vorobeyvlastah

Люди, которые меня знают, удивляются, как я еще выдерживаю. Я каждый день проживаю все, что связано с моим сыном. До сих пор не верю, что это произошло. Он попал в лапы следакам, там все могут приписать. Не было такого, чтобы кто-то слышал, видел, как он убивает.

Дитенок был как дитенок. Скромно мы жили, но дружно: родители, я и мои двойняшки — Павлуша и Андрюша. У нас большая библиотека. В детстве книгу им прочту раз — и они уже наизусть ее знают. Павел занимался музыкой, окончил школу по классу баяна, а потом сам научился играть на гитаре, когда уж был в универе. Для него музыка — это было серьезно, не просто так.

Когда повзрослел, стал более замкнутый. Не хотел рассказывать о проблемах, знал, что буду переживать. Когда сумку ему складывала с собой, всегда спрашивал: «Мама, у тебя эти деньги не последние?» У меня последние, но в Минске ему было нужнее, а я проживу, картошка есть.

Я не знала, что он женился, что у него девочка была. Узнала, когда уже трагедия случилась. Это был шок. Я подходила к ее родителям в суде, но разговора не вышло.

Это страшнейший удар. Про Андрея [второго сына] я говорить не хочу, мне боязно за него. На него пришелся первый огонь. Я два дня не знала. Наверное, так решил Павлуша — уберечь меня.

Виделись мы всего несколько раз. Сначала в Гродно — после первого суда. Зимой был случай: я приехала ему передачу отдать. Заранее спросила у следователя, может, он разрешит мне свидание. Я к нему приехала с самого утра, а он пришел поздно. Знал, что я могу не попасть в изолятор, специально затягивал время. Помню, бегу по снегу с котомками. Приволоклась, а в тюрьме говорят: «У вас пять минут». Как это? Как это? Я же понимаю, его даже привести не успеют. Что же мне эти пять минут, зачем мне эти пять минут? А охранник отвечает: «Ну, можете ночевать на вокзале, завтра приходите». Так я Павлушу и не увидела.

После второго суда он уже был в Минске, на Володарке (знаменитый СИЗО №1 Минска), где все осужденные ждут исполнения приговора. Неужели там можно что-то рассказать? Его приводили человек десять. Я как-то возмутилась. Говорю: «Я должна еще прислать вам подмогу, раз вы не справляетесь с этим дитенком». В горизонтальном положении тянут его. Наручники даже не снимают. Я же вообще не знала, что так бывает. Я думала, за ручку его подержу. А он глазками смотрит: «Мама, ничего страшного». Как можно! Здесь же кровь! И еще — в тюрьме знали, чувствовали: что-то может просочиться. И все время меня предупреждали, чтобы я даже не пыталась ничего спрашивать по делу. Вот, посмотрела на него. Сказала: «У нас все хорошо». А он ответил: «И у меня хорошо». В рот смотрели, чтобы он не рассказал ни как с ним обращались, ни что на него навешали.

Первое время я не появлялась на людях. Но потом пришлось выйти, хлеба хотя бы купить. Наш город маленький, все хорошо знали моих родителей, меня, детей. И вот я замечаю, как болтают две женщины, увидели меня и давай: «А ты знаешь, эта та, у которой сын…» Я взяла себя в руки — и матом на них. По-другому нельзя. Кричу им: «Ты знаешь, что произошло? Я мать — и не знаю, а ты знаешь? Я у тебя деньги одалживала? Нет! Ну так и иди!» Мне пришлось стать наглой, хотя я была по-другому воспитана. От меня некоторые отвернулись. Говорили моим знакомым: «Да как вы можете с ней общаться? Она же прокаженная!»

Я как-то пришла в поликлинику, с сердцем совсем плохо стало. Знакомая врач говорит: «Тамарочка, тебе нужно к психологу». А зачем мне психолог? Чем он мне поможет? Скажет: «Держитесь» или «Крепитесь». Нет, словом мне не помочь. Мне вообще нельзя помочь. У меня сына нет, понимаете? Нет больше моего сына!

Я теперь очень обозленная. Кто меня знает, замечают: «Тамара, ты поменялась». Да, я очень поменялась. Я была раньше открытая. А теперь — нет. Говорю: пройдите через мое и тогда поймете. Муж моей подруги однажды сказал мне: «Тамара, не переживай, это был мусор в твоей жизни. Если бы это были люди, они бы поняли». Многие ко мне приходили, поддерживали и приносили деньги. Я тогда не понимала, а они говорили: «Тамарочка, бери, тебе еще понадобится, у тебя будет много расходов». Они были правы.

Мы с братом с детства слушали «Голос Америки», потом с детьми слушали «Немецкую волну». У нас в семье никогда не голосовали за Лукашенко, никто его не поддерживал. Но по закону только он может помиловать приговоренного к расстрелу. Я все отбросила. Я с таким напряжением ему писала, что вы тоже отец, вы должны знать, что это ребенок, я знаю, что у вас нет времени, но просто узнайте, что за человек Павел, вы все поймете.

Павлуша никогда не жаловался в письмах. Он просил только об одном: «Мама, пришли книги». Все время список отправлял. Спасибо районной библиотеке, выручали меня. Многое сама покупала — по истории, по философии. У меня не было денег, но ради сына делала все, что могла. Начальники тюремные говорили: «Такого у нас еще не было, книжник какой-то!» Я попросила оставить эти книги в изоляторе. Они там нужнее.

Однажды мне пришла посылка — коробка без обратного адреса. Я подумала, может, это какая-то гуманитарная помощь. Открыла — а там тюремная роба: черная, а на спине написано «ИМН» — исключительная мера наказания. Это мне так вернули вещи сына. Я быстро это собрала и сожгла. Не хочу даже вспоминать. Не понимаю, зачем они мне этот ужас отправили. Слышала, некоторые матери, у которых расстреляли сыновей, насыпают им могилы на кладбище, где похоронены родные (по закону родным не сообщают дату расстрела, не выдают тело и не сообщают место захоронения — прим. «Медузы»). Ничего глупее и быть не может! Мне говорили: ты его не найдешь. Значит, найдут другие, я верю. Место захоронения знает Алкаев (бывший начальник Володарки). Но он не рассказывает — боится за свою жизнь.

