Шум поездов, утробные вздохи просыпающегося города, рябь на поверхности телеэкрана, вглядываясь в которую, начинаешь разбирать слова, странные звонки в дверь посреди ночи - все это образует единое целое, пугающую структуру, в которой мы занимаем самое презренное положение.
Город множества отражений, дверей и переходов. Здесь нет понятия истины - сталкиваясь с его многочисленными созданиями, начинаешь понимать, что все это - тревожный, параноидальный сон.
Я - тот, кто украдкой пробирается по этим запутанным коридорам, вдыхая запах ржавчины и пыли. Я - тот, кто видел многое, но лишь на переферии своего зрения. Я поведаю вам о мрачных чудесах, о цветущей тьме, о Празднике и феномене Хирургической Весны, о безумном художнике и Королеве Кошек.
Я - Ночной Жилец и у меня припасено для вас немало историй.
Часть первая.
Насекомое не давало спать мне всю ночь. Слыша его тошнотворное жужжание и стрекот его крыльев, я покрывался холодным потом, жадно глотая воздух через крошечное отверстие, что я оставил себе в одеяле.
Я и сам был похож на огромную белую личинку, закутавшись в жаркую ткань, не пропускающую прохладу ночи, стук капель дождя по стеклу, и шелест деревьев из внешнего мира. Унизительно было сидеть внутри этого уродливого барьера, оставшись наедине со своими мыслями, а мысли были только об одном.
До моего слуха доносились только мерные удары, да стрекот крыльев - звуки маленького тельца, бьющегося о стекло. Очевидно, оно залетело внутрь, привлеченное приглушенным светом настольных часов, а, возможно, поток воздуха отправил глупое создание прямо в черноту раскрытого окна. Теперь оно, наткнувшись на шторы и сменив направление, запутавшись самом себе и окружающем пространстве, пыталось вылететь наружу, но пока ни одна попытка не увенчалась успехом.
Время от времени оно замирало, по всей видимости, набираясь сил для новой осады. В эти моменты я замирал вместе с ним - не мог позволить себе даже дышать, надеясь, что насекомому хватит сил и ума вылететь обратно - на улицу или сам ад, это было неважно. Но снова я слышал мерные удары по стеклу, и мои надежды разбивались вдребезги. Так повторялось снова и снова, и я, можно сказать, начал понемногу привыкать к этому гротескному циклу.
Мысли мои тоже протекали циклически, и какой-то части меня было бесконечно забавно наблюдать за этим процессом. С каждым ударом я представлял насекомое иначе - как пчелу, бабочку или ночного мотылька, или даже отвратительную саранчу. Каждый раз я представлял себе его жирное тельце, трепет крыльев, диссонирующих с биением моего сердца, а следовательно, опасных. Новые образы, что порождало мое воображение, становились все более и более отвратительными, ведь неизвестность - худший враг усталого ума.
Следующей стадией моего циклического мышления становилась страшная догадка о том, что если существо все же найдет выход из затруднительной ситуации, в которой оказалось, то обязательно вылетит не в окно, а с противоположной стороны - в скромное пространство моей комнаты. Оно будет кружить по ней, издавая омерзительный стрекот, громко ронять свое тело на мои и только мои предметы, а затем увидит меня, сжавшегося в спасительном одеяле.
В этот момент я ясно видел его плотоядную ухмылку, пускай у насекомых и нет рта, которым можно улыбаться. Маленькие ножки перебирают толстые матерчатые складки, фасетчатые глаза ищут единственный желанный путь - внутрь.
Что я сделаю, если оно залетит мне прямо в рот? Закричу, вскочу на ноги, буду плеваться, разгромлю полквартиры? Может быть, оно укусит меня прямо в мой розовый язык, впрыснет свой яд , и с тех самых пор я буду сквернословить? Отравленный этим особым ядом, я не смогу нормально жить в обществе, стану изгоем, порочащим каждое хорошее дело, изрыгающим богохульства и обличающий несуществующие пороки добрых людей. А если я смогу заражать других, разбрызгивая слюну направо и налево - тогда мир, безусловно, станет еще хуже, нежели он был, и во всем этом обвинят меня, неспособного вымолвить и слова в оправдание, кроме грязных, порочащих слов.
Да, это было бы не очень приятно.
