В двадцатые-тридцатые годы посёлок Кольчугино был одним из «мозговых центров» производства сплавов и цветных металлов в СССР. Например, именно там в 1922 году был создан знаменитый «кольчугалюминий» — советский вариант дюралюминия, ничуть не уступающий тому, который внедрил в 1917 году Гуго Юнкерс.
Но не кольчугалюминием единым жила советская металлургия в двадцатые годы. Когда в 1926 году была принята Трёхлетняя программа танкостроения, стальной сплав для брони будущей советской техники поручили изготовить Кольчугинскому заводу цветных металлов, при котором действовала лаборатория Высшего технического училища.
Вот в это училище и был направлен в командировку инженер-технолог Кольчугинского завода Михаил Цителов.
…В один из немногих своих выходных Михаил Николаевич вышел прогуляться, просто подышать воздухом и полюбоваться столицей. Однако, свернув на Садовое кольцо, он остановился, как громом поражённый. Буквально в паре метров от угла стоял танк. А за ним — ещё и ещё. Целая танковая колонна.
Танки в Москве, да и во всём Союзе тогда были в диковинку. И всё же не они так удивили инженера Цителова. Его внимание привлекла высокая статная светловолосая женщина в кожаном пальто, стоящая на броне головной машины. Она перекинулась парой слов с бойцами-танкистами, после чего ловко соскочила на мостовую, где её ждал автомобиль…
Эту женщину звали Лили-Мария, или (как её называли коллеги и подчинённые) Лилия Яльмаровна Пальмен.
Герб рода Пальмен
Шведская фамилия Пальмен известна в России как минимум с начала XIX столетия. Например, Хенрих Джоел Пальмен служил в Главном таможенном управлении при императоре Александре Павловиче, и даже как-то загремел в тюрьму за растрату. Его сын Иоган был вице-канцлером Гельсингфорсского университета, сенатором и вообще человеком незаурядным. В 1883 году он возведён в дворянское достоинство — ему и его потомкам высочайшим указом присваивается титул баронов Великого Княжества Финляндского.
Интересный факт. За последние десятилетия существования Российской империи фамилия Пальмен стала одной из виднейших в Финляндии. Общественные деятели, предприниматели, политики — отпрыски этой фамилии были успешны во всём. В т.ч. и в науке — например, профессор Иоганн Аксель Пальмен, член-корр. Императорской академии в Санкт-Петербурге, первым в России начал заниматься кольцеванием птиц для изучения путей их миграции.
Очевидно, что внучке Иогана Пальмена, Лили-Марии, прочили самое блестящее будущее. И первые годы её жизни, казалось, оправдывают самые оптимистичные прогнозы доброжелателей.
Она получила блестящее образование. В качестве средней школы родители избрали для неё элитарную гимназию княгини А.А. Оболенской. Это было единственное в столице женское учебное заведение, в котором можно было полноценно изучать точные науки — физику, химию, математику. И окончила она её с отличием. Аттестат за седьмой класс (а образование в ту пору было семилетним) включал, помимо прочего, такие слова: «Баронесса Лили-Мария Яльмаровна Пальмен... награждена правом на золотую медаль».
Но что ей та медаль, если своё будущее эта удивительная девушка решила связать с наукой?! Она поступает в восьмой, «необязательный» класс. Откуда же ей было знать, что буквально через год всё сильно изменится?..
Интересный факт. По окончании восьмого класса гимназии российская женщина в целом уравнивалась в правах с мужчинами. Ну, почти.
Тем не менее, в мае 1918 года ей выдают свидетельство о том, что она имеет «право поступления без дополнительных испытаний в высшие учебные заведения» страны. И талантливая девочка, которой едва исполнилось 18, старается по-максимуму реализовать это право.
Накануне нового, 1919 года, в голодном, занесённом снегом и подсолнечной шелухой Петрограде её зачисляют на первый курс Технологического института, а вскоре — ещё и в Консерваторию «по классу пения». Педагоги обоих учебных заведений пророчат ей блестящее будущее. Вот только высшее образование что при царе, что при Советах — штука затратная…
Пришлось продать часть вещей, оставшихся от папеньки. Будь он жив — может, и попытался бы как-то помочь дочери. Но он скоропостижно скончался в 1901 году. И в конце концов встал очевидный выбор — вокал или наука. Лили-Мария колебалась недолго — уже в 1920 году она оставляет занятия в Консерватории, желая целиком посвятить себя учёбе в Технологическом институте.
