Пособия для Домового
21 пост
21 пост
75 постов
10 постов
2 поста
8 постов
46 постов
Тени вдруг стали хуже получаться.
Фея давно не практиковала. Забыла, наверное, как оно умелось раньше.
А ведь в ту осень Тени ей особенно удавались.
Они волшебным шёлком выходили из- под порхающих диковиным танцем пальцев. Тени – обереги, Тени- туманы, Тени – талисманы.
Русалке на свадьбу Тень-вуаль соткала, жемчужную, как утренний речной туман, что бывает в краю босоного детства. Русалка Тенью укрылась и невероятной красавицей стала.
Толпа гостей тогда почти свадьбу бросила, к фее в очередь – за тенями.
Разные они были... темные, светлые, радужные и с изумрудными вкраплениями. Солнечными зайчиками расшитые. Звёздами усыпаны. А ещё и ароматов добавила... это уж Тётушка надоумила.
Фея сидела на утёсе одинокой Скалы и вспоминала, улыбалась едва заметно.
Такой улыбкой улыбаются внутрь, когда свет горит там, у сердца, без теней.
Ангел тогда смеялся, укутываясь в подаренную на Рождество Тень.
Она была багряной, но с привкусом ночного, терпкого вина, которое он пригубил, танцуя однажды с девушкой на брусчатке площади древнего города.
- Они такие и были! - мечтательно шепнул ей Ангел, - Фонарщик зажёг огни и расплескал всю тьму. Тишина украла звуки, остались силуэты...
Ангел прикасался крылом к Тени и тоже улыбался внутрь, приласкав заболевшее вдруг воспоминанием сердце.
А Тролль? Фея даже хихикнула тому случаю. Бедняга скромничал и стеснялся всем своим безобразным видом. Он хотел Тень- красоту и не верил, что имел на это право. Окинув его взглядом, Фея было засомневалась, что справится, но если из рук льется волшебство, разве его удержишь?
Тролль тогда, примерив Тень, замер не дыша. Он видел рассвет и не становился камнем в его лучах. Силуэт расправил плечи Атланта и подпёр ими небеса. Тролль счастливо улыбался, вдыхая аромат долгожданной свободы от уродства, с лёгкой ноткой скошенной травы.
Тени окружали и пьянили.
И всякий, погружаясь в их туман, искал себя былого, настоящего или просто однажды потерянного.
Тени - бабушки, с ароматом пирогов. Тени - мамы, прикоснувшиеся легонько к непослушным вихрам на макушке. Тени - детства с пузырьками лимонада в нос. Тени - славы, разрывающие контуры искрой. Тени - слезы, но с ароматом весенней капели.
Тени - счастье, а у них состав хоть и разный, но отчаянно простой, но обязательно по краю вышитый верой.
Она тогда забыла про себя и не соткала собственной Тени. Да и какой она должна была быть? Это ей ещё предстоит однажды узнать.
Фея вздохнула своим воспоминаниям и взглянула на чернеющий перед ней пустотой скальный камень. Ничего. Никого.
Провела руками, но наскальная пустота не дрогнула.
Она какой месяц уже одна на Скале. Дракона нужно ждать, очень ждать. Он этого просил.
Её нынешняя тень дрожала позади, обыкновенная, фейская тень.
Совсем повседневная, та, что с раннего утра отражается повсюду и к закату, наполнившись грузом дня, растягивается в немом, усталом шёпоте. Это была Тень - тоска с чуть горьковатыми нотками полыни.
Ей недоставало другой тени, той, что делала её волшебной феей в ту осень. Той, что обнимала теплом и защитой, той, что разливала по венам огонь и дрожала совсем не ознобом. Той, частью которой она сама и была.
Фея зажмурилась и сцепила в кулачки опустевшие чудесами пальцы, - Я смогу! Я сумею! Мне нужна одна лишь Тень! Мне нужен он. Дракон..- шептала едва слышно фея.
Закатный луч скользнул по каменному боку скалы лениво, словно дорассказывал последнюю главу сказки.
Фея следила за лучом, и за вдруг возникающей вслед ему Тенью.
