Продолжение. Начало в посте http://pikabu.ru/story/bobbi_fisher_i_ego_iq_v_187_ballov_46...

В 2012 году Григорий Рыскин опубликовал эссе о Бобби Фишере, основанное на биографической книге Франка Брэйди "ENDGAME Bobby Fisher’s Remarkable Rise and Fall- from America’s Brightest Prodigy to the Edge of Madness" –"ЭНДШПИЛЬ. Удивительные взлет и падение Бобби Фишера - от американского ярчайшего вундеркинда до грани безумия".

Ниже приводится его эссе в сокращении и фотографии:

Регина в это время завершала медицинское образование и должна была получить диплом. Биограф не сообщает, на какие средства разнорабочей это удалось, но мы помним, что она пять лет проучилась в московском мединституте.

Она хотела, чтобы сын стал адвокатом или врачом и получил респектабельную профессию. Но у 14-летнего Бобби были другие планы.

Участники первенства США 1957 года хотели написать над входом Манхэттенского шахматного особняка: "There’s Fisher" - Там Фишер. ОН не дал им шанса, никому. В первом же поединке он разгромил Артура Фейерштейна. Во втором атаковал и чуть было не опрокинул чемпиона США Самуэля Решевского. Самую сложную и напряженную партию Сэм с трудом свел к ничьей. Решевский оказался единственным достойным противником. К финалу, не потерпев ни одного поражения, Бобби набрал десять с половиной очков. Судьба шахматной короны США решилась в последней партии: Решевский-Ломбарди.

- Вы играли превосходно, - сказал Бобби в конце, пожимая руку Ломбарди.

- Что же мне оставалось делать. Вы вынудили меня разгромить Сэмми.

Бобби Фишер стал чемпионом США. В 1957-м. Ему едва исполнилось четырнадцать.

Биограф пишет о бедности семьи Фишеров. Шахматы в те годы не приносили никакого дохода. Экс-чемпион США гроссмейстер Сэмуэль Решевский жил на стипендию от своих поклонников: 200 долларов в месяц - зарплата бруклинского бухгалтера.

В книжном магазине «Четыре Континента» Бобби купил книгу в твердом переплете «Soviet School of Chess» - классику шахматной литературы. Там было написано: «Расцвет искусства шахмат в СССР - логический результат социалистического культурного строительства».

Бобби был в восторге от русских. В четырнадцать, давая интервью журналу «Шахматы в СССР», Фишер сказал: «Я наблюдаю за вашими гроссмейстерами. Они играют остро, в атакующей манере, полные боевого духа».

Биограф пишет об этом, что у каждого советского гроссмейстера "статус кинозвезды", что во время игры их обслуживает команда аналитиков, что они - привилегированное сословие, что когда чемпион мира Михаил Ботвинник входит в Большой Театр, ему устраивают овацию. Шахматы в США были частным делом, в СССР - государственным.

Первая встреча русских с янки в 1954-м закончилась с разгромным для последних счетом: 20:12. Вторая, в 1955-м, с более унизительным: 25:7. Когда Хрущёв заявил о разрядке напряжённости, Регина отреагировала на "детант" письмом Хрущеву: пригласите Бобби и Джоан в Москву.

Из Кремля пришло приглашение: прибыть на Всемирный Фестиваль молодежи и студентов. В Москве к самолету был подан правительственный лимузин. Бобби и Джоан разместили в лучшей гостинице «Националь». В их распоряжении были: шофер, гид, переводчик, отмечает биограф.

Зав. московской шахматной секции Абрамов вспоминал, как лихорадочно пытался подобрать среди гроссмейстеров достойного противника Фишеру. Наконец, в клуб затребовали Тиграна Петросяна. То был неформальный матч, серия «блиц-партий», большинство из которых Петросян выиграл. Потом Фишер говорил:

- Играть с ним чертовски скучно.

С Ботвинником ему довелось сыграть в 1962-м. На олимпиаде в Варне (Болгария) Бобби было девятнадцать. Михаилу Моисеевичу пятьдесят один.