И это ей уже почти удаётся. Во всяком случае, до тех пор, пока её имущество, как «нажитое при царском режиме путём эксплуатации трудового народа» не конфисковывают в пользу того самого народа. Оставляют ей буквально одно платье, в котором она была на тот момент, пальто, смену белья и несколько пар обуви. Подруги и жёны «борцов за трудовой народ» имели слишком широкие ступни, не по ноге им были сапоги баронессы.
Пришлось срочно искать новое жильё и средства к существованию. Лили-Мария перебивается случайными заработками — трудится машинисткой, переписчицей, даже прачкой. И с фанатичным упорством продолжает посещать лекции в институте, несмотря на все трудности, которых меньше не становилось.
Выручил случай. В 1921 году в институте открылся факультет авиационного моторостроения. Студенты факультета поощрялись повышенными стипендиями и пайком. Среди отобранных для учёбы по новому направлению была и баронесса Пальмен. Бывшая баронесса, разумеется.
И она защитила-таки диплом. «Малогабаритный авиационный мотор» — так звучала тема её дипломной работы. Её расчёты оказались точными, а теоретические выкладки - блестящими. Настолько, что институт вместе с «корочкой» вручил соответствующую золотую медаль.
Да, именно с авиацией хотела связать свою жизнь Лиля Пальмен, советская баронесса. Однако Родина знает лучше — и талантливую выпускницу Технологического института 3 февраля 1925 года направляют на завод «Большевик». Там ей предстоит изучить возможность постройки танка с отечественным двигателем.
Работа эта оказалась сложной и не «кабинетной». Л.-М. Пальмен снова и снова выезжает на испытательные полигоны, чтобы лично наблюдать условия, в которых приходится действовать боевым машинам. Ей приходится лично участвовать в обмерах иностранных машин и даже в пробегах…
Вот во время одного из таких танковых пробегов её и увидел Михаил Цителов. Он частенько потом вспоминал удивительную незнакомку. Откуда же ему было знать, что они работают, фактически, над одним и тем же проектом? И главное,— что им ещё предстоит встретиться, причём в совершенно иной обстановке.
Но это всё было потом. Пока же Лиля Пальмен трудится, не покладая рук, над силовой установкой для первого по-настоящему советского танка. Но работа идёт медленно. Причин тому несколько. Это и недостаток элементарных расходных материалов — например, значительная часть чертежей выполнялась на газетной бумаге, да и её порой не хватало. И отсутствие элементарных навыков у многих сотрудников конструкторского бюро, из которых некоторые не умели и карандаша правильно заточить. И проблемы с оснащением — на весь завод в начале 1925 года было только два (в скобках прописью — два) арифмометра. Большинство расчётов приходилось вести «в столбик», что не слишком-то способствовало ускорению работ!
Интересный факт. На тот момент у советских конструкторов имелся очень небольшой опыт танкостроения. Единственным условно отечественным танком был «Рено-Русский» завода «Красное Сормово», выпущенный серией аж в пятнадцать машин.
И всё-таки небо звало… Поэтому, едва было объявлено о Всесоюзном конкурсе на лучший маломощный самолёт, Пальмен не задумываясь приступает к работе над двигателем для него. Трудиться приходилось в свободное от работы над танковым двигателем время. Однако его вскоре стало не хватать.
Дело в том, что Советский Союз в ту пору практически не имел полноценной авиационной промышленности. И, как только встал вопрос о налаживании серийного производства самолётов, оказалось, что моторов для них нет.
Поскребя по сусекам, сотрудники Наркомата обороны нашли-таки один трофейный двигатель «Либерти» — вполне удачный агрегат, модификации которого использовались авиа- и танкостроителями США и Европы фактически до конца Второй мировой войны. Инженеры А.Бессонов и М.Макарук детально изучили его и подготовили соответствующую документацию. Вот только наладить массовое производство было непросто…
Много бессонных ночей пришлось провести Лиле Пальмен за проверкой чертежей и уточнением расчётов своих коллег. Пришлось внести немало поправок в систему допусков и посадок, предложенную ранее. И всё это без отрыва от основной работы по проектированию двигателя для будущего танка!
