geosts

Кун-цзы ответил: «Цю не застал идущих по великому пути и корифеев трех династий, но имеет [к ним] стремление. Когда шли по великому пути, Поднебесная принадлежала всем, [для управления] избирали мудрых и способных, учили верности, совершенствовались в дружелюбии. Поэтому родными человеку были не только его родственники, а детьми — не только его дети. Старцы имели призрение, зрелые люди — применение, юные — воспитание. Все бобыли, вдовы, сироты, одинокие, убогие и больные были присмотрены. Своя доля была у мужчины, свое прибежище — у женщины. Нетерпимым [считалось] тогда оставлять добро на земле, но и не должно было копить его у себя; нестерпимо было не дать силам выхода, но и не полагалось [работать] только для себя. По этой причине не возникали [злые] замыслы, не чинились кражи и грабежи, мятежи и смуты, а люди, выходя из дому, не запирали дверей. Это называлось великим единением.

Ныне великий путь скрылся во мраке. Поднебесная стала достоянием [одной] семьи. Теперь родные для каждого только его родственники, а дети только его дети. Добро и силы [берегут] для себя. У больших людей наследование стало нормой, стены и ограды, рвы и запруды стали [их] крепостью. Путеводными нитями стали ритуал и долг. С их помощью упорядочивают [отношения] государя и подданных, связывают родственными чувствами отцов и детей, дружелюбием братьев, согласием супругов. С их помощью устанавливают порядок, намечают границы полей и общин, возвеличивают мужественных и разумных, наделяют человека заслугами. Их используют в своих замыслах, ради них подъемлют оружие. В соответствии с ними избирались [на царство] Юй и Тан, Вэнь-ван и У-ван, Чэн-ван и Чжоу-гун. Среди этих шестерых благородных мужей не было ни одного, кто бы не почитал ритуала. С ним сверяли они свою справедливость, на нем строили свою верность, проверяли вину, узаконивали человеколюбие, учили уступчивости, являя тем самым народу свое постоянство. Если кто не следовал бы ему, он потерял бы свой престол, ибо люди почли бы его сущим бедствием. Все это и называется малым умиротворением».

«Неужто ритуал так важен?» — спросил Янь Янь.

Кун-цзы отвечал: «Благодаря ритуалу прежние государи преемствовали небесный путь, управляли человеческими чувствами. Потому-то утративший его умирал, обретший его — жил. В «Ши цзин» сказано: «Когда у человека нет ритуала, он подобен крысе, у которой [одно только] тело; если у человека нет ритуала, лучше ему скорей умереть!». Поэтому ритуал должен исходить от неба, но подражать земному, распространяться [даже] на духов и души [умерших]  и касаться траура, жертвоприношений, стрельбы из лука, управления колесницами, инициации, брака, аудиенций и приглашения на службу. Совершенномудрые сделали ритуал всеобщим достоянием, так что Поднебесная и ее царства могут употреблять их для наведения порядка».

Янь Янь спросил: «Нельзя ли послушать подробнее, что скажет учитель о ритуале?»

Кун-цзы сказал: «Желая обозреть путь династии Ся, я отправился в царство Ци, но [и там] свидетельств этого [пути] сохранилось недостаточно — я лишь раздобыл сяские календари. Желая обозреть путь династии Инь, я отправился в царство Сун, но [и там] свидетельств сохранилось недостаточно — я лишь обрел «Куйцянь ». И я  наблюдаю этот [путь] по смыслу [гексограмм] «Куйцянь», по последовательности сяского времени.

Начало обрядности идет от всякой пищи и питья. Когда варили просо и нарезали свинину, когда черпали питье из осклизлых чаш 14, били глиняными колотушками в глиняные же барабаны, [людям] казалось, что всем этим можно выразить свою почтительность духам и душам. Когда же приходила смерть, поднимались на крышу и вопили, говоря: «У-у-у, возвратись!»  А после клали [умершему] в рот сырое зерно и совершали поминки вареным мясом. Так обращали взгляд к небу, а хоронили в земле. Опуская вниз тело с душой по, знали, что дух ци  наверху. Поэтому голова умершего обращена к северу, а головы живых — к югу. Это все изначальное.

Некогда прежние государи не имели дворцов и палат. Зимой они жили в искусственных пещерах, летом поселялись в плетеных из веток гнездах. Не было еще огня для улучшения [пищи], а питались плодами деревьев и трав, мясом диких животных и птиц, пили их кровь, пожирали их с шерстью. Не было еще конопли и шелка, а одевались в шкуры и перья. Потом благодаря деяниям совершенномудрых стали пользоваться благами огня, выплавлять металлы и лепить глину, чтобы делать башни и надстройки на них, дворцы и дома, окна и двери; чтобы варить и жарить, тушить и вялить; чтобы делать вино и закваску. Из конопли и шелковых нитей стали вырабатывать материи. Все это употребляли для поддержания жизни и проводов умерших, для служения духам, душам [покойных] и всевышнему первопредку, и так продолжается до сих пор.