Лучше бы они меня расстреляли — я так думаю. Я каждый день думаю про Павлушу. Нет у нас уже нормальной жизни и никогда не будет.

Наталья Буланова

В 1989 году бывший муж Натальи Геннадий Яковицкий был признан виновным в убийстве соседа, в изнасиловании и убийстве женщины группой лиц. Смертный приговор был заменен на 15 лет лишения свободы — максимальный на тот момент срок. В 2015 году был признан виновным еще в одном преступлении — жестоком убийстве сожительницы, снова приговорен к высшей мере. Расстрелян в 2016 году.

Мне было 16, когда мы поженились. Ему — 21. Зацепила разница в возрасте. Я была в девятом классе, красивая. Мальчиков у меня было столько! По пять человек домой провожали. Я себя считала королевой этого города. А здесь появился король: красивый, сильный — мог и в глаз дать, если обидят. И он заступался за меня. Скорее, я сама его сняла, как сейчас говорят. Его друзья очень сильно обидели мою подругу. Мне сказали, что пришел из тюрьмы такой Яковицкий, сейчас тут капут городу будет.

Гена с приятелями сидел в фойе кинотеатра. Я подошла к нему и сказала: «Это ты, что ли, этот Яковицкий? Это ты, что ли, герой? Имей в виду: тронешь мою Маринку — башку снесу». Он усадил меня в кресло и вынес на дорогу. Потом провел домой. С того дня начали встречаться. В школу водил, со школы встречал, смотрел, чтобы волосинка с моей головы не упала, чтобы никто не тронул. Во время уроков стоял возле пристройки к школе, я смотрела в окошко на него. Четыре месяца гуляли, нагулялись до Сашки.

У меня очень мудрые родители, они не были против. В октябре мы познакомились, я говорила, что мне уже 16, хотя мне было еще 15, день рождения у меня в январе. И вот он пришел на праздник, познакомился с моими родителями. А когда отец начал поздравлять: «Ну, доченька, поздравляю, ты скоро у нас паспорт получишь», Генка чуть со стула не упал: «Тебе 16? 17 же должно быть!» Сам был в шоке, что с такой маленькой девочкой гуляет.

Когда узнала, что беременна, пришла к маме и говорю: будет так, как ты скажешь, — аборт, значит, аборт. Мама была сильно больна. И она сказала: «Я хочу увидеть внуков. Мы, конечно, будем рожать».

Гена был из хорошей семьи. Отец — летчик-испытатель, прошел две войны, мама — медсестра, они по гарнизонам жили. А Генку воспитывали бабушка — известная в наших краях портниха и дедушка — учитель русского языка. Когда отец ушел на пенсию, ему дали на родине квартиру. Первый раз Гену осудили в 16 лет, по малолетке — с приятелем разбили бутылку вина у прохожего, их и взяли, дали три года. Конечно, это сыграло большую роль в его дальнейшей судьбе. На свободе он себя не находил. Ему легче было там, на зоне. Работать не хотел. Ему все приключений хотелось. Почти до 50 лет дожил, а в душе — пацан, сорвиголова, так ничему и не научился.

Вспоминаю 1989 год. Мы были в ссоре дней пять. Гена жил у своих родителей, а я — у своих. Это [первое убийство] случилось именно в те пять дней. Он позвонил мне, попросил спуститься, чтобы поговорить. Это был первый час ночи. Я сказала: «Хочешь говорить, приходи домой». Он пришел, мы зашли в комнату, Сашка спала в кроватке. Он мне сказал такую фразу: «Мне теперь все равно. Я теперь могу делать все, что хочу». Я спросила: «Ты только за этим пришел? Ты больше мне сказать ничего не хочешь?» — «Нет, ничего». Ко мне на следующий день пришла соседка Клава, сказала: «Наташа, по радио сейчас передали, что моего Славика убил сосед с первого этажа». Фамилию не назвали, но поскольку на первом этаже жили только мой папа и сосед, они оба были на виду, все подозрения пали только на Гену. Арестовали его уже в Минске, это быстро случилось, как только с девочкой произошла эта ситуация [изнасилование и убийство].

Что я чувствовала, когда его [в первый раз] приговорили к расстрелу? Из суда приехали его родители и мне об этом рассказали. Я напилась очень сильно. Думала, мать меня убьет. А на следующий день кто-то из адвокатов сказал: «Наташка, ты не надейся. Все равно ему вышка». Мы с родителями ждали, когда его выведут из суда. Он обернулся и сказал: «Рыжая, не переживай!» Я не помню, как дошла домой. Зашла в лес, только потом доперла, где я. Развернулась, пошла к подружке. Она сразу поняла, что случилось. Два часа я сидела и просто молчала. Подруга: «Наташа, выпить? Наташа, курить? Наташа, ну заплачь, ну скажи что-нибудь». Она потом позвонила свекрови, говорит: «Не знаю, что с ней делать, она совсем тупая». Притащила меня домой к его родителям. И я тут как заорала, все соседи сбежались. Он Саньку так любил. Думаю, вот, такая маленькая, родила ему дочку, а оно вот как, она останется без папки.

Поддерживали его, конечно. У него росла дочь, как я могла ему не писать? И ругались мы, шумел камыш, как эти письма пропускали из зоны, не знаю. Я сразу подала на развод. Не потому, что я перестала его любить. Обстоятельства могут вам показаться очень смешными. Но я хотела подарить маме еще внуков.

Освободился, а все друзья такие же — либо в тюрьме, либо спились, на работу брать его никто не хочет. Накануне последней трагедии он ночевал у меня дома. Уговаривала его не ходить к Тане [убитой Геннадием сожительнице]. Он сказал, пойду к Федьке, это местный алкоголик. У него в доме все это и произошло.