Его ученик, Анатолий Карпов, сказал об Учителе: «Ботвинник недосягаем как Олимпиец». Чемпион мира застегнут на все пуговицы. На нем серый двубортный костюм, унылый как осеннее поле. На носу очки-велосипед в стальной оправе. Он пожал Бобби руку, но не ответил на словесное приветствие. Когда затянувшаяся партия была отложена, на доске просматривалось явное позиционное преимущество американца.

Вечером Фишер спокойно поужинал, мельком взглянул на доску, там брезжила победа, и завалился спать. А, между тем, потрясенный Чемпион кликнул на помощь всю королевскую рать: Михаил Таль, Борис Спасский, Пауль Керес, Ефим Геллер, Семен Фурман - ломали головы до пяти утра. Но они не были «специалистами по эндшпилю». Авторитетом был Юрий Авербах. Ему позвонили в Москву. И тот с трудом разыскал на клетчатом поле узенькую тропинку к ничье.

- Ботвинник дешевка, - заявил Бобби по прибытии в Нью-Йорк. - Он никогда не был “first among equal” (первым среди равных). Я не хочу иметь дело с этими “commie cheaters” (жуликами-коммунистами).

Вторым пошел под топор Марк Тайманов: на матче претендентов в Ванкувере, в мае 1971-го. «Русский» прибыл в Канаду с полным антуражем: секундант, ассистент, менеджер. Но Фишер не дал Тайманову ни единого шанса. Выиграл со счетом шесть-ноль. Всухую. Невиданный в истории мировых шахмат нокаут.

- Well, I still have my music, - сказал на хорошем английском с горькой усмешкой интеллигентный Тайманов.

Он был неплохим пианистом.

В Москве ждала расправа, - утверждает биограф. Там фиаско (без единой ничьей) рассматривалось как национальное унижение. Его лишили всех привилегий, никогда не выпускали за границу. Шахматная карьера Марка Тайманова была закончена.

Но Бобби жаждал головы Тиграна. Поединок состоялся в Буэнос-Айресе (Аргентина). В аэропорту их приветствовал президент страны:

- Я самый сильный шахматист в мире, - заявил Фишер на пресс-конференции.

Петросян (экс-чемпион мира) был тоже не «слабак». С ним пришлось повозиться. Тигран напоминал кобру, готовую ужалить. В решающей партии дело клонилось к ничье, когда в зале погас свет. Темно было ровно одиннадцать минут. Концентрация Петросяна была нарушена. Фишер продолжал анализ, как будто ничего не произошло. Джек Коллинз научил Бобби играть вслепую еще в детстве. Когда включили свет, Каисса протянула ему на блюде голову Тиграна. Матч был выигран со счетом шесть с половиной против двух с половиной.

Дорога в Рейкьявик, на поединок с чемпионом мира - Борисом Спасским, - открыта. Путь к победе и безумию.

В Америке его чествовали как национального героя. Где бы он ни появлялся, “he was always given the red carpet treatment” – перед ним расстилали красный ковер. Бобби возвел США в ранг «шахматной державы», искупив победой позор поражения. Но чудик имел привычку отключать телефон и неделями оставаться incommunicado. Тогда Шахматная Федерация срочно сняла для него номер в роскошном Henry Hudson Hotel, чтобы безумный гений не исчез. Он был нужен стране.

Бобби демонстрировал самодисциплину и выдержку. Книга на немецком “Weltgeschichte des Schachs” (всемирная история шахмат), включающая 355 партий Спасского, стала его учебником. Готовясь к сражению, он бушевал на теннисном корте и в плавательном бассейне. К турниру было приковано внимание прессы.

Гостеприимная крошечная Исландия замерла в ожидании. Все места в гостиницах и в зале Laugardalsholl раскуплены. Вечером 25 июня 1972-го со взлетной полосы международного аэропорта имени Кеннеди должен был стартовать самолет на Рейкьявик. Но безумец в последнюю минуту отменяет рейс.

