Армейский юмор

Было ли на то указание главкома нашего рода войск, чтобы всем гиревой спорт любить, или это была инициатива снизу, но к моменту приезда комиссии командование решило особенно отличиться и устроить как бы плановые соревнования по гиревому спорту. Однако вопрос поиска "гиревиков" встал остро: добровольцев не нашлось. Тогда было решено их "выделить" по два человека из каждого взвода.

Могу только гадать, из каких соображений меня записали в любители гиревого спорта. Гири я никогда до этого не тягал и в чем этот спорт не представлял. С нами, "избранными", провели краткий инструктаж, что есть упражнение "перехват", он же армейский рывок гири, а есть толчок двух гирь. Нашлось где-то в каптерке две гири по 16 кг, четыре по 24 кг, и одна 32 кг. Все они были срочно покрашены в серый цвет. Потому, что другой краски не нашлось.

Наступил день проверки физподготовки личного состава. У комиссии с поезда "горели трубы" и вид молодцев с голым торсом и с гирями им справиться с этой бедой никак не помогал. Быстро сообразивший, что к чему, наш ротный удалился с комиссией в канцелярию. Однако, получив лечебную дозу, один из членов комиссии решил проявить принципиальность и проверить заявленные соревнования. Начал он дело педантично, потребовав взвешивания гирь. Мол, он видел, как в Н-ской части у "двухпудовки" высверлили дно и облегчили ее на несколько кг, - его так не проведешь.

Нашли ему весы, в санчасти что ли. Взвесили. Все оказалось по-честному. А как иначе? Шуры Балаганова, чтобы сверлить или пилить гири, у нас в полку не водилось. И начались состязания. Под музыку. Магнитофон «Маяк-232» с колонками еще от предыдущего призыва остался. Толчки прошли нормально, все справились в меру однообразно. Но вот с перехватом вышел казус. Под песню "Богатырская сила наша" группы "Цветы", которая, по замыслу нашего командования, должна была нас мотивировать на высокие спортивные результаты, на пятом перехвате гиря у меня вырвалась из руки и полетела прямо в находившуюся напротив спортзала дверь канцелярии. Пробив которую, она приземлилась внутри помещения. Повисла гнетущая тишина. Прибил кого?

Первым из канцелярии подал голос ротный, привычно выражая недовольство уровнем умственного развития "нынешнего" солдата. А так же сообщивший, что моя демобилизация откладывается до того момента, пока дверь его канцелярии не будет как новая. По правде сказать, ротный был мужик то не плохой. Чем-то напоминал капитана Лукаша из "Похождения бравого солдата Швейка", - любил на утреннем разводе нам сообщать какой сегодня день недели, какой будет завтра и что мы "далее действуем по распорядку".

И обозлился ротный, по большому счету, не на меня. Мне его было даже жалко. Ротный отлично понимал, что его долгожданное поступление в академию откладывается и в этом году. То есть второй год подряд. Поскольку подлый комбат ему этого случая не спустит и влепит выговор. Комбат то по части ставить подножки метящим на повышение товарищам по службе был большой мастер. В своем понимании "духа воинского товарищества и взаимовыручки".

За магнитофоном уже никто не следил. Закончилась песня "богатырская сила" и следующей записью оказалась "Дуся-агрегат" от Любэ:

Давай, давай, Дуся, эх, Дуся, выжимай!

Давай, давай, Дуся, эх, Дуся, прибавляй!

Члены комиссии тихо, вдоль стенки по одному, покидали место не свершившихся спортивных рекордов. У ротного уже все закончилось и они справедливо ожидали, что у комбата-то готово продолжение, чтобы загладить неловкую ситуацию.

Вспомнился забавный эпизод из моей армейской жизни. Был я юн, москвич из интеллигентной семьи, с первого курса МГУ, кмс по шахматам. Попал - уже после "учебки" - в часть за Полярным Кругом, которая считалась худшей во всем ЛенВО по дисциплине. Ну что? Служу, преодолевая глубокое отвращение. Главный мой принцип - "не заморачиваться".

А слово "мандавошка" я, в свои без малого 19 лет, вообще не знал. Просто - не слыхал никогда. СОбственно - впервые услышал его как раз в армии: так "на солдатском сленге" называли... э-э... ну, эти... эмблемки маленькие с обозначением рода войск, которые надо было вшивать в петлицы кителя. Слово странное, ну да и с эмблемками мне впервые пришлось дело иметь. Я и запомнил.

