В детстве у меня была погремушка. Обычная такая, пластмассовая, с шариками внутри. Родители уверяли, что я её обожал. Гремел ей, пока соседи не начинали грозить соцопекой. Но уже тогда, в младенческом возрасте, я чувствовал: что-то здесь не так. Слишком уж она тяжёлая была. И слишком крепкая для игрушки, которую раз в день жевали с энтузиазмом бегемота в голодовке.

А потом я узнал, что погремушка — это не просто игрушка. В старину она служила оберегом. Металлическим, иногда с резьбой, драгоценностями, свистками и… палочкой для чесания дёсен. Сочетание волшебного предмета, музыкального инструмента и бытового гаджета в одном флаконе. Никакой Стив Джобс не дотягивал.

Но дальше — интереснее. В XIX веке эти изящные предметы из серебра и коралла дарились младенцам не только как обереги. Были и случаи, когда в такие игрушки прятали записки. Да-да, шпионские послания. Кто-то в Лондоне, кто-то в Вене, кто-то в Петербурге — неважно. Главное, что если вдруг ребёнка и проверят на вокзале, то его погремушка, издающая унылый «дзынь», вряд ли покажется подозрительной. И кто бы тогда подумал, что внутри — свёрнутая записка с просьбой «передать материалы Густаву на Петровке».

А теперь к Барби.

В 1960-х, когда в мире уже вовсю крутились шпионские игры, у «Маттел» появилась говорящая кукла — Chatty Cathy. Дёргаешь за колечко — она говорит фразы. Звучит невинно, пока не узнаешь, что один из разработчиков Барби, Джек Райан, ранее трудился в оборонке и работал над системами вооружений. Совпадение? Конечно. Ну, а может и нет.

В общем, техническая начинка игрушек того времени была вполне пригодна для не совсем игрушечных задач. В Барби можно было встроить диктофон, в машинку – передатчик, а в плюшевого медведя — приёмник. Всё это, конечно, только в теории. Или нет?

Куклы путешествовали по миру в своих коробках, пересекали границы, проходили досмотры. А внутри — кто знает. В эпоху, когда конфетница могла быть жучком, и радиоприёмники имели под двойным дном паспорт агента, почему бы и не игрушке?

А ведь именно в те годы в моду вошла идея «воспитательных» игрушек. Конструкторы, интерактивные роботы, обучающие игры. Официально — для развития мышления. Неофициально — кто знает. Может, это были разведывательные наборы, замаскированные под кубики?

Теперь, когда смотришь на свою старую погремушку, начинаешь думать: а точно ли там только шарики? Может, стоит её раскрутить — вдруг найду письмо прапрадедушки с предупреждением: «Не доверяй куклам. Они слышат».

И ведь слышат. Особенно если у них есть встроенный динамик и микрофон.

Или, не дай бог, Wi-Fi.

Вот тебе история, которую, возможно, можно начать с простой сцены: представь коммунальную кухню 70-х годов, на стене — открытка с Маяковским и геометрическими солнцами в духе Малевича. Нет рамы, нет холста, только кнопка в углу и пожелтевшая бумага. Но эта карточка — больше, чем просто декор.

В двадцатые годы в Советской России случилась настоящая революция не только в политике, но и в дизайне интерьера. Деньги на искусство ушли на стройки и бронепоезда, музеи — на антирелигиозную пропаганду и отчёты. Но человек всё равно хотел красоты. Хотел повесить на стену что-то яркое, живое, отражающее время. Так открытка превратилась в замену картине.

Советская художественная открытка 1920-х — это не просто дешёвая репродукция. Это — квинтэссенция эпохи. В ней Вера Ермолаева и Эль Лисицкий, Родченко и Клуцис. Конструктивизм на бумаге в формате 10 на 15. Они стали своеобразным пропагандистским оружием — с их помощью обучали, агитировали, формировали новый визуальный язык советской жизни. Через них пытались привить вкус к «новому искусству» рабочему и крестьянину. Меньше икон — больше геометрии.

А ещё это был идеальный формат для массового производства. Печатается легко, разносится быстро, стоит копейки. Эти карточки были и открытками, и учебными пособиями, и заменителями музеев в сельских избах. Плакаты — громоздкие, газеты — мимолётны, а вот открытка помещается и в карман, и в сердце.