До сих пор вспоминаю тот день. Виню себя, что не оставила его, что не нашла нужных слов, чтобы он не пошел. Но он же никого не слушал, самый умный. Меньше пить надо. У него столько алкоголя в крови обнаружили, не знаю, поднялся ли бы он. Три дня пить — это ж уже все, труп. Таких запоев у него раньше не было. Я ни за что не верю, что он убил. Люди милые, когда умирала Маша [предыдущая сожительница Яковицкого], она только захрипела, Гена пьяный подорвался, скорую вызвал, искусственное дыхание делал. Если бы он капельку почувствовал, что Таня умирает, он бы начал ее спасать. У него были к ней чувства. Терпел то, что другим не позволял. «Заткнись, я тебе изменяла и изменять буду!» — вот что она ему говорила. Чтобы Яковицкому баба изменила — и он молчал? Побить — мог, но убить — нет.

На суде он не ожидал такого приговора. Адвокат говорил, лет 25 ему стабильно светит. В письмах писал: приду седым старичком. Я не оправдываю его ни в коем случае. Но для такого приговора ни одного доказательства приведено не было. Под пальцами убитой была кровь третьего лица, но никто не стал это третье лицо даже искать, на это просто не обратили внимание.

Тот, кто убил, неправ, не имел право, но человека уже не вернешь. Пусть сидит всю жизнь и грехи замаливает. Пусть работает. Свекровь Тани в суде сказала: «Пусть работает и платит». Мама ее сказала: «Расстрелять». Детей Таниных еще до того они ведь воспитывали.

Я хотела расписаться с Геной снова, не шучу. Он узнавал, какие документы нужно. Мотив был один — увидеть его живым. За пару недель до расстрела вроде решили все. Просто не успели.

Я, наверное, очень глупая женщина, но я ему очень благодарна за дочь, за мою девочку. И мы любили друг друга. На нас он никогда голос не повысил, руку не поднял. Может, это было внеземное притяжение? Тяжело объяснить.

Александра Яковицкая

Дочь Геннадия Яковицкого

Первый раз к отцу в колонию я поехала в семь лет. Для меня это было как приключение. После этого часто там бывала, стала уже своим человеком. Он играл со мной, ничего плохого сказать не могу. Когда замуж выходила, оставила фамилию отца.

Почему он сидит, мне не говорили. Мы вообще эту тему дома никогда не обсуждали. Никто меня в городе не дразнил. Побаивались папу. Он был вроде местного авторитета.

К жизни на воле он так и не привык. Последние годы спивался, квартира стала притоном, я даже приехать в нее не могла. Повлиять на него было невозможно. Он всегда делал только то, что сам хотел. Три года мы не общались, потому что пьянки, женщины. Но когда случилось все, увиделись мы уже на суде. Тут не до обид. Кто еще его поддержит? Он никогда не жаловался. Чай, сигареты — все, что он просил передать.

Я не оправдываю отца. Я не знаю, виновен ли он на самом деле. Но при таком серьезном обвинении должны быть железные факты. А их в суде не было. Соседи все были на его стороне. Даже Клавка, мужа которой он убил в 80-х, говорила: «Вот зачем его расстреляли? Пускай бы сидел».

Помню, как на свидании просила его подписать заявление, чтобы документы восстановить. Он говорил: «Все успеем, не кипишуй». Конвоир рядом насмехался: «Ха-ха, ну да, еще немного времени у тебя есть». И это все при мне. Представьте, что они себе позволяют, когда рядом нет родных.

В течение десяти месяцев его «расстреливали». Каждый месяц находились люди, которые говорили: «Все, убили вашего Генку, по телевизору сказали, в газете написали, конвоир знакомый рассказал, блатной знакомый рассказал». Такое народное шоу устроили — «Пусть говорят». Передача, письмо, свидание, адвокат — так мы узнавали, жив ли отец. Мама каждый раз реагировала, я старалась этот бред не слушать.

Однажды позвонила сестра, у нее знакомая работает в ЗАГСе, и она рассказала, что пришло письмо, мол, Гену расстреляли. Я ответила: «Не хочу даже слушать! Какое еще письмо? В первую очередь должны мне, дочери, сообщить». Мама звонит в истерике. Я ей говорю: «Что ты устраиваешь, как будто первый раз! Когда нам лично скажут, тогда и будем паниковать». В итоге в этот же день пришел нам документ, что приговор исполнен.

Это случилось 5 ноября, я [в тот день] передала передачу, хотела записаться на свидание. Мне сказали, записываем за день, позже приезжайте. Через месяц я узнала, что в тот день его расстреляли. То есть взяли передачу с продуктами на три месяца, сказали мне, что запишут на встречу, и сразу убили.

Мы знали, что матери Грунова после казни прислали его тюремную робу, где на спине написано «ИМН» — исключительная мера наказания. Мы понимали, что фотографии, которые мы ему отправляли, письма — нам не вернут. А получить эту страшную форму мы очень боялись. Поэтому и не настаивали, чтобы нам возвращали его вещи.

Нам предлагали купить информацию, где похоронен папа. Предлагал человек, у которого есть связи на Володарке, но мы отказались. У нас на кладбище есть место, где похоронены все наши родные. Мы там поставим памятник отцу. Его, конечно, уже не вернуть. Но мы, семья, по-прежнему страдаем. Знаете, очень тяжело было читать комментарии в интернете. Писали, что маму нужно закрыть в психушку, потому что она чокнутая. Писали, что мы поддерживаем папу, потому что боимся, что он нас самих убьет. Писали, что у меня и моей дочери — кровь убийцы, поэтому нас тоже надо расстрелять. Я, естественно, боюсь за своего ребенка. Она светлая добрая девочка, которая даже представить ничего плохого не может. Она себе придумала, что ее дедушка уехал на рыбалку.

Людмила Гершанкова

В 2017 году сын Людмилы Игорь Гершанков был признан виновным в жестоком убийстве шести человек и покушении на убийство еще одного. По делу с ним проходит супруга Татьяна и двое приятелей; они убивали людей, чтобы завладеть деньгами от продажи их квартир. Игорь и его подельник Семен Бережной приговорены к расстрелу. Оба ожидают исполнения приговора в «коридоре смерти» (Коридор где расположены камеры осужденных на смертную казнь.) в минском СИЗО.

