Меня зовут Роза, мне 57 лет и у меня терминальная стадия рака легких. Однажды один доморощенный психоаналитик, приверженец психосоматической природы заболеваний сказал мне, что рак появляется от обиды. Он порекомендовал мне поделиться с кем-нибудь своими скрытыми мыслями и отпустить обиду. Что ж, мой юный друг, находясь сейчас в хосписе на финишной прямой к могиле я расскажу, что меня гложет все эти годы.
У меня была сестра- двойняшка. Нам было по 13…
***
На плите стоял казанок с кипящим маслом. Роза раскатывала тесто, резала на тонкие полосочки и скручивала, а Рута жарила хворост.
Работа шла споро, девчонки напевали незатейливую песенку. На улице стоял конец мая, все лето впереди.
Позднее утро жаркого дня. Все домашние дела были переделаны: корова Зорька подоена и отправлена на луг, курятник почищен, яйца собраны, поросята и куры накормлены.
Кот Василий балдел от жары на подоконнике, скосив голубые глаза на балдевшего же от жары жирного шмеля, а старый дворянин Полкашка лежал в тени будки посапывая рядом с недоеденной миской каши.
Впереди был пруд, загар и баловство – благодать!
- Роз,- обратилась Рута к сестре. - а ты сахарную пудру намолола?
- Ой, - всплеснула руками перепачканная в муке Роза. - Позабыла…
- Растяпа,- фыркнула Рута.
Она потянулась за пластиковой коробкой с сахаром, которая стояла в шкафчике над плитой. Роза же полезла в антресоль за ручной кофемолкой.
- Рууут,- протянула она с особым, деревенским, растяжением гласных.
- Чего?
- Надо бы нам на антресолях… ну хоть пыль протереть что ли,- она продолжала копаться в поисках кофемолки.
- Вот блин, когда ж я росту-то наберу,- донеслось со стороны плиты.
Затем послышался скрип ножек стула по дощатому, выкрашенному масленой краской полу. Стул скрипнул.
***
Я помню о том дне лишь мозаичные фрагменты.
Под Рутой сломалась ножка стула. Она рухнула в кипящее масло, обсыпав все вокруг сахаром.
Запах паленых волос и кожи перемешивался с карамельным ароматом. Рута металась по кухне, пытаясь сбить с себя охватившее ее пламя и завывала от боли.
Ужас парализовал меня. Я ощущала себя вне происходящего, словно бы я находилась под водой или под стеклянным куполом.
Потом соседка Тётя Фрося, комбайнер Петрович и отрез брезента, который накинули на Руту. Кузов грузовика, куда Руту отнесли на руках. Ошалелый взгляд фельдшера из местной амбулатории. Рута без сознания, скорая помощь, больница, мама плачет, отец белее мела.
Следующие полгода Рута пролежала в госпитале. С того страшного дня она не проронила ни слова.
Вся левая сторона ее тела превратилась в сплошной шрам. Глаз выкипел, волосы слева больше не росли. Моя бедная сестра превратилась в урода.
Через 7 месяцев Руту привезли домой. Она с трудом передвигалась, по-прежнему молчала, не посещала школу и не училась на дому. Большую часть времени она сидела на постели и смотрела в одну точку.
Эта ужасная молчаливость моей некогда заводной болтушки-сестры пугала. Я начала бояться Руту. По утрам я приходила в комнату, где жила теперь Рута, чтобы раздвинуть шторы и принести для неё таблетки. Ей все еще приходилось пить сильные обезболивающие.
Всякий раз, когда я приходила, Рута не спала. Она сидела или лежала на кровати с открытым глазом и пялилась в стену или потолок.
***
Роза приоткрыла дверь в комнату сестры. Там было темно, а воздух густой словно кисель. Наощупь девушка пошла к окну, неся перед собой блюдце с пилюлями и стакан воды. Добравшись до прикроватной тумбочки, Роза едва не выронила свою ношу – Рута сидела на кровати как всегда молчаливая, бледная, похожая на призрак с распущенными остатками волос.
Роза поставила пилюли и воду на тумбочку и, стараясь не смотреть в покалеченное лицо сестры, попятилась к окну. Как только Роза коснулась занавески со стороны кровати послышался протяжный скрип.
Роза обернулась. Рута встала с постели и стояла теперь покачиваясь. Роза потянула занавеску на себя, впуская в комнату утро, но сестра сделала шаг по направлению к окну, одновременно выбрасывая вперед уцелевшую руку. Роза отскочила и пулей вылетела из комнаты.
Мама готовила завтрак на кухне. Она надела траур в тот день, когда с Рутой произошла трагедия и кажется с того дня постарела на 30 лет. За девушкой нужен был постоянный уход, поэтому мама ушла с фермы, где работала оператором доильных аппаратов. Папы уже давно не было дома, теперь домашние видели его очень редко. Отец, не молодой уже мужчина души не чаявший в дочурках, топил горе в работе.