Прошло сто лет. И теперь на барахолках за такие кусочки картона просят сумму, сопоставимую с приличной картиной. Почему? Потому что они не просто редкие. Они — живые. В них — дух двадцатых, их дерзость и вера в будущее. На них — отпечатки пальцев тех, кто мечтал о новом мире, вешал на стену открытку и верил, что завтра будет лучше, чем вчера.

Некоторые коллекционеры охотятся именно за агитками 1920-х: «Почта РСФСР», «Ленин с заводом», «Красная армия — щит труда». Их хранят не в альбомах, а под стеклом. Потому что каждая из них — и есть маленькая картина. Картина времени.

Один знакомый программист как-то пошутил: «Ткачество — это древний аналог кода, только из нитей. Алгоритмы — это просто узоры». Тогда я усмехнулся. А потом вспомнил, что слышал нечто похожее в музее этнографии: старик-гид рассказывал, как андские ткачихи ткали настолько сложные узоры, что археологи до сих пор не могут их расшифровать. Шутка ли, ткань — это не просто одежда. Это то, из чего соткана сама цивилизация.

Ткацкий станок в древности вовсе не домашняя утварь. Это — инструмент трансформации мира, древнейшая форма алгоритма, предшественник компьютера. На нём выстраивались не только нити — но и социальные структуры, торговые маршруты, архитектурные формы, и даже политическая власть. Ткачество, как и музыка, покоится на математике: простые и составные числа, симметрия, повторяющиеся паттерны, расчёт длины и веса — всё это часть ремесла. Математика воплощалась в нити и узоры, и в этом смысле ткань — это «воплощённый код».

Цивилизации, которые мы теперь вспоминаем в учебниках, буквально строились на ткани. Минойцы обменивали пурпурную шерсть на товары из Египта. Римляне платили за китайский шёлк весом в золото. Текстиль стал основой экономик и культур от Перу до Индии. Им оплачивались храмы и дворцы. Микеланджело вырезал «Давида» на деньги от торговцев тканями, а Великие Моголы строили Тадж-Махал благодаря экспорту муслина.

Но и политики не оставались в стороне. В Версале боялись хлопчатобумажных ситцев так, как сегодня боятся китайских товаров на маркетплейсах. Производители шёлка и шерсти добились запрета на индийские ткани, но контрабандисты подорвали запреты — и ткань продолжала течь через границы, как вода в щели.

Прялка, между тем, не просто подруга домохозяйки. Это была важнейшая технология своего времени. Прядильщики в Африке и Южной Америке тратили недели на создание нужного количества нити для одной юбки или пары брюк. Даже в Англии с её индустриальной революцией изготовление пряжи занимало дни. Без постоянной и массовой выработки пряжи не было бы тканей, а без тканей — торговли, моды, армии (нужна форма), религии (ритуальные одежды), и архитектуры (вспомним паруса, тенты, шатры). Афина, покровительница ремёсел и войны, была также богиней ткачества. Даже слово «истос» у греков означало и мачту корабля, и ткацкий станок.

И наконец — цивилизация как таковая, в определении XVIII века, включала в себя и умения ткать. Ведь именно ткань, а не броня или камень, лучше всего защищала человека от природы. И от других людей. Она была осязаемым результатом знаний, техник, договорённостей и обменов — тем, что мы теперь называем "социальными технологиями".

Так что когда мы говорим «цивилизация», можно с уверенностью добавить: «сделано из нитей». Потому что всё великое начиналось с клубка пряжи и станка, на котором кто-то когда-то выткал узор мира.

Петербург, конец двухтысячных. Коммуналки уже сменились дорогими квартирами, кофе варят на каждом углу, но в окне одного старого дома — мазок за мазком — рождается пейзаж. Это не просто картина.

Это — один из тех образов, что приходят не от стремления удивить, а от внутренней необходимости. Как старое дерево тянется к свету, так и художник не может не писать. На обороте — надпись рукой мастера: «Санкт-Петербург, 2009».

Гафур Мендагалиев. Имя, хорошо известное тем, кто хоть раз соприкасался с миром живописи вне банальных выставок. Участник «Кочевья» — арт-группы, которая в своё время не вписывалась в рамки официального искусства, а теперь — часть музейной летописи. Его картины есть в Париже, в Мюнхене, в Нью-Йорке. Где только их нет. Но везде они — словно из одного мира: густые краски, уверенные мазки, живая ткань полотна. И всегда — эмоция.