“The name of the game was money” - игра называлась - ДЕНЬГИ. Игра на нервах, затеянная Бобби, стала вступлением к матчу.

Претендента не устраивал финансовый аспект. Победитель должен был получить 78 125 долларов. Проигравший 46 875. Кроме того, каждому причиталось 30 процентов от доходов телекомпаний. Но Бобби требовал тридцать процентов дополнительно - от платы за вход, примерно от 250 000, на которые имели право он и Спасский. Газета “The New York Times” отреагировала:

«Если он победит в Рейкьявике, его будущие гонорары сделают нынешние смехотворно малыми». Фишер знал, он получит свое. Мир требовал, чтобы матч состоялся. И чем больше проволочек, тем выше цена. Но тут не только шкурный интерес. Бобби был фехтовальщик за униженных и оскорбленных, таких как Сэм Решевский. Претендент стал (как бы) лидером «юниона». Гонорары за шахматное искусство, утверждал он, несопоставимы с миллионами Мухаммеда Али, которые боксер получает за мордобой.

Всемирное шоу - или переговоры профсоюза с администрацией? Скорей всего, и то и другое. Стороны стояли на своем. В течение последующей недели были забронированы дополнительные рейсы на Рейкьявик, но Бобби их отменял. Пресса бурно реагировала:

- Фишер озабочен прежде всего деньгами, интересы спорта для него на последнем плане, - возмущалось агентство ТАСС.

- Невиданные высокомерие и снобизм, - ругалась немецкая “Bild am Sonntag”.

- Бобби Фишер самый большой хам и псих Бруклина, - гневалась лондонская “Daily Mail”.

Но никто не хотел видеть подлинную причину скандала: Фишер защищал не только свои финансовые интересы, но и интересы коллег-шахматистов.

Но вдруг на доске явилась новая фигура. Английский банкир и страстный шахматист Джеймс Дерек Слэйтер. Он согласился выложить 125 тысяч долларов, если Бобби начнет играть.

- Stupendous, (колоссально) - отреагировал Бобби.

И вдруг телефонный звонок, и скрипучий голос с немецким акцентом:

- Самый плохой шахматист на земле звонит самому лучшему.

- Кто говорит?

- Государственный секретарь Киссинджер. Вы должны немедленно вылететь, чтобы разгромить русских. Правительство Соединенных Штатов желает вам победы.

В ту же ночь Бобби вылетел в Рейкьявик с секундантом Вильямом Ломбарди. Но и там кураж продолжался на полную катушку. Фишер не явился на жеребьевку, где его ждали сотни журналистов. Когда Спасский вошел, ему сказали: «Претендент спит, но прислал вместо себя секунданта. Пусть Ломбарди тянет жребий, кому играть белыми». Оскорбленный Спасский покинул гостиницу и выступил с заявлением, наверняка, сочиненным в Москве: «Советское общественное мнение и я возмущены поведением Фишера. Возникает сомнение: имеет ли он моральное право играть в этом матче».

В том же духе выступил президент FIDE Макс Эйве. Все ждали объяснений.

Ночью Бобби сочинил элегантное послание коллеге: «Дорогой Борис! Приношу искренние извинения за некорректное поведение. Знаю Вас как спортсмена и джентльмена и надеюсь сыграть в предстоящем турнире немало интересных партий.

Искренне Ваш,

Бобби Фишер»

Бобби вручил письмо коридорному мальчику и попросил «подсунуть» Спасскому под дверь. Москва отреагировала. Глава Госспорткомитета Сергей Павлов настаивал на возвращении Спасского: «Истерики Фишера есть оскорбление мирового шахматного чемпионата. Настоятельно рекомендуем вернуться». Спасский, «рекомендацию» вежливо отклонил, рискуя головой и карьерой.

