Конец

Всё тогда, в декабре 1991-го, случилось буднично. Борис Ельцин, Станислав Шушкевич и Леонид Кравчук собрались на предновогодний пикничок в загородной резиденции белорусского президента в Беловежской пуще. Вроде как, хотели «обсудить поставки нефти и газа». И заодно – потолковать о перспективах Союза подальше от Михаила Горбачёва, которого за начальника к тому времени никто не считал.

Участники мероприятия потом вспоминали, что ничего дурного не замышляли – ни из СССР выходить, ни договоров политических подписывать. Мол, только декларацию какую-нибудь накропать про обсуждавшийся тогда новый Союзный договор. Ну, правда, российская делегация (Ельцин, Бурбулис, Шахрай, Шохин) приехала с «кое-какими намётками»…

«Намётки» в конце концов и пригодились.

Как-то так в непринуждённой обстановке три из четырёх учредителя СССР (в 1922 году была ещё Закавказская СФСР, но та со временем поделилась на Азербайджанскую Армянскую и Грузинскую ССР) и аннулировали договор о создании ими союзного государства.

И все втроём вздохнули с облегчением. Ведь государство и ответственность за него перед народом и историей – это к тому времени было последнее, что мешало предаваться празднику демократии (то есть политического интриганства) и свободного рынка (то есть присвоения собственности) в масштабах национально-территориальных закутков.

Бегом к концу

Беловежский сговор стал, увы, логичным финалом системного кризиса советской государственности. Острую и летальную стадию этого кризиса историческая наука и народная молва называют «перестройкой».

Кризис действительно был системным и охватывал все без исключения плоскости советской государственности – и политическую, и идеологическую, и экономическую… В том числе – и плоскость союзного устройства государства. Эта составляющая кризиса называется «парад суверенитетов» – она-то как раз и вылилась в национально-территориальный распад единой страны по границам союзных республик.

Вдобавок в 90-е годы да и до сих пор этот «парад суверенитетов» по инерции продолжался и в новых суверенных государствах: Осетия, Абхазия, Приднестровье и вот сейчас Донбасс. Да и, если кто забыл, до самого начала XXI века «продолжение банкета» в той же логике вполне себе реально стояло на повестке и в Российской Федерации.

К Беловежской же пуще единая страна шла не постепенно, а вприпрыжку, словно сорвавшись в какой-то момент с цепи. Причём этот момент трудно определить даже сейчас, спустя более четверти века. Волнения в Алма-Ате? Карабах? Ферганская долина? Сумгаит? Тбилиси? Баку? Ереван? Вильнюс и Рига? Пожалуй, к лету 1990 года эти эпизоды скопились в критическую массу: апофеозом «парада суверенитетов» стала «декларация независимости» 12 июня – когда РСФСР решительно вышла из состава России. «Как будто эскадрон сдал», – как горько шутил Александр Блок по другому, но очень похожему поводу в феврале 1917-го, за 74 года до торжества свобод на съезде народных депутатов РСФСР.

Дальнейшее было делом времени и техники – распад страны уже принял обвальный и необратимый характер.

Хотя бы по той причине, что курсом на катастрофу союзную страну недрожащей рукой вело её собственное руководство. Отказавшись от централизованного проектного управления (или будучи к нему неспособной), партийная и советская номенклатура увлечённо занималась другим. А именно: легализацией своего статуса как наследственного правящего сословия, владеющего в том числе и материально-хозяйственными активами. Дробление на удельные княжества в этой логике было более чем естественным. И никакая «тюрьма народов», никакая «атомная бомба, заложенная Лениным», никакая «наша и ваша свобода», никакие замеры «кто кого кормит» тут ни при чём: это всего лишь подходящие лозунги и заклинания для непуганой позднесоветской интеллигенции.

И спасательная операция по сохранению СССР как «обновлённой федерации», начатая президентом Союза Михаилом Горбачёвым в декабре 1990-го («новоогарёвский процесс»), и даже всенародный референдум 17 марта 1991 г. больше напоминали лихорадочную, запоздалую и бессодержательную суету «для галочки», – они ничего и никого не спасли.

Можно ли было спасти Советский Союз? Наверное, да – так же, как можно было в начале ХХ века системно, планомерно и ответственно заниматься модернизацией Российской империи, не дожидаясь, пока накопившиеся проблемы радикально не решит Октябрьская революция. Но в обоих случаях вышло так, как вышло. С этой исторической реальностью мы и имеем дело.

Что было и что есть

На самом деле 8 декабря 1991 года обидно и глупо было прекращено существование очередной модификации российской государственности. Но ни Россия, ни её государственность никуда не делись.

Как никуда не делись они в 1917 году.

30 декабря 1922 года с учреждением Союза Советских Социалистических Республик не возникла новая страна. Да, за пять лет и десять месяцев до этого, в феврале 17-го, в стране рухнула прежняя форма государственности. Но ненадолго. Пять лет и десять месяцев по историческим меркам – это даже не мгновение, это вообще ничто. Тем более, что на самом деле февральский хаос закончился в Октябре того же 17-го, а до 22-го мучительно и кроваво расхлёбывали последствия катастрофы. Но с того момента от СССР – то есть реинкарнации полноценного российского государства – было уже не увернуться.

СССР как модификация тысячелетнего российского государства сохранил и развил все его традиции, обогатил их на вверенном ему этапе русской истории инновационными технологиями государственного строительства. В том числе – естественным образом переформатировал империю в союзное государство как сущность более высокого порядка.

В итоге все качества российской государственности СССР в ХХ веке приумножил и доразвивал до совершенства, до абсолюта, до космических высот в прямом и переносном смысле.

Но к 1991 году советско-союзная модификация тысячелетнего российского государства сама столкнулась с кризисом, который не смогла преодолеть. Глупо и обидно – но не впервой.

Страна-то осталась. Та же самая – только теперь ещё и с величественным наследием советской эпохи.

Никто никуда не уходил. Просто сегодня на повестке – следующая модификация российской союзной государственности.

Сегодня, 25 лет спустя, нам незачем жалеть Советский Союз.

У нас есть все основания им гордиться.

И добиваться того, чтобы когда-нибудь советские предки одобрили следующую государственную модификацию страны, которую они оставили нам, – краше прежней.