Картина «Пейзаж», созданная в 2009 году, не требует многословного описания. Это тот случай, когда хочется просто стоять и смотреть. Плотный масляный слой, мастихин и кисть — инструменты, знакомые каждому художнику. Но у Мендагалиева они звучат иначе. Неуловимо, почти на уровне интуиции. Цвета, которые при дневном свете одни, а при вечернем — совсем другие. Рельеф, что цепляет взгляд. Это не копия природы — это её художественный след. То, что остаётся после того, как впечатление осело в душе.

Такую вещь не выбираешь спонтанно. Она находит тебя сама. Может быть, вы пройдёте мимо, а потом, через неделю, вернётесь. Или будете вспоминать её, пока не поймёте, что она должна быть с вами.

Редкость этой картины не только в её эстетике. Это подлинник, отмеченный рукой автора, с историей и биографией. Такие вещи нечасто появляются на рынке. У них — музейный путь, частные собрания, где они живут закрытой жизнью. Но сейчас у кого-то из нас есть возможность эту жизнь продолжить.

Очень скоро эта работа окажется на аукционе. Не как товар, а как событие. Как шанс стать частью истории искусства, в прямом смысле — вписать своё имя в продолжение линии, которую начал художник. Интересно получилось — со временем у нас выработалась почти странная, но по-своему правильная традиция. Не прятать редкости под замок, не ставить заградительные ценники, а просто... начинать с одного рубля. Как в старые добрые времена, когда не цена определяла вещь, а внимание к ней.

Так и тут — пейзаж от Мендагалиева уйдёт с молотка без стартовой оценки. Пусть каждый сам решит, сколько стоит для него тишина, выложенная мастихином на холст.

- Начну, пожалуй вот с этого. Это муранский мастер Франческо Бинжелли, ученик школы Мурано Баровьери, датируется около 1490года. Несколько сотен лет хранился в ватиканских монастырях. Понимаю, что выглядит не очень впечатляюще, но это - один из самых дорогих экземпляров моей коллекции. Стоимость на аукционе... стартовая ...600тысяч евро.

- Ого! Тысяч евро?

- Да. Точный ценник у меня - если захотите покупать - я смогу сказать только завтра.

- Чем он так примечателен?

- Это один из самых первых стеклянных бокалов для Цернере Вененум. Обычно до этого пользовались только стальными сосудами.

- Цеверневененум? Это имя мастера?

Ирина посмотрела на меня с неким странным удивлением, как буд то я ляпнул какую то глупость.

- Это латынь. Означает – «разглядеть яд». В те времена - что бы быстро и визуально определить – есть яд в напитке или нет – использовали специальные составы. Их в виде краски наносили кольцами или в виде знаков внутри кубков в верхней части сосудов.

- А! Вот вы о чём… да я понял... не так расслышал немного… – я закивал головой, изображая осведомлённость, хотя для меня это был полный инсайт. Под пиджаком стало жарковато…

- Если в кубке был яд – эти знаки проявлялись, темнели или даже меняли цвет напитка. Но что бы увидеть эти метки, нужно было заглянуть внутрь кубка, и это могло быть расценено как недоверие…Ну и так же в кубок могли сразу добавлять противоядие. И поэтому для того что бы продемонстрировать более высокое доверие – стали использовать бокалы из прозрачного стекла. Но кольца и знаки для цернере вененум стали филигранно выполнять на кромках бокалов, либо такими характерными цветовыми ступеньками… Вот посмотрите – на поверхности бокала внутри разные уровни цвета. Это и есть остатки напыления этих полос из диагностических составов. И выполнялись они из комбинации металлов, которые можно было использовать многократно… Этот бокал даже спустя столетия - всё ещё может показать наличие цианида и фосфорных ядов. Но растительные токсины – он понятное дело не распознает… А технология его изготовления даже в наше время поражает многих учёных. Хотя для обывателей - выглядит как старая грязная стекляшка…

- Удивительная вещь! Теперь понятно…

- А вот это... Джакомо Верцелини, 1600год. Старт от 560т.евро. Этот уже выглядит более симпатично, но всё равно это не то, что можно назвать шедеврами, которые визуально стоят своих денег... У него нет какого то скрытого предназначения, но это уже настоящий флейтин. В те времена напитки со льдом были доступны только особым персонам, и культура использовать для льда высокую форму бокалов - только начинала развиваться. Поэтому эти бокалы можно назвать прародителями этого искусства. Насколько мне известно из этих бокалов пили несколько королевских династий Европы.

Я почувствовал как два волка решили подраться у меня в душе, как задрожали мои пальцы на руках и ногах. Поэтому - вжал их в кулаки и прижал к подлокотникам кресла. Дабы случайным движением не угандошить такие деньги.

Снова возникло ощущние того, что я попадаю в жуткую переделку, которая вот-вот может окончательно завершить моё пребывание на этой планете.
Я сидел и тупо пялился на эти два скромных с виду куска стекла, реально не понимая – за что кто то в этом мире может заплатить такие суммы.
Она села в кресло рядом, и внимательно осмотрела меня своими невероятно красивыми и выразительными глазами. Затем взяла свой бокал, отпила и сказала:

- Я вижу что... что вы пришли сюда явно не за такими дорогими вещами. Очень немногие решились прикоснуться к ним руками после того, как я назвала их цену...

- Да, Вы правы. Вы невероятно проницательны. Поэтому я не стану делать перед Вами театр. Я не настолько ценитель, что бы вкладывать столь огромные суммы в стекло... Я хотел бы купить подарок... своей подруге... нечто визуально великолепное и одновременно достаточно дорогое, что бы она боялась их разбить. Хочу что бы она… как это сказать… могла почувствовать меру… в количестве напитков... в определённый момент… Ну что бы она, старалась не пересекать черту адекватного восприятия реальности...

- А-а! Ха-ха! Вот в чём ваша задача Реми! Я вас кажется понимаю... Что ж – возможно это очень умно с Вашей стороны. Я так понимаю, что Ваша подруга не станет пить вечером из чего попало… Именно для этого - по своей сути и создано это искусство… Жаль, что не многие способны это понять…

Она замолчала, по её лицу было явно видно некое лёгкое разочарование. После паузы она опять посмотрела на меня оценивающим взглядом.

- Если хотите - я могу принести из того зала достаточно недорогие, но красивые вещи, и приклеить к ним ценник , достаточно высокий, что бы впечатлить Вашу даму. Во всяком случае это обезопасит ваши деньги от случайностей…

- Благодарю, Вы невероятно умны. Но я бы не хотел иметь в отношениях со своей подругой - такой грубой неискренности. И тут даже дело не в том, что я пытаюсь стравить между собой два женских порока – склонность к алкоголизму и меркантильность … типа кто кого… Понимаете… ? Дорогие вещи - это некий символ Торжественности момента. И это само по себе задаёт ограничения… для порока. К тому же она, как и Вы - очень умна и разбирается в качестве посуды…

- Хмм, Реми. Очень мало кто разбирается в качестве такой посуды. Даже я не могу назвать себя экспертом – скорее просто знатоком.

- Если честно, я тоже даже не знаток. Но у нас уже был один опыт – мои родственники во Франции подарили нам два таких парных бокала, как некий символ наших отношений. Честно говоря, мы вначале не придавали бокалам особой ценности. Об их ценности мы узнали случайно. Это была семейная реликвия, которая передавалась уже несколько поколений. Наверняка, никто из нас до этого не стал бы покупать их в подарок за такие деньги. Но когда мы узнали их цену, то это то как то и стало влиять… и возможно благодаря этому некому символу наши отношения длительное время оставались стабильными… Но они разбились… недавно из-за случайности…

Я сам офигел, от своей способности так загнаться в изложении фантазий. Хотя некая доля истины из моей реальной жизни в этом присутствовала…
Было видно по её взгляду что она впечатлена. Она молча смотрела на меня, создавая неловкую паузу, как бы неуверенно пытаясь сформулировать что то… но всё же спросила:

- Простите, разбились ваши отношения или бокалы?

- Бокалы. Отношения мы сохраняем, но я бы хотел найти новый символ для них… Надеюсь, что понятно объясняю ради чего я обратился к Вам.

- Да, я понимаю Вас, Реми как никто другой… Вы удивляете меня всё больше. Я даже начинаю завидовать Вашей подруге… Если для Вас эти тонкости всё же так значительны, вы несомненно – незаурядный человек. Я подберу для Вас то, что несомненно впечатлит Вас и её…

- Спасибо, мэм. Мне тоже очень приятно слышать комплименты… да ещё и от такой невероятно красивой и умной женщины!

