Тут позволю себе небольшое отступление для лучшего понимания ситуации. К тому времени местные власти установили на территории американских колоний самые низкие налоги в мире. Пенсильвания и Нью-Джерси вообще десятилетиями не собирали никаких налогов. Способствовало этому то, что колониальные администрации были малочисленными и финансировались, главным образом, за счет штрафов, а не налоговых сборов. И большинство колонистов вообще имели смутное представление о том, то такое налоги в пользу метрополии.

Теперь же ситуация менялась на корню. Гренвиль, во-первых, потребовал от колонистов платить существующие косвенные британские налоги вроде таможенных пошлин (которые ранее колонисты не платили от слова вообще). А во-вторых, ввел специальный налог для колоний – гербовый сбор (Stamp Act). Он являлся прямым налогом – любая печатная продукция, в том числе юридические документы и газеты, должны были печататься на гербовой бумаге, приобретенной в Лондоне за твердую британскую валюту, а не за колониальные бумажные деньги.

Ответом колоний стал лозунг «No taxation without representation» («Нет налогов без представительства»), который подразумевал, что новые налоги могут вводить только местные администрации. Проще говоря, колонии вновь вообще отказались платить. Лондон пытался давить. И к тому времени, когда Патрик Генри вошел в состав виргинского представительного органа, это противостояние уже доходило до стадии открытых протестов против власти метрополии. Так что наш герой, прославившийся в деле Парсона, оказался весьма к месту.

Вместе с коллегами они пишут семь резолюций на Stamp Act. Четыре относительно мягкие, повторяющие положения лозунга «No taxation without representation». Пятая прямо говорит, что налоги на население Виргинии может устанавливать только House of Burgesses. Шестая гласит, что «нет необходимости» подчиняться парламенту, если он вводит «незаконные налоги». А седьмая и вовсе объявила каждого сторонника налога – врагом Виргинии. 29 мая 1765 года Патрик Генри вызвался озвучить эти резолюции на заседании House of Burgesses.

На дворе была весна, большинство членов виргинского собрания – плантаторы –отсутствовали, уехав в своихозяйства. Из 114 членов Палаты, в зале было только 39. Большинство к тому времени уже решило, что далее бороться с гербовым сбором бесполезно и отправилось по домам, заниматься хозяйственными вопросами. Но Патрик не сдается и выступает с пламенной речью. Налогообложение без представительства – это тирания, заявляет он. А дальше, как это с ним бывало, он увлекся и дошел до угроз королю, сравнив его с Цезарем и напомнив, что на того нашелся свой Брут, а на короля Карла – Кромвель… Этого было достаточно, чтобы некоторые из присутствовавших обвинили Патрика в измене.

Как уверен современный исследователь биографии Генри, Джон Рагоста, Генри просто повел себя как адвокат, а не как политик, говорил, словно перед ним были не члены местной Палаты представителей, а присяжные. И это оказалось ошибкой - в результате были приняты только четыре первоначальные (наиболее умеренные) резолюции.

Но проиграв на заседании палаты, Патрик Генри приобрел вне ее пределов: в местных газетах печатают текст всех семи резолюций и они встречают поддержку у колонистов. Генри снова становится рупором населения Виргинии. Более того, эти тексты расходятся за пределы штата, и в соседних колониях их начинают обсуждать в ключе: если Виргиния может так спорить с короной, то чем мы хуже. Такие настроения очень скоро выливаются в бойкот английских товаров и массовые беспорядки в Массачусетсе, Пенсильвании, Бостоне (привет Бостонскому чаепитию), Нью-Йорке…

А ведь еще недавно казалось, что колонии поворчат и проглотят Stamp Act. И снова мы можем говорить о том, что выступление Патрика Генри (только уже не в суде, а в местном парламенте) стало очередным «поленом» в костер антианглийских настроений. Позже это, кстати, признали Джефферсон и Джон Адамс. Сам же Патрик в своих записях, обнародованных после его смерти, прямо говорил, что эти «семь резолюций в итоге привели к войне с метрополией» (что говорит о его скромности о том, что он прекрасно понимал, что сделал своими «майскими тезисами»).

Однако до американской революции было еще далеко и Генри надо было кормить свою постоянно растущую семью. Его успехи принесли ему не только известность, но и сбережения, позволившие вновь стать плантатором. В 1771 году Патрик покупает Скотчтаун (Scotchtown) - одно из самых больших и красивых поместий в Виргинии.

