В тот год о предстоящем выводе наших войск никто еще и не предполагал. Наоборот, ходили мрачные слухи о капитальном строительстве военных городков. Планировалось направлять офицеров в Афганистан вместе с семьями.
Один из корпусных начальников пригласил в кабинет и начал рассказывать об особенностях прохождения службы в далекой южной стране. В конце беседы с сожалением сказал:
— А вот обезьян ты там уже не увидишь. В первые годы они у нас в каждом линейном батальоне были. Ох и проказницы! Помню, одна макака схватила лимонку и, забравшись на шкаф, начала ее разбирать: они ведь во всем людям подражают. Другая, схватив в комнате дежурного пистолет, бегала по бригаде и направляла его на всех встречных. Народ был в панике: не очень приятные ощущения…
— А почему я их не увижу?
— Какой ты непонятливый! Наши войска афганских обезьян давно уже истребили.
Прибыв на новое место службы, я обнаружил, что слухи об истреблении обезьян несколько преувеличены. Водились, еще как водились обезьянки-макаки в эвкалиптовых и цитрусовых рощах в районе Джелалабада! В основном оттуда они и попадали разными путями в советские воинские части, разбросанные по всему Афганистану.
В нашем полку тоже жила маленькая обезьянка — «девочка Маша», которую все любили и оберегали. Ее откуда-то привез капитан — начальник клуба. Он то болел желтухой, то убывал в отпуск, то был направлен в командировку — целый месяц ездил по сторожевым заставам и раздавал радиоприемники и настольные игры, и за обезьянкой стала ухаживать библиотекарь, которая сшила «девочке Маше» платьице, косынку и водила ее за руку в столовую. Забавно было видеть, как обезьянка ложкой ест суп.
Зашел я однажды в библиотеку за книгами. «Девочка Маша» тотчас подбежала ко мне и стала пытаться запрыгнуть на плечи. Я, как только мог, аккуратно пытался не дать ей этого сделать. Библиотекарь с умоляющим взглядом попросила не сопротивляться:
— Вы у нас новенький, многого не знаете. Это она вам уважение хочет выказать!
— Мне что — целоваться с ней надо? — возмутился я и, сняв шипевшую от недовольства обезьянку, посадил на стул. — Не буду!
— Нет, нет! Она у вас в волосах блох поискать хочет. Это макаки делают только тем, кого любят.
— Да не блохастый я! Нет у меня блох!
— Пожалуйста, разрешите, — чуть не плача попросила библиотекарь. — Маша может обидеться…
Я с неохотой выдержал ритуал уважения к собственной персоне.
История обезьянки Маши была со счастливым концом. В нашем полку она нашла свое счастье. Один из офицеров смог сделать практически невозможное — вывез животное в Союз через Кушку, спрятав в грузовом автомобиле.
Взять с собой в СССР кошку, собаку можно было только через Кабул. Там находилась единственная ветеринарная лаборатория, в которой делали животным различные прививки, назначали карантин — и только после этого принималось решение, которое практически всегда было не в пользу любителей домашних питомцев.
Бандерлог Степа
Однажды в полк вернулся из командировки в Кабул прапорщик Егиазар (по-русски почему-то — Миша) Манукян, который через свою «армянскую мафию» достал себе там маленького макака. Назвал он его Степаном — в честь, как сказал, тестя, тоже прапорщика.
После тяжелого авиаперелета обезьяна едва держалась на лапах, но оклемалась очень быстро. Степа оказался очень игривым животным: постоянно прыгал со шкафа на шторы и обратно. Любимым его развлечением было катание на двери взад-вперед.
Как-то полковых обезьян решили познакомить. Вот тут-то впервые и проявились у Степы не самые лучшие черты его характера. Он так нагло и бесцеремонно стал приставать к Маше, что присутствующим при этом людям стало неудобно. Машенька была целомудренной и честной девочкой и четко дала понять Степе, что с первого раза ни о какой близости не может быть и речи. Она довольно сильно поцарапала ухажеру морду, и он — пропал на пару дней. То ли раны залечивал, то ли стыдно стало.
