Куда бежать, если приемный ребенок ведет себя настолько странно, что родственники предлагают «сдать его обратно», а вам хочется лечь и умереть от стыда и чувства вины?
Когда Марина в очередной, сто какой-то раз получила сообщение в школьном чате: «Ваш Слава — ходячий кошмар, он просто опасен! В психушку его сдайте и сами лечитесь!» — то удалила мессенджер со смартфона. Когда разгневанные родители одноклассников сына начали ей названивать по несколько раз в день, сменила сим-карту.
Но когда муж сказал ей: «Или я, или он — выбирай», Марина не смогла придумать, что сделать еще. Отказываться от Славы, «сдавать его обратно» в детский дом она не хотела. Несмотря ни на что — ни на странные поступки, которые совершал приемный сын, ни на возмущение родственников, ни на ультиматум мужа. Чувство вины перед всеми — и близкими, и Славой, и родителями его одноклассников — душило.
При этом Марина понимала, что очутилась в вакууме: ни поговорить ни с кем, ни поделиться, ни душу отвести. И что делать со Славой — не представляла тоже.
Мальчик из «нехорошей» квартиры
Впервые Марина увидела Славу, когда ему было четыре года, в детском доме. Он был похож на малыша с рождественских открыток. Белокурый и голубоглазый. С трогательной беззащитной улыбкой. Хотя она появилась не сразу — только через полгода после переезда в новую семью.
Еще идиллию облика нарушал шрам на лбу, как у Гарри Поттера, не в виде молнии, правда. Шрам был похож на плотную белую гусеницу. Старая рана была явно серьезной и заросла сама. «Мальчик, который выжил», — крутилось у Марины в голове во время первого знакомства со Славой.
Такая характеристика мальчику очень подходила — Марина поняла это, когда узнала его историю. Слава родился у асоциальной, как пишут в отчетах, мамы. Что там было точно — наркотики или алкоголь, непонятно, может, все сразу. Жил Слава в «нехорошей» квартире, где бывало много гостей, — и как именно жил и что видел, можно только догадываться. Попал в детский дом после того, как мама умерла. Он почти сутки просидел рядом с ее телом, пока их не обнаружили очередные мамины гости.
На руки Слава шел не очень охотно, уворачивался от объятий — но Марина понимала, что в этом нет ничего удивительного. Скорее всего, его били. Марина была уверена, что они с мужем справятся с этим. Как принято писать в популярных статьях о приемных детях, «отогреют».
Марина с мужем усыновили Славу, чтобы избежать ненужных и несправедливых разговоров про корыстных опекунов. Зарабатывали они нормально — на жизнь хватало. А еще Марине хотелось защититься от почти невероятного, но возможного — появления кровного отца Славы, который исчез в неизвестном направлении сразу после его рождения.
И все поначалу было хорошо. Марина ушла с работы, чтобы быть рядом с приемным сыном, который быстро адаптировался к новым родителям. Он рос послушным, добрым и сообразительным. Болел мало, может, оттого, что в детский сад не ходил. Иногда ему что-то снилось плохое, но в целом ничего не омрачало первые три года дома.
Странности начались, когда Слава пошел в первый класс.
То, о чем не принято говорить вслух
«Нас уже отовсюду выгнали, мы никуда не ходим, ни с кем не общаемся. Я не знаю, что мне делать», — первое, что сказала Марина психологу ресурсного центра помощи приемным семьям с особыми детьми. Сюда ей посоветовала обратиться знакомая, с которой Марина вместе училась в школе приемных родителей.
Почти всегда рассказ родителей, которые в центр приходят за помощью, начинается с таких слов. И многие из них на грани нервного срыва. Марина уже была за гранью, когда пришла в центр. Ей было очень тяжело рассказывать о проблеме, которая ее привела сюда. Потому что о том, что делал в школе Слава, не принято говорить вслух — а если и говорить, то эвфемизмами, намеками, полушепотом.
…Почти сразу после начала учебного года учительница стала жаловаться на Славу: мол, не сидит на месте во время урока, ходит по классу, мешает другим детям. Но пыталась приноровиться, найти с мальчиком общий язык: посадила его за первую парту, уделяла ему больше внимания. Однажды поставила ему две двойки из-за раздражающего поведения. И началось то, что испугало всех окончательно: публичный онанизм и предложения девочкам заняться сексом.
«Я не понимаю, как со Славой об этом говорить, он же маленький! — говорила Марина психологам центра. — Но если он маленький, тогда почему все это делает?!»
Славу ругали, стыдили и учителя, и родители. Он всегда соглашался с тем, что поступал неправильно, не протестовал. Обещал, что больше не будет. Но Марина чувствовала, что сын не вполне понимал взрослых, не понимал до конца, почему то, что он делал, плохо. И все повторялось вновь. «Кошмар, кошмар, ваш сын — кошмар!» — неслось со всех сторон.
