Когда я была маленькой, родители поехали жить в Ханты-Мансийск. С жильем молодым специалистам никто помогать не собирался, предложили пустующую каморку конюха при конюшне. Понятно, что пришлось искать съемное жилье. Нашли. На самом краю, тогда еще, городишки. Комнату сдал старый дед, в своей избушке, окно комнаты смотрело на глухой лес, а сейчас там - та самая биатлонная знаменитая трасса. Избушка крепкая, комната - большая, теплая и светлая. Все бы ничего, только у хозяина оказался махровейший склероз.

Из всех нас он с трудом запомнил только папу. Мне было 4 года, и дед, по нескольку раз в день, интересовался:

- Это чья девушка? - указывая на меня

- Моя дочка, Иваныч.

- А, дочка, сталбыть... ну пусть живет, ага. А бабенка чья ж это? - и показывал крючковатым пальцем на маму.

- Это - жена моя.

- Ага. Справная баба. Не гулящая?

- Ну что ты! Верная!

- Это хорошо. Пусть живет! - разрешал дед.

Квартплату он спрашивал каждый день. Прятал заветную "красненькую" с Лениным под клеенку на кухонном столе, а папа потом забирал лишнее. Ел то, что приготовила мама, считая своим, но за это никто на него не сердился, есть не запрещали и еду не прятали. Бывало, что родители заставали его спящим их на  постели, в извечных ватных задюзганных штанах и фуфайке.

А у мамы была ценность. К 18-летию подарил ей дядька ее кружку. Неописуемой красоты, фарфоровую. Вот такую.