Чтобы призвать высших духов и своих предков, небесное вино ставили в жилой комнате, сладкое вино выставляли во дворе, вино из проса — в зале, прозрачное вино — у входа в зал, раскладывали жертвоприношения, приготавливали треножники и жертвенные столы, расставляли цитры, гусли, свирели, литофоны, колокола и барабаны, произносили молитвы и [ответные] благопожелания. Тем самым упорядочивались [отношения] государя и подданных, отцы и дети проникались родственными чувствами, а братья — дружелюбием, высшие и низшие сплачивались, а супруги обретали каждый свое место. Это и называлось приятием небесной благодати.  Когда молитва была произнесена, совершали возлияние небесным вином и приносили в жертву кровь и волосы. Ошпаренные туши [клали на] жертвенные столы, жарили убоину, расстилали камышовые циновки, накрывая сверху грубым холстом, одевались в крашеные шелка, совершали жертвенные возлияния сладким вином, предлагали [духам] жаренное в масле и на вертеле. Государь с супругой совершали подношения сообща, дабы возрадовать души [предков] хунь и по. Это и называлось слиянием с небытием. После же, отступив назад, сообща готовили [жертвенную пищу], разделывая [туши] собак, свиней, быков и баранов и опуская их в наполненные бульоном сосуды фу, гуй, бянь и доу, в жертвенные котлы. Молитва произносилась с сыновней почтительностью, [ответное] благопожелание — с отеческим благоволением. Это называлось великой благостью. Таково великое завершение обряда».

Кун-цзы сказал: «Увы мне! Я вижу, как Ю-ван и Ли-ван  нарушили путь Чжоуской династии. Если покину царство. Лу, куда еще податься?! Но и луские жертвоприношения в предместьях, и летние жертвоприношения  не соответствуют ритуалу — это крушение [завещанного] Чжоу-гуном! [Только] циские жертвоприношения в предместьях идут от Юя и сунские — от Цзе. Это деяния сыновей неба, и их надлежит хранить. Ведь сыновья неба приносят жертву небу и земле, а правители — божеству Полей и божеству Проса. Великое дело, когда не осмеливаются менять постоянство и древность молитвы [духам предков] и [их ответного] благопожелания! Не соответствует ритуалу, чтобы слова молитв и [ответных] благопожеланий хранились [где-то] у глав родов, заклинателей, шаманов и писцов; такое государство называли бы невежественным. Не соответствует ритуалу, чтобы перед умершим правителем ставили сосуды династий Инь и Ся; такого правителя назвали бы узурпатором. Не соответствует ритуалу, чтобы церемониальные головные уборы и воинские доспехи хранились в частных домах; такого правителя назвали бы притесненным. Не соответствует ритуалу, чтобы [в доме] у знатного были все [необходимые] прислужники, чтобы ему не приходилось занимать жертвенной утвари и чтобы у него была вся [необходимая] музыка; такое государство назвали бы мятежным. Поэтому-то служащих правителю именуют подданными, служащих же в [каком-либо] доме именуют [просто] прислугой. Носящих трехлетний траур и новобрачных до времени к служению не привлекают. Не соответствует ритуалу, чтобы являлись в траурном платье ко двору либо жили и ели вместе с прислугой; такое государство назвали бы страной, где смешались господа и слуги. Поэтому, чтобы приютить своих потомков, у сына неба есть угодья, у правителей — уделы, а у знати — податные земли, и это именуется установленным порядком. Поэтому, если сын неба посетит удельного правителя, он неизбежно покинет свой храм предков [на произвол судьбы]. Такое посещение не соответствует установлениям ритуала, и про такого сына неба скажут, что он нарушает закон и колеблет устои. Если правитель войдет в дом подданного не с тем, чтобы навестить во время болезни или выразить соболезнование во время траура, то можно сказать, что в этом государстве отношения государя с подданными несерьезны. Так что ритуал — это великое правило государя; [он] помогает разбираться в подозрениях, уяснять сокровенное, служить духам и душам [умерших], устанавливать порядок, разграничивать человеколюбие и справедливость, а тем самым наладить управление и укрепить государя.