Но Бобби продолжал вести себя как капризная примадонна. Потребовал сделать освещение над столиком поярче, шахматные фигуры ему показались маленькими, раскритиковал каменную доску и попросил деревянную, а кинокамеры немедленно убрать: отвлекают. Убрали, но не все. Тогда он разгневался на официантов: они не положили кубики льда в его апельсиновый сок, а потом приказал принести skyr-чашку исландского йогурта. Когда такового в буфете не оказалось, послали в соседний ресторан, и skyr был доставлен.

Но в Мире Горнем пришел конец терпению. Там лишили Фишера разума. Вконец «оборзевший» претендент совершил глупейшую ошибку и. проиграл первую партию.

Бобби утверждал: виновата кинокамера, она не дает сосредоточиться. Но капризный гений всех так извел, что ему в просьбе было отказано. Упрямец из-за этого на вторую партию не явился и, по правилам FIDE, ему было засчитано поражение. Зал приветствовал Спасского овацией. Фишеру же кричали: «Отправляйся в свою в Америку!» Доктор Эйве предупредил: «Если претендент не явится и на третью партию, Борис Спасский останется чемпионом мира.

Бобби ринулся в аэропорт. Ломбарди с трудом его отговорил. И тут, во второй раз, позвонил Киссинджер: «На моем столе тысячи писем от американцев, умоляющих продолжать, и приглашение в Белый Дом, вне зависимости от исхода турнира». Возможно, немалую роль сыграл и денежный интерес. Проиграв, он обрекал себя на позор и нищету.

После двадцати изнурительных партий счет был 11,5:8,5 в пользу Фишера. Но для того, чтобы стать Чемпионом Мира, ему предстояло сделать двенадцать с половиной. Он набрал магическое число после двадцать первой партии.

(окончание в следующем посте)

Источник: http://berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer3/Ryskin1.php...

Противостояние на реке Сомме состоялось восточнее Амьена. Оно длилось четыре неполных месяца — с 1 июля по 13 ноября 1916 года.

Речь идет о крупной наступательной операции объединённых английских и французских войск. Штабы избрали целью прорыв немецкой обороны с последующим проникновением в тыл Ноёнского выступа. Операция должна была закончиться ликвидацией всей немецкой армейской группировки.

К тому времени обе стороны уже поняли ужас и общую безрезультативность позиционной войны. Они также пережили первые крупные неудачи, связанные с потерями такого объёма, которые в предыдущем столетии привели бы в упадок не только национальные армии, но и политические режимы этих государств.

Каждый имел возможность поучиться на своих и чужих ошибках. Генералитет Антанты смог остановить немецкого генерала Эриха фон Фалькенхайна, стремившегося уничтожить французскую армию изматывающими боями у Вердена. Эта попытка сорвалась и немцы заплатили множеством жизней своих солдат. Хотя и французы были на грани. Но Верден устоял.

Что? Где? Когда? Перед немцами эти вопросы не стояли

Антанта оказалась способна направить на Сомму больше солдат, чем могли поставить под ружьё немцы. Генералитет был уверен в успехе. Хотя, как немецкие, так и британские и французские солдаты проявляли всё большее отвращение к продолжающейся бойне Великой войны, дух романтического патриотизма их ещё не покинул.

Это касалось в первую очередь британцев, их армию составляли свежие добровольцы фельдмаршала Герберта Горация Китченера. Его солдаты были штатскими людьми, откликнувшимися на заманчивые призывы с резким привкусом патриотизма. Именно они создали ядро первой в истории национальной армии Британии.

Первую и решающую атаку на немецкие позиции у Соммы должна была провести 1 июля 1916 года 4-я британская армия генерала Генри Сеймура Роулинса, которую дальше поддерживала бы 6-я французская армия генерала М.Е.Файолла.

Британцам предписывалось наступать на ограниченном участке шириной 24 км к северу от реки Соммы, в то время как французский удар меньшим количеством сил должен был состояться на 12-ти километровом секторе к югу от реки. Здесь немецкая система обороны представлялась штабным Антанты наиболее слабой.