Следователь нам сразу сказал: даже не рыпайтесь, ему конец. Первые дни были, как задержали, а уже все решили! Прокурор на суде называл их фашистами. Он объявил голодовку, больше месяца пил только воду, потому что не выпускают из тюрьмы его жалобы (на момент публикации Гершанков голодовку прекратил — прим. «Медузы»). Если бы вы видели, что они сделали с моим сыном. Руки-ноги худые, голова болтается. Я говорю: «Сынок, что с тобой?» А он рассказывает, что ему капельницы принудительно ставят, хотя он писал отказ. В камере он один. Туда заходят люди в касках, с дубинками, чтобы он не сопротивлялся. А один начальник сказал ему: «Что ты жалуешься тут? Тебя уже нет!»

Каждый месяц приезжаем в тюрьму. Начальник ему сказал: «Если скажешь маме что-то лишнее, больше ее не увидишь». Он выглядит как из концлагеря: ножки тоненькие, шейка маленькая. Я думала, с ума там сойду, когда увидела его. И форма такая черная, а сзади написано в круге «ИМН».

В письмах сын пишет: «Простите, что я доставляю вам столько хлопот». Клянется, что невиновен: «Меня насильно заставили подписать признательные показания». Мы с мужем инвалиды, из рабоче-крестьянской семьи, но решили: возьмем кредит на адвоката. Что вы думаете, объехали весь город — никто не хочет браться за его дело! Он в суде, можно сказать, сам защищался.

Следователи мне в лицо говорили: «Вашему сыну будет расстрел». Вы докажите, с первого дня мне, матери, такое заявляют. Они сказали: «Легко докажем».

Я не знаю подробностей, они жили отдельно. Мне Игорь говорил: работаю на конфетной фабрике, а Таня — в секонд-хенде. Да, они были судимы раньше за мошенничество с квартирами. И сейчас Игорь мошенничество признает, но не убийство! Его били, но он даже на суде боялся сказать об этом, потому что было бы еще хуже.

Кто его втянул в это? Близкий человек. Я не буду говорить никаких подробностей, потому что меня со свету сживут!

Игорь просил в суде пожалеть Таню, она теперь в колонии. По закону они не могут переписываться. Дети у ее родственников. Внуку говорили в школе дети, мол, твои родители — убийцы. Бабушка ходила к учительнице, просила помочь. Но такое редко случается. В нашем доме, например, все соседи нас поддерживают. Говорят, не можем поверить, что Игорь мог такое совершить! Такой тихий, спокойный, неконфликтный. Игорь никого не убивал. Вы не понимаете, он тихий и спокойный мальчик. Он ведь даже не курил. Я не верю, я никогда не поверю.

Игорь писал прошение о помиловании президенту. У него это больше как жалоба вышла. Мы знаем, что Лукашенко за все время помиловал только одного человека. Но мы надеемся. Хотя его решение заранее не сообщают, я читала, что озвучивают сразу перед расстрелом.

Via

Телегония — наследование ребенком признаков от предыдущих партнеров матери — относится к темам, которые не принято обсуждать вслух. Считается, что и так все понятно. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что каждому «понятно» что-то свое. Вооружившись проверенными источниками и здравым смыслом, мы попробуем свести разные представления о телегонии к общему (рациональному) знаменателю и выслушаем современную науку, которой внезапно тоже есть, что сказать нового по этому поводу.

Для начала договоримся о терминах. Удивительно, но уже здесь нет единства: по результатам запроса в Яндексе мы видим, что разнообразные источники телегонию называют «наукой», «концепцией», «тайной человечества» и даже «инструментом совершенствования биологического вида». Мы остановимся на «классическом» варианте, который предполагает, что предыдущий половой партнер матери может как-то влиять на ее потомство от последующего. Поясним сразу, что нас интересуют не этические аспекты этого вопроса, а только физиологические и молекулярные механизмы.

Взлет и падение

Датой рождения телегонии как понятия можно считать 1868 год, когда Чарльз Дарвин (да-да, и этот фундамент тоже заложил он) в своей книге «Изменение животных и растений в домашнем состоянии» привел разнообразные свидетельства этого явления. Большинство из них представляли собой рассказы «очевидцев», полученные Дарвином через третьи руки, и поэтому научным аргументом являться не могли. Единственным задокументированным случаем, вошедшим с тех пор во все популярные тексты, остается история кобылы лорда Мортона. Если коротко, кобыла арабских и английских кровей была случена с кваггой (ныне истребленный подвид зебры) и принесла потомство с характерными полосками. В следующий раз, уже от самца своей породы, она снова принесла жеребят, внешне напоминавших кваггу. Ситуация повторилась и через восемь лет: в отсутствие жеребца-квагги опять родились полосатые дети.

Жеребенок — гибрид зебры и лошади. Фото из книги Джеймса Юарта The Penycuik experiments

Люди того времени не нашли в этой истории ничего удивительного, но после книги Дарвина о ней активно заспорили ученые: могут ли свойства первого самца передаваться потомству от второго? Бум научного исследования телегонии пришелся на конец XIX — начало XX века, с многочисленными гипотезами и экспериментами для их проверки. Однако ни один эксперимент это явление подтвердить не смог. Ни крысы, ни мухи, ни даже лошади не соглашались наследовать признаки таким необычным образом. К середине века попытки найти научное объяснение закончились, споры о телегонии ушли в подполье и со страниц научных журналов переместились на любительские форумы. Казалось бы, тема закрыта и точка поставлена. Но не тут-то было.

Народная мудрость

Один из самых популярных поисковиков научной литературы — Pubmed — по запросу telegony предлагает всего восемь ссылок на статьи, намекая тем самым, что тема не является актуальной и широко исследуемой. В то же время Яндекс выдает три миллиона результатов, из которых первый — «Википедия» (где телегония названа «опровергнутой и устаревшей концепцией»), а все последующие ведут на сайты и форумы, полные споров и размышлений. Как правило, на таких сайтах авторы заключают, что соответствующая теория «является спорной», «покрыта тайной» или же «ученые знают недостаточно о работе наших генов». Есть, конечно, и те, кто считает телегонию однозначно доказанной.

