжение и управление.
Наверное, поэтому в конце 34-го - и начале 35-го проводились испытания собак, обученных для диверсионной деятельности. По замыслу собаки, сброшенные с парашютом в специально сконструированных коробах, должны были доставить взрывчатку, которая находилась в седлах на спине, к бензоцистернам, на полотно железной дороги или к самолетам противника.
При этом четвероногие не были смертниками, поскольку механизм седла состоял из бойка с пружиной, воздействующего на капсюль и механизма, воздействующего на шпильки, с помощью которых собака освобождалась от седла.
Чуть позже, в конце марта 35-го года на Научно-исследовательском Автобронетанковом полигоне в Кубинке прошли испытания собак — истребителей танков и приспособлений для защиты последних от действий четвероногих мин.
В принципе, собака могла уцелеть: для подрыва танка использовалось вышеописанное седло, но в реальности (собака, как правило, заползала с взрывчаткой под танк) шанс на спасение был близок к нулю.
Первое испытание проводилось по самолетам на аэродроме: "две собаки породы немецкая овчарка, сброшенные с 300 метров, после раскрытия коробов уверенно пошли на цель. Альма немедленно сбросила седло рядом с целью, Арго не сумел сбросить из-за неисправности механизма.
На следующий день, сброшенные с той же высоты две овчарки, преодолев 400 метров по глубокому снегу за 35 секунд, сбросили седла со взрывчаткой на железнодорожное полотно. При этом они проявляли высокую сообразительность: "у собаки Нелли после освобождения из короба седло упало на землю, но Нелли подхватила седло зубами и донесла до железной дороги".
Руководитель испытаний, заместитель начальника Штаба ВВС Красной Армии Лавров, в своем докладе, направленном 4 января 1935 г. М.Н.Тухачевскому, Я.И.Алкснису и А.И.Егорову писал:
"Проведенные испытания показали пригодность программы подготовки собак... для выполнения следующих актов диверсионного порядка в тылу противника:
-подрывы отдельных участков железнодорожных мостов и железнодорожного полотна, разных сооружений, автобронетанковых средств и т.д.;
-поджоги строений, складов, хранилищ жидких горючих веществ, нефтяных приисков, железнодорожных станций, штабов и правительственных учреждений;
-отравлению при помощи сбрасывания устройств с отравляющими веществами водоемов; скота и местности, когда сама собака является источником заразы, возможное распространение эпидемий.
Полагал бы целесообразным... организовать в 1935 г. школу Особого Назначения, доведя количество подготовленных людей до 500, а собак до 1000-1200...
В целях предварительной охраны наших объектов оборонного значения от диверсионных собак теперь же дать директивные указания приграничным военным округам уничтожать собак в любом месте их появления, особенно в районе аэродромов, складов, железнодорожных линий и бензохранилищ...».
Опыт использования собак-диверсантов
Первая группа собак-минеров ( 30 собак, 40 инструкторов, 4 повара, 6 водителей, 10 солдат минеров) была отправлена на фронт в конце лета 1941 года.
Уже на фронте попытались потренировать собак на реальной местности против настоящих танков. В результате из двадцати выпущенных собак ни одна задачу не выполнила. Собаки разбежались по полю и попрятались. Четырех из них отыскать так и не удалось. Двух задавили танки.
Сохранился отчетный доклад командира группы собак-минеров капитана Випорасского (Виноградского (?)) в ГВИУ, написанный от руки и датированный 16 октября 1941 года:
"...1. Большинство собак отказываются работать сразу и норовят спрыгнуть в траншею, подвергая опасности пехоту ( шесть несчастных случаев).
2. Девять собак после непродолжительного бега в нужном направлении начинали метаться из стороны в сторону, пугались разрывов артснарядов и миномет.мин, пытались спрятаться в воронках, ямках, залезали под укрытия. Из них взорвались - три, не выявлено-две. Остальных, из-за того, что они стали возвращаться назад, пришлось уничтожить ружейно-пулеметным огнем.
3. Трех собак фашисты уничтожили ружейным огнем и забрали с собой. Попытки отбить и вернуть убитых собак не делались.
4. Предположительно четыре собаки взорвались вблизи от немецко-фашистских танков, но подтверждения о том, что ими выведены из строя танки не имею..."
В выводах этого доклада в качестве причин провала действий группы указывалось, что причинами являются недостаточная обученность собак и неверная методика обучения, и предлагались методы обучения с учетом полученного опыта. Однако и последующие попытки использования собак в качестве противотанкового средства осязаемых результатов не дали, и в принимающих решения инстанциях решили, что дальнейшая разработка этого способа минной войны нецелесообразна.
Тем более, что накопленный к этому времени опыт использования собак на фронте в качестве санитарных, собак подносчиков боеприпасов, тягловой силы, собак-курьеров, собак - искателей мин однозначно показывал, что собака нуждается в постоянном и тесном контакте с собаководом, что она может эффективно работать только под непосредственным руководством собаковода. При этом решающую роль играет привязанность животного к конкретному человеку, обладающему даром влияния на собаку. Это невозможно выполнить в плане использования собак как носителей мин.
Любопытно, что в этом же докладе командир упоминает о тяжелой морально-политической обстановке в подразделении и резко отрицательном отношении пехоты к "саперным душегубам".
Встречаются в политдонесениях политорганов и донесениях Особых Отделов НКВД сведения об отрицательном отношении солдат и командиров к идее собак-минеров. Так в донесении оперуполномоченного ОО при 120 сд указано "... красноармеец 345 сп Колющенко в разговоре сказал, что мол мало народу погубили, так теперь и за собак взялись. Взят в разработку."
Интересен в этом плане протокол допроса военнопленного гефрайтера танкиста О.Рихтмайстера. В частности он показал, что о применении Советами мин-собак ему известно. Труп одной из них им показывали. При этом лейтенант пояснил, что дела Советов плохи, красноармейцы отказываются сражаться за большевистский режим и комиссары пытаются добиться побед, посылая в бой собак.
В архивах сведений относительно результативности использования собак-мин особо нет. Нет ничего и в немецких источниках.
"Из донесения командующего 30-й армией генерал-лейтенанта Лелюшенко от 14 марта 1942 г.: "В период разгрома немцев под Москвой пущенные в атаку танки противника были обращены в бегство собаками истребительного батальона. Противник боится противотанковых собак и специально за ними охотится."".
Донесение от 14.03.42 имеется, но там о собаках ни слова. Да и Лелюшенко Д.Д. тогда был генерал-майором.
В действительности, к осени 1942 года все попытки использования собак для борьбы с танками, равно как и использования их для совершения диверсионных актов ( в том числе и под непосредственным руководством проводников) были прекращены.
Союзники, вообще весьма прохладно относившиеся в минному оружию, ничего подобного советским или немецким разработкам не осуществляли.
В послевоенное время от идеи подвижных противотанковых мин отказались.Неизвестно ни одной разработки в этом направлении ни в СССР, ни на рубежом. Это естественно, потому что уже в ходе войны идею подвижной мины успешно решили . Противотанковые гранатометы Офенрор (Pz.B.54), Панцершрек (PZ.B.54/I), Панцерфауст, американскую Базуку. Доставка к танку заряда взрывчатки, успешно его поражавшего, осуществлялась по воздуху и со скоростью недостижимой для собаки.