Союзники надеялись первой же атакой решить судьбу дела. К бою готовились тринадцать британских и пять французских дивизий. Для такого участка фронта это весьма многолюдное сосредоточение войск. То есть, для немцев не была большим секретом передислокация противника. Но, что интересно, союзники особенно и не пытались усыпить бдительность бошей. Они были почему-то уверены в стопроцентном подавлении огнем артиллерии боевых порядков немцев — артподготовка длилась несколько дней.

Открытая подготовка к атаке и отказ от фактора внезапности на Сомме производят впечатление просто нереальное — за несколько дней до наступления британцы построили на виду у немецких наблюдателей десятки жилых бараков. И не только это. Один из высших представителей правительства, Артур Хендерсон, 2 июня 1916 года обратился к работникам оружейной промышленности с нецензурной речью (сетовал на качество оружия), из которой было ясно, что готовится большая операция Антанты на Севере Франции. Немцы, похоже, знали об этом готовящемся ударе все — время, место, численность войск и рисунок грядущего боя.

У немцев сюрпризов не нашлось

Британские военные делали ставку и на такую техническую новинку, как танк. Именно на реке Сомм дебютировали первые боевые машины, которым было суждено выступить главной наземной силой в войне уже через четверть века.

Опережая события, заметим, что дебют получился не слишком эффектным. Некоторые историки говорят о поспешности применения тогда ещё несовершенных бронемашин, но, скорее всего, дело просто было в том, что танков было элементарно мало. Если бы они атаковали тысячами, решительный перелом вероятно бы удался, а пара десятков, или даже сотен ненадёжных „каракатиц», хотя и весьма устрашающего вида, погоды на поле боя не делала.

Поскольку в период начала наступления французы всё ещё вели свой „национальный бой" за Верден, тяжесть всей операции всё больше ложилась на британскую сторону. Ее возглавлял генерала Дугласа Хэйга.

Именно прорыв у Соммы должен был в конечном итоге избавить многострадальную французскую крепость от немецкой осады.

Немцы не располагали никакими сюрпризами вооружения. Они терпеливо выжидали в своих весьма стойких и прочных бетонных укрытиях. Смелости им тоже было не занимать. Несмотря на все страдания, которые приносила позиционная война, большинство из них по-прежнему верило в конечную победу Тройственного союза.

Намеченный для прорыва сорокакилометровый участок обороняла 2-я германская армия насчитывавшая 8 дивизий. Обороняющиеся имели в распоряжении 672 орудия и 300 миномётов. Для разведки и поддержки пехоты служили 114 самолётов. Линия обороны была возведена на глубину до 8 километров.

Когда надежда слепа и глуха

Невероятно, как мало командование союзников извлекло уроков из прошлых ошибок. У Соммы, как уже было сказано, они полностью полагались на свою артиллерию. Именно она, по мнению генералов, должна была решить исход битвы. Считалось, что после того как враг будет засыпан тысячами тонн снарядов, в окопах не должно остаться ни одного живого солдата, ни одного целого ствола.

Британцы в последний момент хотели выслать после артподготовки разведку. Французы убедили их — излишняя, мол, предосторожность. Количество артиллерийских орудий в два раза превосходило немецкие батареи. Плотность огня беспрецедентная. Стоит ли напрасно беспокоиться.

Те же французы отклонили предложение англичан начать атаку на рассвете, под прикрытием тумана.

Между тем британская военная промышленность на этой фазе войны выпускала значительное количество ненадёжных артиллерийских снарядов, взрыватели которых часто давали осечку. В комбинации с использованием устаревших орудий это превращало артподготовку в мало эффективную пальбу. Тем более, что немцы отсиживались под прикрытием многоуровневых настилов.

Семидневную артиллерийскую подготовку, которая началась 24 июня в 7:30 утра, поддержали авиация и сапёры. На воздух взлетели немецкие окопы первой линии, второстепенные для дела всей обороны. Словом, немецкие укрытия выдержали падавшие на них британские снаряды. И самоуверенность французов уже подписала смертный приговор многим и многим, в добром расположении духа дожидавшимся в своих окопах сигнала к атаке.

