Газета «Русская речь» однажды поместила статью, в которой ярко в красках описывался фабричный посёлок, принадлежавший крупному фабричному предприятию в Германии.
Приобретённый фабрикой участок земли был разбит на равные участки, устроены шоссированные дороги и водопровод.
На каждом участке был выстроен маленький домик коттеджного типа, при этом все были разного размера по желанию рабочих, которым они были сданы в полную собственность.
Ежемесячно у рабочего вычиталась некая сумма в счёт погашения стоимости дома; земля же под домиком считалась сдаваемой рабочему в аренду на продолжительный срок с очень небольшой оплатой. Рабочий имел право в любое время продать этот дом, но только рабочему этого же завода, либо самому заводу, с учётом амортизации за износ.
Причём, завод не имел права от этой сделки отказаться.
В общем, настоящая идиллия! Красивые коттеджи в зелени деревьев, с одной стороны аккуратные огородики домохозяев, с другой – фруктовые деревья, ягодные кусты, ухоженные цветники.
После трудового дня счастливые фабричные труженики вместе с жёнами и детьми ухаживают за огородом и садиком, наслаждаясь чистым воздухом и сознанием, что всё возделанное на этой земле им же и поступит, принося как материальную пользу, пусть и небольшую, так и удовольствие.
Такая вот красивая Европа, как она есть: благостная, ухоженная, сытая, всем довольная.
На русского человека, как известно, выезд за кордон и картины европейской красивой жизни производят потрясающее впечатление. И неважно: выезд это в составе посольства Петра или поездка в составе советской туристической группы – результат один – слишком уж велика разница между российской действительностью и уютной Европой.
Вот и на Николая Александровича Варенцова прочитанная в молодости яркая газетная заметка плюс незыблемая вера в превосходство и правильность европейского порядка, плюс извечное русское стремление помочь ближнему произвели такое неизгладимое впечатление, что спустя много лет, сделав карьеру и став во главе большого фабричного дела, он решил на русской почве насадить немецкий цветок!
Выбрал землю на высоком, красивом берегу Волги и построил то самое, точь-в-точь, что было читано в фельетоне. Осуществил, так сказать, свою детскую мечту. Несколько десятков домиков были вмиг раскуплены рабочими.
Не прошло и полугода, как некоторые из этих рабочих стали приходить в администрацию, прося взять эти домики от них обратно, говоря: «В казармах живём задаром, дров не покупаем»; хотя дрова в то время стоили по 5 рублей за кубическую сажень, и этого хватало на год для отопления домика.
Также рабочим не нравилось, что жёнам приходится топить печку, а в казармах печи топятся специально нанятыми для этого людьми, за труды которым платил завод. В итоге, к концу года владельцами домиков остались всего два-три человека.
Европы на Волге не получилось. Фабричная администрация, огорчённая провалом эксперимента, нашла объяснение в том, что рабочие, живя в казармах, привыкли жить в обществе, в вечном шуме, криках, ругани, с гармониками – и всё это доставляло им удовольствие и развлечение; кроме того, общая кухня была им как клуб, где они собирались группами, сплетничали, толковали, ругались – и всё это было им по душе.
А в домиках, чтоб не простаивали, были размещены мелкие фабричные служащие, да и тех пришлось уговаривать - и уговорили, только пообещав, что будет без оплаты и с дровами за счёт фабричной конторы!
Прошло ещё много лет, но около этих домиков жильцами не было посажено ни одного дерева, ни одного кустика и ни одного кочана капусты, хотя на фабрике было сколько угодно гумусовой земли, навозу, отдаваемой бесплатно всем желающим вывезти оные.
Из этого случая Варенцов вывел для себя урок, что в жизни не во всём можно руководствоваться тем, что рекомендуют либеральные идеалисты. «Что в Германии даёт рабочим наслаждение и счастье, то у нас – тоску и скуку»,- заключил Николай Александрович.
