«Я – преступник, который хочет прикончить свою жертву еще раз. Это плохо. Елизавета Ивановна – а теперь я даже знаю ее имя – поклялась себе и мне, что сведет в могилу всех причастных к ее выселению. Так она называет свою смерть – выселением. Плавает днем и ночью над нашими головами и орет. Емельян и Тата спокойно воспринимают буйное привидение, потому что в их жизни такого было навалом. Грессил, кажется, вовсе ничего не слышит, как и прочие соседи. Я пока не выяснил, что произошло, но кажется все это связано с тем странным черным шариком, который я прихватил из колдовского гаража. Говорила мне мать, чтоб не тащил в дом всякий хлам.
Мертвые на моей жилплощади оживают тем или иным способом, не понятно каким. К примеру, почему зомби-бабка из морозильной камеры не разговаривает человеческим языком? Я уже не говорю про то, что она заблокировала всю еду. Недавно Тата хотела сварить суп, так мне пришлось два часа сперва вытаскивать старуху из холодильника, а потом загонять обратно. Я переносил замороженные припасы под непрерывный вой Елизаветы Ивановны, потому что это был ее холодильник и ее баранья нога.
Хорошо, что наши квартиры скрыты общей дверью, и никто не видит, как я сражаюсь с зомби. А сражаюсь я очень плохо, дорогой дневник. Так плохо, что если бы сейчас наступил реальный зомби-апокалипсис, я бы с первых минут уже бегал по улицам и ел чужие мозги. Меня спасает только то, что я похож на скользкую макаронину и могу выкручиваться из рук…»
Федя прервался, потому что со стороны балкона начался дробный перестук. Это был еще один новоявленный мертвец – Дон. Она так и представился. Я, говорит, Дон. И это после того, как Шапкин перешел с ультразвукового крика до обычных хрипов. Дон жил и умер еще до того, как квартиру получил Федин дедушка. Он строил этот дом, работая в строительной бригаде, мечтал о светлом будущем, а потом нашел пропажу двух мешков с цементом и хотел доложить начальству. Но его напарник взял в руки обыкновенную отвертку и сделал в Доне несколько дыр, а потом засунул между перекрытиями балкона, засыпав песком. Почему никого не смущал запах, пока Дон медленно превращался в скелет? Почему никто вообще не стал его искать? Цемент, главное, искали, а пропавшего строителя нет. Грязное было дело, по мнению Шапкина, однако срок его давности давно истек.
Как искать ту бригаду и тех строителей? Это, наверно, надо подавать заявку в программы типа «Ищу тебя» или сразу идти в полицию. Нашел, мол, у себя на балконе человеческие останки, прошу прийти и разобраться! Они спросят, а почему это останки двигаются и разговаривают? А ты пожимаешь плечами неловко, так вот бывает. Потом будет другой выпуск, например, в «Пусть говорят», где Федю посадят на мягкий диван, и он будет рассказывать о том, как важно вскрывать балконы перед заселением. Его начнут перебивать другие участники передачи, плюнут в лицо, потом они подерутся и под конец передачи сделают вывод, что водка – есть зло.
Дон был очень вежлив, но вежливый скелет это в первую очередь скелет. Он спокойно принял то, что с момента его смерти прошло более пятидесяти лет, а также то, что теперь он вновь может двигаться. Правда, дальше порога спальни он проходить не мог и сразу падал на пол без сознания. Так что теперь он жил на балконе. Навел там порядок, обустроил рабочее место и стал чинить разное. Тата с Емельяном носили ему поломанные вещи, а Дон их исправлял. Это было странно, очень странно. Федя до сих пор боялся спать с открытым балконом, хотя осень в этом году выдалась теплая.
Лежал он как-то на кровати, засыпал, мысли путались, а потом в потемках заметил, как над ним склоняется мертвец.
– Мама! Мужчина, что вы хотите? Я сейчас милицию позову! – орал тогда Федя.