Они умирали шеренгами

Отрезвление настало в тот момент, когда идущие в полный рост союзники сблизились с передовым окопом противника. Для немецких пулемётчиков не составило никакого труда буквально смести с лица земли тысячи несчастных солдат.

Ряды наступающих дрогнули, начали рассыпаться. Росли горы трупов. Уцелевшие пытались бежать назад. Но кто-то пытался и дальше идти на пулеметы.

Вид атакующих солдат Антанты для сегодняшнего человека был бы совершенно невероятным. Увешанные 30-килограммовым снаряжением пехотинцы медленно, но упорно идут на встречу смерти. И падают замертво шеренгами… При ясном солнце, британцы и французы были словно мишени в тире. Благодаря сомкнутым рядам, из которых не было шанса убежать, они выглядели статично, облегчая пулеметную забаву противнику.

Уже в первые часы этой безумной атаки британские потери возросли до 30000 человек. Было бы конечно несправедливым умолчать о хотя бы частичных успехах этого дня войск Антанты. Так на южном фланге центрального сектора британцы захватили несколько немецких позиций. И все, собственно.

Катастрофическое фиаско и воистину апокалипсическая картина усеянного трупами поля на генерала Хейга особого впечатления не произвело и охоту искать успеха в этих местах не отбило. Бои на Сомме в итоге вылились в четырехмесячную битву.

Однако следует подчеркнуть, что из некоторых боестолкновений британцы быстро извлекли урок. Уже

14 июля 1916 года генерал Роулинсон использовал более эффективную тактику. Приказал атаковать под покровом темноты. Атаке предшествовал короткий пятиминутный артиллерийский налёт, который дал значительно больший результат, чем какая либо из ранее проводившихся рассеянных артподготовок.

Британцы проломили линию фронта между Безонтан-ле-Пети и Люнгвалем и сходу захватили вторую линию обороны. Но к тому времени немцы уже подготовили новые позиции и там готовились встретить неприятеля. К сожалению британцев, они не смогли пустить в бой кавалерию. Это могло бы обострить наступление. Но немцы, отступая, каждый отчаянно контратаковали. И это приносило свои результаты.

Танки. Первый клин комом

С приходом осени французы наконец начали посылать на Сомму пополнение. Конкретно речь шла об усилении 10-й французской армии генерала Й.А.Михлера. Она теперь могла атаковать левее изначального британского прорыва. Но с продвижением вперед не заладилось. Замаячила угроза опостылевшего всем позиционного противостояния.

Поэтому генерал Хэйг потребовал, хотя и против воли конструкторов, ускорить начало боевого применения танков, сколько бы там ни было. И вот

15 сентября у деревни Флер выкатили на поле этакие железные элефаны, уже одним только своим видом и отфыркиванием вонючим бензином, способные привести в ужас слабонервных. И таких в немецких порядках нашлось в тот день достаточно, чтобы в рапорте немецкого командира появилось слово «паника».

С помощью этих пионеров танкостроения союзники продвинулись на два километра. Правда, потом, когда все попривыкли к урчанию безобидных в огневом смысле машин, тем и ограничились.

Общая тактика применения танков была настолько плоха, что только три(!) британских машины благодаря поддержке пехоты 25 сентября 1916 года смогли осуществить прорыв фронта. Немцы изначально тоже не знали, что делать с такой горой железа и с горькой иронией комментировали свою беззащитность перед стальными монстрами.

Последняя фаза компании на Сомме проходила после 25 сентября 1916 года. Осенние дожди принесли легендарную „соммскую грязь". В ноябре 1916 года местность вдоль Соммы стала почти непроходимой. Антанта завершила свою наступательную операцию, поставленные цели достигнуты не были.

Письмо капитана Кларка

Текст, в котором он описывает родителям своё ранение, полученное во время августовских боёв, Кларк написал, не глядя на цензуру, и, благодаря этому, оно представляет собой уникальное свидетельство британского солдата: Дорогие мать и отец, вчера мне пришло ваше письмо с известием о телеграмме из военного министерства. Она опять опередила моё письмо, хотя надеюсь, что моё письмо уже дошло и вы знаете, что моё ранение совершенно банально….