В общем и целом идея подвижной противотанковой мины оказалась тупиковой.
Что они могут, то могут, а что не могут, того и не сделают. Собака-сторож, собака-ищейка, собака-спасатель, собака-поводырь, минно-розыскная собака, охотничья собака, собака-пастух. Вот области их применения.
По материалам:
Ю. Веремеев — Собака-диверсант.
Николай Бортников — История и боевой путь Центральной школы военного собаководства (1924-1996 гг.).
Константин Карапетянц — Чем собаки напугали танки.
В фильме «Щит и меч» (1968) советский разведчик Александр Белов (актёр Станислав Любшин), выехавший в 1940 году из Риги в Германию под именем немца-репатрианта Иоганна Вайса вместе со своим другом Генрихом Шварцкопфом (Олег Янковский), дядя которого Вилли (Альгимантас Масюлис) был оберфюрером СС, по протекции последнего попадает в абвер и к концу войны в чине гауптштурмфюрера СС становится офицером для особых поручений шефа службы безопасности (СД) бригадефюрера СС Вальтера Шелленберга. Но мало кто знает, что у Иоганна Вайса был прототип, который все эти годы жил в Киеве и поведал свою удивительную историю лишь незадолго до своей смерти.
15 декабря 1913 года в Харькове в семье Пантелеймона Святогорова, рабочего одного из заводов, родился сын, которого назвали Сашей. В 1932 году по распределению Александр попал на «Запорожсталь», где стал начальником цеха и вступил в партию. В 1939 году толкового коммуниста пригласили в НКВД. Оперуполномоченный Смешко, который вел беседу (впоследствии ректор Киевского института иностранных языков), пожаловался на то, что у советских людей неоднозначное отношение к чекистам. Мол, перегибы, конечно, были, но именно поэтому в НКВД нужны серьезные люди, которые могли бы исправить ситуацию…
И Александру пришлось заняться не «посадкой», а реабилитацией тех, кто пострадал без вины. Были пересмотрены сотни дел. Всего по стране на свободу вышли более 300 тысяч человек. Только по армии среди 40 тысяч репрессированных командиров было рассмотрено около 30 тысяч жалоб, ходатайств и заявлений, в результате чего восстановлено более 11 тысяч человек.
С началом войны чекисты были первыми, кто встретил фашистов. Бойцы в зелёных и васильковых фуражках стояли насмерть и нередко являлись последним резервом, ни разу не сдавшись врагу. Александр Пантелеймонович вспоминает: «18 августа немцы подходят к Запорожью. Мы, 150 чекистов, по приказу полковника Леонова, начальника нашего управления, занимаем оборону. Вокруг паника. Из города бегут почти все директора предприятий и ждут сообщения по радио – когда же немцы захватят Запорожье. А они не захватывают… В нашу задачу входило – перед отступлением взорвать «Запорожсталь», алюминиевый завод, другие важнейшие стратегические объекты. Мы минировали, готовились к уничтожению. Все эти полтора месяца, пока мы вместе с армией держали город, многие предприятия удалось размонтировать и вывезти. 3 октября, когда стало совершенно ясно, что город не удержать, Леонов отобрал десять человек, я был среди них, и поставил задачу: перед отступлением надо успеть взорвать телеграф, телефон и еще кое-какие объекты. И когда немцы уже входили в город, мы выполнили эту задачу и еще успели уничтожить наши документы и поджечь здание НКВД. И потом уже, поздно ночью, тропами выбирались из города. Мы были в гражданском и имели в своем распоряжении одну машину, какой-то «фордик»… Полковник Леонов меня заметил и сделал своим адъютантам. Вскоре он стал начальником разведки Украины. И он взял меня в управление разведки. Но в феврале 1942 года Леонов погиб. А я, еще усиленно обучаясь сам, в том числе немецкому языку, уже занимался подготовкой диверсантов для заброски в тыл фашистов в составе 4-го Управления НКВД, которым руководил старший майор госбезопасности Павел Анатольевич Судоплатов.
— Когда вы участвовали в ликвидации военного коменданта Харькова генерала Георга фон Брауна — это была Ваша первая серьезная разведывательно-диверсионная спецоперация?
— Еще перед тем, как Харьков захватили немцы, мы создали там агентурную сеть. Мне было поручено через агентуру сообщать данные о том, что происходит в оккупированном городе, а также организовывать диверсии.
Одним из важнейших объектов Харькова был особняк, в котором до войны жил первый секретарь ЦК КП(б) Украины Никита Хрущёв. Этот особняк в народе называли «Домом Хрущёва». После ухода Красной Армии его облюбовал военный комендант Харькова командир 68-й пехотной дивизии 6-й армии генерал-майор Георг фон Браун — двоюродный брат знаменитого конструктора ракет ФАУ-1 и ФАУ-2 Вернера фон Брауна, будущего основоположника ракетно-космической отрасли США. В «Доме Хрущёва» нами было заблаговременно установлено два взрывных устройства. Причем одно из них – радиомина новейшего образца, разработанная легендарным диверсантом Ильей Григорьевичем Стариновым, который и замаскировал её в особняке. Дом усиленно охранялся, а время торопило. Наконец – удача. Через своего человека, работающего у немцев, я узнал, что в доме будет приём. И в тот момент, когда у коменданта Харькова собрался цвет немецкого офицерства, раздался огромнейшей силы взрыв. Под обломками дома погибли фон Браун и около двух десятков офицеров вермахта. Фашисты заметались в поиске. Но безуспешно…
Подобным образом радиоминами Старинова были взорваны центр Киева и многие объекты в других городах.
— А когда вас направили в глубокий вражеский тыл?
— Вскоре после освобождения Киева меня в качестве руководителя диверсионно-разведывательной группы десантировали на территорию Польши, в Люблинское воеводство. Нужно было продолжить начатое Николаем Кузнецовым дело – проникнуть в такие фашистские спецслужбы, как гестапо и абвер. Один из местных партизанских отрядов стал нашей базой. Мы там быстро освоились и начали проводить свои операции.
— В чем они заключались?
— Мы готовили наших разведчиков, сочиняли им легенды; у нас были специалисты, которые изготавливали немецкие документы… Засылали наших агентов во вражеские службы для осуществления диверсий, убийств.
— И вы готовы рассказать даже о том, что в Польше, будучи руководителем диверсионно-разведывательной группы, сами действовали как боец дивизии СС «Галичина»?