Но насекомое все еще бьется о стекло, а я лежу на полу - мы находимся в странном симбиозе. Наступает последний этап. Мне становится стыдно от собственной трусости, тело начинает нестерпимо зудеть от пота и жары, от злости перехватывает дыхание. Я готовлю свои мышцы к тому, что бы резко вскочить на ноги и, издав воинственный клич, откинуть в сторону одеяло. Далее у меня назревает два варианта развития событий:
1) Включить свет, схватить бумаги со стола, свернув их в рулон, и броситься на встречу судьбе.
2) Бежать без оглядки и запереть за собой дверь.
Я жалею, что не ложусь спать с монеткой под боком, ведь тогда бы мне не составило труда определиться.
Когда я, наконец, решаю как поступить, насекомое затихает, а я замираю вместе с ним. Цикл начинается снова.
***
Не знаю, сколько я пролежал в этом измененном состоянии - минуту, час или год. Я понимал, что подобное заканчивается когда-нибудь, и, действительно, темные водовороты сна подходили ко мне ближе и ближе, окутывая мои мысли синим бархатом, приглушая звуки и страхи. Возможно, в какой-то момент насекомое все же вылетело на свободу или затаилось где-нибудь в укромном месте, но я не имел представления, когда именно это случилось.
Я проснулся от шума на кухне. Открыл глаза, увидев темноту, словно улыбку, перед собой. Понял, что отбросил мокрое одеяло в сторону, прислушался.
На кухне определенно кто-то находился. Шлепки маленьких, неумелых ножек по кафелю, смех, прерывающийся на середине, словно выключили звук, тяжелые вздохи и скрежет коготков. Каждый из этих звуков как будто бы не был завершен, обрублен, принадлежа другому месту. Я не пытался представить себе того, кто мог бы их издавать, но в моем воображении, словно проекторе на темном экране, возникали образы детских лиц с пустыми, неестественными глазами. Маленькие ладошки играли в какую-то странную игру, приглашая присоединиться, но для этого надо было встать и пойти на кухню.
Все это "представление" вызвало у меня только раздражение, ведь известно, что ночь - не время для игр, тем более для людей, вроде меня. Вот что действительно нужно было сделать, так это пойти и умыть лицо - во время своего заточения в одеяле я здорово вспотел, а сейчас мое тело было покрыто словно липкой пленкой.
Игнорируя звуки из кухни, я поднялся с пола, на котором всегда спал, предпочитая его чрезмерно мягкой кровати, вредной для позвоночника. Наспех закрыл окно, оставив лишь маленькую щелочку для вентиляции и щелкнул переключателем на лампе. Мое укромное жилище залил теплый электрический свет. Я потянулся со сна, радуясь тому, что обои в моей комнате, пускай и отходят в некоторых местах от стен, но зато замечательно впитывают в себя ночной холод, кормясь им и выбрасывая на поверхность эманации мягкости и уюта. Да, такие вещи замечаешь только по ночам, когда остаешься наедине с самим собой, царапаньем и шорохами в своем подсознании. Сонный, я провел пальцем по корешкам книг на столе, поглядел на след, что оставил посреди пыли, попытался прочесть пару названий, но не узнал ни одно из них. Ничего, для таких вещей есть суета дня.
На кухне что-то упало, скорее всего, одна из кастрюль, а вслед за этим раздался тоненький воркующий голосок, словно упрашивающий о чем-то. Я прислушался, но слов было не разобрать.
В любом случае, меня это абсолютно не касалось. Конечно, могло бы быть, что некто проник ко мне на кухню, что бы приготовить что-нибудь вкусное, но аппетитных запахов я не ощущал(а жаль). Кто-то просто баловался, вместо того, что бы заняться более серьезными делами, тем более незаконно заняв при этом чужую площадь, ведь я жил один и всегда запирал входную дверь на ключ.
По привычке начертив у себя на лбу защитный знак левой рукой, я, тяжело вздохнув, попытался открыть выдвижную дверь в коридор. Делом это было отнюдь не простым, дверь заедало, и нужно было сперва потянуть железную ручку вниз, а затем медленно отодвинуть влево. Получалось это не с первой попытки. Тем не менее, мне удалось сделать это достаточно легко, и дверь со скрежетом отъехала, остановившись посередине. Дернув ее для острастки еще раз, я остановился, посчитав это положение оптимальным. Так, при случае, если мне придется бежать, можно будет закрыть ее за собой быстрее, одним сильным рывком, а дальше в ход пойдут символы, что я некогда нацарапал на ней гвоздем.