Мне и в голову не могло прийти, что у этого обозначения детали солдатского обмундирования может быть какой-то еще смысл!
И вот, как-то раз, искал я эти самые "мандавошки" - пришить надо было. Кого ни спрошу в казарме - ни у кого нет! Тут мне и советуют - "А ты, - говорят - у старшины нашего попроси! У него есть наверняка". И странно как-то при этом смотрят. Я думаю - а что? Идея!
И пошел к старшине.

А старшина у нас был - о-го-го! Даже - О-ГО-ГО-ГОО!! Ражий детина, исполинского роста, немерянного обхвата плеч, прапорщик. С голосом до того зычным, что стекла в окнах тряслись, когда он ревел. А ревел он, смею заметить, часто: работа у старшины такая...
Но мне-то что делать? "Подшиваться"-то надо! Иду к "товарищу старшине". Он как раз в каптерке сидит. Почему-то за мной еще человек 10 однополчан увязались... Но стоят почему-то в отдалении, пихают друг друга в бок (это я уже потом отметил, "отматывая в памяти пленку назад").

Я зашел и сказал: "Товарищ прапорщик! Можно мне получить мандавошки?"
Старшину, по-моему, чуть кондрат не хватил. Он и так-то был краснорожий, но тут покраснел еще пуще и КА-АК заревет: "ЧТО-ОО-О???"

Я про себя несколько удивился и даже, вроде бы, малость попятился. Но продолжаю, как можно более успокоительным тоном: "Мандавошки мне нужны, товарищ прапорщик. Мне сказали, они у вас есть. Здесь. Ну... эти... знаете?" И щелкаю себя по петлице.

Этот громила опускает голову чуть не вплотную к моему лицу, глаза бешеные, и смотрят в упор. Причем как-то пытливо - как будто старшина одновременно и в ярости, и какую-то непонятную мне задачу в уме решает.

Сзади гогот. А я, главное, не пойму, что вообще происходит. С чего такой драматизм у ситуации? Но чувствую - что-то не так. Потихоньку пячусь к выходу из каптерки. Я в армии худ был - а у старшины кулачищи - каждый с мою голову. И что-то он волнуется слишком...

"Это кто тебе такое посоветовал спросить?" - спрашивает он тихим, каким-то даже шипящим голосом. А глаза при этом такие - ну будто сейчас лопнут!

Да вон, они - машу я рукой позади себя. Знаю же - там только что толпа стояла.
"КТО-О???" - вдруг опять на раздается вой старшины на пределе мощности. Я оглядываюсь назад - странно: никого уже нет! Вообще - пустой коридор.

Мне приходят в голову обычные тоскливо-раздраженные мысли: "Ну как в джунглях, блин! Что он все время так орет-то? Черт знает что!" Смотрю на "товарища прапорщика" с неудовольствием. Вообще-то он мне нравился - когда издалека... Несмотря на неимоверно грозный вид, ощущалось в нем какое-то скрытое добродушие.

Вблизи, впрочем, он очень уж подавлял своей экспрессией.
Но тут он как-то неожиданно успокоился. Взял себя в руки, что ли?
"Мандавошки, говоришь?" - спросил он уже в третий раз, не сводя с меня, впрочем, странно пытливого взгляда. Как будто пытался прочесть у меня на лице что-то еще, помимо обычного солдатского тупоумия.

"Ну да, - говорю. - Подшить хотел..."
"А в Москве своей ты, значит, никаких мандавошек не видел?" - продолжил он допрос.
"Откуда ж? Я студентом был, - охотно ответил я. - А они ведь только в армии, слава богу"
А сам думаю: "Отстанет он от меня наконец? Век бы их не видеть! Сам же орать начнет, если не будет. Эх, сколько ж в армии идиотизма!..."

Старшина взглянул мне в лицо последний раз, что-то для себя решил и сказал неожиданно мягко, обращаясь, как к больному:
- Сейчас выдам. Не напасешься на вас! Бери, только запомни. Это ЭМБЛЕМЫ! Запомнил? ЭМБЛЕМЫ!!" Их так надо называть! И иди. Кругом!

И я ушел. Встретили меня странно, все спрашивали "Ну как?" Как будто я в открытый космос выходил, ей-богу! Рассказ мой встретили с каким-то даже, как мне показалось, разочарованием.

А я только мысленно пожимал плечами. Видимо, во всей истории таился некий непонятный мне "прикол". Но я и не хотел вникать, записав все в разряд "обычного армейского идиотизма". О нем я собирался подумать "на гражданке"...