Для Руты мама готовила отдельно. Челюсть девушки открывалась очень плохо из-за стянувших лицо рубцов, поэтому еду мама резала маленькими кусочками или перетирала до состояния каши.
Роза сидела за столом, держа обоими руками кружку с уже остывшим чаем. Ей было невыносимо стыдно за свое поведение перед сестрой. Чего хотела Рута? Дотронуться до нее? Обнять? Спросить у Розы не хватало смелости, так же как заставить себя рассказать маме о произошедшем.
Мама вышла из кухни с подносом еды для Руты, не сказав ни слова.
Роза поставила кружку на стол и задумалась.
В этом доме со дня трагедии все перевернулось с ног на голову. Родители не говорили друг с другом и с Розой. Мама отдала всю себя уходу за инвалидом. Никаких праздников и веселья. Даже телевизор включали только, чтобы посмотреть новости и прогноз погоды. Смех тоже исчез. Часто тишина просто звенела.
Роза старалась помогать маме во всем, сама занималась хозяйством, не просила помощи с уроками, но оставаясь одна часто безмолвно плакала от бессилия.
В коридоре послышались быстрые раздраженные шаги мамы.
- Роза!- сказала она быстро входя в кухню.- Ты почему не раздвинула шторы у Руты? Я же говорила, что ей нужен солнечный свет!
- Но мама,- опешила Роза. – Я..
- Не важно…- отмахнулась мама.
В кухне снова стихло.
***
Такое повторялось, и не раз. Рута не хотела, чтобы шторы раздвигали и сидела в своей темной пещере как истукан.
Меня все больше пугало ее поведение и оттого было мучительно стыдно.
Так прошло еще 5 месяцев. Наш дом все больше напоминал склеп, где жил лишь обожженный живой мертвец.
Было уже жарко и в занавешенной комнате Руты стояла невыносимая духота. Раздвигать шторы, чтобы хотя бы открыть окно для проветривания было невозможно. Рута тут же вставала с постели и тянулась к занавескам, чтобы вновь сотворить темень.
В один из дней мама с улыбкой впорхнула на кухню и сообщила мне, что Рута наконец начала разговаривать.
***
Роза опешила.
- Она пока может говорить лишь небольшие слова,- просияла мама.- Она сказала мне «да», когда я спросила не хочет ли она сменить рубаху, и «нет» когда я предложила ей причесать волосы.
- Это…- Роза сидела за столом, сминая в руках рушник, который вышивала.- Хорошо же?
- Конечно!- мама направилась к плите.- Надо это отметить!
Речевой аппарат Руты не пострадал, говорить она отказывалась по психологическим причинам, как нам говорили врачи. Её состояние было чем-то средним между вегетативным и помешательством. Психиатры объясняли это тем, что в моменты неподвижных молчаливых сидений Руты она находится в своей иной реальности, где она все такая же озорная болтушка с милой внешностью.
Что же касается ее категорических отказов видеть свет, то доктора объясняли это повышенной чувствительностью пострадавших участков кожи. Нас этот ответ вполне устраивал.
Мама заставляла меня делать генеральную уборку в комнате Руты каждую неделю, мотивируя это тем, что ожоговые больные должны находиться в стерильной обстановке. И хотя ожоги Руты были уже розовыми, да и перевязок мы давно не делали, только наносили мази на рубцы, я не смела с нею спорить.
Несколько раз я выметала из комнаты руты кучки мокриц, которые водились у нас в старой бане. Насекомые были раздавленными и ссохшимися, но я не придавала этому особого значения, ведь Рута терпеть не могла всяких ползучих насекомых. Но как она умудрялась разглядеть полной темноте этих мелких букашек, да и как они попадали в дом – было загадкой.
Решив, что в подполе стало слишком сыро и это привлекло мокриц, я просто стала чаще проветривать дом.
***
Прасковья, самая румяная на деревне свиноматка принесла ночью дюжину поросят.
Роза с умилением наблюдала за тем как они копошатся под брюхом матери. Было раннее утро, пора управляться по хозяйству. Без Руты на это уходило вдвое больше времени. Мама доила корову в хлеву, отец еще затемно ушел на работу.
Роза смотрела на нежную кожу новорожденных хрюшек и думала, что у Руты никогда уже не будет такой. Она не выйдет замуж и вообще вряд ли выйдет из дому. Роза погрустнела от таких мыслей, ей было жаль сестру, помутившуюся рассудком, ни то от неистовой боли ни то от осознания своего нынешнего, безвозвратного уродства.
Рута больше всех животных на дворе любила поросят, всегда возилась с ними, даже когда отец отгонял ее от свинарника, говоря, что к новорожденным поросятам прикасаться нельзя, что свиноматка может покусать и даже съесть маленькую девочку.
- Роза,- позвала мама.
Роза отвлеклась от своих раздумий и припустила на голос.