— Представьте себе – готов. Начиналось все это таким образом. В августе 44-го года под Бродами дивизию СС «Галичина» разгромили. Это исторический факт. Так вот, остатки этой дивизии остались на территории оккупированной немцами Польши. И к нам, на партизанскую базу, приходили группы из этой дивизии, говорили примерно так: «Оце ми прийшли до вас добровільно. Ось наша зброя. Так, ми служили німцям, але зрозуміли, що вони нас обдурюють, що збудувати самостійну Україну вони ніколи нам не дозволять. Бандеру вони вже заарештували. Ви нам довіртесь – і ми вам допомагатимемо…». И я со своим помощником Толей Коваленко отобрал из них наиболее пригодных ребят и задействовал в своих операциях. При этом и я, и они действовали под прикрытием того, что мы – бойцы дивизии СС «Галичина». Мы выследили шефа одного из подразделений гестапо. В его кабинете заложили взрывчатку. И взорвали… В этот же период я охотился за Эрихом Кохом. Он был гауляйтером Восточной Пруссии и рейхскомиссаром Украины. В Ровно был его штаб. До этого к нему подбирался Кузнецов… Так вот, после гибели Кузнецова мой начальник, генерал Савченко, посылая меня в Польшу, подчеркнул: одна из твоих главнейших задач – разыскать и ликвидировать Эриха Коха. Обычно нам давали задания, напечатанные на машинке. Но на этот раз оно было написано от руки. То есть, было настолько сверхсекретным, что его не доверили даже машинистке.
В то время Эрих Кох из Ровно уже бежал в Восточную Пруссию, а оттуда его ожидали в Кракове, в резиденции Ганса Франка замке Вавель. Мы заслали в замок своего разведчика Болеслава Матеюка по кличке «Лех». Он был ксендзом и в этой резиденции вскоре стал своим человеком. Болеслав дал нам подробнейшую схему замка, расположение комнат, в которых должен был находиться Кох. К сожалению, один из моих агентов по кличке «Электрик» оказался предателем, выдал противнику наши планы. Потом мы его ликвидировали. Но всю операцию пришлось тогда срочно сворачивать. Так что Эриха Коха ни Кузнецову, ни моей группе ликвидировать не удалось. Его арестовали лишь в 1949 году и после десятилетнего ожидания приговорили к смертной казни 9 мая 1959 года, но не расстреляли, потому что именно он вывез Янтарную комнату! Он знал, где она находится. Но не сказал… Или слил эту информацию полякам, а они скрыли ее от советских властей, поэтому Кох содержался в комфортных условиях в старинной польской тюрьме Мокотув и умер естественной смертью в 1986 году в возрасте 90 лет.
— Расскажите, как вам удалось взорвать Люблинскую разведшколу.
— В этом сверхсекретном учебном заведении абвера готовили для засылки в нашу страну диверсионные группы, созданные из власовцев и других предателей. Так вот, это осиное гнездо – Люблинскую диверсионную школу – нам было поручено уничтожить. Под видом хорунжего дивизии СС «Галичина» я завязал разговор с одним из её руководителей, сообщив ему, что мечтал бы быть полезным «великой Германии» в другом качестве и «заняться настоящим делом». Это позволило моим людям проникнуть в разведшколу, а когда в школу прибыл шеф люблинского гестапо штурмбанфюрер СС Акардт, мы провели боевую операцию. Всё разгромили, почти всех перестреляли, захватили документы и нескольких инструкторов школы, которые на допросе дали ценные показания. К сожалению, Акардта живим взять не удалось: он погиб в перестрелке.
— Правда ли, что вам удалось взять в плен личного представителя шефа абвера адмирала Канариса – Вальтера Файленгауэра. Как это было?
— В июле 1944 года разведчик нашего отряда, поляк Станислав Рокич, в совершенстве владевший немецким языком, по нашему заданию проник к немцам как гауптман Фридрих Краузе. Он познакомился с немецкой машинисткой и переводчицей Таисией Брук, от которой получал довольно интересную информацию. От нее же он узнал, что в Люблин прибывает личный представитель адмирала Канариса, именитый абверовец Вальтер Файленгауэр, очень опытный разведчик.
— И вас заинтересовало – зачем?
— Вот именно! Зря такую важную птицу не прислали бы. Вместе с ним приехала и его личная секретарша Зофия Зонтаг, которая оказалась хорошей знакомой Таисии Брук. И у нас возникает смелый план. Гауптман Краузе срочно «объясняется в любви» своей «невесте», назначается помолвка, на которую Таисия Брук приглашает Зофию Зонтаг. Мы знали, что Файленгауэр ревнив и не отпустит Зофию на вечеринку одну, а, возможно, приедет с ней. Наш расчет оправдался. Хотя мне и пришлось потратить на это лжеобручение несколько тысяч злотых, «улов» был знатным.
— Неужели обошлось без выстрелов?
— Конечно, нам хотелось осуществить операцию без единого выстрела, чтобы не поднимать шума и не привлекать внимание. Но стрелять пришлось. Мы сняли охрану, ворвались в дом, где как раз в разгаре была попойка.
— Так с какой же целью прибыл посланец Канариса?
— Он оказался одним из организаторов операции под кодовым названием «Сатурн». Под его руководством готовились для заброски в наш тыл диверсионные группы. Несколько уже было заброшено. О них он и рассказал. Вскоре все эти уже засланные группы были ликвидированы.
Именно Александр Пантелеймонович Святогоров консультировал Вадима Кожевникова во время его работы над книгой «Щит и меч», рассказывая писателю о жизни и быте разведшколы абвера под Люблином. Актёр Станислав Любшин, исполнитель роли Иоганна Вайса, несколько раз встречался со Святогоровым в Киеве. Кроме того, Александр Святогоров был также консультантом фильма «Подвиг разведчика». Некоторые эпизоды, блестяще сыгранные Павлом Кадочниковым, — это эпизоды боевой биографии Александра Пантелеймоновича. С разрешения начальства он рассказал их автору сценария. В частности, в основе эпизодов, связанных с похищением фашистского генерала Кюна, лежат организованные Святогоровым операции по похищению опытного разведчика Вальтера Файленгауэра, а затем на территории Словакии — немецкого полковника Курта Хартмана.
В августе 1944 года обстановка в Словакии резко обострилась. Приближение советских войск вызвало подъем антифашистского движения. Многие словацкие солдаты открыто выражали готовность вступить в борьбу с фашистским режимом Тисо. Сотнями они пополняли ряды партизанских отрядов. 29 августа правительство Тисо обратилось к Гитлеру с просьбой оказать помощь в борьбе с нарастающим партизанским движением. Но вспыхнувшее в ночь на 29 августа восстание не позволило немецко-фашистскими войсками оккупировать Словакию. Александр Пантелеймонович рассказывает: «Наша десантная диверсионно-разведывательная группа из 12 человек под моим руководством была высажена на базу партизанского соединения Алексея Егорова в районе Банска-Бистрицы 16 октября 1944 года. Группе присвоили название “Зарубежные”, а я действовал под псевдонимом “Зорич”. Группа занималась подбором и подготовкой разведчиков-диверсантов для выполнения особых заданий. Во время пребывания в Банска-Бистрице мне довелось неоднократно общаться с прославленными руководителями восстания Карелом Шмидке, Густавом Гусаком (будущим президентом Чехословакии), Алексеем Асмоловым. Они нам всячески помогали. Карел Шмидке выделил крупную сумму денег, предупредив о необходимости расплачиваться со словацкими крестьянами за продовольствие. Узнав, в каком направлении следует наша группа, Шмидке попросил оказать помощь в освобождении из фашистских застенков генерального секретаря компартии Словакии Вильяма Широкого и члена ЦК Юлиуса Дюриша. Их побег нам удалось организовать при активном участии отважного разведчика Сергея Каграманова. Вскоре Широкого и Дюриша под интенсивным обстрелом немцев благополучно доставили в расположение советских войск, а затем – в Кошице, где находилось чехословацкое правительство.