Поместье Scotchtown

В эти же годы он вместе с рядом других молодых членов House of Burgesses – Томасом Джефферсоном, Дабном Карром, Ричардом Генри Ли – начинают встречаться в Таверне «Ролей» и рассуждать о том, как организовать оппозицию британской политике контроля колоний. Попутно налаживая связи со своими единомышленниками в соседних штатах. К слову, в это время отношение Джефферсона к Генри меняется на восхищенное (правда, через несколько лет мы увидим обратные перемены).

Между тем, Британия не оставляла попыток повысить прибыльность американских колоний для короны. Отмена (под давлением бойкота товаров метрополии) Stamp Act продолжилась Тауншендскими пошлинами и другими попытками наладить там регулярный сбор налогов и пошлин. Закончилось это все печально известной Бостонской бойней в марте 1770 года. Причиной, как я уже говорил, стало накопившееся недовольство политикой метрополии, а поводом – ситуация, когда портовые рабочие Бостона отказались работать за низкую (по их мнению) плату, и работу за них стали выполнять британские солдаты из местного гарнизона. Все это вылилось в уличные стычки, в которых погибло несколько местных жителей, и выводом из города гарнизона вообще.

Но глобальную проблему противостояния метрополии и колоний это не решило, в результате, через несколько лет опять же в Бостоне произошло знаменитое «чаепитие», в результате которого в гавани был уничтожен груз чая, принадлежавший Английской Ост-Индской компании. Это событие принято считать началом Американской революции, оно достаточно подробно описано даже в школьных учебниках, поэтому не вижу смысла подробно на нем останавливаться. Отмечу лишь, что эту кампанию протеста поддержали и ряде других штатов: в каждой колонии, кроме Массачусетса, протестующие смогли заставить назначенных властью грузополучателей уйти в отставку или отправить корабль с чаем обратно в Англию. Маленькое отступление: вплоть до 1830-х годов американские власти старались особо не вспоминать «бостонское чаепитие», ведь сами идеологи революции относились к нему не очень одобрительно, поскольку не одобряли уничтожение частной собственности.

В ответ на такие радикальные акции протеста Лондон ввел т.н. «Невыносимые законы». В частности, Бостонский порт был вообще закрыт, что нанесло экономике колонии существенный убыток. Губернаторы получили право назначать шерифов, а индейцев, обвиняемых в совершении преступления, могли теперь отправить в Англию для судебного разбирательства, а не рассматривать их дело в судах колоний. Были и другие меры, которые ударяли прежде всего по Массачусетсу.

Теперь другим колониям предстояло решить, в какой мере они должны быть солидарны с бостонцами. С одной стороны, настроения борьбы с налоговым диктатом метрополии были общими, с другой, как сказано выше, стоявшие у руля этой кампании плантаторы не одобряли идею уничтожения товаров и ущерба для бизнеса (утопленный в Бостоне чай принадлежал частной компании).

Выработать план совместных действий было решено на Континентальном конгрессе, первое собрание которого состоялось в Филадельфии в сентябре 1774 года. На него приехали практически все известные политики колоний Новой Англии и окрестностей – Джордж Вашингтон, Сэм Адамс, Джон Дикенсон, Пейтон Рэндольф. И, конечно же, Патрик Генри.

Начало Конгресса было несколько скомканным: никто не был готов предложить какое-то решение. И тут на трибуну вышел худощавый адвокат и плантатор из Виргинии. Он начинает с того, что Виргиния будет поддерживать Массачусетс в его борьбе, а затем заявляет:

– Различия между Виргинией и Пенсильванией, жителями Нью-Йорка и Новой Англии больше не являются значимыми. Я говорю с вами не как не виргинец, а как американец.

Так впервые в публичном пространстве колониального протеста это слово (до того использовавшееся скорее как уничижительное прозвище колонистов в метрополии) прозвучало в совсем новом контексте. Не в смысле «заокеанская деревенщина», а определение нового народа, который «перерос» статус населения отдельных колоний. Так Генри озвучил свое видение американской революции, в которой участвуют американцы, стоящие вместе. Эту концепцию затем поддержали другие отцы-основатели. Но первым ее озвучил именно Патрик Генри, который в последующем наоборот, выступил против усиления центральной власти в молодом американском государстве.

Продолжение следует