Впрочем, судя по сообщениям на форумах, люди предпринимают попытки рационально вписать телегонию в свою картину мира. В частности, их интересует, сколько времени держится явление телегонии (можно ли исчерпать эффект за первые несколько беременностей), предотвращают ли его барьерные методы контрацепции (встает вопрос о природе передаваемых свойств и физических размерах их носителей) и как быть с поцелуями (ведь это тоже смешение жидкостей). Можно придумать еще множество не менее интригующих вопросов к этому явлению, но сообщения на форумах предвосхищают даже самые смелые фантазии. Так, автор этой статьи с удивлением узнал о существовании «мужской телегонии» и о том, что измена мужа может привести к рождению у законной жены ребенка, похожего на любовницу неверного супруга.

Отметим, что так же, как и в книге Дарвина, все приводимые на сайтах аргументы, факты и жизненные истории носят характер устных сообщений и не подтверждаются ни научными описаниями, ни медицинскими свидетельствами. Единственный современный научный аргумент, который приводит большинство авторов, — это статья 2014 года, в которой явление, похожее на телегонию, было показано на мухах Telostylinus angusticollis. Самок спаривали последовательно с двумя самцами, и оказалось, что размер потомства зависит от размеров первого самца. И нас здесь интересует даже не то, что авторам текстов на сайтах вполне достаточно настолько отдаленного доказательства. Гораздо более удивительно, что ученые почему-то вернулись к давно заброшенной теме, а значит, про нее действительно известно далеко не все.

Спаривающиеся мухи Telostylinus angusticollis

Слово ученым

Для начала разберемся, что на самом деле случилось с кобылой лорда Мортона. За давностью лет проверить чистоту этого эксперимента непросто. Однако даже если предположить, что сообщение соответствует действительности, можно найти этому феномену объяснения, не предусматривающие телегонии. Так, доцент кафедры генетики МГУ им. М.В. Ломоносова Андрей Синюшин полагает, что полоски, появившиеся у потомства кобылы, — лишь одно из проявлений изменчивости. В качестве примера он приводит павлинов. На острове Ява существует популяция белых павлинов-альбиносов, но в европейском зоопарке птенец-альбинос может родиться и у обычного павлина, из чего никак не следует, что здесь как-то замешан его далекий белый собрат. Та же история с лошадью и кваггой. У лошадей встречается окраска в виде полос, но крайне редко, чего не скажешь о кваггах. И удивительную историю с полосатыми жеребятами оказалось гораздо проще приписать неизвестному феномену, чем редкому, но возможному стечению обстоятельств.

Объяснение истории с мухами, пожалуй, чуть сложнее. Действительно, размер первого партнера определяет размер потомков от второго партнера. Формально это явление можно отнести к телегонии. Но передачей наследственной информации назвать нельзя, потому что эффект достигается за счет белков семенной жидкости, которые остаются в организме самки и действуют на незрелые яйцеклетки, стимулируя их рост или перераспределение ресурсов. Едва ли можно на таком основании заключать, что у других животных, и тем более у человека, этот механизм тоже будет работать.

Но на самом деле современные ученые знают о телегонии гораздо больше, чем кажется. Однако они предпочитают пользоваться термином «неменделевское наследование», чтобы не быть понятыми превратно. В связи с развитием молекулярных методов в последнее время возрос интерес к альтернативным методам передачи информации между организмами. И вот что обнаружилось.

В сердце навеки

Возможно, вы, как и автор этой статьи до недавнего времени, рассматриваете половой акт как способ доставить сперматозоид к яйцеклетке (и внутрь нее). Получилось оплодотворить — хорошо, не получилось — значит, не было ничего. Однако эта модель сильно упрощена. Не стоит забывать о том, что сперма, во-первых, содержит сильно больше сперматозоидов, чем нужно для оплодотворения, а во-вторых, состоит почти на 70% из семенной жидкости. Сперматозоиды, как и любые клетки нашего организма, выделяют в окружающую среду фрагменты своей ДНК — так называемую внеклеточную ДНК. Пока неясно, может ли эта ДНК проникать из половых путей женщины в кровоток. Зато известно, что в некоторых случаях клетки человека могут поглощать ДНК извне и даже встраивать в свой геном. Если это действительно так, то получается, что мужчина может поделиться с женщиной своей генетической информацией напрямую, вне зависимости от того, произошло оплодотворение или нет.

Кстати, сами сперматозоиды тоже активно захватывают нуклеиновые кислоты из окружающей среды и передают яйцеклетке при оплодотворении. Поэтому можно предположить, что если внеклеточная ДНК первого партнера останется, например, на стенке яйцевода, то сперматозоид второго партнера способен ее поглотить и передать будущему зародышу.

Более того, было неоднократно замечено, что сперматозоиды могут проникать в соматические (неполовые) клетки организма. Сперматозоиды могут поглощать клетки иммунной системы, а еще они умеют сливаться с клетками, выстилающими половые пути. Таким образом, не исключено, что каждый партнер остается если не в сердце, то хотя бы в стенках половых путей женщины. А дальше образовавшиеся в результате такого слияния (то есть химерные) клетки могут продолжать выделять внеклеточную ДНК, полученную от предыдущего партнера, и влиять на сперматозоиды последующего.

Все лучшее — детям

В определенном смысле зародыш выступает как губка и впитывает из своего микроокружения все подряд. Этот процесс может начаться на самых ранних стадиях: ученые обнаружили в зиготах млекопитающих множественные разрывы ДНК, а на клеточном уровне это означает, что чужеродный участок ДНК может встроиться между концами разрыва. В таком случае речь пойдет о полноценной передаче генетической информации.

Потом зигота развивается в плод и мать начинает «кормить» его содержимым своего кровотока, то есть клетками и молекулами. А ребенок в таком возрасте пока еще ест очень хорошо. Поэтому в его организм могут попасть, кроме обычных клеток матери, химерные клетки, которые получились в результате поглощения чужеродной ДНК или слияния со сперматозоидом предыдущего партнера. Ну и, конечно, в крови образуется большой генетический коктейль из внеклеточной ДНК, выделенной обычными клетками матери, химерными клетками и сперматозоидами. Всю эту ДНК клетки зародыша гипотетически могут захватить. Этот механизм сложно считать наследованием генетической информации ребенком от не-отца, так как не все клетки плода будут эту информацию нести. Но теоретически это могло бы повлиять на свойства зародыша, например, если бы чужеродная ДНК интегрировалась в активно делящиеся клетки и сохранилась бы во всех их потомках.

