Первые дни весны всегда радовали неким уютным ощущением приходящего тепла. Так приятно выйти из тени и встать под солнечными лучами, что буквально за минуты согревали и поднимали настроение. Автобус вновь опаздывал, но у Романа, как и у многих других, был способ его призыва – стоит прикурить сигаретку и знакомый белый силуэт с зеленой полосой показывался на горизонте. Так произошло и сегодня, что вызвало у него искреннюю улыбку. Магия, не меньше. Отличный день отличной недели. А уж если учесть, что сегодня на карточку упадёт зарплата и можно побаловать себя различными вкусностями, то день этот просто обязан удостоиться более восхваляющих его эпитетов.
Единственное, что смущало – отчего-то большое количество бомжей разного пола, деликатности и изношенности по пути от дома до остановки. Смущало не потому, что это бомжи, а потому что ранее он их попросту не видел. Присутствие их на районе ровнялось примерно «один в год», да и тот единственный был до одури галантным, словно средневековый подхалим со своими любезнейшими «уважаемый», «премного благодарен», «сударь, а не найдётся ли…» и тому подобные высказывания, кои и в коридорах факультета философии не всегда можно услышать. Те же, что попадались сегодня, более были похожи на гопников-оборванцев, с непременными атрибутами низших, как их называют, слоёв населения – перегаром, опухшими злыми лицами, изрядной вонью рвоты и мочи от всего тела, а также разномастной одеждой, которая этой вонью пропиталась ещё годы назад. Если бы Романа спросили, как бы он их назвал, то тот бы ответил нечто вроде – злобный гуль, или типо того.
Автобус почти подъехал к остановке. Роман затушил сигарету о металлическую стойку и метким броском отправил окурок в мусорку, стоящую рядом. Не под ноги же кидать. Подняв взгляд, Роман увидел перед собой, наверное, то единственное, что могло немного подпортить ему настроение. Точнее, он увидел перед собой бомжа. С красным пропитым лицом, фингалом под правым глазом и большим коричневым наростом под ним же. Глаза он толком не разглядел, но на миг показалось, будто в тех скопилась вся вселенская злоба и откажи ему в чем-либо, то проблем не оберешься. На мизинце левой руки у него отсутствовала фаланга, что заросла каким-то рваным шрамом. Роман людей почти никогда не судил по внешности, важны были поступки, но данный индивид под музыку всепоглощающей вони, заставил его отступить на шаг назад. Пришлось даже задержать дыхание.
– Дай-ка по мелочи, – рыкнул бесцеремонно бомж.
Никаких тебе «Добрый день, а не найдётся ли у вас несколько рубликов, уж очень полыхают мои трубы». Вот так, с порога, нагло и прямо в лицо – гони мелочь и всё тут.
Роман порылся в карманах и с удивлением обнаружил там пару монет, номинал которых даже не посмотрел, лишь брезгливо скинув те в протянутую грязную ладонь, которая показалась ему больше звериной, нежели человечьей. Двери автобуса открылись и Роман, аккуратно обойдя пришельца, лишь бы не задеть ненароком, юркнул внутрь, где позволил себе выпустить воздух. Редко он давал подобным просящим, ибо всё равно пропьют. Сейчас же сделал всё, чтобы быстрее удалиться и, странно, не смог сказать «нет у меня ничего», как говорил обычно.
В спину себе он услышал протяжное и почти штробасное, – Вот, дал по мелочи. Это хорошо! Очень хорошо, парень, очень хорошо!
И снова ни «спасибо», ни «благодарю». Славный день чуточку испортился завонял.
А вечером он испортился ещё раз. Роман увидел того самого бомжа в окно автобуса, когда водитель медленно подруливал к остановке напротив той, с которой он уезжал утром. Нет, чёрт бы с бомжом, если бы не одно большое и странное «но» – тот каким-то неведомым образом заприметил Романа и криво улыбнулся. Когда бомж встал со скамьи и помахал рукой, сердце Романа похолодело и несколько секунд билось внутри покалываемое ледяными иглами.
– Остановка «Магазин», – произнес женский голос из динамиков и двери раскрылись в разные стороны.
Выходить не хотелось. Роман подумал, что доехать до конечной и потом вернуться обратно в надежде, что за это время бомж куда-то уйдёт, будет вполне неплохой идеей, но всё же заставил себя шагнуть наружу. Весеннее солнце всё ещё грело, но столь теплого настроения, как этим утром, уже не придавало.