– Я – Дон, – говорил Дон. – Извините, можете добыть мне немного наждачной бумаги? Я почти закончил ту прекрасную раму для картины. Ах, умели раньше делать прекрасные вещи!
Федя не уточнял, что в понимании Дона означает «раньше». Он шел на кухню, рылся с ящике для инструментов, которыми никогда не пользовался, переругивался с привидением Елизаветы Ивановны, приносил Дону то, что тот попросил и засыпал обратно. Закрывать балкон ему показалось невежливым, так что он попросил Дона хотя бы стучать, а не наклоняться над спящим человеком. На Доне все еще были ошметки старого серого комбинезона и крепкие кожаные ботинки, выглядевшие на удивление хорошо.
Вот сейчас стук с балкона вновь выбил Федю из колеи. Он подошел к балконной двери и открыл ее.
– Добрый вечер, – сказал он.
– Да-да, вечер и правда добрый, а какой красивый вид из окна! – радостно подхватил Дон, поглаживая кончиком костяного пальца корешок маленькой книжки. – Я не могу забыть одну строчку из стихотворения Игоря Северянина, кстати, спасибо, что привнесли немного поэзии в мою жизнь. Вот он писал: «От проезжих дорог в стороне есть кладбище, на нем – островок, и в гробу, как в дубовой броне, спит царица без слез, без тревог…». И так мне грустно стало за нее, ведь не видит она, как летит желтый лист на холодном ветру, как спускается на землю ночь, как начинается рассвет. А я все это вижу! Каждый день с тех пор, как очнулся. Мир похож на сказку, всегда разный, всегда изменчивый. Жду не дождусь, когда пойдет снег, когда прилетят к кормушке снегири, когда люди нарядят елки к празднику. Мы будем наряжать елку?
Федя странно себя почувствовал. Он на мгновение превратился в человека, который хлебнул из ведра мотивации, переосмыслил жизнь и вот-вот начнет делать зарядку по утрам. Он даже захотел еще раз за сегодняшний день посетить гаражный кооператив и прибить там еще пару полок. Прошел месяц с тех пор, как он встал на путь избавления гаражников от проклятия Моря Бедствий. Он уже знал там всех, кроме Анатолия. Анатолий был кем-то вроде Дона, только сохранил немного волос, но в отличие от последнего, гаражный загробный житель был молчалив и угрюм.
– Мы обязательно нарядим елку, – пообещал Федя, полный сантиментов. – Что ты хотел?
– Как лучше – перекрасить этот столик или, наоборот, свести краску, ошкурить поверхность и покрыть лаком? У дерева красивый срез, думаю, будет изумительно.
– Если так, то лучше второй вариант. Чей это столик?
– Не знаю, его принес Емельян. На мой вкус слишком громоздкий. А еще я бы не стал стесывать углы.
– Правда? А как бы ты сделал?
Федя сам не понял, как он оказался втянут в этот разговор. Ему нужно было срочно изучать древние магические книги, ради того, чтобы выжить после встречи с Хозяином Болот, а он тут стоял и разговаривал с мертвым строителем на культурные темы. И, самое главное, получал от этого удовольствие. Дон его пугал своим скелетоподобным видом, но очень ему нравился, как человек. Может, получится и его переселить в другое тело? Шапкин все еще плохо понимал принцип, что можно, а что нельзя. Вдруг это как конструктор, что захотел, то и состряпал? Из всех его новых знакомых только с Доном хотелось говорить. Возможно потому, что тот не называл его Мастером и не говорил, что трудностей стало еще больше.
– …поэтому острые углы предпочтительнее. Федя, ты снова не здесь. Какие-то проблемы? – спросил Дон, указывая на небольшой табурет с подушкой.
Шапкин сел, потом опять встал, немного потоптался на месте, опять сел.