Кто у кого в печенках сидит

Мать и зародыш ведут непрерывный клеточный обмен. Клетки матери встраиваются в ткани зародыша, в то же время клетки зародыша поселяются в органах матери. Оба организма становятся химерными. Что характерно, при этом абсолютно неважно, чем заканчивается беременность. Даже при абортах и выкидышах, если они происходят на достаточно поздней стадии, клетки плода успевают колонизировать материнский организм. Отдельно стоит отметить феномен «исчезающего близнеца» — при этом из зародышей-близнецов один выживает, а другой рассасывается, но тоже часто оставляет свой клеточный след.

Несложно догадаться, что происходит дальше. Среди материнских клеток, заселяющих ткани плода, могут встретиться клетки его старших братьев и сестер — как существующих, так и не родившихся. И если они были зачаты от другого отца, то плод получает чужую генетическую информацию. Не будем, наконец, забывать про внеклеточную ДНК, которую все эти клетки продолжают выделять.

Эти постоянные миграции клеток и молекул, незаметные на первый взгляд, приносят неожиданные результаты. Ученые в нескольких исследованиях искали у женщин, девочек и зародышей женского пола в крови и тканях фрагменты Y-хромосомы (это называют мужским микрохимеризмом). И обнаружили, кто-то — у 14%, а кто-то — аж у 75%. Во всех случаях было очевидно, что испытуемые не больны генетическими заболеваниями и Y-хромосома присутствует не во всех клетках. В качестве причин микрохимеризма называют предыдущие беременности (у женщин) или наличие старших братьев (у девочек и зародышей). Еще одним фактором, не имеющим, впрочем, отношения к телегонии, стало переливание крови, ведь она тоже несет с собой внеклеточную ДНК. Однако даже все вышеперечисленные факторы, вместе взятые, не объясняют всех случаев мужского микрохимеризма. Приходится предположить, что существуют еще какие-то окольные, неведомые пути, которыми Y-хромосома проникает в женский организм.

Здесь нужно обратить внимание на то, что Y-хромосома была выбрана для исследования микрохимеризма как самый простой объект. Это большой участок ДНК, который гарантированно не должен встречаться в женском организме, поэтому его там легко обнаружить. Для того чтобы выявить чужеродную ДНК из других хромосом, потребуется гораздо более сложный и детальный анализ. Можно себе представить, сколько на самом деле чужеродного генетического материала оказывается в организме женщины, если одна только Y-хромосома обнаруживается в таких количествах! Кстати, очевидно, что у детей мужского пола должны работать те же механизмы и они тоже должны становиться химерами, просто это гораздо сложнее показать.

Сохраняйте спокойствие

Возможно, когда вы дочитали до этого места, вам стало несколько не по себе. Вы не одиноки: автор этого текста тоже нервно ерзал на стуле, перебирая современные статьи. Тем не менее мы уверены: все не так страшно! И вот почему.

Во-первых, все вышеперечисленные события маловероятны. Каждое из них (например, слияние сперматозоида с соматической клеткой или поглощение клеткой фрагментов внеклеточной ДНК) было показано лишь в небольшом проценте случаев. Мы видим, что для полноценной передачи потомству от последующего партнера информации о свойствах предыдущего партнера должно произойти несколько таких маловероятных событий, а значит, суммарная вероятность еще меньше. К счастью для нас, организм человека работает как биологическая, а не математическая система. И из того, что какой-то феномен теоретически может иметь место, совсем не следует, что так действительно бывает.

Во-вторых, ни один случай телегонии у человека, и даже у млекопитающих, достоверно зафиксирован не был. На данный момент наши знания о подобных случаях ограничиваются насекомыми. Научные статьи предлагают нам точные данные лишь об отдельных кусочках возможного процесса, которые можно рассматривать просто как интересные особенности нашей физиологии. Не стоит думать, что перед нами приспособления для неменделевского наследования признаков. Например, если сперматозоиды и сливаются с соматическими клетками, то едва ли потому, что это для чего-то нужно, а, скорее всего, просто потому, что могут.

В-третьих, передача ДНК не обязательно влечет за собой наследование признака. Участок ДНК может нести значимую информацию, а может представлять обрывок гена или некодирующий участок. И тогда его наличие никак не скажется на клетке, не говоря уже об организме. Более того, поглощение ДНК клеткой еще не означает, что эта ДНК будет функционировать. Для этого ей нужно встроиться в определенные участки хромосомы или привлечь к себе множество белков, отвечающих за считывание информации. Наконец, даже если эта чужеродная ДНК встроится в хромосому и начнет там работать, в большинстве случаев из нее получится какой-нибудь белок, являющийся промежуточным звеном в обмене веществ или передаче информации в клетке, и мы об этом никогда не узнаем. Вероятность, что этот белок окажется Тем Самым, отвечающим за легко распознаваемый признак (цвет глаз или кожи), да еще и не встречающимся у официальных родителей ребенка, исчезающе мала.

Но вот что представляется нам действительно важным. Эта история не о том, почему не стоит бояться телегонии, даже если она вдруг произойдет. Эта история — о том, что наши организмы связаны друг с другом несколько теснее, чем мы привыкли думать. Судя по всему, мы регулярно обмениваемся друг с другом ДНК и клетками, часто сами того не подозревая. Вероятно, каждый из нас несет в себе гораздо больше чужеродного, чем кажется. Наш организм — не полностью закрытая от окружающего мира система. И, коль скоро эта система хорошо работает, в ее открытости может быть определенная выгода. Ну или, по крайней мере, нет большой беды.

via https://chrdk.ru

Педиатр, неонатолог Александра Овсянникова переехала в Израиль с мужем-врачом и дочкой три года назад. Republic поговорил с ней о различиях между российской и израильской медициной.