— В своей работе вы опирались также и на местные кадры?
— Да. К примеру, главным связующим звеном группы «Зарубежные» был братиславский портной Штефан Халмовский. Ежедневно, рискуя жизнью, этот бесстрашный человек и его супруга принимали и отправляли наших связных, передавали ценнейшие сведения, которые пересылали в Центр. Неоднократно мастерскую Халмовского посещал разведчик-связной Эмиль Дуцкий. Однажды ночью он наскочил на немецкий патруль. Разведчик сумел убедить фашистов, что допоздна задержался у девушки. Рассказ о свидании понравился патрульным, но они все же пожелали проверить, где ночной гуляка живет, и пошли за ним. Эмиль оказался в трудном положении, так как никакого жилья в Братиславе у него не было. Но он проявил исключительную находчивость: проходя мимо барака, где строившие мост рабочие справляли вечеринку, он решил заглянуть туда. Смело открыл дверь, подошел к столику, за которым сидели сильно подвыпившие рабочие, обратился к одному из них, как к старому знакомому, выпил с ним стакан водки и, подхватив «приятеля» за пояс, повел его в другую комнату укладывать спать. Эта сцена вполне успокоила немцев, и они оставили Эмиля в покое. Нашим разведчикам удалось проникнуть в близкое окружение президента Тисо, и мы готовили его похищение. Но перестарались. Создали для подстраховки две группы захвата, и они… помешали друг другу. Тисо, почуяв опасность, удрал в Баварию и был арестован там в июне американцами, а затем выдан Чехословакии, где его приговорили к повешению за государственную измену. 18 апреля 1947 года приговор был приведён в исполнение.
— С вами работали и женщины?
— А как же. К примеру, наши разведчицы, очень красивые девушки, Гелена и Боришка посещали рестораны, завязывали знакомства с немецкими офицерами, добывали ценную информацию, оставляя «на память» мины с часовым механизмом. Спустя несколько месяцев их вычислило и схватило гестапо. Им организовали очную ставку с уже арестованным разведчиком Яном Колено. Но они, несмотря на жесточайшие пытки, его не выдали. Гестаповцам все же удалось изобличить их как исполнителей диверсионных актов. Девушкам грозила казнь. Все мои диверсанты были задействованы в их спасении. Мы подкупили охранников, и таким образом Гелена и Боришка были спасены. А Ян Колено был депортирован в Брно, и мы не смогли ему помочь. Немцы его расстреляли. Большое мужество, отвагу и находчивость проявляла наша разведчица Женя Редько. Кроме акции по проникновению в фашистскую службу безопасности в Братиславе и постоянному приобретению там крайне необходимых нам для оперативной работы документов и бланков, она участвовала также в дерзких операциях, в результате которых нам удалось захватить ряд старших фашистских офицеров и предателей.
— Могли бы вы рассказать хотя бы об одном таком эпизоде?
— Могу. Как-то мы получили задание добыть в качестве «языка» немецкого штабного офицера для 2-го Украинского фронта. Женю Редько должным образом экипировали, снабдили соответствующими документами (паспортом, пропуском) и вместе с разведчиком-словаком Войтом Свободой послали в Злате-Моравце, предварительно разработав им надежную легенду. В ресторане Женя начала заигрывать с немецким оберстом (полковником). Станцевав с ним несколько туров, девушка заявила, что ей пора возвращаться домой, потому что ее тетушка будет волноваться. Изрядно подвыпив, оберст Курт Хартман начал приставать с любезностями. Закончилось тем, что он «уговорил» девушку разрешить сопровождать её домой, в местечко Недановце. Там мы и захватили его вместе с двумя солдатами и водителем.
Зимой 1944 года фашистский комендант Злате-Моравце назначил за голову «Зорича» — Александра Святогорова — щедрую награду – полмиллиона словацких крон… Целое состояние!
— Александр Пантелеймонович, а где вы встретили День Победы?
— В Братиславе.
— Александр Пантелеймонович, а чем Вы занимались после войны?
— В декабре 1945 года, поскольку я воевал в Словакии и знал язык, меня после стажировки в МИДе послали в качестве вице-консула СССР в Братиславу.
— Вы были резидентом?
— Да. А дипломатическая должность была не более чем прикрытием. Но вице-консулом я был всего два месяца. Потом генконсул Демьянов уехал в Москву, а я был назначен на его должность. Потом, во второй половине 1948 года, меня отозвали в Киев, а оттуда направили в Берлин. В Германии, при проведении оперативных мероприятий, я действовал под крышей «невозвращенца». Наше разведуправление находилось в пригороде Берлина – Карлсхорсте, в доме, где в мае 1945 года Жуков подписывал Акт капитуляции Германии. Оттуда мы «доставали» Австрию и Западную Германию.
— Вас, наверное, тогда очень интересовал Мюнхен?
— Совершенно верно. Ведь там обосновалась западногерманская разведка БНД и все важнейшие антисоветские центры, включая бандеровцев. Где-то в 1951 году из Нью-Йорка туда приехал Александр Керенский. Он хотел объединить все эти партии и организации в единый антисоветский центр.
— Генерал Павел Анатольевич Судоплатов в своих мемуарах пишет, что во время приезда Александра Керенского в Мюнхен в Москве очень серьезно рассматривался вопрос о его ликвидации.
— Дело было так. Керенский собрал представителей всех этих организаций, но объединения не получилось – все перессорились… Особенно резкий отказ он получил со стороны украинских националистов. И поскольку его миссия оказалась неудачной, то и вопрос о его ликвидации перестал быть актуальным…
В 1953 году Лаврентий Павлович Берия поручил Александру Святогорову проникнуть в пражское отделение израильского МОССАДа и выкрасть секретные шифры. Александр Пантелеймонович направил разведчицу Бьянку ко второму секретарю израильской миссии Герзону. Она пригласила его в особняк своих родителей, якобы уехавших на несколько дней в другой город, и провела с ним бурную ночь. Все это фиксировалось скрытой кинокамерой и впоследствии, как рассказывал Александр Пантелеймонович, не без удовольствия просматривалось советскими разведчиками. Когда незадачливый любовник уснул, Бьянка тихонько вытащила из кармана его одежды связку ключей и передала чекистам. Те оперативно проникли в помещение миссии (её охранник был человеком чехословацкой контрразведки), извлекли из сейфа и сфотографировали книжечки с шифрами и кодами, а затем вернули ключи Бьянке. Когда Герзон проснулся, ключи уже снова находились в кармане его пиджака, а счастливая женщина несла ему в постель дымящийся кофе. Он был уверен, что она без ума от него как от мужчины. В течение двух лет чекисты были в курсе всех действий МОССАДа.