– Ладно, – сказал он, нервничая. – Ладно. Меня беспокоит то, что теперь все от меня чего-то ждут. Я пытаюсь быть честным, о да. В первую очередь я пытаюсь никого больше не убивать или каким-либо иным способом свести в могилу, включая зомби-бабку. Ты ее не видел, она в другой квартире. Тебе повезло, что ты ее не видел! Она постоянно ест лед. Не реагирует ни на что, просто рычит и дерется. Хотел посмотреть будет ли она есть мозги, но бабка просто цапнула Емельяна за бедро. Очередная газетная утка! Все ложь! Даже то, что от укуса можно самому таким стать. Ходил за дедом весь день, а он ни капли не изменился. Я плохо понимаю языки, особенно древние. Я не знаю с чего вообще начинать! Вот сел, открыл книгу и дальше, как в кино, должна быть строчка: «Прошло пять лет». И герой такой хоп, выучил древнеаравийский, уверенно колдует, заполучил блеск в глазах, да еще и накачался. А у меня этого «хоп» нет! Я никогда не думал, что мне реально надо будет стараться. Вот бы у меня был сильно умный наставник, но я один. Еще и вру много.
Дон закинул ногу на ногу и свел вместе кончики пальцев. Он работал, сидя в старом зеленом кресле с высокой спинкой, поэтому смотрелся очень внушительно.
– Ты в самом начале, ты растерян. Нормально, что ты беспокоишься, ведь впереди длинный путь. Но есть один ловкий ход, который всегда помогает в таких ситуациях.
Федя чуть придвинулся и даже дышать перестал. Сейчас перед ним откроется сокровенная тайна, и он перестанет напоминать себе кусок вчерашнего киселя. Тем временем Дон продолжал:
– Ты просто начинаешь делать все шаг за шагом. Выявляешь наиболее острую проблему и принимаешься за нее, а о прочем временно перестаешь думать. Вот что сейчас самое сложное в твоей жизни?
– Я имею в виду то, что требует действий.
– Эээ, разобраться как работает черный шар, чтобы не разбудить еще больше мертвецов, прости, Дон, ничего личного. Я не собираюсь вас уничтожать, слово себе дал.
– Опи*да-аа-ал! – донеслось глухое эхо из-за стены.
Елизавета Ивановна тоже имела ограничения. Она могла плавать по своей квартире, а также примерно на десять метров в разные стороны. Сюда же попадала кухня Феди и его гостиная, плюс некоторые из комнат соседей. Для любопытной Елизаветы Ивановны это было идеально. Она наконец-то поняла, кто стучит копытами сверху и кто любит тяжелую музыку. Жаль только, что не могла это никому высказать, потому что Тата как-то сделала так, что никто за стенами не мог ее увидеть. Федя заикнулся было, что тоже хотел бы уменьшить звук, но Тата его проигнорировала. Они с Емельяном теперь часто не замечали Федино бормотание. Конечно, они все еще называли его Мастером и исполняли любые прихоти, но, казалось, что уважения поубавилось. Емельян даже перестал напоминать про то, что ему нужно новое тело.
– Вот разоралась! Попасть к нам не может, но слышит хорошо, – объяснил Федя.
– Несчастная женщина, но такая красивая.
Призрак за стенкой заглох. Федя пожалел, что их отношения с Елизаветой Ивановной сразу начались плохо, а то можно было бы купить ее лестью. Но Дон говорил от души, а это всегда чувствовалось.
– Чтобы узнать действие шара ты читаешь те старые книги? – уточнил Дон.
– Да. Понимаешь, я спрашивал у Емельяна и Таты, но они словно бы увиливают. Я не понимаю, что изменилось. Наверное, я размяк. Говорят, что ничего страшного не произошло, подумаешь, немного мертвецов и призраков. А вдруг приведу я сюда девушку, а она возьми, да и помри? Что будет? Ходячий труп или орущий призрак?
– Ты хочешь привести сюда девушку?
– Я говорю в теории. Боюсь, что никто не захочет встречаться с безработным колдуном, который и колдовать-то не может. Еще и бабок убивает.
– Мне всего пятьдесят один год! – завопила Елизавета Ивановна через розетку.
– Послушай, Федя, разбор принципов работы вещи, которая делает что-то без твоего ведома, это действительно самое важное в твоей жизни на данный момент?