После этого случая макак возненавидел всех женщин. Один раз до смерти перепугал официантку офицерской столовой — угрожающе замахивался на нее и шипел.
Но это было еще не самое страшное — Степа вдруг начал… спиваться.
Потом мы долго вспоминали: кто, когда и при каких обстоятельствах угостил животное спиртным? Доброхот остался неизвестен.
Поначалу всем было интересно — поддатый Степан! И обезьяне везде охотно наливали. Степан поднимал стакан, чокался, выпивал и закусывал — совсем как человек. Если не было под рукой закуски — занюхивал лапой.
Никто из нас и представить себе не мог, чем это все закончится.
Спилась обезьяна буквально за неделю. Без спиртного она могла обходиться не более суток, после чего начинала беситься. Степа пропадал на пару дней, появлялся снова… Говорили, что он ошивался возле дорожно-комендантского поста, где останавливались проходящие колонны. Там диковинную обезьяну из любопытства тоже угощали.
Потом всем это надоело, так как спиртное в Афганистане было в дефиците, и кто-то подсунул Степе «Тройной одеколон». Хорошо пошел и одеколончик: не брезгливой оказалась наша обезьяна.
Вскоре она начала «шарить» в казарме по солдатским тумбочкам. Ее гнали отовсюду. От Степана отказался даже прапорщик Манукян, который его хоть как-то подкармливал. Потом и прапорщик попал в опалу и был сослан за поклонение Бахусу на сторожевую заставу.
Хозяева у макака начали меняться часто: больше трех дней с ним никто не выдерживал.
Про Степу слагались мифы и легенды. Где правда, где шутки-прибаутки — попробуй разбери. Однажды начальник штаба одного из батальонов, проверяя рано утром караул, услышал возле солдатской казармы душераздирающие вопли. Подойдя поближе, увидел Степана. Обезьяна после бодуна пыталась напиться воды из колонки. Боец-дневальный то включал, то выключал воду. Когда солдат не давал пить, Степа, обхватив голову лапами, начинал визжать…
— В чем дело?
— Товарищ майор! Мы втроем купили вскладчину за четыре чека «Красную Москву» в Военторге, чтобы после бритья быть как нормальные пацаны. Так эта тварь его утром прямо из умывальника утащила и на ходу выхлестала! Пускай теперь помучается!
В Советском Союзе в то время армейские «верхи» внедрили в массы поговорку «Командир — отец родной, замполит мне — мать родная!». «Низы» отреагировали очень быстро: «Лучше был бы сиротой. Не нужна родня такая!». Так вот, в нашем мотострелковом полку у личного состава официально, по штату, были две «мамы» — два подполковника-замполита. Когда потом в Союзе рассказывал об этом, мне не верили. Но что было, то было. Первый замполит отвечал «за воинскую дисциплину и воспитание военнослужащих в духе классовой ненависти к врагам нашей социалистической Родины». Второй — за агитационно-массовую работу с местным населением.
Во внутренних округах огромной страны разыскивались политработники, которые по национальности были таджиками, узбеками, татарами или чернявыми русскими. Краткосрочные курсы спецпропагандистов — и вперед, на передовую!
Но выпадало время, когда замполиты откровенно скучали в пунктах постоянной дислокации. В этот момент их тянуло заниматься тем, на что они учились.
Наш второй замполит решил с помощью Степы побороться за трезвый образ жизни. Выписав в строевой части дни рождения офицеров, он, взяв обезьяну на поводок, целенаправленно шел вечером в общежитие. Как и следовало ожидать, дверь именинника была заперта…
— Чем занимаемся, товарищи офицеры? Я тут кого-то «хэпибездануть» пришел.
— Спасибо.
— Пожалуйста. А почему дверь так долго не открывали?
— В шахматы играем, товарищ гвардии подполковник, — звучало в ответ, и офицеры показывали на доску с расставленными фигурами. — Тут ситуация такая — мат в три хода. Вот все вместе и задумались…
— А вам Степа сейчас мат в один ход поставит! — говорил, злорадно улыбаясь, замполит и спускал рвущуюся с поводка обезьяну.