После выхода в отставку полковник Александр Пантелеймонович Святогоров долгие годы работал заместителем директора по вопросам безопасности Института кибернетики НАН Украины, где старшим научным сотрудником работал и его сын Леонид. Вот отрывок из его интервью к 100-летию отца:
— Леонид, Вы упоминали операцию «Сатурн», организатора которой Вальтера Файленгауера захватил ваш отец. Она имеет отношение к известной кинотрилогии о разведчиках — «”Сатурн” почти не виден», «Путь в “Сатурн”» и «Конец “Сатурна”»?
— Самое непосредственное. Папа был консультантом создателей этого фильма. Он рассказал им, как работала — все та же люблинская — школа абвера, как в нее внедрялись наши агенты, каким проверкам их подвергали. И в адрес этого фильма я не могу бросить упрек, что там что-то приукрашено.
— А к созданию сериала «Семнадцать мгновений весны» Вашего отца привлекали?
— Автор сценария Юлиан Семёнов обращался к отцу за консультациями, но официальным консультантом этого фильма папа не был. К тому времени во вкус этого дела вошли генералы, решившие, что у них больше прав консультировать киношников.
— Давайте вернемся в годы войны. В одном ведомстве вместе со Святогоровым служили и воевали такие известные разведчики, как Дмитрий Медведев и Николай Кузнецов. Вашему отцу не довелось пересекаться с ними?
— К сожалению, нет. Медведев и Кузнецов служили в Москве и готовились к заброске в леса под Ровно. Отца же забрасывали в Польшу из Киева, по линии наркомата госбезопасности Украины. И это было уже после того, как Кузнецов пропал без вести. Ведь о том, что он героически погиб, стало известно лишь после войны. Отец говорил, что всю правду о Николае Кузнецове в силу определенных обстоятельств общественность узнает еще не скоро, а что-то будет скрыто навечно…
По мнению историка спецслужб, полковника Анатолия Степановича Терещенко, «майор Зорич» унёс с собой в могилу главные тайны. До сих пор точно неизвестно, как ему удалось проникнуть в гестапо, затем в одну из засекреченных разведшкол абвера, захватить в плен адъютанта самого адмирала Канариса, войти в доверие к командиру украинской карательной дивизии СС «Галичина»…
Александр Пантелеймонович не дожил до своего 95-летия менее полугода. Выглядел он еще моложаво, был довольно бодр, планировал в День Победы встретиться с боевыми товарищами, но приболел. Наверное, слишком тяжелым грузом оказались воспоминания, которые наваливаются на старых солдат в день начала войны 22 июня. Именно в этот день душа фронтовика ушла «в поля за Вислой тёмной», где много лет назад остались лежать многие из его друзей.
В литературе бои частей немецкого 41-го армейского корпуса в середине июля 1941 года за плацдармы через реку Луга в районах Поречье – Ивановское и Большой Сабск называют боями за «ворота Ленинграда». Плацдарм, захваченный боевой группой «Раус» у деревни Поречье, выступал левой створкой этих ворот. Волей случая там оказались диверсанты 8-й роты 800-го учебного полка особого назначения «Бранденбург», отличившиеся до этого при захвате моста в Даугавпилсе и моста у Поречья. В этих боях они выполняли не свойственные им функции обычной пехоты.
Захват 14 июля 1941 года диверсантами лейтенанта Карла Реннера (Lt. Karl Renner) моста через Лугу обеспечил создание важного плацдарма на левом берегу реки. Теперь главной задачей для боевой группы «Раус» (Kampfgruppe Raus), названной по фамилии своего командира полковника Эрхарда Рауса (Oberst Erhard Raus), стала защита моста и плацдарма от контратак советских войск в ожидании своих основных сил, которым нужно было пройти еще более 50 километров. С этого плацдарма открывалась прямая дорога на Ленинград, где крупных соединений Красной Армии пока не было.
«Сборная солянка» против последних резервов
Советское командование понимало, что немецкий плацдарм требуется ликвидировать либо надежно «запечатать», а мост через Лугу уничтожить. Достичь этой цели нужно было любыми средствами, поэтому по тревоге были подняты танкисты ЛКБТКУКС (Ленинградские Краснознаменные бронетанковые курсы усовершенствования командного состава), приведены в боевую готовность пехотинцы 191-й стрелковой дивизии и ополченцы 2-й дивизии народного ополчения (ДНО) города Ленинграда (последние перебрасывались на станцию Веймарн по железной дороге). Мост регулярно бомбила советская авиация
Карта положения частей немецкого 41-го армейского корпуса на 16 июля 1941 года (NARA)
В этих условиях диверсанты 8-й роты 800-го учебного полка особого назначения «Бранденбург» (Lehrregiment «Brandenburg» z.b.V. 800), приданные 41-му армейскому корпусу и оказавшиеся на плацдарме у Ивановского вместе с боевой группой «Раус», были вынуждены вступить в бой, как обычная пехота.
Командование сводной группой диверсантов, по численности равной немецкому пехотному взводу, осуществлял обер-лейтенант Зигфрид Граберт (Oblt. Siegfried Grabert). Всего под его командованием, кроме лейтенанта Реннера, было пять унтер-офицеров и 45 солдат.
Диверсанты на плацдарме: неделя под атаками
С 15 по 21 июля 1941 года диверсанты вели бои на плацдарме, обороняя его левый фланг, и показали себя смелыми и инициативными бойцами. Именно эти дни были критическими для существования плацдарма — в это время на него шли массированные самоотверженные атаки ленинградских ополченцев 2-й ДНО при поддержке сводного танкового полка ЛКБТКУКС. Важно отметить, что до 17 июля над немецким плацдармом советская авиация имела безраздельное господство в воздухе.
Обер-лейтенант Зигфрид Граберт (1916 – 1942). К моменту своей гибели летом 1942 года он дослужился до гауптмана, а уже посмертно стал майором и кавалером Рыцарского креста с Дубовыми листьями
Советские танкисты прибыли к деревне Ивановское в распоряжение командира 2-й ДНО полковника Н.С. Угрюмова днем 15 июля. Материальная часть сводного полка ЛКБТКУКС, что неудивительно, была самой разношерстной и представляла собой почти весь набор танков, выпускающихся советской промышленностью – 10 КВ, восемь Т-34, 25 БТ-7, 24 Т-26, три Т-50, четыре Т-38, один Т-40 и семь бронемашин. Номинально полк возглавлял капитан К.П. Свириденко, но реально командовали подполковник Н.П. Кононов и штаб во главе с помощником начальника курсов по учебно-строевой части полковником П.Я. Бубиным.
В это время немцы строили и укрепляли оборону плацдарма. В 06:00 подразделение Граберта было подчинено командиру 4-го пехотного полка подполковнику Вильгельму Фалле (Oberstltn. Wilhelm Falle), руководившему обороной. В 07:00 диверсанты были направлены на левый фланг для обеспечения охранения. При выдвижении на позиции они были обстреляны советской артиллерией, но потерь не понесли.
Кроме группы Граберта, левый фланг немецкого плацдарма от Ивановского до Поречья обороняли один взвод 2-й роты 4-го пехотного полка под командованием лейтенанта Зоргенфрая (Lt. Sorgenfrei), сапёрный взвод штабной роты полка и одна противотанковая пушка. Сапёрный взвод был задействован для обеспечения охранения леса до реки Луги, также к Луге были направлены штатные разведывательные дозоры. Сил для создания сплошной обороны было недостаточно, и в ней были промежутки.