Коридор встретил меня недружелюбной темнотой, что было попросту непорядочно, ведь я всегда оставлял свет включенным. Сомневаюсь, что лампочка перегорела и в этот раз, нужно будет проверить утром. Мне нужно было пройти всего пару шагов, дотянуться до переключателя в ванной, не смотря при этом на кухню. Если я не буду смотреть, они подумают, что меня нет - обычно это правило работает безотказно, кроме самых запущенных случаев.
Я услышал царапанье прямо рядом с собой и, быстро повернувшись, увидел в темноте только неразборчивый силуэт, быстро скрывшийся в стене. Есть еще одно правило - никаких фонарей, особенно с этими новыми, модными лампами, разрезающими ночь, словно нож масло. Не стоит почем зря тревожить ночных созданий. Вот и сейчас я облегченно вздохнул, что у меня не было с собой фонаря, я не увидел того, кто так по-детски дразнит меня. Нет, мне и так хватает впечатлений, спасибо.
Пройдя мимо огромных часов с кукушкой, мимо ухмыляющихся картин на стене, я зажмурился и протянул руку вперед, щелкнув выключателем в ванной. Точное, отработанное движение, казалось, моя жизнь состоит из таких. Главное, даже краем глаза не увидеть того, кто играет на кухне, а сейчас шипит, словно взъерошенный кот.
Кто-то с силой ударил ладонью по столу, ну а я, словно в отместку, громко захлопнул дверь в ванную, закрыв ее на щеколду.
***
Подолгу вглядываясь в отражение, я замечаю все новые черты в своем лице. Или же это обман зрения? В любом случае, меня совсем не устраивает то, что я вижу.
Несуразица какая-то. Слишком длинное, слишком бледное - похожее то на вампира из старого черно-белого фильма, то на непонятную геометрическую фигуру - оно надоело мне. Когда я вижу красивые лица, то мне, порой, хочется порезать их на лоскуты, а потом развесить на бельевых веревках. Когда вижу что-то, напоминающее мое, то - размазать по стенам, обдирая штукатурку, нанести тонким слоем поверх краски.
Но мне повезло - я не так уж и часто встречаюсь с человеческими лицами, а если и делаю это, то стараюсь подолгу не задерживать взгляд. Тут та же шутка, что и с зеркалами - не стоит пытаться понять то скопление линий, что они предлагают принять за реальность, дополняя ее ежесекундно все новыми и новыми, тем самым перегружая зрителя несущественными подробностями. Лица, зеркала и имена - вот те вещи, которые я не люблю.
Я поворачиваю холодную ручку и слушаю шум искривляющегося потока воды, сперва рыжего от ржавчины, затем чистого, словно слеза. Этот шум успокаивает меня, приводит мысли в порядок - так важно держать себя в руках по ночам, находить отдушину в подобных вещах. Ведь счастье, как говорили многие, заключается в том, что бы радоваться мелочам.
Я сажусь на край ванной и подставляю лицо под ледяную струю. Нахожусь в этом положении, пока не немеет кожа, потом отдергиваю лицо, забрызгав зеркало, но не встаю - продолжаю слушать. В потоке воды мои мысли становятся незначительными, я и сам не замечаю, как поднимается настроение. Мурлыча под шум воды забытый мотивчик, отмечаю, что голос кажется уже не таким хриплым, а слова не звучат, как карканье вороны.
Смотрю на свое отражение, вспоминаю, как кто-то назвал меня красивым. Улыбаюсь, но быстро отворачиваюсь - мне кажется, слишком ядовито. Пробую еще раз улыбнуться, по-доброму, но получается еще хуже. Просто сегодня не моя ночь.
И все же есть что-то неправильное в моем лице. Или оно мне просто надоело?
Хочется курить, но я забыл сигареты в своей комнате, а идти до нее и обратно совсем не хочется. Нет, не стоит повторять один и тот же путь в ночное время. Я обещал себе быть непредсказуемым, пускай и в таких мелочах - верю, что когда-нибудь это поможет мне. Иногда я чувствую, что что-то стоит сделать именно так и не иначе, что бы не разрушить нечто, чего я до конца не понимаю. Можно назвать это по разному - Закон, Судьба, Воля Высших сил, не имеет значения. Чутье еще не подводило меня, может, поэтому я еще жив и не утратил рассудок с Той Самой Ночи, Когда Все Изменилось.