Бомж ждал его по ту сторону пешеходного перехода. Роман прошёл, нет, он почти пролетел мимо, проигнорировав вытянутую руку, но заметил, что бомж тут же двинулся за ним. Пару минут они шли в тишине, которую прерывали своим щебетанием птицы, да и те замолкали, когда бомж оказывался под ветками деревьев, на которых они сидели.
– Дай ещё по мелочи, – раздалось за спиной.
Роман промолчал, ускорив и без того быстрый шаг. Дальше придется бежать.
– Я знаю, тебе не жалко. Дай по мелочи! – повторял бомж и голос казался ближе, нежели фразой ранее.
– Да не беги ты. Ну дай по мелочи. Дай-дай.
Роман резко развернулся и уставился на преследующего его бомжа. Тот улыбался. Во рту сильно не хватало зубов, да и те, что ещё оставались, выглядели более чем отвратительно. Не хватало гноя из десны, или крови из разбитой губы. И так хотелось его ударить, что адреналин ударил в кровь, а кулаки сами сжались и Роман ощутил, как ногти врезались в ладони. Он был зол и не сдерживал себя.
– Отвали от меня! Нет у меня никакой мелочи, – прокричал он, но бомж лишь подернул вверх брови в удивлении.
– Есть у тебя. Я же вижу, – прохрипел тот совершенно спокойно.
– Отвали нахрен! Ничего нет!
– Есть-есть. Ты уже дал по мелочи, значит ещё отдашь, – сказал бомж, вытягивая уже обе руки и складывая ладони вместе. – Дай по мелочи.
Роман начал шарить по карманам, как делал это утром, но не нашёл ничего ни в джинсах, ни в куртке, ни в портфеле.
– Видишь! Ничего нет! – Показывал Роман, сам не заметив того, что будто бы оправдывается перед этим грязным и дурно пахнущим бомжом, что у него не оказалось больше ни единой монеты. – На карте все деньги. Отвали!
– У тебя много есть, я вижу. Мне всего-то по мелочи надо, – снова спокойно ответил бомж, не обратив внимания на попытки Романа оправдаться. – И ты мне дашь всего по мелочи, как только поймешь, что нужно отдать.
И Роман побежал. Так он не бегал со времен школьных веселых стартов, когда отдавал все силы ради победы своего класса. Он бежал быстро дыша и в голове его крутилось яростное «отвали», повторяющееся из раза в раз. Рюкзак неудобно бился о спину, ключи в нём тряслись, летая из стороны в сторону и каждый удар казался ударом ножа. Очнулся он, когда вбежал в свой двор, и только тогда позволил себе сбавить темп. Оглянулся и с облегчением выпустил воздух из разгоряченных легких, что буквально горели внутри, а горло обжигал свежий весенний воздух. Дыхание никак не приходило в норму.
Лавочка у подъезда пустовала, что показалось странным. Вечно болтающие о чем-то бабки всегда занимали своё, можно сказать, законное место. Но не сейчас. Роман достал ключи и машинально потер бок рукой, словно проверяя нет ли там раны. Раны не было, но место немного болело. Ключ открыл дверь и тут же за спиной раздался голос, который он точно слышать не хотел. Более того, он не слышал, как у нему подошли.
– Ну чего? Дашь по мелочи?
Бомж смотрел на него взглядом куда более агрессивным, нежели ранее. Ровно дышал и вовсе не моргал. Роман только сейчас обратил внимание, что тот одет в длинный коричневый плащ (как в таком вообще можно было бежать) из странного материала, похожего на не выделанную кожу из грубо сшитых черной нитью кусков.
– Ну что? Дашь мне по мелочи? – повторил бомж.
Роман ударил обеими руками бомжу в грудь и тот немного отшатнулся. Вовсе не так далеко, как от сильного удара.
– Я тебе в морду сейчас дам, урод! Что тебе от меня надо? – кричал Роман.
– Да так, по мелочи надо. Ты дал уже, но я знаю, что ещё отдашь.
– Я ментов сейчас вызову! – бросил Роман и ринулся в подъезд, дергая за ручку в надежде быстрее закрыть за собой дверь, но в проёме показалась уже знакомая, почти звериная рука. Она тянулась к нему, а по ту сторону хохотал бомж, повторяя всё те же слова.
– Дай по мелочи! Дай по мелочи, парень. Ромка-Ромка, дай по мелочи, у тебя много чего есть! Я же всё равно возьму!