Немецкая схема плацдарма в районе Ивановского
Первая атака 2-й ДНО при поддержке танков состоялась в 19:00 15 июля, с задачей «…действовать в направлении Юрки – Ивановское, прижать противника к реке, отрезать пути отхода и уничтожить его…»
Танки ЛКБТКУКС были разделены на две группы. Группа полковника П.Я. Бубина в составе роты БТ-7 старшего лейтенанта Н.А. Ивлиева и роты тяжелых танков лейтенанта И.В. Русакова наступала на левый фланг немецкого плацдарма, на правом фланге, соответственно, действовала группа подполковника Н.П. Кононова (две роты танков Т-26 лейтенантов И.Л. Власенкова и М.Н. Панина, один танк Т-34 и рота БТ-7 лейтенанта М.Г. Духовского).
Группа подполковника Кононова добилась успеха, выбив немцев из Юрков, но ополченцы за танками не пошли, и танкисты вынуждены были отступить. Общие потери танкового полка за этот день составили шесть танков и одну бронемашину.
Людям Граберта в этот день с танками столкнуться не пришлось, тем не менее, позиции немцев ополченцы обошли, проникли в тыл немецкой обороны и, прежде чем были выбиты резервной группой, создали на время критическое положение.
Немецкая топографическая карта района Ивановское – Поречье
16 июля в 06:00 немцы были полностью выбиты из Юрков, что было очевидным успехом советских частей. Следом последовала атака на Ивановское: в 11:00 по деревне был открыт сильный артиллерийский огонь. Немцы вынуждены были отвести грузовые и штабные машины через мост за Лугу. Советские подразделения ворвались в Ивановское с востока.
Диверсанты «Бранденбурга» удержали свои позиции, но вскоре на левый фланг плацдарма последовала танковая атака при поддержке пехоты. Они наступали через низкорослый кустарник, мешавший обзору, и немцы оказались в затруднительном положении: ополченцы закрепились в 50 метрах от позиций «бранденбургеров», у которых стали заканчиваться боеприпасы. Положение спасло отделение станковых пулемётов под командованием лейтенанта Реннера, которое вынудило ополченцев отступить, а следом за ними отошли и танки. Тем не менее, некоторым подразделениям красноармейцев удалось продвинуться дальше и выйти непосредственно к мосту через Лугу. Устранить угрозу плацдарму удалось контратакой небольшого немецкого резерва.
Рабочие Кировского завода, записавшиеся в народное ополчение, получают оружие. Ленинград, лето 1941 года
Во время этой атаки произошло событие, удостоенное отдельного упоминания в немецких отчетах:
«В 17:00, во время ведения 4-м пехотным полком оборонительных боёв против русских, прорывавшихся под прикрытием танков с северо-восточного въезда в Ивановское, проявил себя обер-ефрейтор Энглиш (Ogefr. Englisch – прим. авт.), вооружённый лишь винтовкой. Один тяжёлый русский танк Кристи (Т-34 – прим. авт.) наехал на немецкое минное заграждение и подорвался, остановившись перед линией обороны, его экипаж предположительно выжил. Обер-ефрейтор Энглиш, не пригибаясь, прошёл по траншее, вскарабкался на танк, намереваясь открыть люк и достать техническую документацию (Т-34 был новинкой для немцев – прим.авт.). Своим поступком он продемонстрировал мужество и стойкость. Я с четырьмя сапёрами прикрывал его.
Однако появился ещё один тяжёлый танк русских, который встал в стороне. Поскольку от передовых наблюдателей приходили неясные сообщения об этом танке, то 50-мм противотанковую пушку следовало переместить на новую позицию, на случай если этот танк появится. Я посчитал необходимым задействовать штурмовую группу, чтобы установить, сохранил ли второй танк способность двигаться. Когда я спросил Энглиша, хочет ли он со мной подойти ко второму танку, находившемуся в 400 метрах от нас, он тотчас же согласился, несмотря на то, что справа и слева от дороги уже не было наших подразделений. Приблизившись к танку, он на русском попытался убедить экипаж сдаться. Тем самым он хотел добиться открытия люка, чтобы я мог бросить туда ручную гранату.
Экипаж распознал блеф, и танкисты лишь слегка приоткрыли люк – наш план не сработал. После этого Энглиш выстрелил из своей винтовки в смотровую щель танка и всеми силами пытался нанести экипажу как можно больший ущерб. При этом он продемонстрировал исключительную отвагу и высочайшую храбрость. Благодаря показанному им примеру четверо сапёров добровольно присоединились к этой штурмовой группе. Только из-за появления ещё двух тяжёлых танков и волны атакующей пехоты русских пришлось прервать предприятие и отступить. Образцовое поведение ст. ефрейтора Энглиша заслуживает особой награды.
Командир 2-й роты 4-го пехотного полка».
Это были танки из роты лейтенанта Русакова. За день советские танкисты в атаках потеряли три танка.
17 июля в 12:00 началась мощная советская артподготовка по левому флангу плацдарма, но все последовавшие за ней атаки немцами были отбиты, несмотря на то, что отдельные красноармейцы достигали траншей подразделения Граберта. У диверсантов был разбит станковый пулемет и ранены четверо солдат. В 20:00 очередная советская атака оказалась удачнее предыдущих: ополченцы через плотину прорвались в Ивановское, но немедленной контратакой были отброшены назад.
Советские танки, подбитые у деревни Ивановское.
18 и 19 июля накал атак красноармейцев спал, и диверсанты смогли перевести дух. «Бранденбургеры» даже провели разведку переднего края, откуда смогли вытащить раненого немецкого пехотинца, невесть как оказавшегося за линией своих войск днем 15 июля и четыре дня пролежавшего там.
20 июля в 04:00, после перегруппировки и подтягивания резервов, вновь началась советская артподготовка, а в 05:00 – очередная атака. Около 07:00 один из советских танков КВ прорвался через позиции отделения унтер-офицера Вирта (Objg. Wirth). Он проехал через немецкие позиции (один пулемёт при этом был выведен из строя) и приблизился к КП Граберта на расстояние 20 метров. Немецкие противотанкисты попали в КВ, и загоревшийся танк уехал обратно. Атака закончилась около 10 часов вечера (самая долгая атака, по немецким данным). Из-за постоянно слышимого шума танковых моторов подразделение Граберта было усилено еще одной 50-мм противотанковой пушкой.
В этот день на плацдарм стали прибывать свежие немецкие подразделения. Диверсанты «Бранденбурга», бывшие в боях с 13 июля, рассчитывали на смену и отдых, однако командир 4-го пехотного полка решил иначе. Он объявил благодарность за успехи личному составу подразделения и усилил фланг прибывшей 4-й ротой 114-го пехотного полка. Одновременно он подчинил гауптману Квентину (Hptm. Friedrich Quentin), командиру 2-го батальона 114-го пехотного полка, все части на левом фланге плацдарма. Также была усилена немецкая артиллерийская группировка, которая начала ставить более эффективный заградительный огонь.
Схема участка обороны подразделения Граберта (NARA)
С советской стороны в атаке принимали участие танки КВ, Т-26, БТ (количество неизвестно) и три Т-50. Большой проблемой для танков была местность левее дороги, где как раз и были люди Граберта: заболоченные участки и большой лес, поэтому наступать танкисты могли только вдоль дороги Ивановское – Поречье. Сама дорога оборонялась немецкими противотанковыми орудиями и была хорошо пристреляна. В этот день в атаках было потеряно не менее семи Т-26, три КВ, один БТ-7. Вдобавок, ополченцы 2-й ДНО, понеся потери в предыдущие дни, неохотно поднимались в атаку и не продвигались за танками.
Утром 21 июля танкисты ЛКБТКУКС последний раз ходили в атаку на немецкий плацдарм: один танк КВ-2 получил задачу от генерал-майора Лазарева подойти к деревне Поречье и прямой наводкой разрушить мост. Это решение можно охарактеризовать только как жест отчаяния: стало очевидно, что иначе подход немецких подразделений уже не остановить В 04:00 один КВ-2, три Т-50 и один Т-26 попытались выполнить эту задачу. Расчет был на неуязвимость КВ, но он вместе с экипажем был уничтожен расчетом 88-мм зенитного орудия. Остальные танки вернулись назад.
Итоги боев
После этой попытки советские войска перешли к обороне, и фронт на участке Ивановское – Поречье на несколько недель стабилизировался. Днем 21 июля людей Граберта сменила 1-я рота 1-го пехотного полка, и его подразделение было отправлено на отдых. За время боев на плацдарме был убит один и ранено восемь диверсантов. Полковник Раус от имени пехотных и танковых частей объявил группе Граберта благодарность.
Подбитый Т-34 с пушкой Л-11, машина установочной партии из состава сводного полка ЛКБТКУКС
Сводный полк ЛКБТКУКС в боях за плацдарм потерял подбитыми и уничтоженными 15 БТ-7, девять Т-26, шесть Т-34, девять КВ и одну бронемашину. Потери в личном составе тоже были серьезными: 19 человек убито, 13 пропало без вести, еще 19 танкистов было ранено. На оставленной территории осталось всего 11 танков, которые не сумели эвакуировать – немцы отмечали, что русские активно пытаются утащить подбитые машины. Помимо своей техники, танкисты ЛКБТКУКС вытаскивали и вражескую. Так, в документах указано, что за период боев было подбито только два немецких танка «заводов «Шкода», с 37-мм пушкой и двумя пулеметами», и оба были эвакуированы в советский тыл. В этом описании легко угадываются экс-чешские Pz 35(t) – других танков с таким вооружением в группе Рауса не было.
Определить потери советской пехоты сложнее – в разных источниках они отличаются. Фронтальные атаки Ивановского вел 1-й полк 2-ой дивизии народного ополчения, соответственно, понеся самые большие потери в дивизии. В книге В.Г. Рохмистрова состав полка на 12 июля указан в 2289 человек, а убыль по итогам боев 12–22 июля 1941 года оценивается в 1584 человек, из них 325 ранеными. В книге А.В. Исаева даны общие потери 2-й ДНО на 19 июля: убито 123, ранено 406, пропало без вести 672 человека. Однако позже эта цифра был скорректирована, и в донесении от 20 июля указано, что 2-я ДНО до 20 июля потеряла 1164 человека, в том числе 156 человек убитыми и 310 пропавшими без вести. Разница в цифрах объяснялась за счет прибытия отставших при переброске. Раус в своих мемуарах указывает, что захватил 440 пленных.
Немецкий солдат рядом с подбитым у деревни Ивановское Т-34 выпуска 1940 года с пушкой Л-11. На заднем плане подбитый БТ-7
Истина, как всегда, где-то посередине. Учет личного состава в дивизиях народного ополчения был поставлен плохо, а потери были значительными, т.к. личный состав был обучен плохо. Поэтому вероятно было стремление советских командиров занизить реальное число потерь. Немецкие потери оценить еще сложнее, как боевая группа «Раус» представляла собой «сборную солянку» из подразделений разных частей общей численностью около 1500 человек:
штаб 6-й бригады;
два батальона 4-го пехотного полка (моторизованного);
6-я рота 114-го пехотного полка (на бронетранспортёрах);
2-й батальон 11-го танкового полка;
2-й и 3-й дивизионы 76-го артиллерийского полка;
3-я рота 57-го танкового сапёрного батальона;
противотанковая батарея 41-го противотанкового дивизиона;
601-й зенитный дивизион;
санитарная колонна;
тыловые части.
Вдобавок, 20 июля на плацдарм переправились подразделения 2-го батальона 114-го пехотного полка. Подошедший вечером того же дня 3-й батальон 118-го полка 36-й моторизованной дивизии не успел это сделать из-за артобстрела (переправу начали в ночь с 20 на 21 июля), а утром 21 июля стали прибывать части 1-й пехотной дивизии.
Общий учет потерь боевой группы «Раус» не велся, данные подавались подчиненными подразделениями в свои части. Поэтому выделить потери на плацдарме из общих донесений этих частей невозможно, т.к. части были «раздерганы» в боевые группы, которые вели бои в разных местах. Сам Раус в мемуарах обходит этот вопрос стороной. Можно предположить, что потери немецких частей оказались значительно меньше советских и в основном санитарные. Удалось лишь вычленить общие безвозвратные потери 6-й танковой дивизии в танках с 19 по 22 июля, часть которых приходится на плацдарм: шесть Pz 35(t), два Pz IV, два Pz II и один Pz I.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Герой Вячеслава Тихонова из легендарного советского сериала «Семнадцать мгновений весны» стал настоящим эталоном советского разведчика, а сама фамилия Штирлиц стала нарицательной. И хотя в основу своего сценария Юлиан Семёнов положил вполне реальные события, но сериал, по большому счёту, оказался чисто художественным. Однако это ничуть не умаляет заслуг советских разведчиков во время Великой Отечественной войны, ведь их реальные подвиги оказывались куда невероятнее историй из книг и кинофильмов.
Станислав Ваупшасов к началу войны был одним из самых опытных разведчиков в рядах Красной Армии. Будущий Герой СССР родился в самой обыкновенной литовской семье и до революции трудился батраком, однако в преддверии Гражданской войны вступил в ряды Красной Армии.
Талантливого юношу быстро заприметило командование и в возрасте 21 года Станислав Алексеевич начал свой путь разведчика. Первое своё назначение он получил в Западную Белоруссию, оккупированную польскими войсками. В Москве не оставляли надежд вернуть утерянные в тяжелейшие для России годы области, поэтому на землях Западной Украины и Белоруссии велась так называемая активная разведка – создание подпольных организаций и партизанских отрядов. Именно этим и занимался молодой разведчик с 1920 по 1925 года.
Результаты его работы командование оценило очень высоко и наградило Ваупшасова именным оружием и орденом Красного Знамени. Весьма странно выглядит его дальнейшая судьба – более 10 лет он занимал должности хозяйственников. Вполне вероятно, что это было лишь прикрытием, ведь в 1937 году его отправляют в Испанию для руководства 14 Партизанским корпусом «республиканцев».