Итак, если управление неправильное, государев престол не прочен. Если государев престол не прочен, то крупные вассалы изменяют, а челядь ворует. Если наказания строги, а нравы [все равно] испорчены, то законы не сохраняют постоянства. Если законы не сохраняют постоянства, то ритуал теряет свое значение. Если ритуал теряет свое значение, то служилый люд бездействует. Если наказания строги, а нравы [все равно] испорчены, то народ не [хочет] покориться. Такое государство называют больным. Поэтому [умелое] управление сохраняет государю жизнь. По этой причине правление должно исходить от неба и следовать ему, дабы получить его дарование 32. Дарование, ниспосылаемое божеством земли, — это следование земле, ниспосылаемое храмом предков — это человеколюбие и справедливость, ниспосылаемое горами и реками — процветание и деяние, ниспосылаемое пятью духами-хранителями — порядок [в доме]. Все это и есть та крепость, в которой совершенномудрые сберегали свою жизнь.

Совершенномудрые осуществляли [свое] правление, сообразуясь с небом и землей, в единении с духами и душами [умерших]. Следя за всем этим, они смогли придать ритуалу последовательность; снискав любовь народа, смогли его успокоить. Небо рождает время, а земля — богатства, человек же рожден своим отцом и обучен наставником. Если государь правильно использует эти четыре начала, то он, государь, утвердился на почве, где не взрастут неудачи. Ведь это государя почитают, а не он почитает других, это государя кормят, а не он кормит других, государю служат, а не он служит другим. Если бы государь стал почитать других, он совершил бы ошибку; если бы начал кормить других, у него не хватило бы возможностей, а если бы он стал служить другим, то потерял бы престол. Простой же народ почитает государя, дабы самому обрести порядок; кормит его, дабы обрести себе успокоение; служит ему, дабы обрести для себя славу. Так ритуал проникает всюду и утверждается разделение [людей]. Люди же стремятся к [славной] смерти и тяготятся [бесславным] существованием. Следует использовать знания людей, но искоренять их лукавство; использовать человеческую храбрость, но искоренять злобность; использовать людское человеколюбие, но искоренять своекорыстие. Если государство постигает бедствие и государь умирает за божество [своей] земли и божество Проса, то это его долг; если же знатный умирает за собственный, [а не за государев] храм предков, то это уже испорченность.

Что совершенномудрым удалось сплотить Поднебесную в одну семью, а Срединные царства  сделать словно бы одним человеком, — это не [пустое] мечтание. Нужно было [только] познать чувства [людей], воззвать к их долгу, понять их пользу, проникнуть в их бедствия, и тогда все стало возможным. Что называется людскими чувствами? Это радость, гнев, скорбь, страх, любовь, отвращение, вожделение. Всем семи чувствам человеку нет нужды учиться. Что называется долгом человека? Отец должен проявлять родительские чувства, а сын — почтительность; старший брат — доброту, а младший — дружелюбие, муж — справедливость, а жена — послушание, старшие — милосердие, а младшие — покорность, государь — человеколюбие, а подданные — преданность. Эти десять качеств и именуются человеческим долгом.  Проповедь верности и миролюбия именуется человеческой пользой. Борьба и взаимные убийства именуются людскими бедствиями. Чем же еще, кроме ритуала, могли совершенномудрые управлять семью человеческими чувствами, совершенствовать десять проявлений долга, наставлять в верности и миролюбии, поощрять скромность и уступчивость и искоренять борьбу?!

Питье, еда, мужчины и женщины — вот главный [предмет] человеческих вожделений. Смерть, утраты, бедность, страдание — вот главный предмет человеческого отвращения. Вожделение и отвращение — это великие крайности человеческого сердца. Человек скрывает свое сердце — его ни измерить, ни взвесить. Прекрасное и безобразное — все таится в человеческом сердце, но цвета его не увидишь. Чем еще исчерпаешь его, кроме единственного — ритуала?

Человеку присущи качества земли и неба, в нем совокупляются светлое и темное, сливаются дух и душа, смешиваются совершенные ци пяти стихий.

Небо, владея светлым [началом], поддерживает солнце и звезды; земля, владея темным [началом], источает [его] из рек и гор. Когда пять стихий, распределенные по четырем временам года, обретают гармонию, то рождаются луны. Три пятидневки они округляются, три пятидневки убывают. [Также и] пять стихий, пребывая в движении, поочередно истощаются. Каждая из пяти стихий, четырех времен года, двенадцати лун сменяет другую и становится основой. Каждый из пяти звуков, шести и двенадцати аккордов сменяет другой и возвращается к ноте гун. Каждое из пяти вкусовых ощущений, шести вкусовых удовольствий и двенадцати видов пищи  сменяет другой и становится главным. Каждый из пяти цветов, шести узоров, двенадцати видов платья  сменяет другой и становится главным.