В итоге к лету 1925 года новый мотор, получивший наименование М-5, стал соответствовать высшим требованиям надёжности. Это было подтверждено, например, перелётом советских лётчиков по маршруту Москва-Пекин. Самолёты Р-1, которые пилотировали М.Громов и М.Волковойников, были оснащены теми самыми двигателями М-5, над которыми корпела Л.Пальмен. Эти же М-5 впоследствии устанавливались на танки БТ.
Теперь экс-баронесса могла вернуться к своей мечте — начать работать над двигателем для малой авиации. Но времени до окончания конкурса на лучший маломощный самолёт СССР оставалось совсем немного. Буквально за пару недель она провела необходимые расчёты и изготовила комплект чертежей. И успела. 23 июня 1925 года комиссия конкурса решила выделить средства на изготовление и испытание двигателя её конструкции. Все остальные проекты были признаны недоработанными либо просто бесперспективными.
Л.-М. Пальмен и какой-то мужик на фоне двигателя АМБ-20.
Казалось бы — успех! Советская малая авиация получила двигатель отечественной разработки, которому было присвоено название АМБ-20 (авиамотор «Большевик», 20 л.с.). Оставалось построить аэроплан, которому этот двигатель будет «как раз». Однако работы затянулись, и лишь в 1928 году «Ленинградская правда» опубликовала заметку, в которой говорилось: «28 сентября в 6 часу вечера на Комендантском аэродроме состоялось испытание первой авиэтки с первым советским маломощным мотором... Лётные качества авиэтки превзошли ожидания». Авиэтками (авиетками) в ту пору называли лёгкие самолёты с двигателями небольшой мощности.
ЛАКМ-1, авиетка (лёгкий самолёт) с двигателем АМБ-20.
Как раз в конце двадцатых СССР переживал «авиационный бум» — один за другим устанавливались всё новые авиационные рекорды, фотографии лётчиков всё чаще украшали передовицы газет, молодёжь рвалась в небо! Студенты, а то и школьники при Дворцах пионеров собирают авиамодели и даже пробуют свои силы в постройке «настоящих» самолётов. Правда, мотоциклетные двигатели не слишком-то подходят для применения в авиации, пусть даже и лёгкой. А тут — такая удача, отечественный авиамотор, специально созданный для небольших самолётиков, которым надлежит стать «школьной партой» для сотен пилотов!
Но АМБ-20 так и не был запущен в серийное производство. Авиетки оказались не нужны Советской власти.
Зато нужны были мощные двигатели. Проект семисотсильного М-24 (АМБ-700), над которым пришлось немало поработать Пальмен, на разных этапах разработки неоднократно предоставлялся комиссии УВВС и в целом соответствовал тому, как авиационное начальство видело новую силовую установку. Но, как ни крути, АМБ-700 выходил слишком дорогим и сложным для достаточно скромных мощностей советской промышленности. Проект «завернули».
Сама Лилия Яльмаровна, занимаясь авиационными моторами, не переставала при этом трудиться над основной задачей, поставленной перед заводом «Большевик» — в кратчайшие сроки начать производство первого советского танка. Двигатель Микулина, который первоначально предполагалось использовать, был недостаточно мощным и надёжным, и силовую установку пришлось фактически создавать заново. Чтобы новая машина была достаточно компактной и подвижной, нужно было сделать всё возможное для уменьшения массы — и Пальмен с большим трудом, буквально по миллиметру «выгадывая» свободное пространство, размещает-таки мотор поперечно, а не вдоль продольной оси, да ещё объединяет с ним в один блок трансмиссию — так удалось выгадать ещё пару сотен килограммов.
Да, все эти ухищрения были нелишними. Несмотря на то, что двигатель удалось-таки избавить от большинства «детских болезней», типа проблем с охлаждением и надёжностью, он оставался маломощным и выдавал всего лишь 35 л.с. — в два раза меньше, чем у «жигулей»! Маловато для перемещения пятитонной машины?
Разумеется. И для Пальмен это было так же очевидно, как и для нас сейчас. Поэтому, не успели танки первой серии покинуть завод, она уже корпела над кульманом, пытаясь понять, как их усовершенствовать. В минуты, свободные от чертежей и расчётов, бежала то в один цех, то в другой, чтобы вести контроль за сборкой отдельных узлов и агрегатов. Ей удалось значительно улучшить культуру производства на заводе «Большевик» и добиться-таки прибавки мощности. Заодно получилось установить на танки последующих серий совершенно новую трансмиссию, что значительно улучшило подвижность машины, окончательно превращая её из экспериментальной в полноценную боевую.
Так появился «Малый танк сопровождения — Первый», или просто МС-1, также известный как Т-18. Эти аппараты здорово «дали прикурить» гукам в ходе сражений за КВЖД, а отдельные экземпляры «дожили» до начала Великой Отечественной.
Танки МС-1 (Т-18) на улицах Москвы.
Среди множества проектов по развитию конструкции Т-18 можно встретить не только заурядные по нынешним временам, как, например, «превращение» танка в САУ, бронетранспортёр или инженерную машину. Воплощались в металле куда более экзотические идеи. Например, 23 марта 1930 года на поле в подмосковной Кубинке выполз танк без экипажа. Он управлялся по радио.
Рисунок двигателя Т-18 из довоенной книги.
Лилия Яльмаровна была в курсе всех этих разработок и регулярно консультировала инженеров, которые их вели. Но перед ней уже были поставлены новые задачи. На базе Т-18 при её участии был разработан «основной танк сопровождения» Т-19, оказавшийся, однако, слишком дорогим и сложным для производства в СССР. Кроме того, силовые установки для средних танков Т-12 и Т-24 требовали доработки — пришлось нашей героине заниматься и ими. Помимо прочего, она рекомендует произвести перепланировку бронекорпуса Т-24, что впоследствии и было сделано. Наконец, легендарный танк Гротте, значительно опередивший своё время и потому «неподъёмный» для советской промышленности, оснащался авиационным двигателем М-6, адаптацией которого для «наземного» использования занималась Пальмен.
И всё-таки свою мечту о работе с двигателями для авиации она не забыла. Она получает место доцента в Ленинградском институте инженеров гражданского воздушного флота. Летом 1933 года в Пулково были сданы новые корпуса ЛИИ ГВФ и Л.-М. Пальмен предложили возглавить экспериментальную Лабораторию авиационных моторов. Она согласилась, не задумываясь.
Правда, сказать «да» было куда проще, нежели покинуть завод. Увольнения ей пришлось добиваться несколько дней. Когда же весть о её окончательном уходе в ЛИИ достигла руководства РККА, начальник Управления механизации Иннокентий Халепский тут же примчался на «Большевик» и устроил его директору великолепный разнос.
Интересный факт. Халепский был арестован в 1937 году по обвинению в участии «в военно-фашистском заговоре» и расстрелян. Реабилитирован спустя 20 лет.
Лили-Мария Пальмен была очень довольна положением дел в новой лаборатории. Уже с осени 1933 года она собиралась начать работу над новым двигателем для гражданских самолётов, а заодно заняться усовершенствованием сразу нескольких авиамоторов других конструкторов, в первую очередь — Микулина и Чаромского. А до того можно было позволить себе маленький отдых. Впервые за 8 лет напряжённой работы она взяла отпуск и уехала в Евпаторию.
Вернулась домой Лилия Яльмаровна восьмого сентября. Но даже вещи как следует разобрать не успела…
Она была арестована в тот же вечер. В чём была — в лёгкой юбке, авиационном кителе и лакированных туфлях-»лодочках» — в том и увезли. Только разрешили взять с собой пальто. Срезали нашивки с пуговицами и заперли в «одиночку». Почему? Что случилось?? В чём её обвиняют??? Этого она не знала.
С утра — фотографирование анфас и в профиль, снятие отпечатков пальцев. И ни один конвойный и словом не обмолвился о том, по какой причине оказалась в тюрьме на Шпалерной эта женщина.
Вечером — вокзал, вагонзак, а уже наутро наутро её доставили в Москву на Лубянку. Первый же вопрос следователя буквально ошеломил арестованную: «На какую контрразведку работаете?»
Этого она не понимала. То есть что такое «разведка» — это очевидно, но вот при чём здесь «контрразведка»?.. Откуда же ей в тот момент было знать, что полуграмотный следователь Барсуков и сам этого не понимал! Со всей пролетарской прямотой он рассуждал категориями «свой-чужой», «фас-фу». И если перед ним враг, «контра» (а кем же ещё могла быть эта женщина в кителе со споротыми пуговицами?), то и работает она не на нашу «разведку», а на иностранную «контрразведку».