– Конечно, я же не хочу, чтобы у меня была полная квартира умертвий, прости еще раз.
– Извини, но это маловероятно. У тебя полный комплект, других здесь нет. Так что перестань зацикливаться на том, что не важно и обрати внимание на то, что беспокоит больше всего. Остановись и подумай.
Федя согнулся на своей табуретке в три погибели, обхватил голову руками и стал думать. Глупо было в очередной раз предаваться пораженческим мыслям, хотя ему иногда нравилось себя жалеть. Он оказался не в том месте, не в то время, после чего его жизнь изменилась. Хоть Федя и считал это все немного интересным, но в отрыве от себя. Не тогда, когда стараться должен был он сам. Его беспокоили многие вещи, но самым главным практически с первых секунд стало то, что он должен был изображать из себя Мастера. А это с каждым днем становилось все сложнее. Он не знал, каким тот был существом, а поэтому избрал для себя поведение классического злодея с заточкой в рукаве.
– У меня нет союзников, – уныло сказал Федя. – Когда ты встречаешься лицом к лицу с силами зла, то должен на кого-то положиться, а я совершенно один. У меня есть несколько знакомых, но мы можем не общаться целыми месяцами, и никто не будет в обиде. Когда я стал Мастером, то вообще всякое общение прекратил. Жаль, что ты не можешь выходить с балкона, Дон, ты бы стал моим помощником.
– Я всего лишь чиню старые вещи, Федя, – сказал Дон, и если бы скелеты умели улыбаться, то он бы сейчас выглядел именно так. – Но у тебя есть знающие люди. Наладь их жизнь, и они тебе помогут.
Федю вдруг осенило. Он же действительно может сделать Емельяна и Тату своими союзниками! Они уже привыкли к нему – к новому Мастеру. И если сейчас он выскочит, как черт из табакерки, скажет, что он на самом деле Федя Шапкин, а Мастер погиб внутри таракана, то может они решат, что ничего страшного в этом нет. Они возьмут себя в руки, потом будут долго плакать и говорить, что «новый Мастер гораздо лучше прежнего», что мы сейчас соберемся, выпьем бутылку коньяка и начнем вместе постигать магические тайны. Федя представил, как Емельян долгими зимними вечерами гоняет его по таблице колдовских производных (где-то там наверняка есть таблицы), а он четко отвечает на все вопросы. А вместе с Татой они варят сложное зелье, и вся кухня горит зеленым светом. На заднем фоне играет музыка из «Рокки», Грессил под столом глодает кости. Обычная такая картина домашнего уюта.
Не думая больше, Шапкин побежал в кухню, отмахнулся от призрачного воя и встал напротив Таты и Емельяна. Они как раз доедали ужин.
– Я – не ваш Мастер! Я – Федя Шапкин! А Мастер погиб в таракане. Давайте побеждать Хозяина Болот вместе.
«От улыбки станет всем светлей», – пропел венский хор мальчиков у Феди в подсознании. Федя улыбнулся самой радушной улыбкой из всех, что у него были.
Тата и Емельян переглянулись. Емельян бросил ложку на стол, гнусно выругавшись.
– Я так и знал, подметка ты подзаборная, – добавил он. – Спать мне он, видите ли, позволил. Сразу надо было сообразить, что что-то не так!
– А я же говорила! – заорала Тата с таким торжеством, что пара мужиков на первом этаже излечились от алкоголизма. – А ты что? Он изменился, стал добрее! Проклятье свое снимает сам. Тьфу! Ну, что теперь делать будем?
– Не знаю, я надеялся, что мне показалось.
Федя ехал на скорости двести километров в час на машине без тормозов и лобового стекла. Рот его был открыт и по мере прохождения очередного километра набивался самоубийственной мошкарой. Ему в лоб попал воробей и разбился в лепешку, залепив глаза кровью и перьями. Именно так почувствовал себя Шапкин в данный момент.
