Я проснулся от телефонного звонка. Сначала решил пусть родители подойдут. Ну или младший брат. Через пару минут вспомнил, что они все на даче и поплёлся снимать трубку.
Танки! - завопила голосом моего друга Вовки, выбивая остатки сна из моей головы- танки едут мимо моего дома в сторону Тверской прямо сейчас!!! Срочно приезжай! Пойдём смотреть, куда это они поехали!
Володя-я старался осознать, что происходит-насколько я в курсе, танки в центр Москвы едут только на парад. Парад у нас в мае, а сейчас август, и дело явно не в параде. Может лучше пойдём в поход, как собирались?
Это было утро девятнадцатого августа 1991 года. К счастью, мой друг внял голосу разума, то есть мне, и следующие три дня мы провели в подмосковных лесах, в компании наших двух собак.
Вернулись мы в Москву двадцать второго августа ближе к вечеру. Внешне вроде бы как в городе ничего не поменялось, но между тем, в воздухе витало что-то, словно что-то произошло, но хорошее или плохое, никто не понимает, поэтому все пребывают в некоей задумчивости.
Только этим я мог объяснить тот факт, что меня пустили в метро с овчаркой, что обычно было невозможно.
Поэтому, как писали в своих произведениях советские писатели, «усталые, но довольные» мы вышли из метро у себя на Войковской и сделали буквально пару шагов по направлению к автобусной остановке, когда перед нами остановился крупный мужчина с горящими глазами, всклокоченной бородой и волосами, торчащими во все стороны. Он пронизывающе взглянул на меня и спросил как я отношусь к Ельцину? Мне было шестнадцать лет и я не знал кто такой Ельцин, поэтому честно ответил, что никак. Он заявил, что я быдло. Я не знал, что такое «быдло» и не стал спорить, а просто захотел его обойти. Меня попугивают странные люди.
Мой уход явно не входил в его планы, поэтому он вскинул правую руку над головой, и начал произносить речь. К сожалению, я так и не узнал, что именно он хотел сказать, потому что в этот момент моя собака вмешалась в наш диалог.
Все время, пока мне задавали странные вопросы, она просто сидела рядом. Моя собака, как и я, не интересовалась политикой и из вежливости не встревала в разговор, но жест оратора поняла превратно.
Я потом ей объяснял, что это было сделано для усиления речи, а не для того, чтобы ударить меня сверху по голове.
Тем не менее, как только мужчина взмахнул рукой над моей головой, она без промедления бросилась вперёд и точным движением угодила ему металлическим намордником прямо куда надо. (Естественно она была в наморднике, мы всегда соблюдали правила).
Мужчина пискнул и сел на землю.
Я извинился, мы осторожно обошли его и направились к автобусу.

Как только мама пришла в себя, сразу попросила врачей показать ей новорожденную. Врачи не торопились, тянули время, искали всякие причины, чтобы не показывать дочь. Наконец, они сдались на просьбы и требования матери и принесли меня к ней. Мать не смогла сдержать слез, глядя на ребенка: голова в шишках и гематомах, в ушке – кровавая ватка, отечность на лице была такая, что глаза не открывались. Черные мысли пробрались в сердце матери: «Или умрет, или останется на всю жизнь калекой».

Через неделю маму и меня выписали из роддома, но не потому, что мне стало лучше, а потому, что не было смысла держать дальше. Во-первых, в селе не было нужных специалистов: неонатологов и невропатологов, а во-вторых, маму с нетерпением дома ждали ещё четверо детей. Отец встретил нас майским утром на крыльце больницы. Посмотрев на меня, он ничего не сказал, а только взял живой сверточек в одеяльце и прижал поближе к себе. Мама плакала, оправдывалась, упрекала и винила себя в том, что не могла родить сама, как положено, тем самым обрекая меня на муки.

Дома кто-то из братьев или сестер, поглядев на младшую, ляпнул по-детски, не думая: «Страшненькая какая!»

- Не страшненькая, а светленькая! – мама подошла к окну и раздвинула шторы. – Вон как в избе стало светло от нашей Светочки!

Вот так у меня появилось имя.

Спала я очень плохо, видимо, от боли. «Заходилась криком» так, что никто в доме не мог заснуть. Тогда отец закутывал меня в полушубок и выносил во двор. Петь песни он не умел, но сказки рассказывал отменно. Он садился на старую кровать под яблоней и, покачивая меня на руках, разговаривал со мной. Я слушала его, будто что-то понимая, успокаивалась и засыпала.

Мама очень переживала за меня. Ей досадно было слышать слова сочувствия и сострадания от коллег и соседей. Находились ведь и такие, что откровенно советовали родителям отказаться от меня, сдав в дом малюток. Мама тогда готова была их порвать.

Как-то в наш дома заглянула Проскуриха, бабка с «нечистой» репутацией. На селе её побаивались и обращались к ней в случае крайней нужды. Лечила она безнадежно больных, отказных, то есть тех, которым традиционная медицина ничем уже помочь не могла. Но не всё было подвластно бабке. Однажды она сама обратилась к нашей маме за помощью. Внучка Проскурихи, Маринка, пошла учиться в первый класс, а часть букв не выговаривала. Мама же поставила Маринке язычок на место и научила произносить нужные звуки. Проскуриха была благодарна учительнице. Решив, что наступил момент рассчитаться добром за добро, она зашла к нам и попросила маму показать «хворобу», то есть меня. Потрогав меня за пальчики, Проскуриха вынесла вердикт:

«За жизнь хватается! Выкарабкается! А чтобы умная была, читай вот эту молитву на огонь». С этими словами бабка сунула матери тетрадный листок, исписанный каракулями.

Листок со временем был утерян, но мама по памяти читала эту молитву каждый раз, растапливая печь. Сидела на коленочках возле открытой дверцы печи и шептала на огонь. И никто не смел тревожить её в этот момент.

Я выкарабкалась, выросла, окончила два ВУЗа. В целом, жизнь удалась. Я довольна.

Спасибо родителям за любовь и терпение, за негласный закон на земле «платить добром за добро».

Играю в баттл. Уже 99-й уровень. Осталось, для окончания месячного баттла, сыграть или 3 игры (но только каждый раз выигрывая — нет); или 333 — выигрывая и проигрывая.

Так вот. По игре, которую я, в общем-то, выиграл. Но до сих пор руки трясутся.

Играю и играю; все цифры уже обработаны - осталась последняя. Когда уже думать не нужно, а нужно БЫСТРО 'продолбить', в моём случае, 8 пустых клеток.

Стремительно (ах, как я прекрасен!) долблю: первая-вторая- третья...-...седьмая (ну всё, одна клетка осталась!), восьмая-не понял-восьмая-что за...-восьмая-какого чёрта!!!-восьмая-ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ-ТО!!!-восьмая-восьмая-восьмая-восьмая-восьмая-восьмая... Руки уже _реально_ трясутся.

Восьмая.

Готово, вы выиграли.

Фуууууууфффф... И я, и соперник сделали (та-дамм!!!) по 31 ходу каждый.

Обошёл я его на какие-то доли секунды. А мог бы обойти хода на 3-4, если бы не эта долбёжка по не срабатывающему -раз-за-разом- экрану.

Словом, перед началом игры, не поленитесь протереть 'чёрное зеркало' монитора.