Итак, человек — средостение земли и неба, в нем — крайность пяти стихий, он живет, ощущая вкус пищи, различая звуки и одеваясь в цветное.

Поэтому совершенномудрые, устанавливая свои принципы, должны были сделать их источником небесное и земное, первопричиной — светлое и темное, сделать времена года правилом, солнце и звезды — путеводной нитью, луну — мерилом, духов и души [умерших] — помощниками, пять стихий — исходным материалом, ритуал и долг — орудиями, чувства человеческие — пашней, четырех божественных — ручными животными.

Когда же источник — небо и земля, то родится все сущее; когда первопричина — светлое и темное, то чувства становятся понятными; когда времена года — правило, то начинания успешны; когда солнце и звезды служат путеводной нитью, то начинания обретают последовательность; когда луны — мерило, то успехи есть с чем сравнить; когда духи и души — помощники, то [все] начинания имеют своего блюстителя; когда пять стихий — исходный материал, то все имеет свое повторение; когда ритуал и долг — орудия, то дела и поступки венчает успех; когда чувства человеческие — пашня, то человек становится их хозяином; когда четыре божественных становятся ручными, то есть откуда добыть пищу и питье.

Кого называют четырьмя божественными? Ими называют единорога, феникса, [священную] черепаху и дракона. Если приручают дракона, то рыбы не уплывают прочь; если приручают феникса, то птицы не улетают; если приручают единорога, то звери не разбегаются; если же приручают [священную] черепаху, то не растрачиваются человеческие чувства.

Так прежние цари, владея [стеблями] тысячелистника и черепашьими [панцирями], учредили обряды жертвоприношений, захоронения жертв и подношения шелка, сделали общим достоянием слова молитв [душам предков] и [ответных] благопожеланий, установили порядок. Так царства обрели ритуал, чиновники — применение, дела — своих блюстителей, а [сам] ритуал — стройность.

Прежние цари опасались, что ритуал не доходит до низших, и, дабы утвердить небесный престол, стали совершать жертвоприношения [верховному] божеству в предместьях; дабы указать на пользу, [приносимую] землей, стали совершать жертвоприношения божеству Полей в своих царствах; дабы взрастить человеколюбие — жертвоприношения в храмах предков; дабы послужить духам и душам [умерших] — жертвоприношения на горах и реках; дабы взрастить свои начинания — жертвоприношения пяти духам-хранителям. Место главы клана и заклинателя было в храме [предков], трех министров — во  дворце, трех старейших — в школе. Маги стояли перед государем, писцы — позади него, гадатели же, прорицатели, музыканты и прислужники — по сторонам. Государь в середине пребывал в недеянии, сохраняя в себе высшую правду. Поэтому когда совершали обряд в предместье, то все духи приступали к своим обязанностям; когда совершали обряд на алтаре земли, то все дары земные рождались в изобилии; когда совершали обряд в храме предков, то проявлялись сыновняя почтительность и родительская любовь; когда совершали обряд [на алтарях] пяти духов-хранителей, то исправлялись законы и порядки. Поэтому в предместьях, у алтарей божества земли, в горах и у рек, у алтарей пяти духов-хранителей [чувство] долга совершенствовалось, а ритуал сохранялся.

Потому-то ритуал должен исходить из великого единого, которое, делясь, образует небо и землю; в своем круговращении являет светлое и темное; изменяясь, дает четыре времени года; расщепляясь, создает души и духов; ниспосланное им именуют дарованием; управляется же оно небом. Так что ритуал должен исходить от неба, но в движениях своих следовать земле, распространяясь повсюду, следовать вещам и явлениям, изменения свои сообразовывать с временами года, быть в согласии с мерой и умением. Жителей тогда [можно] назвать воспитанными. Действие ритуала сказывается в товарах и работе, скромности и уступчивости, пище и питье, в [обрядах] инициации и бракосочетания, похорон и жертвоприношения, в [организации состязаний] по стрельбе из лука и управлению колесницами, в аудиенциях и визитах.

Ритуал и долг суть великие человеческие начала. Наставляя в верности и совершенствуя в дружелюбии, они укрепляют содружество плоти и кожи, прочность костей и сухожилий. Они суть великие начала, поддерживающие жизнь и сопутствующие в смерти, служащие душам [умерших] и духам. Они суть великие врата, выводящие к небесному пути, дающие выход человеческим чувствам. Только совершенномудрые смогли понять, что ритуал не должен прерываться. Чтобы разрушить царство, погубить клан, извести человека, нужно прежде всего искоренить ритуал.