Роман застыл на миг, не понимая, откуда бомж знает его имя. Что ему нужно? Почему именно с ним это происходит? На шум и крики никто не выходил. Подъезд будто вымер или смиренно наблюдал за происходящим. Если его начнут убивать, тоже никто не придёт на помощь? Удары плечом в дверь не помогали, бомж снаружи давил и словно не обращал внимания на боль и увечья. Он сбился со счета ударов железа, когда чёртова рука всё же выскользнула в проем, оставляя после себя разводы крови на металле. Не нажимая кнопку вызова лифта, Роман побежал на свой этаж. Спотыкаясь на ватных ногах от быстрого прилива усталости и непреходящего страха, он трясущимися руками открыл дверь в снимаемую им квартиру. Стоит ли говорить, что закрыл он её на все замки и даже подпёр стоящей в коридоре стойкой для обуви. Он даже не смотрел в окно, чтобы проверить стоит ли там его преследователь, но сразу набрал номер полиции.
Ожидание. Чёртово долгое и изнурительное ожидание, Роман провел сидя на краю ванной, периодически подставляя голову под холодную струю воды, дабы та хоть как-то помогла ему успокоить мысли и унять дрожь от испытанного страха. Прежде чем приехал наряд, прошло не менее трёх часов, но он всё же буквально подскочил на месте, когда услышал звонок в дверь.
– И вы утверждаете, что он это был именно тот человек, которому вы дали денег утром? – лениво спросил сотрудник полиции после расспросов по большей части не относящихся к делу.
– Именно он. И потом он бежал за мной до самого подъезда, где не давал закрыть дверь. Я уже говорил это!
– Успокойтесь пожалуйста. Сейчас ни внизу, ни в подъезде никого нет.
– Мне от этого должно стать легче? – грубо спросил Роман.
– Я прошу успокоиться и не говорить в таком тоне с сотрудником полиции, – ответил высокий мужчина, представившийся то ли сержантом Степко, то ли Стежко.
– Там кровь на двери, он рукой держал, – произнес Роман после нескольких секунд молчания и кивнул головой.
– Я пытался закрыть дверь, но он не давал. Пришлось нажимать дверью на руку.
– Железной подъездной дверью на руку, я всё верно услышал?
– Да, верно, – ответил Роман, – а в чём проблема? Он гнался за мной через целую улицу, откуда мне знать, что у него на уме?
Роман непонимающе посмотрел на полицейского и кое как подавил желание сказать ему матом всё, что думает, но сдержался и начал говорить лишь немного повысив голос.
– Вы серьезно? Хотите ещё и меня виноватым сделать? Мало ли, что его там нет, вы три часа ехали! Естественно его там нет! Вы понимаете, что он бежал за мной, он не давал войти в подъезд! Да он ещё откуда-то моё имя знал! Что я должен был делать? – Роман был раздражен и внутри всё полыхало от несправедливости, от намеков, что шли из вопросов сотрудника.
– За всё это время он хоть раз притронулся к вам? – серьезно спросил полицейский, а его коллега, что стоял в подъезде усмехнулся. Роман молчал. – Ещё раз. Он вас трогал, бил или, может быть, хотя бы обзывал, может кидался чем-либо?
Роман покачал головой и в висках его забила злоба.
– Понятно, – сотрудник похлопал себя руками по груди, словно выискивая что-то в нагрудных карманах. – Спрашивать пили ли вы, или принимаете какие-нибудь таблетки я не буду. Закрывайтесь и отдыхайте.
– Вы не будете его искать?
– Кого? Бомжа с описанием бомжа? Который не сделал вам ничего, кроме того, что попросил немного мелочи, а вы ему за это руку дверью прищемили? – полицейский цокнул языком и развернулся, спустя пару секунд добавив уже нажимая кнопку вызова лифта. – Хорошего вечера.
Факты о том, что бомж дождался Романа вечером, что он бежал за ним, что знал его имя и, в конце концов, фактически преследовал его – полицейский посчитал нужным опустить и не считать важными.
Понял всю абсурдность ситуации Роман по прошествии часа. Как же глупо на самом деле было слышать подобное со стороны, но его-то страх был осязаем, он чувствовал угрозу всем телом. Весь вечер Роман смотрел в окна, жадно выискивая отложившийся в памяти облик. Раз за разом он подходил к окнам, то в спальне, то на кухне, и резко раздвигал шторы, но внизу на лавочке сидели бабки, на площадке играли в футбол дети, а преследователя нигде не было видно. С каждой попыткой становилось легче, но где-то глубоко в голове сидела жуткая мысль, что бомж появится снова. Самым страшным являлось то, что бомж знает в каком подъезде живет Роман. Что будет, если утром, по пути на работу, он встретит его вновь и услышит ненавистное «дай по мелочи»? Так и психом недолго стать с манией преследования.
Сон не приходил, а если и падал Роман в легкую полудрему, то вырывал его оттуда каждый шорох. Это была долгая и мучительная ночь. Постоянно казалось, будто из каждого темного угла доносится голос страшного бомжа. Что он от него хотел, что имел в виду? Давно стало ясно, что не монеты, ибо монеты стали лишь началом. Сейчас он лишь надеялся, что больше никогда в своей жизни не увидит его – странного бомжа с остановки. Как и большинству надежд, этой тоже было суждено рассыпаться в прах, потому как из коридора, громко и отчетливо прозвучали слова.
– Ну что? Пора дать по мелочи, - голос хрипел и словно усмехался на каждом слоге.
Роман вскочил с постели и тут же застыл, как вкопанный. Ноги не слушались, руки повисли плетьми и вернулся обжигающий холодом страх, не позволяющий даже кричать. В комнату вошёл тёмный силуэт и, да, это был он, теперь какой-то высокий, большой и сильный – его новый страшный кошмар. Свет луны за окном делал его более зловещим, нежели дневные лучи солнца. Комнату обволокли тошнотворные запахи разложения и крови. Привкус железа на языке не давал убедить себя в обратном. Бомж подошёл к Роману вплотную, в грязных руках его был тонкий нож, которым он проткнул себе подушечку большого пальца и провел им Роману по сжатым в тонкую линию губам.
– Давай. Мне нужно всего по мелочи, – прохрипел он утвердительно и вложил нож Роману в руку.
– Что тебе нужно? – Роман не узнал свой голос. Это и не голос был – некий сдающийся писк, желающий, чтобы его не трогали, желающий, чтобы в сию секунду он проснулся от дурного сна.
– По мелочи того, по мелочи сего. Чуть ногтя, чуть волоса, чуть кожи, чуть мяса… – говорил бомж обходя вокруг и внимательно рассматривая Романа, словно оценивая, что хочет от него получить, какие части его тела ему подходят.
И Роман отрезал аккуратно кусочек ногтя с указательного пальца и вложил в протянутую руку. Бомж довольно гаркнул и жестом показал продолжать.
– И даже не думай пырнуть меня, хуже будет, Ромка.
Прядь волос упала на ладонь, и бомж жадно вдохнул её запах.
– Ты что? Не можешь кожи и плоти чтоль дать? Жалко тебе?
Роману было жалко и было страшно. Из глаз потекли слезы, но руки как будто двигались сами. А потом пришла боль, долгая и пронзительная, длинная, как и сам растягивающийся лоскут кожи с его руки.
– Быстрее режь! Так меньше болит, – посоветовал бомж и чуть ли не хрюкнул от удовольствия и Роман, словно повинуясь заклинанию, резко дернул ножом, отрезав кусок. Его немой крик разнесся по комнате. – Молодец! А теперь по мелочи плоти.
– Плоти!? – голос был еле слышим.
– Да, плоти. Откуда хочешь, Ромка. Но ты не тяни, ладно?
Почему он не борется? Почему он не может даже шага сделать? Почему, в конце концов, не воткнёт этот тонкий нож в изуродованное лицо этого существа? Роман не мог себе ответить, и тело, повинуясь неведомому порыву присело, положило одну руку на пол, а второй молниеносным движением вскрыло фалангу на мизинце. Второй рывок срезал остатки кожи, кои ещё держали часть пальца на его месте. Бывшей месте. Хлынула кровь и Роман визжа прижал руку к груди. Боль пульсировала на каждый удар сердца, боль полыхала огнем, съедала изнутри и забирала всё внимание.
– Молодец, – произнес бомж, поднимая с пола отрезанный палец и присаживаясь рядом со скорченной жертвой. – А теперь по мелочи зуба, хоть крошечку, они у тебя хорошие.
– Я не могу, – прорыдал Роман, – я не смогу.
– Жаль. До этого у тебя получалось, – зло сказал бомж и, схватив за волосы, ударил Романа лицом в бежевый ламинат уложенный на полу.