Про переезд в Израиль

Решение переехать в Израиль пришло спонтанно. Мы пошли в Израильское консульство с бабушкой мужа, которая хотела эмигрировать. Консул предложил и нам с мужем поехать поучиться на специальной программе для врачей. Мы сразу согласились.

Сначала нас отправили в город Бат-Ям, где живет большое количество репатриантов из СНГ. Я вообще не понимала, куда мы попали, что это за странная архитектура, почему все так некрасиво, так жарко. Море – это, конечно, хорошо, но вокруг – просто помойка. На следующий день я хотела улететь обратно в Москву, в свою родную больницу и забыть о нашем переезде, как о страшном сне, но все-таки решила дождаться начала учебы. Учиться нас отправили в Хайфу. Помню, как мы на поезде подъезжаем к городу и видим на мосту гигантскую надпись на русском: «Жопа мира». В тот момент я подумала: «Ну все, у нас ничего не получится». Однако в Хайфе нас поселили абсолютно бесплатно в очень симпатичную квартиру и на следующий день начались лекции для подготовки к экзамену на израильскую лицензию. После первой же лекции я поняла, что хочу остаться в Израиле. Наша лектор блестяще знала медицину причем на трех языках – русском, иврите и английском, прекрасно разбиралась в физиологии и биохимии, хотя работала в самой обычной поликлинике, отлично выглядела, бегала марафоны. Глядя на нее, я почувствовала – да, вот оно.

Про сочинения на тему медицины

В России медицина – это нечто абстрактное. Русские учебники больше похожи на длинные сочинения на тему медицины. В России нет общих для всей страны протоколов лечения, нет единых алгоритмов. Учат студентов по старым методичкам – у каждой кафедры в каждом медучилище страны они свои.

В Израиле для всех педиатров страны есть один единственный учебник – американский Nelson Textbook of Pediatrics. Все знают, когда выходит новое издание и сразу его покупают. По структуре он больше похож на учебник по физике. В каждой главе есть маленькие таблички – кейсы, где еще раз повторяется самое важное из конкретного абзаца, из конкретной главы. Все максимально четко: такая-то бактерия вызывает это, другая – это. Никакой болтовни в духе: «Инфекционное заболевание – это заболевание, которое вызывает инфекция…» В результате на то же количество страниц реальных практических знаний гораздо больше, чем в любой советско-российской методичке.

Учиться было очень сложно – просто не хватало знаний. Пришлось учить болезни, про которые раньше я и не слышала. Израиль – эмигрантская страна. Здесь принято узнавать, из какой страны приехали родные пациента. Все врачи знают, какая инфекционная и генетическая специфика у выходцев из Ирака, Турции, Ирана, из европейских стран и африканских.

Учились мы почти круглосуточно – утром несколько часов лекций и потом занимаешься дома по 4–5 часов. В итоге мы сдали экзамен и стали врачами общей практики с израильской лицензией. На этой ступени можно было уже работать и очень неплохо себя чувствовать. Поначалу я так и сделала – пошла дежурить в роддом. Я проработала там полгода, мне все нравилось, было много свободного времени и хорошая зарплата. За 6 дежурств в месяц с 16.00 до 8 утра я получала 8–10 тысяч шекелей, то есть около 160 тысяч рублей. Можно было и дальше так жить, но я поняла, что попала в зону комфорта, из которой потом будет сложно выбраться. Я решила, что пока молодая, нужно двигаться дальше.

Про учебу на грани возможностей

Вчера утром муж пришел после 24-часового дежурства, зашел в дверь и просто сполз на пол в прихожей – без сил. А я в это время проснулась и пошла на свое 24-часовое дежурство. А он остался сидеть с дочкой, у которой начались летние каникулы. У меня шесть обязательных суточных дежурств в месяц, у мужа тоже шесть дежурств плюс четыре сессии, то есть дополнительные операции, которые идут с 7 утра до 10 вечера. В остальное время мы работаем обычные смены и параллельно готовимся к экзаменам на первую ступень специализации. Мы видимся несколько раз в неделю, иногда случаются общие выходные, ребенок почти всегда только с одним из родителей. Я даже не могу сказать, что чувствую себя очень усталой. Вернее будет сказать, что я так устала, что уже ничего не чувствую.

В Москве я так не работала никогда – ни в таком темпе, ни по столько часов, ни с такими тяжелыми пациентами и тем более не училась так много. Оплачивается моя работа очень хорошо. Но это тяжелый труд. Почти всегда одно из дежурств выпадает на выходной и неделя переходит в следующую без перерыва. Живешь с чувством, что нет никакой передышки. Хотя головой я понимаю, когда-нибудь учеба закончится, зарплата будет еще выше, работать я буду меньше.

Про отношение к молодым врачам

В России совсем другое отношение в молодым врачам. В московской больнице все сотрудники и пациенты вокруг знали – «она просто интерн», «она только ординатор», то есть там ты чуть выше студента. Здесь с самого начала на всех бирках и пропусках у тебя написано – «врач». Ты с пациентом от и до, ты отвечаешь за него – именно так и учишься. В России молодому врачу ничего не доверяют. Тут наоборот – работают руками только молодые врачи, резиденты. Все старшие врачи почти не делают манипуляций, почти не общаются с родителями, они со стороны наблюдают за процессом. Я все делаю сама – от люмбальной пункции до катетеризации, сама расшифровываю рентгеновские снимки, беру все анализы. Я принимаю детей от двухдневного возраста до 18 лет. И я не зову на помощь невролога или кардиолога, не отказываюсь от больного потому что что-то не в моей компетенции – такого вообще нет. Я должна принять и разобраться со всеми.

Я работаю в маленькой религиозной больнице. Иногда я ловлю себя на мысли, что не знаю, как выглядит обычный израильский ребенок – у меня полное ощущение, что все дети носят кипу, пейсы или такие маленькие, кукольные платья. Есть и другая специфика – в религиозной среде много родственных браков и рожают по много детей. Из-за этого у них случаются очень редкие, специфические генетические болезни. Иногда я себя чувствую врачом из команды доктора Хауса. На самом деле, я горжусь собой.

Про отношение к родителям пациентов

Врач в Москве и в Израиле – это просто разные миры. Я помню, как пациенты несли мне коробки конфет, к которым скотчем приклеен конверт – отказываешься или принимаешь, в обоих случаях чувствуешь себя ужасно. В Израиле о таком даже речи не идет. Максимум родители могут при выписке на все отделение принести торт, если ребенок лежал месяц в реанимации.

В России ужасное отношение к пациентам и их родным. Возможно, оно от усталости, но прикрываться усталостью нельзя. Я здесь гораздо больше устаю, но злости нет. Конечно, влияет работа старших коллег. Ни разу не видела, чтобы они злились или были раздражены на родителей – все очень мягко, интеллигентно, внимательно. Но дело не только в хорошем примере, а в том, что нас этому учат.

Недавно я прошла восьмичасовой курс с профессиональными актерами, где нас учили общаться с родителями. Например, разыгрывалась такая ситуация – приходит мама и говорит: «Я не хочу делать ребенку прививки. Я знаю, что от прививок бывает такое-то. Я подписываю отказ». Мы должны были ее переубедить. Нас учили, как правильно с этим справляться, объясняли, что если переубедить невозможно, мы должны сказать: «Да, хорошо, вы должны подписать документы, но это будет ваша и только ваша ответственность…».

Был еще курс о том, какие могут быть сложности с мамами новорожденных. Как решать проблемы с кормлением, как успокоить плаксивую маму и так далее. В Москве такому совершенно не учат. Нарычать на родителей пациента – норма. Сейчас я понимаю, как иногда бывала не права.

Про периферические катетеры

Почему-то в московской больнице мы не ставили детям периферические катетеры. Если новорожденному был нужен антибиотик три раза в день, ему делали укол внутримышечно три раза в день. Сейчас для меня это просто дикость – зачем так мучить ребенка? Это больно, он маленький. Более того, если все-таки разрешалось поставить периферический катетер, мы вызывали реаниматолога. Сейчас я уже знаю, что это базовая, ерундовая манипуляция, которую в Израиле делают каждому ребенку сразу при поступлении, чтобы можно было легко и безболезненно взять анализ, ввести лекарство, ввести жидкость, если он обезвожен.

На дежурствах обычно бывает еще один врач, более опытный. Кроме того, у меня всегда есть на телефоне дежурный врач с большим опытом, который сидит дома, но отвечает на мои звонки. Ему за это платят – и я могу звонить ему, если возникли сложности, хоть посреди ночи. У него дома установлена наша медицинская программа, он может зайти в систему и увидеть все, что происходит в отделении, в том числе помочь с рентгенами, если я до конца не уверена в диагнозе. При необходимости этот врач может в любой момент приехать в отделение. Меня это очень поддерживает. В России и близко ничего подобного нет.

Про реанимацию и работу команды

Мы здесь проходили курс – реанимация в приемном отделении и реанимация посреди улицы. Тренировали нас на специальных манекенах, которые можно настроить на плач, стон, имитацию одышки, рвоты, разную частоту пульса и ритм сердца. У этого манекена даже анализы крови можно брать – в нем течет искусственная кровь. Нам показывали американские учебные фильмы о том, как после безуспешной реанимации правильно рассказать родителям, что ребенок умер. Если я не сдам этот курс, я не смогу работать в приемном отделении. Пересдавать его нужно каждые два года – иначе нельзя работать в реанимации.

В нашем отделении есть специальная кнопка – когда ее нажимают на телефоны всех нужных врачей идет звонок: «Реанимация в детском приемном отделении, реанимация в детском приемном отделении». Сразу приходят старший анестезиолог, старший хирург, заведующий реанимацией новорожденных. Если ты младший врач, то пишешь на доске все параметры ребенка по секундам, какие манипуляции ему сделали, что ввели. Реанимация проходит очень четко, без суеты, все спланировано, все знают свои места.

Про общую базу данных

В России мы бесконечно занимались какой-то писаниной, все время заполняли какие-то анкеты, мамы таскали с собой папки с выписками. Здесь все заполняется в компьютере очень просто и быстро. В Израиле есть общая база, в которой видны истории болезней всех пациентов. Чтобы объяснить, почему это важно, приведу один недавний случай.

К нам в отделение поступила девочка семнадцати лет с болями в животе, отсутствием аппетита и снижением веса на 15 кг за последний месяц. Мама в двух словах рассказала, что девочка уже была как-то госпитализирована с той же проблемой. Мы начали ее обследовать как положено – снимок брюшной полости, ультразвук, гинекологический ультразвук. Но ничего не нашли. Тогда мы открыли папку с прежней историей болезни и поняли, что она бывала уже не в одной больнице, а в нескольких с такими же симптомами. Там ей сделали еще больше анализов и ничего не нашли. И уже там дали рекомендацию – консультация психиатра. Постепенно стало понятно, что перед нами так называемый синдром Мюнхгаузена, при котором человек симулирует конкретную болезнь. Выяснилось, что одна ее подруга была госпитализирована из-за анорексии и ей оказывали много врачебного внимания. Поэтому наша девочка симулировала анорексию. К сожалению, в итоге мама забрала ее из больницы под подписку, что не хочет продолжать лечение. В следующий раз, скорее всего, эту девочку уже напрямую госпитализируют в психиатрическое отделение.

Для сравнения расскажу, как это работает в России. Мой московский друг – уролог рассказал мне о случае в его больнице – очень престижном московском месте, специализирующемся на урологических болезнях. Поступила девушка, которая уже прошла в других больницах несколько диагностических и даже лечебных операций, связанных с почками. У нее все время обнаруживались эритроциты, то есть кровь, в моче. Ее как только не обследовали – но причин не находили. Пока кто-то не догадался послать медсестру посмотреть, как девушка собирает мочу на анализ. Выяснилось, что она себе каждый раз лезвием немного резала бедро и сама добавляла кровь. Врачи поняли, что она все симулировала – но никто не стал допытываться, в чем проблема, никто не вызвал психолога, не попытался перевести ее в психиатрию. Девушку просто выписали. И поскольку в России нет общей базы данных, она пойдет в другую больницу, и очередной врач будет ее оперировать, никто ничего не узнает.

Ася Чачко via Republic