Она улыбнулась как то так, как обычно люди улыбаются наблюдая солнце на закате. Отпила глоток мартини, встала и медленно раскачиваясь подошла к стеклянной коробке в углу комнаты. Открыла её и достала от туда планку из скреплённых между собой двух высоких бокалов, которые по спирали плотно стыковались в подобие знака «инь-янь»

Осторожно двигаясь к столу она наклонилась прямо перед моим лицом и поставила их на стол. Я опять умылся волной смущения от созерцания её откровенного наряда сзади.

- Это Ишикои. Японский мастер Аоки Кандзаэмон, периода Мейдзи. Они отличаются по виду от типичных европейских бокалов для напитков со льдом. Насколько я понимаю эту чисто восточную традицию парных бокалов – в ней очень важна уникальность что бы разбитый бокал невозможно было заменить или подделать. На востоке и отношение к стеклу несколько иное, чем в Европе. Если европейские мастера стремились к штамповке. То восточные мастера пытались придать такой посуде абсолютную уникальность. Можете быть уверены – вы никогда и негде не найдёте пары к разбившемуся бокалу ишикои.

- Сколько они стоят?

- Я могу продать вам эту пару за 380тысяч.

- Евро?

- Ну что вы – рублей конечно. Не думайте что я пытаюсь прощупать вашу платежеспособность таким способом, я называю свою цену вещам, которые продаю, но плохо понимаю какие цены люди могут себе позволить. Торговаться я тоже не умею, поэтому говорю о минимальной цене как есть, без ожиданий её преувеличить.

Я внимательно осмотрел бокалы, и моё эстетическое восприятие не нашло в них ничего особенно изящного.
- Ирина Леонидовна, я могу позволить себе на это в двое-втрое больше. Но мне хотелось бы что то, что было бы таким же зрелищным как вон то чудо света, которое сейчас рассыпает свет по стенам … Желательно что бы он изготовлен именитым мастером. Ну и главное, что бы это была не подделка.

- Реми. Не стану предлагать вам Сваровски – хотя они подойдут Вам по зрелищности и именитости, но их цена в сотни раз меньше этого. Чем старше стекло, тем дороже. Чем эксклюзивнее мастер – тем дороже. Всё что стали делать в эпоху техноиндустрии – не имеет особой ценности, но при этом потрясающе и красивее. Точно такая же вещь сделанная на сто лет раньше – стоит в тысячу раз дороже.

Она немного пошатнулась.

- М-м. Я наверное немного подумаю, чем вас удивить. А вы, Реми, если хотите можете сами пройти и немного осмотреться, что на ваш вкус может показаться подходящим…

Она стала жестами показывать мне - где что находится.

- Вот здесь у меня стоят японские мастера. Это - Сёкуро Агава, это – Кагамия. Там несколько мастеров из клана Симадзу. Школа Эдо, школа Сацумо Бидаро. Вот там Китайские мастера. Вот здесь – Голландская коллекция… Я могу часами рассказывать о них, но сегодня я немного устала… поэтому покажу только самые интересные… Прошу меня извинить… Пока посмотрите поближе сами, а я подумаю - чем вас можно удивить ещё…

Я понял, что мне придётся таки совершать опасные телодвижения и осторожно встал с кресла. Ирина достала из одного из боксов какую то замысловатую по форме вещь, больше похожую на вазу, чем на бокал. Я встал и подошёл поближе.

- Удивительно, но это тоже бокал для льда из брачного направления. Посмотрите внимательно, Реми, что это вам напоминает?

Я осмотрел «вазу», не совсем понимая, как она сможет быть похожа на бокал.

- Это тоже парная композиция из двух бокалов. Вот смотрите.

Ирина взяла пальцами без салфетки за верхнюю часть вазы и она разъединилась на два элемента, которые были вставлены один в другой. И тут я понял, что верхняя часть выглядит как мужской половой член, а нижняя – как женское влагалище. При этом – анатомически сходство повторяло множество подробностей. Края бокала у женской половины очень тонко повторяли лепестки половых губ, уздечки и клитор в капюшоне… Единственно неестественной казалась округлая в сечении полость бокала, поэтому сходу распознать в этой форме - женские гениталии могли разве что только гинекологи…

Ирина перевернула и поставила мужскую половину рядом. Мужская половина в верхней части была скруглена в виде большой головки с гребнем, но края и стенки сосуда были толстыми и объём бокала был сравнительно во многом меньше. Утончение в зоне ножки было еле различимым и переходило в широкую полукруглую опору в виде срезанной вполовину мошонки, также усеянную подробностями в виде рельефа из морщинок кожи.