Дико звучит? Вот и Пальмен так думала. Однако её злоключения только начинались…
Там же, на Лубянке, была своя тюрьма. Одиночные камеры располагались на самом верхнем этаже. В одной из них и заперли экс-конструктора «Большевика», а ныне — подозреваемую в шпионаже.
С утра — опять допрос. Барсуков орал, брызгая слюной, угрожал: «Я всё равно заставлю тебя сознаться! Учти, тебе грозит расстрел, а в лучшем случае — Соловки!..»
Единственным шансом на спасение, по его словам, было «чистосердечное признание». Стоило заключённой возразить — он тут же снова начинал кричать, размахивать кулаками. Правда, в один момент Барсукову это надоело и он объявил: «Не сознаёшься? Ну тогда мы устроим тебе «конвейер», как мужчинам». И снова стал требовать признания. Час, другой, третий, пятый. Устал, ушёл спать. А Пальмен осталась стоять в своих туфлях на каблуке. Ни присесть, ни даже опереться о стену не давал конвоир. Утром заспанный Барсуков вернулся и, с удовольствием рассмотрев измученную женщину, задал единственный вопрос: «Ну что, подумала?»
Получив отрицательный ответ, отправил в камеру.
Только после третьего такого «конвейера» принесли папку с делом профессора Бриллинга, арестованного незадолго до того. Следователь зачитал его признание: «Я, Николай Романович Бриллинг, был членом контрреволюционной вредительской и шпионской организации…»
Окончив чтение, Барсуков заявил: «Ну вот, я дал тебе шпаргалку. Теперь ты знаешь, что я хочу от тебя получить». И добавил: «Мы знаем, что ты хороший инженер —плохие нам не нужны, мы бы тебя тогда не взяли». Правда, кто такие эти «мы», он не уточнил.
Теперь было очевидно, что Пальмен арестовали по навету какого-то менее талантливого «доброжелателя» и пытаются подвести под «дело Промпартии». Этот громкий судебный процесс был сфабрикован в 1930 году. Когда оказалось, что производительность на советских предприятиях находится на средневековом уровне, а рабочие недовольны условиями труда и всегда готовы протестовать, срочно пришлось назначить виновных. И назначили.
Это было общеизвестно. Как и то, что вслед за собственно «делом Промпартии» снова и снова заводятся уголовные дела на квалифицированных работников и инженеров. Все они обвиняются в шпионаже, саботаже, диверсиях. Имели место даже приговоры к «высшей мере». Но при чём здесь профессор Бриллинг и она, Лиля Пальмен?
Ответа на этот вопрос она не узнала. Впрочем, и Барсуков не добился своего — она не подписала признания, даже не проронила ни слезинки за всё время допросов. И вскоре её перевели в новое место заключения.
Это был небольшой подвал в центре Москвы. К тому моменту там уже располагалось с десяток экс-сотрудников завода «Большевик». По утрам их под конвоем увозили на заводы и полигоны, а «новенькая» принималась корпеть над чертежами и книгами… В том числе, на английском языке.
Так уж вышло, что в Красной армии не оказалось специалиста, способного внятно составить инструкцию по эксплуатации танка Т-26, который незадолго до того пошёл в серию. Этим и пришлось заниматься арестованной Пальмен. Никто лучше неё не мог перевести с английского литературу, прилагавшуюся к танку «Vickers Mk. E», никто не мог разобраться в тонкостях работы его двигателя и трансмиссии.
При чём здесь «Виккерс», спросите вы? О, всё просто. Не имея возможности полноценно организовать разработку и производство нового собственного танка, Советы купили лицензию на производство английского, фактически скопировав его. Но, как оказалось, произвести машину — это ещё не всё. Надо научить бойцов и механиков как-то обращаться с ней.
Вот инструкцию к этой самой массовой советской боевой машине межвоенного периода и составила «шпионка» Пальмен.
Потом снова был вагонзак. Пересыльный лагерь в Сызрани. Камера с уголовницами. «Общественно-полезный труд» — сбор овощей на поле какого-то колхоза. Экс-баронесса не отказывалась от работы — так, по крайней мере, была возможность тайком съесть пару помидоров, которые казались настоящими деликатесами после баланды.