Раненное место бедра почти зажило. Но при ходьбе всё бедро болит наверняка потому, что в нём остался остаток осколка. Я слышал о солдатах, которые носят в себе куски железа и особенно в период влажной погоды чувствуют, будто в них что-то ржавеет.

Думаю я вам ещё не написал, где мы атаковали немчуру. Сцены, которые человек при этом видит, всё равно что самый жуткий ночной кошмар, собственно просто находиться там — это кошмар. Ночью, когда бомбардируют, мы слышим раненных друзей, кричащих в тех местах, куда мы не можем добраться, а если и сможем, то из-за ужасного огня мы не сможем их оттащить в лазарет. Запах при господствующей сейчас жаре просто невыносимый. Мёртвые — друзья и враги-лежат грудами, часто с жутким выражением на повёрнутом к нам лице, другие спокойно спят.

Возможно я не должен вам всё это описывать, но вы хотя бы теперь поймёте, почему мы все думаем, что жизнь пехотинца невыносима, и почему мы хотим отсюда выбраться. Все, кто там был, все одинаковы — у нас нет страха смерти, мы видели её самые худшие виды…

Этот фельдмаршал в 1915 году стал командующим экспедиционных сил Великобритании во Франции. Был солдатом телом и душой, не переносил политику — её представителей считал „воплощением бесчестности и искажённого смысла достоинства". Несмотря на то, что он был кавалеристом, ещё перед первой MB заявил:„Я бы хотел видеть пехоту на машинах, а не на лошадях."

Его нетерпеливость проявилась при ошибочной отправке в бой танков на Сомме. Изначально он соблюдал договорённость с их создателями о применении на подходящей местности и в большом количестве. После массовых потерь британских солдат спустя два месяца с начала наступления он не выдержал и приказал послать в бой все 60 изготовленных к тому времени танков. В те минуты он не принимал во внимание даже протесты членов кабинета министров.Рискованную танковую атаку не остановило даже личное вмешательство тогдашнего военного министра Ллойда Джорджа.

Современники считали его человеком с бульдожьим упрямством. Возможно, на это повлияла его принадлежность к шотландской церкви, которая ему помогала справиться с тем простым фактом, что он лично послал на смерть десятки тысяч людей.Как раз перед началом соммской резни он сказал своей жене: «Чувствую, что каждый шаг в моем плане происходит с божьей помощью.»

Михаил Хазин считает, что задержание министра экономического развития РФ Алексея Улюкаева — это показательная акция, которая может иметь несколько сценариев развития.

Задержание Улюкаева — это, конечно, показательная акция. Вместо того, чтобы сыграть против человека не очень значительного, был задержан человек известный, близкий друг и соратник Егора Гайдара. С содержательной точки зрения он вообще никакого интереса не представляет: человек он бесталанный, в экономике не разбирающийся, и продвинутый на свой пост за близость и верность Гайдару.

Есть несколько вариантов развития событий. Первый: к вечеру его отпустят, извинятся, и несколько силовиков будут уволены (вариант 1996 года). Второй вариант — промежуточный: его отпустят, но уволят. Третий вариант — самый жесткий: он будет сидеть.

Понятно, что столь громкое событие не могло произойти до выборов в США. В этом случае за Улюкаева встала бы вся либеральная команда и мировая финансовая элита. И подобное задержание было бы невозможно, если бы президентом стала Хиллари Клинтон, потому что Улюкаев — член команды Гайдара, которая была приведена во власть западными либералами. Таким образом, то, что произошло, — это долгоиграющее последствие победы Трампа. Если ответ со стороны команды Клинтон будет недостаточно сильным и Улюкаев останется в тюрьме, то чистка нашей либеральной команды продолжится. Если ответ будет мощным — его отпустят,или остановятся на нем одном.