Урожай был больше, чем желал истязатель и он довольно сгреб кровавое крошево руками и размазал по лицу своей жертвы.
– А теперь ты должен выбить зуб себе сам. Или вырвать, не знаю. И не говори, что не можешь, Ромка. Понимаешь? – бомж дождался пока Роман кивнёт. – Ты сам должен дать мне его.
Бесконечно долгие минуты, в которые мозг боролся с абсурдностью происходящего, боролся с тем, чего просто не мог позволить сделать своему обладателю – изувечить себя.. Вещь столь не свойственная человеку, но проигрывающая битву, когда на кону сама жизнь. И всё же Роман медлил, и медлил отчего-то дольше нежели, когда резал себе палец. Впервые с момента, как бомж появился в его квартире, впервые, как тело смогло хоть чуть сопротивляться. Неужели зуб настолько более важен ему, чем ещё часть пальца. Их и так выбили уже изрядно и один вроде бы не сыграет роли. Убеждения всегда работают только до момента, когда необходимо совершать само действие, вот только выбор невелик, либо его вовсе не существует. Роман поднял нож, что лежал на окровавленном полу и развернул изношенной рукоятью к себе. Сколько таких, как он делали то же, что и он сейчас? Много. И это было правдой, потому как он увидел на рукояти рытвины. Руки дрожали, он почти забыл о боли в пальце, но челюсть словно пульсировала и Романа вырвало. Бомж стоял напротив, надменно наблюдая за происходящим; усмехнулся, проведя дырявым ботинком по рвоте, смешивая её с кровью, словно как какой-то изысканный соус в тарелке.
Роман выпрямился, вытер рукой рот и поморщился от боли. Рукоять снова оказалась напротив лица. Лишь бы его не убили, лишь бы остаться живым, думал он. Наконец, Роман закрыл глаза и ударил. Боль вспыхнула, взорвалась, заискрила брызгами пламени во рту и висках. Крик заполонил комнату и резко сменился истошным мычанием, когда бомж закрыл рукой ему рот.
На ухо тот прошептал, – ну вот, дал всего по мелочи.
Всё закончилось. Нет, боль не исчезла, жуткая смесь крови, зубной эмали и рвоты осталась на полу. Алые брызги на простынях и одеяле, привкус железа и гнили во тру, да этот всепожирающий сладковатый запах мочи и пота в комнате. Бомж исчез, не осталось даже его следов на крови, пропал и нож. Вместе с тем пропал в каком-то смысле и Роман. Униженный, поглощенной болью и смирением, он стоял на коленях и плакал.
Роман не трогал ничего в квартире, всё он оставил на своих местах, как в том момент, когда волшебным образом испарился в миг его истязатель и всё, что могло бы заставить кого-либо поверить в правдивость произошедшего. Ему или поверят, или вновь скажут, что всё это с собой совершил он сам. Он даже записал на листе бумаге кривым подчерком нерабочей левой руки, что он скажет при звонке в экстренную службу, дабы ни в чем не ошибиться, и только после обнаружил, что телефон также пропал. Острая боль сменилась тягучей и ноющей, что почему-то отдавалась во всем теле, какими-то колкими толчками. Слезы на щеках давно высохли, напоминая о себе лишь ручейками разводов на неумытом окровавленном лице.
После случившегося уснул он прямо на табурете на кухне и проспал так до самого утра. От усталости ли, от сил, что отняли у него увечья, или от психологического перенапряжения – он не знал, скорее всё вместе. Сложнее всего было заставить себя собрать по кирпичикам мысли, а уж потом одеться и выйти из дома, в надежде, что чертов бомж, или кто он там на самом деле, не будет ждать его внизу. За окном лил дождь, наверняка промозглый и косой, что заливает глаза, он словно отражал настроение Романа – пасмурное и уничтоженное.
Открыв дверь подъезда, сейчас такую тяжелую и скрипящую, он вышел на улицу, где ветер сразу ударил в чуть прикрытые веки. Он поднял взгляд и увидел их. Фигуры – женщины, мужчины, даже несколько подростков. Все грязные и отвратительные в своей злобе. Сердце не билось в груди, оно стучало ростовым барабаном, больно ударяясь о ребра. Самый ближайший из них произнес.
– Говорят, ты по мелочи даёшь? – он кивнул головой назад. – Нам бы тоже немного…