Почему нельзя откатить время на три минуты и подумать еще раз? Похоже, Дону нужно сходить на курсы психоанализа, потому что он что-то делает не так. Раздает советы людям, которые находятся на грани нервного срыва! И теперь Федя в еще более худшем положении, чем есть.
– То есть, я вам не нравлюсь? – спросил он, окончательно теряя опору под ногами.
– С чего бы ты нам нравился? – спросил Емельян. – Ты же не Мастер.
– Да что в нем такого особенного? Дымом клубился, щупальцами махал? – вопросом на вопрос ответил Федя, которого задели слова старика.
– Просто он может, – Тата помедлила, подбирая слова, – вытащить твои внутренности через пространство под ногтями. Он не даст тебе умереть, не даст тебе жить, не даст думать, если захочет. Он сильнее всех в этом мире.
– Но, тем не менее, его сбросил в навозную яму Хозяин Болот, – добавил Шапкин.
Емельян капал себе корвалол в ложку, намереваясь запить его спиртом. Он был потрясен:
– С чего ты взял, что это была навозная яма?
– Не важно. А как вы объясните тот факт, что я смог избежать обмена телами и убить таракана-мастера, а?
Тата и Емельян снова переглянулись. У них не было слов, чтобы описать капризы природы. Они знали, что Мастер очень силен, но иногда он глупо проигрывает. Например, в непроглядную бездну (а не в навозную яму, конечно) он провалился, когда Хозяин Болот сделал ему подсечку под колено. Это было глупо. Тяжело признавать, что твой хозяин болван.
– Послушайте, – Федя развел руки в стороны, словно пытался остановить стадо бегущих коров. – Я ничего не понимаю, но умею находить выход из сложных ситуаций, уж поверьте. Попробуем завалить Хозяина Болот сами.
– Мастер не умер, идиот, он всегда возвращается.
Глаза у Феди превратились в две черные воронки, в которых плескалась вечность, он был готов врать, изворачиваться и обещать то, чего не мог сделать. И главное, он готов был поверить в эти слова сам.
Емельян выпил ложку разведенного «лекарства», глухо охнул, и устало сказал:
– Положим, что мы попробуем справиться сами, потому что выхода теперь нет, ведь Мастер захочет прикончить нас, когда вернется. Но зачем тогда нам нужен ты?
– Отдайте мне его тело, – предложила Елизавета Ивановна, словно была частью заговора против Феди.
– Еще чего! – возмутился парень. – Я вам еще пригожусь. У меня много полезных качеств.
– Да. Ты можешь прямо сейчас сходить за хлебом в магазин, – подвела итог Тата. – И постирать наши вещи. Ответишь мое за все свое грязное белье. В общем, я напишу список.
«Вот так все и случается, дорогой дневник. Если ты – личность, не обладающая нужными навыками и полезными связями, то тебе надо приспосабливаться. Наступать себе на горло, давить амбиции, убивать зародыши таланта в своей душе».
– Любишь драматизировать, – сказал Грессил, читая то, что Федя пишет в дневнике.
– Я люблю систематизировать. В данный момент я пытаюсь пережить очередной провал. Кто же знал, что Емельян и Тата реально плохо отличают Мастера от всех остальных. А ты почему не помыкаешь мной, как половой тряпкой?
– И то верно. Ладно, давай еще покидаю, только допишу до конца.
«Мой внутренний голос до сих пор молчит. Я еще больше запутался. Меня все предали. Я – одинокий волк среди стаи гиен. Я мальчик на побегушках у прислужников тьмы. Я пал на самое дно. Теперь у меня один путь – наверх! А еще мне жуть как надоели мотивационные лозунги и самогипноз. Хочется просто орать в трубу».
Тем временем приближалась зима, ночи становились длиннее, Мастер уже почти вернул себе видимые очертания, правда выглядел теперь, как полный клубящейся тьмы таракан, но начало было положено. К сожалению, черные мысли Мастера скрыты от наблюдателей и мы не можем их узнать. Но он, конечно же, не в духе.