Море - красиво, в принципе, само по себе, любое. Я родился на Балтике и это прям часть меня. Оно такого глубоко зелёного цвета когда пасмурно и насыщенного синего в солнечную погоду. Будучи в море на судне и сравнивая с другими морями - Балтика мелкая, поэтому волны не такие большие и частые. Когда мы отправились в поход к британским островам, для меня это было невероятное приключение, и хотелось видеть всё. Ну 18 лет пацану. Эти мои путешествия вокруг света из книг, стали вполне себе осязаемыми. Кем я только не был, пока мы шли, и Флинтом, и Паганелем, и тремя в лодке и даже их собакой. Запросто мог бы быть и на носу Титаника с распростёртыми руками, но фильм к тому времени ещё не сняли. А так бы обязательно.

Мне повезло, меня не укачивало. Несколько человек, для которых это был дебют, ели, вообще, напрасно. Я бы в жизни не пошёл бы в море с таким вестибулярным недугом и плевать на романтику.

Естественно я проводил на палубе всё время и бесконечно жадно впивался в каждую мелочь глазами. Это сейчас можно открыть интернет и посмотреть что угодно. Тогда у нас телевизор был на судне и то в качестве декорации. Всё было впервые и вновь и по-настоящему.

Помню когда поднимается ветер, метров 17-18 в секунду, волны скручиваются в белые кучери и действительно похожи на белых барашков. Потому, видимо, так и называются. Они то появляются то исчезают, то тут, то там. Это похоже на какую-то весёлую игру, пока ветер не набирает силу.

Этот вот переход Балтики в бассейн Северного моря, как и многое другое, никакими фотографиями и видео не передать. Это абсолютное чудо природы. На подходе к Швеции, сразу за Готландом, сталкиваются два моря. Это похоже на борьбу Титанов. Вода почему-то не смешивается (плотности разные, предположительно) и эту линию чётко видно. Сине-зелёная с балтийской стороны и жёлто-бурая со стороны Европы. Они упираются друг в друга и эта линия беспрерывно движется.

Дальше узенький пролив Зунд, откуда и без бинокля видно Швецию с одной стороны и Данию с другой. Это абсолютный взрыв мозга в эмоциональном плане. До этого ты это всё видел на угрюмой безликой карте на уроке географии, а тут это всё дышит, всё живое, настоящее...

Дальше Категгат, Скагеррак и за проливами уже открываются настоящие просторы. Северное море - это уже не шутка. Совпало, конечно, но чтобы показать мне разницу, видимо, и настоящий характер, море взбесилось и смешалось с тяжёлыми тучами. Как там у Облонских - не знаю, но у нас точно смешалось всё. Когда скорость ветра перевала за 50 метров в секунду, наше судно мне казалось бессмысленной спичкой в центрифуге. По крайней мере в иллюминаторе было точно так же как в стиральной машине во время отжима. Гневалась стихия трое суток.

И вот утро. Просыпаешься крабом на койке, в каюте всё настолько качественно разбросано, хоть картину "Идеальный бардак" пиши. Запах стоит тот ещё, "неудачная вестибулярность" тоже повсюду. И вдруг, размеренный гул из машинного отделения, медленно кряхтя, судно подрагивает от оборотов винта, а из под крышки иллюминатора сочится солнечный свет и просится внутрь. Я вскочил, помню. Нет, я попытался вскочить и обрадоваться, но был пристёгнут к койке, чтоб во время шторма не присоединиться к бардаку. Сбросил "оковы" и впустил свежий воздух в каюту. Безупречная гладь воды, вкупе со всеми предыдущими радостями и есть настоящее счастье.

Нас снесло к Абердину, хотя в рейсовом задании значились Шетландские острова.

Ну а дальше - океан. Вот если что действительно невозможно передать словами, так это широту, мощь и какое-то снисходительное благородство водного исполина.

Атлантика.

Как же там по-особому дышится. Каким-то эхом из груди на тысячи километров. Там, я впервые узнал что зыбь - это, вовсе, не рябь. Это гигантские волны оставшиеся от шторма, но не острые, не злые, не крутые. Это живые холмы. Вода такая чистая, прозрачная, голубая, что хочется зачерпнуть и напиться. Мне исключительно повезло, что я был рулевым матросом и я всю эту немыслимую красоту видел своими глазами, чувствовал кожей, жадно вдыхал солоноватый воздух.

Мы медленно, переваливаясь с боку на бок, взбирались на очередную волну и в верхней точке открывалась потрясающая картина. Волны вальяжно раскатывались из стороны в сторону и сталкиваясь, уступали место более сильным. Где-то позади вездесущие чайки недовольно квохтали и продолжали следовать за бурунами от винта судна. Изредка на поверхности появлялись чёрные глянцевые спины огромных китов. Мощным давлением они выбрасывали струю воды вверх и бесшумно, почти незаметно растворялись в пучине.

Касатки с этим игриво загнутым плавником вылетали из воды как из пушки. Некоторые успевали в полёте сделать оборот вокруг своей оси и в этот момент казалось что у них прекрасное настроение. Иногда касатки шли семьями и выпрыгивание из воды, было в соответствии со статусом, по ранжиру. Сначала вылетал папа и плюхался обратно в воду своим многотонным телом, оставляя буруны. Точно из того же места выскакивала жена его, чуть меньше размером, ну и уже за ней не особо синхронно и не всегда из того же места выскакивали их дети и толкаясь плюхались во вспененные разводы на поверхности океана.

На какой-то немыслимой высоте, бывало, зависал альбатрос и в какой-то момент камнем падал в воду и довольно долго оставался там. Никогда не видел добычу у него во рту. Скорее всего успевал заглотить ещё под водой. Уже на подходе к Гренландии, сразу за Исландией стали появляться ледовые поля. Сначала в виде шуги, как лоскуты белого покрывала, потом всё более выраженные, более твёрдые и тяжёлые.

Айсберги - это что-то абсолютно неописуемое. Даже не надо думать о том, что под водой их ещё семь раз по столько же. И видимой части достаточно, чтобы глубоко вдохнуть от восторга и долго не выдыхать. Я трижды видел как они с жутким скрежетом переворачиваются на 180 градусов. Миллионы тонн белой воды в едином порыве выворачиваются наизнанку и начинается новая жизнь. Заснеженная часть навсегда уходит под воду, а идеально отшлифованная тоннами воды и давлением голубая гора занимает своё место среди белых суровых собратьев.

Мне невероятно повезло, что всё наложилось так удачно, и возраст (18 лет), и время (92-й год), и удивительные события, которые никогда в жизни уже не повторятся. От этого эти воспоминания дороже, ярче и вызывают такие трепетно-неподдельные романтические чувства.