Опыт руководства крупными подразделениями и проведения масштабных диверсий, полученный в Испании, очень пригодился ему с началом Великой Отечественной. В начале 1942 года Станислава Алексеевича забрасывают под Минск, где он организует партизанский отряд «Местные», который станет настоящим кошмаром для оккупантов. За два года «Местные» и другие диверсионные группы, подчинённые Ваупшасову, уничтожили 14 тысяч немецких солдат. Одной из самых известных диверсий «Местных» стал взрыв столовой СД, в результате которого погибло почти 50 высокопоставленных немецких офицеров. Кроме того, Ваупшасов руководил и ликвидацией гауляйтера Белоруссии Вильгельма Кубе. За эти и многие другие подвиги в ноябре 1944 года Станислава Ваупшасова представили к званию Героя СССР. Он прошёл всю войну и скончался в возрасте 77 лет в Москве.
По-настоящему неравный бой вёл диверсионно-партизанский отряд Владимира Александровича Молодцова, состоявший менее чем из ста человек. Летом 1941 года они оказались загнаны в катакомбы Одессы, но они оказались не ловушкой, как предполагали немцы, а спасением. Используя многокилометровые сети подземных ходов, диверсанты несколько месяцев держали в страхе 16 тысяч немецких солдат.
Более полугода немцы пытались их взорвать, отравить газами и поймать отряд в засаду, но поймать Молодцова и его людей им удалось только после предательства одного из бойцов. За безмерный героизм Владимир Молодцов был удостоен звания Героя СССР.
Не столь боевой, однако не менее героической оказалась судьба Ивана Даниловича Кудри. Он родился недалеко от Киева и там же встретил войну. До 1941 года Кудря занимался разработкой «петлюровцев», контрреволюционеров и обычных банд. Именно это помогло капитану организовать подполье в первые же дни после захвата Киева. Немцы просто не ожидали, что охота на них в городе начнётся уже через три дня после оккупации. Только за первый месяц «Мстители» Кудри уничтожили более 400 немцев.
Но главной целью отряда Ивана Кудри была информация. Все знакомые с разведчиком соратники отмечали, что Кудря обладал просто феноменальной харизмой и убедительностью. Так, ему удалось завербовать в киевское подполье как многих представителей местной интеллигенции, например оперную диву Раису Окипную, так и настоящих бандитов – один из самых ценных источников информации стал Тарас Семенович. Он был одним из тех «петлюровцев», которого Кудря неоднократно задерживал. С началом оккупации Семенович переметнулся к немцам и стал работать в гестапо, однако Ивану Даниловичу удалось всего лишь за одну встречу перевербовать его.
Герой-разведчик всегда находился на острие атаки и лично участвовал во всех операциях, несмотря на то, что немцы объявили на него настоящую охоту. В итоге зимой 1942 года Кудря был схвачен и убит гестаповцами, однако никакие пытки не смогли сломить его дух и «Мстители» продолжили свою разведывательную деятельность. В 1965 году Иван Кудря был награждён Золотой Звездой Героя.
Кудря был тесно связан с партизанским отрядом «Охотники», действовавшим в киевских пригородах под руководством Николая Прокопюка. «Охотники» доставляли немцам головной боли ничуть не меньше «Мстителей», в связи с чем на их ликвидацию был отправлен огромный отряд карателей, которому таки удалось окружить партизан. Но бойцы Прокопюка ответили категорическим отказом на предложение сдаться и под руководством своего командира прошли с боями более 300 километров, вырываясь из окружения. За этот подвиг Прокопюк также удостоился звания Героя Советского Союза.
Недалеко от «Охотников» действовал другой геройский отряд партизан, возглавляемый разведчиком Виктором Александровичем Лягиным. Ему, к сожалению, не удалось вырваться из другой немецкой западни, однако командир выдержал все пытки и не сдал свой отряд, за что был награждён Звездой Героя.
Настоящим прообразом Штирлица можно считать Николая Ивановича Кузнецова, уроженца Львовской области. Молодые годы будущего разведчика складывались достаточно тяжело. Его отец был из зажиточных крестьян, поэтому незавидное происхождение мешало получить ему достойное образование. Несмотря на это он успешно изучал иностранные языки – польский и коми, а по-немецки мог говорить сразу на 6 диалектах.
Происхождение и «странные» интересы не раз привлекали к Кузнецову внимание правоохранителей и в итоге он был отправлен в Пермский край. Однако там он по собственной инициативе раскрыл махинации лесоустроителей, что привлекло к нему уже положительное внимание и вскоре он уже принимал участие в поимке банд. Талантливого полиглота быстро заприметили и привлекли к агентурной работе. До 1941 года Кузнецов занимался вербовкой иностранных политиков и бизнесменов, приезжавших в Москву.
Но в полной мере все способности разведчика раскрылись с началом войны. Летом 1942 года он с группой других разведчиков был заброшен в город Ровно, где немцы устроили рейхскомиссариат Украины. Практически сразу Кузнецову удалось затесаться в ряды немецких солдат под видом немецкого офицера тайной полиции Пауля Зиберта.
Почти два года Зиберт-Кузнецов вёл разведывательную работу, но главной его задачей была ликвидация высокопоставленных офицеров и чиновников. Так, его главной целью был гауляйтер Украины Эрих Кох. Советский разведчик неоднократно устраивал покушения на него, но Коху каждый раз удавалось избегать гибели. За время охоты на гауляйтера Кузнецов лично ликвидировал 11 немецких генералов, добыл самые тайные сведенья, в том числе и месторасположения базы Гитлера «Вервольф», но до Коха добраться так и не сумел.
Несмотря на провал основной задачи, руководство НКВД считало Кузнецова одним из самых лучших и эффективных агентов. К 1944 году приметы Кузнецова знал уже каждый немец в Ровно, поэтому разведчику был дан приказ уходить из города и пробиваться через линию фронта, либо примкнуть к какому-либо партизанскому отряду. Бегство из города прошло без эксцессов, но дойти до своих Кузнецову было не суждено. Продвигаясь на восток, группа разведчиков вышла к небольшому селу, занятому советскими солдатами. Николай Иванович решил, что это передовые части РККА, но на самом деле это было переодетое подразделение УПА, которым немцы успели сообщить об отступающих разведчиках. Группа Кузнецова слишком поздно поняла свою ошибку и погибла в неравном бою с националистами. В этом же году Николаю Ивановичу было присвоено звание Героя СССР.
Несмотря на героизм и самоотверженность на современной Украине имя Николая Кузнецова оказалось под запретом. В рамках «Закона о декоммунизации» памятники разведчику в Ровно и Львове снесли, а его имя вычеркнули из истории.
За годы войны в тыл к врагу были заброшены тысячи диверсантов и разведчиков, но специфика их работы такова, что многие их подвиги были засекречены или просто остались неизвестны. Кроме того, отличались в организации подпольных групп и партизанских отрядов не только кадровые разведчики, но и простые местные жители, уходившие в леса по собственной инициативе. Именно благодаря такой самоотверженности самых разных жителей СССР и стала возможна победа над одной из самых грозных армий в истории человечества.