«Что это ещё за хрень такая!» - ухнуло у меня в голове – «Она всё таки пытается меня соблазнить на секс, что ли?»

Я замер в ожидании.

- Ну… Надеюсь, Реми, вы поняли что это?...

- М-м. Наверняка это не из Ватиканского монастыря.

Я пытался сострить, она рассмеялась – у неё был невероятно глубокий и чувственный смех.

По смеху я многое могу сказать о людях, особенно о женщинах. Есть теория, что какой смех, такой и оргазм. Почему то эта мысль в этот момент ярко всплыла у меня в голове и появилось непреодолимое желание выяснить – соответствует ли эта теория истине… Атмосфера между мной и Ириной просто водоворотом затягивала к этому. Но надо было как то соответствовать роли того театра, в который я угодил.

- Да, для Европы это очень редкая вещь! С очень ярким шлейфом истории. Даже я дрожу, когда беру их в руки. И это именно брачные бокалы. Благодаря им, их столь подробной форме - влюблённые пары могли изъяснять нагляднее свои желания… обучаться фингерингу… и прочим тонкостям секса… Только благодаря стеклу, неопытным мужчинам можно дать увидеть то, что можно ощутить только на ощупь…

Она очень нежно погладила лепестки и капюшон женской половины, затем опустила пальцы внутрь и изящным изгибом сделала несколько специфичных движений в зоне Греффенберга, которая на стекле была отчётливо выделена мелким рельефом, напоминающим скорлупу грецкого ореха. После чего украдкой взглянула на мою реакцию. Я ответил ей понимающим взглядом, и как бы даже кивнул головой… Это в свою очередь прямо таки взбудоражило её и она стала говорить намного быстрее:

- Сама культура изготовления Йонилинги происходила из северных районов Индии, и возможно являлась символом неких древних матриархальных традиций. Сосуды Йони в древности делали вначале из глины, как анатомическое пособие для акушерок. А в средние века стали использовать стекло, но в Европе, даже в Венеции это искусство было тайным – под жёстким запретом Ватикана… так как использование таких сосудов, почему то связывали со служением дьяволу… У некоторых экземпляров действительно очень тёмное прошлое… Голландские мастера оживили эту культуру в середине 18 века.
Обычно дамы пили из мужской половины, а мужчины из женской. Так сказать наглядно демонстрируя свои умения… И да, эти бокалы тоже рассчитаны для льда. Хотите подержать в руках? Можете одеть для этого специальную перчатку…

Она открыла и поставила на стол небольшую шкатулку, по содержимому напоминавшую аптечку, в которой стояли флакончики с какими то жидкостями и упаковки с типа хирургическими перчатками… Оценив размах этого предложения, я неуверенно отстранился.

- Пожалуй воздержусь - боюсь уронить. Хотя вещь впечатляет своей необычностью… Сколько она стоит?

- Извиняюсь, но её я тоже не смогу продать вам - конкретно эту вещь, Реми. Это мой личный подарок. Уникальный экземпляр и единственный в моей коллекции. Хотя всего было известно в мире два десятка бокалов этого мастера. К тому же в аукционных каталогах – конкретно этот экземпляр ещё не зарегистрирован. Если ваша подруга захочет узнать стоимость подобных вещей, то ей придётся вначале сделать оценку без аукциона или продать через аукцион начиная с минимальной стоимости... Да и форма, пожалуй слишком откровенная, что бы её кому либо демонстрировать… Извините, Реми, не знаю почему я решила показать вам это… Я могу предложить вам другую пару – тоже из йонилинги. Вот это действительно - исторический шедевр, и она старожил в каталогах… Я могу продать её за 957 тысяч. Конечно они не так реалистично повторяют анатомию… Но они известны многим коллекционерам. Я даже немного боюсь разбудить джина, который спит внутри них. Вы верите в магию Реми?

- Э-э. Немного. Я всё же оплот скепсиса и прагматизма. Но имею склонности к романтике.

- Тогда эта вещь - точно для вас! Но на всякий случай не буду примитивно рассказывать их историю, это и магическая, и романтическая легенда, лучше сами узнаете её в красках … назову только их имя - Валеритта и Ромер.