Снова поезд, теперь на восток. Челябинск. Только там она узнала свой приговор. После того, как всех заключённых выгнали из вагона и усадили на корточки, старший конвоир устроил перекличку и со смехом объявил «осуждённой Пальмен одна тысяча девятисотого года рождения», что она приговорена к расстрелу…
…с заменой десятью годами лагерей.
И опять тряская духота вагона, перегороженного решётками, из еды — чёрствый хлеб, несладкий чай, лишь в обед — «суп», состоящий из недосоленной воды, в котором плавают обрывки капустных листьев.
Прибыли в Караганду. Оттуда пешком до лагеря. Старший конвойный сразу предупредил — та из женщин, которая отстанет в пути или попытается присесть передохнуть, будет считаться «беглянкой», а в случае побега бойцы стреляют без предупреждения.
Шли полдня, почти без остановок. Уже в темноте Пальмен почувствовала, что силы окончательно оставляют её. Она бросила тощий тючок с вещами на землю и села сверху. Подбежал конвойный.
«Больше не могу. Стреляй!»
Тот рассмеялся. «Дура, вот же тюрьма! Мы уже дошли».
И действительно, буквально в сотне шагов светились какие-то огни, лаяли собаки. Это была Долинка — одно из «поселений» т.н. «Карагандинского совхоза-гиганта ОГПУ», больше известного как Карлаг.
Ей повезло в первую ночёвку сохранить свои личные вещи, на которые давно уже «точили зубы» уголовницы, а наутро «заключённую Пальмен» направили в Центральные ремонтные мастерские. Одним из мастеров ЦРМ был Михаил Цителов. И — да, он её узнал…
Потянулись дни. Михаил Николаевич редко встречал Лили-Марию — он руководил литейным цехом, а она трудилась в Конструкторском отделе. Жили они в разных бараках, пищу принимали хоть и в одной столовой (а при ЦРМ была полноценная столовая), но в разное время. Тем не менее, постепенно между ними наладились вполне дружеские отношения.
В начале зимы с «большой земли» дошла весточка об убийстве Кирова. Буквально на следующий день Пальмен узнаёт, что её направляют в Москву, на Лубянку. С трудом раздобыв через Цителова тёплые вещи (сотрудники Конструкторского отдела практически всё время проводили в помещении и валенок им не полагалось), она в сопровождении конвойного общим вагоном добралась до столицы.
А. Шанин, комиссар государственной безопасности 2-го ранга.
Там её «для приличия» денёк подержали в одиночке, а наутро вызвали в кабинет к Шанину — секретарю коллегии ОГПУ, заместителю Ягоды. В своих воспоминаниях Лилия Яльмаровна упоминает, что имела с ним «неприятный разговор» и «отказалась принять его предложение». Однако о сути этого «предложения» нам остаётся только догадываться — она никогда о нём не распространялась.
Интересный факт. По свидетельству современников, Александр Шанин был «уголовной личностью с садистскими наклонностями». Видимо, поэтому он был дважды награждён «Почётным знаком ВЧК-ГПУ» — высшей наградой органов госбезопасности. Расстрелян в 1937 году, под реабилитацию не попал.
И снова Карлаг. Михаил Цителов встретил её как родную и тут же предложил поселиться в домике возле ЦРМ, где он жил с ещё тремя коллегами. Обстановка там была почти семейная — имелась возможность даже приносить из столовой пищу и обедать за одним столом.
В один момент Михаил Николаевич и Лиля Яковлевна решили подать заявление на имя начлага с просьбой вступить в официальный брак. И разрешение было получено! Так Советская страна обогатилась новой ячейкой общества…
К этому моменту одному из сотрудников мастерских, тоже бывшему инженеру, пришло в голову перевести автопарк Карлага на газ. Разумеется, не на природный — где его тогда было взять? Газ предполагалось производить при помощи газогенераторов.
Газогенератор или газген — это очень интересная штука. Он позволяет добывать из твёрдого топлива (угля или древесины) газообразное (тот самый генераторный газ), пригодное для использования в двигателях внутреннего сгорания.
Извиняемся перед автором и читателями, но Пикабу не даёт нормально опубликовать статью. Продолжение -
в следующей части.
Источник: Cat_Cat. Автор: Павел Заикин
Личный хештег автора в ВК - #Заикин@catx2