Степан безошибочно открывал нужную дверцу шкафа или тумбочку, куда быстро было убрано содержимое стола, и залпом выпивал недопитое…
Это было уже не смешно. «Чтобы у тебя обратно все вылилось, макак проклятый!», — говорили ему в таких случаях.
Особо интересным было то, что, несмотря на хронический алкоголизм, Степану хватало здоровья насиловать всех попадавшихся на его пути кошек. Схватив мяукавшую бедняжку за загривок и сделав свое гнусное дело, он просто отбрасывал ее в сторону, как ненужную вещь. «Во все тяжкие пустился», — говорили в полку.
Один раз наш макак по пьяной лавочке перепутал с кошкой любимого кота командира полка Федю, который мирно медитировал на крыше контрольно-пропускного пункта. Федя был не промах — для него мартом был каждый месяц. Ко всему прочему он был хороший охотник — ловил не только мышей, но и, притворившись мертвым, диких голубей-горлиц.
Тайно подкравшись к любимцу полка, Степа напал на него. Федя отчаянно сопротивлялся, но силы были явно неравны. Неизвестно, чем бы это все закончилось, если б наряд по КПП не смекнул, в чем дело. Подтащив лестницу, солдаты спасли кота Федю от страшного позора.
На ближайшем совещании об этом случае сразу же доложили командиру полка.
— Извращенец! — произнес сквозь зубы командир и, немного подумав, спросил начальника штаба: — С Федей этот сексуальный маньяк точно ничего не сделал? Или вы от меня что-то скрываете?
— Ничего не успел. У меня в наряды толковые бойцы ходят. Метнулись быстро на крышу и прогнали насильника.
Командир задумался.
Присутствующий на совещании полковник — начальник оперативного отдела дивизии, едва сдерживая смех, обратился к комполка:
— Да не расстраивайся ты, Александр Сергеевич! Если что и было, так «один раз — это еще не…».
— Да я своего Федю из пипетки кормил, когда он еще совсем маленьким был! Никогда обезьяне этого не прощу! Кому после Манукяна принадлежит теперь этот вечно пьяный бандерлог?
— Последнее время я пытался взять над ним опеку. Не получилось. Сейчас он вроде бы у вольнонаемных слесарей-водопроводчиков живет, — ответил второй замполит.
— Передайте всем его опекунам: если встречу эту пьянь на территории полка — убью гада! До штаба армии уже слухи дошли, что у меня в полку не только люди пьянствуют, но и обезьяны!
Это был приговор… Все знали, что командир слов на ветер не бросает и всегда делает то, что говорит. Он никогда не расставался с автоматическим пистолетом Стечкина. Не потому, что кого-то боялся — ему сам черт был не брат! Просто так командиру нравилось.
Через несколько дней проводился очередной утренний развод. Командир делал какие-то объявления, как вдруг сзади него появился шатающийся Степа, который еще не знал, что его может ожидать. Люди, стоявшие в строю, стали улыбаться. Обернувшись и увидев обезьяну, командир закричал:
— Негодяй! С утра жрать начинаешь? Я тебя предупреждал! Товарищи! Эта сволочь моему коту чуть ориентацию не изменила!
Степа замер от крика на месте. Было видно, что с похмелья он еще не совсем соображает. Командир достал АПС и стал стрелять. Пули поднимали фонтанчики пыли прямо под лапами обезьяны. Под смех присутствующих Степан начал подпрыгивать на месте — смахивало на ковбойский фильм… Комполка не попал, и протрезвевшая обезьяна скрылась с завидной скоростью. Положив пистолет в кобуру, командир прокричал в конец строя:
— Командир комендантского взвода! Расстрелять без суда и следствия по законам военного времени!
— Есть! — прозвучало в ответ.
Прапорщик-комендач имел к Степе собственный счет: его публично заставили вылить на землю бидон с брагой, который макак обнаружил на чердаке. Под хохот солдат и офицеров!..
Приказ командира комендантский взвод выполнил.
Похоронили обезьяну возле бани. На могиле сделали холмик и поставили табличку «Степа».