Ритуал для людей — все равно что закваска для вина. Благородные мужи благодаря ему возрастают, низкие же люди умаляются.

Совершенномудрые управляли человеческими чувствами, прибегая к правилу долга и упорядоченности ритуала. Поэтому чувства человеческие были для совершенномудрых правителей пашнею. С помощью ритуала пахали ее; разбрасывая долг, засеивали ее; наставляя в науках, пололи ее; укореняя человеколюбие, убирали ее; посеяв музыку, давали ей отдых. Поэтому ритуал — это [также и] плод долга. Если только он во всем согласуется с долгом, то, даже не будь его у прежних государей, он может быть долгом порожден. Долг же есть часть душевного совершенства, одно из звеньев человеколюбия. Он согласуется с душевным совершенством, наставляет в человеколюбии; силен тот, кто обрел его! Человеколюбие есть корень долга и плоть благоденствия; достоин преклонения тот, кто обрел его! Поэтому управлять государством, не прибегая к ритуалу, — все равно что пахать без сохи. А ритуал, который вырастает не из долга, — все равно что пахота без посева. Долг без наставления в науках — все равно что посев без прополки. Наставление в науках, не согласующееся с человеколюбием, — все равно что прополка без жатвы. Следование человеколюбию, не умиротворенное музыкой, — все равно что жатва без пропитания. А умиротворение музыкой без достижения благоденствия — все равно что еда не впрок!

Если у человека руки-ноги в порядке, а кожа без изъяна, то человек становится упитанным. Если отцы и дети благоволят друг другу, братья дружелюбны, а супруги согласны, то семья богатеет. Если большие вассалы законопослушны, а челядинцы честны, чиновники соблюдают субординацию, а государь и подданные относятся друг к другу правильно, то в царстве изобилие. Если сын неба сделает добродетель своей колесницею, а возницей — музыку, если правители обращаются друг с другом согласно ритуалу, знать соблюдает субординацию согласно закону, служилый люд проверяет друг друга на верность, а простой народ хранит взаимное дружелюбие, то изобилие царит во [всей] Поднебесной. Это называется великим благоденствием. Великое благоденствие есть то постоянство, которое поддерживает живых, сопутствует умершим, служит душам [умерших] и духам.

Тогда начинания громоздятся грудой, но не застаиваются; идут все вместе, но не по ложному пути; следуют узкой стезей, но не терпят потери; они глубоки, но всепроникающи; обильны, но имеют просвет; идут непрерывной чередой, но не находят друг друга; продвигаются, но друг другу не вредят. Это и есть предел благоденствия. Только поняв, в чем заключается благоденствие, можно охранить себя от опасностей.

Хотя ритуал бывает различным, однако он не впадает в излишество и скудость, он поддерживает чувство и усмиряет опасности.

Совершенномудрые государи достигали благоденствия, потому что они не селили горцев на реке, не селили прибрежных жителей на Срединной равнине, дабы те не бедствовали. Воду, огонь, металл, дерево, пищу и питье употребляли непременно в свое время, соединяли мужчин и женщин, наделяли должностями и титулами непременно в соответствии с возрастом и добродетелью. Народ использовали непременно в благое [время]. Поэтому не было стихийных бедствий: наводнений, засухи и насекомых, а народ не страдал от неурожая, голода и жестокого мора. Небо не жалело [для людей] своего пути, земля не жалела своих богатств, а люди были щедры на чувства. Тогда небо посылало обильные росы, а земля исторгала сладкие воды, горы являли [людям] Волшебную повозку, а река — знаки, [начертанные на спине] лошади-дракона; фениксы и [священные] единороги кормились близ городских стен, [священные] черепахи и драконы обитали в дворцовых водоемах. Что же до остальных животных и птиц, то стоило только глянуть вниз, чтобы заметить их яйца или детенышей. И все это лишь по той причине, что прежние государи сумели довести до совершенства ритуал, нашли выражение долгу и воплощение верности, тем самым добившись благоденствия. Все это суть плоды благоденствия.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. «ДЕЙСТВЕННОСТЬ РИТУАЛА» (пер. И. С. Лисевича)

Текст воспроизведен по изданию: Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах. Том 1. М. АН СССР. Мысль. 1972

Знаю экономиста одного, прозябал в одном месте не плохом, работу знал, но страдал, точнее мучился, ушёл, своё не создал, но стал к пятидесяти коучем, учит людей бизнесу и жить.

Каждому своё как говорится, наверняка и им всем тоже, как и их подопечным группам, которых у всех них и не мало, видимо путь такой полезен, раз он существует, и тоже, кому и для чего не известно.

«Оставьте их: они — слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму»