Василий Семеныч разработал специальное приспособление для коровок. Не сам, конечно, а его студент. Гениальнейший молодой парень, но, к сожалению, из бедных сословий. Вынужденный работать в артели Василь Семеныча за возможность обучения в местной семинарии. Суммы были совершенно неподъемные для студента Андрейки. Однакож Василь Семеныч пообещал вскорости, через годик-другой, устроить все для Андрейки, устроив пока за это самого Андрейку в своей артельной лаборатории. Студент - паренек молодой и потому любимый фортуной, нащупал, совершенно случайно, смесь на основе водорослей регенерирующую мясной покров на практически любой открытой ране. Парочка усовершенствований добавленных Василь Семенычем лично и на свет появился "Коровий Мясогенератор". Он вешался на круп коровы сразу после отрезания от коровы большущего куска мяса с ее же крупа. Прибор со смесью прикладывался к ране, смесь внутри пропитывалась коровьей кровью и в пару дней превращалась в плоть от плоти ея, коровы. Небольшая тонкость заключалась в том, что корове положено было быть живой на момент отрезания и прикладывания. Выглядело все, конечно, жутко: вопящая буренка зафиксированная будто самим маркизом де Садом, мясник срезающий кровящее мясо с судорожно дергающегося тела, светящаяся призрачным синим светом водорослевая смесь, едкий пар из работающих механизмов, но зато экономически все выходило просто прекрасно.
Проблемы, конечно же, существовали, однако решались по-мастеровитому просто. Прибор, подающий и удерживающий смесь, дабы не отваливался болтами крепился непосредственно к костям коровки, составляя как-бы внешнее продолжение ее скелета. Металический бандаж коровы был наплавлен на нее прямо на месте, ведь теперь совершенно отпала надобность в ее, коровы, перемещениях и прогулках. На место мясника, заместо местных белоручек был позаимствован каторжанин Катя. Как его звали на самом деле никому дела не было, а "Катя" же было единственное слово в его лексиконе. Коровок он резал ловко, по кошачьи грациозно, с упоением слизывая капельки теплой крови брызжущей на лицо и слегка даже расстраивался каждый раз окончанию смены.
Единственная проблема, не дающая артели полноценно приступить к мясному производству заключалась в регулярной, практически неизбежной смерти коровок от унижения, страха и болевого шока. А на мертвых коровках, сами понимаете, мясо не растет. Василь Семеныч заперся у себя в каморке на два долгих вечера, посчитался, заложил в банк недавно отстроенный дом с женой и на добытую с этого сумму немалую привез таки ветеринара столичного, кровей заморских.
Ветеринар Вольфк Щтробель, чье имя, впрочем, далее нам и не важно, в неделю подготовил рецепт седативного на основе опиатов, подходящий для коровьего успокоения и полностью разлагающегося в водорослевом мясе. Передал его Андрейке со всеми тонкостями приготовления. И отбыл на свою малую столичную родину оставив средь местного населения память по себе как "Щнобель - вдовий дохтур".
Где добыть опиум для скотских коровок отказывающихся отчего-то жрать коноплю, знает каждый ознакомившийся с трудами видных экономистов-философов. По такому случаю Василь Семеныч забил молодого порося Дюшу, насобирал яичек и отправился на поклон к местному дьякону Варфоломею. Дьякон очень любил яички, был прямо без ума от поросятины, потому радушно принял гостя усадил, его супротив красного уголка, почесал бороду, прищурился и произнес веское:
— Ну.
— Вафоломеюшка, друже. — подобострастно начал Василь Семеныч.
— Мм? — солидно и как то даже глубокомысленно промычал Варфоломей.
— Варфоломя, выручай.
— Хммм...
— Надобно мне, Варфоломейчик, зелья твоего именного. Опия мне надобно для коровок, во имя благости народного, спокойствия души и накопления капиталов.
— Ухмм?
— Помогай, Варьфушка, выручай. Никак без тебя, сам знаешь.
Варфоломей медленно, с достоинством, поднялся, степенным шагом пересек комнату, отпер дверь, высунул голову в проем, медленно внимательно поглядел по сторонам, а затем и на небо. Убрал голову обратно, закрыл дверь изнутри. Подошел в уголок к красиво обставленному изображению Матери-Богородицы с ребенком и осла. Склонил голову. Пробормотал в бороду: "Прости нас, матушка". Взял икону уложил ее лицом на лежащую тут же атласную подушечку и накрыл бархатным красным одеяльцем. Затем чинно прошествовал обратно в угол, откуда начал свое путешествие. Почесал бороду, прищурился глядя прямо Василь Семенычу в глаза и издал протяжное:
— Ну-у-у...
— Вот все расчеты сколько и когда надобно, Фуша.
Варфоломей взглянул на протянутые ему бумаги, достал четки, что-то про посчитал про себя и неторопливо отвернул голову в окошко.
Василь Семеныч ждал. Варфоломей ждал в ответ. Василь Семеныч стал ждать немного сильнее. Варфоломей, не поворачивая головы, скосил глаз на собеседника, увидел его ожидание, поднял руку к лицу и прикрылся от вопрошающего взгляда тыльной стороной ладошки.
— Варя. — не выдержал через три минуты Василь Семеныч.
— Ммм? — раздалось скучающее из-за ладошки.
— Ты попомни, Варенька, на чьи финансы эта ваша богодельня существует, Варюша. Я ведь страдать-то долго не стану. Время лихое придет - ручеек-то и высохнет.
— Блядь - гулящая женщина. — не стерпел наконец батюшка, — ты поди епанулся на старости. Да, Семеныч? Ты количества видел? Сам ведь поди считал? Где?! Где я спрашиваю, блять, прости матушка, я столько возьму?
— Надо, Варфоломей.
— Нету у меня столько. Ну нету свободного. Вообще нету. Все в производство вложено.
— Варфоломей.
— Как я тебе из производства вытащу. Все по прихожанам же. Они же вон какие все ученые. Им теперь дозы - страшно представить какие нужны. А выхлопу капелюську. А наверх я сколько отдаю. А наместнику уходит - ты и вообразить не сможешь, голова твоя садовая.
— Айяйяй, Варфоломей.
— 50.
— Золотом?
— Процентами, дурень.
— С дохода чистого.
— С предприятия твоего.
— 30.
— В доме Господнем...
— 40.
— ...базар устроил, идолище поганое.
— 45 и яички.
— Накой яички твои. Крутить их?
Василь Семеныч замолчал. Делать Семенычу больше было нечего.
— Канонизируй, а?
— Дурень, блять.
— Обещал ведь.
— 50.
— Хорошо, Варфоломей, не больше.
— И Андрейку.
— Андрейку не дам.
— Бог с тобою. По рукам, идолище.
На том они и порешили. Семеныч радостный, отправился восвояси по своим купеческим делам. Варфоломей поставил икону на место. Погладил шестиугольное распятие. Взял в плошку со стола миро из чашечки рядом и пару яичек из принесенных Василием. Добрел неспешно до исповедальни. Отпер ее. Отпер дверь в погреб прямо в полу исповедальни. Зычным голосом позвал:
— Катерина.
Шлепанье босых ног монашки Катерины по мокрому полу материализовалось в улыбающееся грязное, неаккуратное лицо. - Фильтры где, за ногу тебя? - сурово спросил дьякон. Монашка кинулась обратно в темноту, вернулась секунду спустя с наполненными чаяниями, покаяниями, надеждами и чистейшим героином фильтрами. Бережно отдала их Варфоломею. Тот сунул фильтры в карман, достал взамен яички. Аккуратно и с теплотой передал яички и миро Катерине.
— Держи, вот, гостинцев. — дождался пока Катерина, кланяясь уйдет в темноту погреба. Запер его. Кряхтя поднялся, поправил бандажи и ремни исповедальни. Проверил механический Исповедальник. Подул в его трубку. Затем удовлетворенный осмотром вышел из исповедальни и запер ее.
— Будут тебе и опиум для коровок и амуры с херувимами. - Непонятно кому сказал дьякон Варфоломей и отправился готовиться к вечерней службе.