Мама даже сводила Славу к психиатру — под давлением «школы и общества», сама не своя от ужаса. Врач предположил, что у мальчика шизофрения, но под вопросом. «Окончательно станет ясно после четырнадцати». Славе в тот момент было восемь. Психиатр прописал ему корректоры поведения. Помогло не очень.
Последней каплей, после которой муж Марины заговорил о возврате Славы в детский дом, стало происшествие со Стешей. Стеша — племянница Славиного приемного отца, девочка шести лет. Однажды Славу застали вместе со Стешей — и жизнь семьи окончательно превратилась в ад. Родственники тоже присоединились к хору, исполнявшему партию: «Кошмар, кошмар, какой кошмар!»
Крик о помощи
Когда мы знакомимся с Мариной, воспоминание о первом визите в центр кажется ей очень далеким — с тех пор прошел почти год. Все это время со Славой работали психологи центра. Сначала — выясняя причины его пугающего поведения, потом — стараясь минимизировать последствия травмы, которая и инициировала такое поведение.
«Когда Слава пришел к нам впервые, то я увидела милого, интеллектуально сохранного ребенка, — вспоминает психолог. — Он рассказал мне целую историю по мотивам прочитанных сказок, адекватно нарисовал семью. В какой-то момент его заинтересовали игрушки — Слава нашел пупса, раздел его и стал спрашивать: “Это мальчик или девочка? Я вот знаю, что они по-разному устроены. А вы знаете, что такое секс?”»
В качестве несуществующего животного Слава нарисовал то, что обычно рисуют на заборах, обвел несколько раз. Сообщил, что животное это живет в трусах у дядь и мальчиков.
«После того как Марина рассказала нам историю раннего детства Славы, нам стало понятно: у него травма растления, — объясняет психолог. — Наверное, он наблюдал что-то из области сексуального, что его пугало, травмировало. Это “что-то” было непонятным и потому отпечаталось в его мозгу полностью. Он не получил никакой информации о том, что это было. И поэтому не может это пережить, оставить в прошлом. Травматические переживания могут дать о себе знать в любой момент — так случилось и у Славы».
Почему травма заявила о себе в первом классе? Видимо, мальчик достаточно восстановился, чтобы законсервированные в прошлом переживания поднялись со дна и стали требовать осмысления. Скорее всего, толчком для этого послужила школьная жизнь — шумная, многолюдная, крикливая. Как в детстве, в «нехорошей» квартире.
По словам Пушковой, сексуализированное поведение Славы было криком о помощи. Мальчик хотел получить ответ на вопрос, что случилось тогда в прошлом. Нормально это или нет — и почему. Но ему мало кто мог помочь, потому что взрослые фиксировали наличие проблемы у Славы, ругали его и стыдили — и все. Он завис, не мог двигаться дальше.
Психологи центра до сих пор помогают Славе процеживать и сбивать поднимающуюся пену воспоминаний. Рассказывают о том, что все люди — разные, что мальчики на самом деле отличаются от девочек. Что секс — это для взрослых, и он не может существовать без любви, взаимной поддержки и заботы.
Не монстр
«Я тоже получила свою дозу понимания и поддержки, — говорит Марина. — Я была на последнем издыхании, когда сюда пришла, все рушилось».
Психолог, которая говорила с мамой в первую встречу, подтверждает: Марина не могла нормально говорить — сразу же принималась рыдать. «В таком состоянии человек не может ни решения принимать, ни реагировать правильно на происходящее. Ей тоже требовалась помощь». Важно было нормализовать состояние Марины, которая твердила, что не справилась, что перед всеми виновата.
Психолог много рассказывала Марине о том, что переживал Слава, почему он поступал таким странным образом. Потихоньку поступки сына перестали быть для матери кошмаром. На занятия приходил и муж Марины. Для него вся история была историей про дикие извращения. Но после беседы с психологом Слава стал понятным, страдающим ребенком — не монстром.
«Помочь Славе могли только стабильные взрослые, — объясняет Елена. — Поэтому мы много времени уделяли восстановлению отношений между родителями. А потом уже выясняли, кто из них сможет с мальчиком говорить о сексе, спокойно и методично».
Сейчас Слава редко говорит о сексе на занятиях с психологом — разговор по большей части идет о том, как выстраивать отношения с другими людьми. У мальчика почти не было опыта общения со сверстниками — и специалисты хотят включить его через некоторое время в коммуникативную группу.
Пока же семья приходит в центр на занятия раз в неделю. Слава учится в новой школе, где никто не знает о его прошлых проблемах, потому что он ничем странным не выделяется. С гордостью говорит, что у него появился друг. Понимая, что это пока тонкий лед и любой стресс может подействовать на мальчика негативно, психологи настояли на том, чтобы один день в неделю Слава в школу не ходил.
Статья с небольшими сокращениями из журнала "Такие Дела", убрано название благотворительного центра.
Текст: Наталья Волкова
Иллюстратор: Рита Черепанова