Время представляется мне паутиной, которую плетет безумный паук. Но я не чувствую себя жертвой, вовсе нет. Я - поток электричества, существующий и питающий суть этих переплетений. Я смог приспособиться, и некого благодарить за это, кроме себя самого.
Обнаруживаю себя наклонившимся вплотную к зеркалу и шепчущим что-то себе под нос. Прерываюсь усилием воли и пытаюсь заглянуть в глаза человеку по ту сторону зеркала. Он выглядит осунувшимся и усталым, глаза с темными кругами под ними смотрят с какой-то печалью и осуждением. "Сколько так может продолжаться?" - шепчут непослушные губы, и я отворачиваюсь, вспоминая еще одно правило - нельзя оставаться в одном месте подолгу, даже в таком безопасном и залитом светом. Мне нужно держать себя в руках, не позволить этому вырваться на свободу, а еще занять себя чем-то до захода солнца, когда я, наконец, смогу спокойно поспать. Я надеюсь, что мне приснится что-то хорошее.
Мне нельзя подолгу вглядываться в черное пламя, что горит у меня внутри. Ведь я - Ночной Жилец, хочу я этого или нет.
***
Выключив воду, прислушиваюсь к звукам на кухне. Если там кто-то и был, то теперь он или они уже ушли. Я чувствую это своим нутром, чувствую себя снова хозяином квартиры.
Мой дом по ночам напоминает мне лабиринт - пути, по которым следует пройти, каждый раз меняются, неизменным остается одно - тяжелый запах Дома, его ворочащиеся во сне пыльные мысли, его утробное ворчание, которое напоминает биение сердца ( может, это и есть оно), его взгляд, от которого не скрыться. Я не могу этого сделать, как бы страстно этого не желал - все равно остаюсь внутри него, вместе с сонмом вещей, пришедших из других мест.
И все же это мой дом, моя квартира. Я знаю правила, по которым она существует, и стараюсь, по возможности, не покидать ее пределов ночью. Там еще хуже. Этот дом существует у меня в воображении, а я у него - так сказала рыжая кошка, которую я встретил во сне, и у меня нет оснований ей не доверять.
***
Свет на кухне видится мне приглушенным , неуверенно пробирающимся сквозь длинные тени предметов. Кажется, что это лишь иллюзия света, на самом деле - еще один вид темноты. Ненастоящий, недостаточно яркий, он обещает тревожные мысли, если провести достаточно времени под его лучами.
Стою, не в силах сдвинуться с места. Это место словно забирает из меня жизнь, способность чувствовать. Приглашает в мир, лишенный красок, я ощущаю холодный ветер, раздирающий мое лицо. Кажется, что, сделав одно неверное движение, члены мои превратятся в пыль. Каким-то шестым чувством, иным зрением, я наблюдаю причудливые узоры, что создает ледяной ветер из моего праха. Я знаю, что это может со мной случиться, а, может, уже произошло.
Делаю шаг вперед, сдергивая с себя оцепенение, словно вуаль, подхожу к окну, щурясь, не в силах увидеть всю полноту мира сквозь полуприкрытые жалюзи. Вижу только зеленую луну, разрезанную на части, улыбаюсь. Фонарщик еще не пришел. У меня есть время выпить кофе.
Мне хочется поскорее закончить со всем этим, поэтому я отточенными движениями наливаю воду в чайник, ставлю его на огонь и жду, держа в руке чашку со сколотыми краями, на дне которой черный порошок.
Для того, что бы вновь не впасть в ступор, начинаю ходить кругами, останавливаясь время от времени, что бы разглядеть ту или иную вещь. Все кажется мне странным, лишенным привычного вида и пропорций. Все это от того, что мало сплю. Я как бы и во сне и наяву, получается так.
Все на кухне желтого цвета. Желтые обои, внутри которых, словно змеи извиваются цветы. Желтый холодильник, на стенку которого кто-то прицепил на магнитах детские рисунки. Желтый стол, желтый тусклый свет лампы. Я не думаю, что когда-то любил этот цвет. Возможно, при свете дня она выглядит иначе, не могу вспомнить.
Единственное, чего я по-настоящему хочу - услышать звук закипевшего чайника. Но, пока этого не происходит, останавливаюсь в очередной раз около холодильника. Рисунки на нем - грубая пародия на меня самого. Длинный человек, со сгорбленной спиной, бредущий по дому, нанесенный на бумагу грубыми черными мазками особенно оскорбителен. Рядом с ним - сеть иероглифов, всматриваясь в которые, у меня начинает болеть и кружиться голова.
Дергаю за ручку, но она не поддается, холодильник издает угрожающий гул, но меня не так просто сломить. Ставлю чашку на стол, тяну обеими руками и тут же закрываю нос рукой. Похоже, что-то протухло, но открывать каждую кастрюлю и смотреть что именно мне совсем не хочется. Хватаю пачку шоколадного печенья и отхожу подальше.
Свист заставляет меня подпрыгнуть на месте. Вдыхаю аромат черного кофе, закрыв глаза от удовольствия. Мне просто нравится его вкус, бодрящего эффекта все равно ноль. Грею руки о горячую чашку, взгляд скользит по рисунку на холодильнике, после чего выпрямляю спину, что бы не быть похожим на свой уродливый портрет. Определенно стоит чем-то отвлечь себя, и я даже знаю чем.
Сидя за столом, шарю по нему руками, словно слепой, пока не нахожу пульт от телевизора. Неважно, что смотреть, все равно в столь поздний час не покажут ничего хорошего. Делая глоток за глотком, переключаю каналы, но пока ничего, кроме помех не нахожу. Терпкий ароматный напиток придает моим поискам уверенности и не дает пасть духом. Прерываюсь, что бы осторожно откусить кусочек печенья, не нажимая при этом на больной зуб. Вглядываюсь в помехи, и чувствую, что кто-то вглядывается в меня сквозь них. Возможно, это другой Жилец сидит вот так же на кухне и пьет кофе?
Мне отчаянно хочется с кем-то поговорить. В следующий раз надо обязательно навестить соседей. Например, своего друга, художника, из квартиры напротив. Ну, друг - это конечно, сильно сказано, но мне хочется иногда думать так. Друзей у меня нет. А этот... Так. Просто человек, которого я иногда встречаю на лестничной клетке.
По правде, я видел его только один раз, когда вышел ночью, и он тот час же захлопнул дверь в свою квартиру. Но я успел увидеть картины на его стенах, и это было крайне интригующе. Художник. Человек искусства. Вот, с кем я знаком.
По крайней мере, он никогда не звонил мне в дверь, как это делали остальные. А, значит, врагом его точно не назовешь. Обязательно зайду к нему в следующий раз.
Переключаю канал, и тут же чуть не роняю пульт. В мою квартиру проникают непростительно громкие звуки. Это какой-то ночной концерт, и музыка уж совсем непотребная. Нет, лучше помехи.
Щелкаю дальше и попадаю на передачу ночных новостей. Конечно, это запись дневного выпуска, но я смотрю их сейчас, поэтому для меня они ночные.
Студия, что показывают мне, кажется абсолютно стерильным местом - выбеленным настолько, насколько это возможно. Ведущий, молодой мужчина, настолько стандартный, что похож на манекен, читает последние новости четко поставленным голосом. Такой голос не встретишь в обычной жизни, это, можно сказать, особый язык, использующийся по ту сторону экрана телевизора. Иногда мне кажется, что люди там - вовсе не люди, а роботы, старающиеся изо всех сил подражать человеку, но из-за разницы в устройстве разума, делающие это по-своему, слишком идеально. Странно, но я раньше считал, что это их мир реален, а наш незавершен, представляя из себя грязную пародию. Раньше белоснежные улыбки актеров, их веские фразы, то, как они выделяют слова в предложении, казалось, гипнотизировали меня, заставляли думать, что со мною что-то не так, что жизнь не должна быть такой. Сейчас, сидя на кухне и осторожно пережевывая шоколадное печенье, дабы не потревожить зуб, я понимаю, что это не так.
Ведущий не вызывает у меня никакого доверия, все в его образе говорит об искажении. Здоровый цвет лица, чисто выглаженная одежда, словно только из магазина, многозначительный взгляд - я понимаю, что очень страшно быть таким, как он, и радуюсь своему несовершенству. По крайней мере, я жив, существую здесь и сейчас, а, может, и в нескольких местах одновременно. Я сознаю, что обладаю выбором, как живое существо и это вызывает у меня улыбку.
Пью черный кофе, он кажется мне густым, словно смола и дьявольски горьким. Идеальный ведущий пропадает с экрана, но его голос продолжает вещать. Мне показывают кадры ночного города, камеру словно прикрепили к автомобилю, что неспешно едет по пустынной дороге. На заднем фоне играет успокаивающая музыка. Я откидываюсь на спинку стула, смотрю на контуры зданий, теряющихся во тьме, вглядываюсь в то, что лежит за оранжевым светом фонарей. Надеюсь, что покажут хоть одного человека, бредущего по своим делам, но не вижу не одного. В некоторых из окон горит свет, но я не уверен, живет ли там кто-нибудь. Мне кажется, что стоит сделать только один шаг к экрану телевизора, и я окажусь по ту сторону, а объектив видеокамеры станет моим единственным глазом, а голос ведущего - мыслями в моей голове.
Вместо этого я делаю еще глоток, закрываю глаза и слушаю, что говорит мне ведущий. Сперва его четкие слова непостижимым образом сливаются с музыкой на заднем плане, но вскоре я концентрируюсь настолько, что бы понять смысл того, что он говорит.
"По проверенным данным несколько человек видели женщину с холщовым мешком на голове, расхаживающую так среди бела дня в нескольких местах одновременно, а затем таинственно исчезнувшую. На вид ей было лет двадцать - двадцать пять, но точный возраст, а так же личность установить не удалось. Неизвестно, жертва это или же умелый провокатор, получающий удовольствие от того, что пугает людей своим нелепым видом. Любопытно, что несколько человек видели ее в определенный отрезок времени в разных точках Москвы, и их показания насчет схожести в образе абсолютно совпадают. Ни смотря на холодную погоду, она была одета в летнее платье в горошек и босоножки. Любопытно, но ни одному из очевидцев ни пришло в голову снять ее на видеокамеру. Есть версия, что это были разные люди, так как один человек может находиться исключительно в том месте, где он сейчас находится, но не в нескольких сразу. Женщина(или женщины) шла, немного шатаясь, а затем исчезла. Правоохранительные органы пока не выдвинули никаких версий происходящего. Если вы обладаете какой-либо информацией, убедительная просьба сообщить об этом в ближайшее отделение полиции.
А теперь к более жутким новостям. В Восточном округе города Москвы объявился маньяк, наводящий трепет на жителей района. Неизвестный похищает породистых пушистых кошек, а спустя некоторое время они возвращаются домой к своим хозяевам абсолютно лысыми. Маньяк не наносит им никаких физический повреждений и стрижет очень аккуратно, так, как делал бы это профессионал. Его ужасающие действия повергают хозяев в шок, так как известно, что кошек с пушистой шерстью очень приятно гладить, а лысые, они вызывают у любого здорового человека только отвращение. К этому делу были подключены лучшие детективы столицы, власти планируют ввести чрезвычайное положение.
А теперь к другим новостям. Среди жителей города начала распространяться так называемая Токийская Болезнь. Зараза распространяется через посылки, обратным адресом которых значится город Токио. Внутри посылок находятся линзы, одевая которые человек начинает страдать галлюцинациями и приступами паранойи. Пострадавшие начинают видеть ребенка азиатской внешности, появляющегося из ниоткуда и исчезающего столь же таинственно. Пол ребенка, по показаниям, у каждого разный, как и его внешний вид. Со временем, если не оказать должного лечения в специальном учреждении, человек начинает думать, что ребенок настоящий, а он сам является плодом его воображения. Власти Токио отказались брать на себя ответственность за случившиеся, аргументировав это тем, что городов Токио несколько, а вернее, великое множество".
Мерный голос ведущего усыпляет меня, и я встряхиваю головой, что бы снять с себя морок. Делаю глоток из чашки, но морщусь от ледяного кофе. Сколько времени я провел, смотря телевизор? В спешке щелкаю на кнопку выключения, но это не дает ровно никакого эффекта. Встаю из-за стола и с силой выдергиваю шнур, погружаясь в обволакивающую тишину, чувствую как внутри холодеет из-за смутной тревоги. Слушаю свое дыхание, с каждым вдохом и выдохом мне становится легче, словно шар, сотканный из теплой шерсти образуется внутри моей груди.