- Отнеси Руточке парного молочка,- сказала мама утирая пот и передавая Розе 10-литровое ведро с дымящимся на утреннем холоде молоком.
Роза взяла на кухне расписной поднос, водрузила на него красивую кружку с золотой каёмочкой в которую налила молока, маленькую пиалу с творогом вперемешку со сметаной и пузырек с пилюлями.
Рута сидела на постели неподвижна, как всегда. Роза видела только ее силуэт в непроглядной тьме, но все источники света были устранены, а свечу или фонарь приносить было строго-настрого запрещено. Но Роза ориентировалась в комнате сестры уже очень свободно, поэтому, без труда дойдя до кровати и поставив поднос на прикроватную тумбочку радостно сообщила:
- Представляешь, Прося родила поросяток,- Роза улыбалась. - Такие же румяные как и она сама. Смешные, вошкаются там под пузом у мамки, повизгивают.
Тут Рута зыркнула на нее исподлобья уцелевшим глазом. В темноте, почти полной, он сверкнул стальным светом. Роза сглотнула.
- Ну,-промямлила она. - В общем, вот завтрак, молочко только что из под коровы.
Роза почти выбежала из комнаты сестры. Вскоре вернулась мама. Сходив в комнату Руты, она вернулась с озадаченным лицом. После обеда мама отлучилась и вернулась с соседскими пацанами, которые были на пару лет старше Розы.
***
Рута, как пояснила мама, попросила переселить ее на чердак. Он у нас был очень просторный, темный и имел небольшую комнатку, обустроенную нашим дедушкой под мастерскую. Дед наш умер несколько лет назад, мастерская была заброшена.
Мама попросила соседских мальчишек помочь ей разобрать хлам в мастерской и перенести туда Рутину койку. Мне же велела срочно бежать в лавку за плотной тканью и смастерить шторы на единственное в мастерской небольшое окошко.
***
В лавке сегодня было не многолюдно. Баба Люба, местная сплетница, о чем-то шушукалась с продавщицей Светочкой, одноклассница Розы и Руты выбирала бисер, стоя у прилавка.
Роза подошла к стене, на которой висели рулоны ткани незамысловатых расцветок. Ничего подходящего не было.
- Извините, - начала было Роза, но Светочка вначале зло зыркнула на нее, потом закатила глаза и лениво промолвила:
- Другого товара нет!
Роза вздохнула и стала выбирать из того, что было. Она подошла ближе к стене и внезапно ее взгляд упал на дверь в подсобку, откуда выглядывал краешек рулона с тёмной тканью.
- Можете показать вон ту ткань? - спросила Роза указывала на подсобку.
Светочка фыркнула:
- Брезент это, чего смотреть-высматривать?
-Пожалуйста покажите,- девушка проявила настойчивость.
Светочка снова закатила глаза, но всё-таки подошла и показала товар. Это был брезент необычного, чёрного цвета. Роза решила, что более подходящей ткани в магазине все равно нет, и купила отрез. Так же она купила несколько коробков бисера, чтобы низкое происхождение ткани смягчить блестящей вышивкой.
Дома Роза села за старенькую довоенную педальную швейную машинку и быстро сшила занавеску. Затем пустила россыпь бисиринок по всей длине изделия и осталась очень довольной своей работой.
***
К вечеру мама с соседями подготовили всё к переезду, я повесила занавеску на окно, вымыла пол, застелила койку, разложила вещи Руты в шкафчики.
Вход на чердак, где находилась дедова мастерская, был через дом, лестница очень крутая и подниматься по ней было тяжело.
Когда на дворе стемнело, в доме занавесили все окна, погасили свет и вывели Руту из комнаты.
Рута была одета в белую ночную рубаху в пол. Мама вела ее под правую руку, я шла рядом, боясь коснуться сестры. Во тьме дома Рута выглядела привидением, она передвигалась очень медленно. На то, чтобы переселить Руту наверх пришлось потратить 2,5 часа. Тогда же впервые за прошедший год я услышала голос сестры:
***
-Бооольнооо,- проскрежетала Рута, занося ногу на первую ступеньку лестницы.
Голос ее походил на старушечий. Был очень скрипучим, жестким и зловещим.
Роза отпрянула от сестры, испугавшись ее изменившегося голоса. Мама резко вдохнула и глянула на Розу.
- Сейчас, милая,- прощебетала мама. –Потерпи немножечко.
Каждый шаг давался Руте с невероятным трудом. Она скрипела и стонала.
Вот наконец-то мучения ее кончились. Рута осторожно опустилась на кровать, сопровождаемая мамой, Роза же осталась стоять в дверном проёме.
- Руточка, тебе принести таблетки? - спросила мама.
Рута промолчала. Она не произнесла за тот вечер ни слова, как ни пыталась добиться от нее ответа мать.
От автора:
С этого рассказа началось моё возвращение в творчество в июле 2020 года, тут множество огрех, но надеюсь вы оцените.