Тень поднимала голову горделивой, особенной посадкой, которую не спутаешь ни с какой другой. Обрисовались два распростертых драконовых крыла. Они качнулись знакомым взмахом и, совсем уже не тенью, сомкнулись на её плечах.
На холодном камне разливалась сотканная ими Тень- любовь окаймленная неубиваемой надеждой. Тень с рисунком двух сердец, таким в сущности простым, как будто нарисованным ребёнком.
- Странно, что мы друзья… - Ангел выпустил в расцветающее зарей небо струйку дыма, немедленно превратившуюся в бабочку. Бабочка порхнула лёгкими крыльями по носу Люцифера и игриво упорхнула вдаль.
Люсик сидел рядом, на краю скалы, чуть сгорбившись и поджав худенькие кулачки к самому подбородку.
Позвонки на спине ощерились жалкими рудиментами гребня.
Он молчал.
Ангел, раскинув белоснежные крылья, беззаботно болтал ногами и размышлял вслух о неисповедимости путей, предопределённости и единстве противоположностей.
- Вот смотри! – Ангел встряхнул крыльями и покосился на Люцифера, - Ими можно гладить облака, танцевать в лучах заката, близко - близко к горизонту! А ты? У тебя просторы подземелья, безграничная власть над грешниками и просторы для всех своих страстей! Как ты думаешь, кто свободнее? Кто счастливее?
На этих словах беспечный тон Ангела вдруг зазвенел ледышкой и Люсик удивленно вскинул на него глаза,
- Ты свободнее..и, наверное , счастливее - прошептал он еле слышно и вновь уставился в пламенеющий восходом горизонт.
Люцифер по случаю всегда смотрел на рассвет. Ибо темнота его подземелий никогда не меняла красок сна и пробуждения.
Разве, что искры наковален брызгали огнем. Мертвым, железным огнем, но удивительным образом превращавшим куски подземной руды в совершенное волшебство. Изделия из - под молотов адских наковален выходили будто живые.
А Люциферу хотелось летать. Как Ангелу. А он и был ангелом, только бескрылым.
Люсик вспомнил, как однажды разъяренно выговаривал Алхимику о не справедливости беспросветной бездны и парящего света.
Отец тогда лишь грустно качнул головой.
-А знаешь, - продолжил Ангел, - Однажды я потерял способность летать. Черные драконы искалечили мне крылья. Бескрылый Ангел! Вот насмешка то!
- Как ты смог взлететь? – оживился вдруг Люсик, - Расскажи!
- А я спрыгнул со скалы. – отрезал Ангел и посмотрел вниз, - У каждого своя бездна на краю прыжка, понимаешь?
Ангел вдруг расправил крылья, разогнав стайку дымчатых бабочек, вспорхнул и вскоре остался едва лишь заметной искоркой вдали.
Люсик подобрал с камня оставшееся ангельское перо, покрутил его в лучах солнца, разглядывая затейливые прожилки, потом заботливо зажал в худеньком кулачке и побрёл прочь в своё адское подземелье.
Идея, пришедшая ему в голову, была безумной, отчаянной и поэтому вполне себе реальной.
Люцифер хотел крылья любой ценой.
Он много трудился. Он творил колдовство, мастеря себе крылья из адской железной руды.
И настал тот день, когда тощее, смуглое тельце обняли тончайшие, изумительной красоты железные крылья. Рассветные лучи согрели узоры и Люцифер почувствовал тепло.
– Как будто живые! – воскликнул он в небо. На мгновение ему показалось, что облака хмуро шевельнулись седой бородой Алхимика, но он зло и раздраженно отмахнулся и шагнул со скалы в пустоту - навстречу мечте.
Полет был высок, движения точны, да только музыки небесных сфер не было и нотки. За спиной свистели лезвия. Люсик смеялся потокам воздуха и перепуганным птицам, он был ангелом подземелья, покорившим небо.
Первые капли ливня показались слезами отчаяния разорвавшими душу ангела преисподней. Свист лезвий сменился лязганьем мечей разрубающими мечту, а земля стремительно понеслась навстречу.
Люсик всхлипнул и зажмурился. Не то, что бы он боялся смерти, он с ней был рождён. Только впервые он чувствовал каково умирать мечте.
Теплые крылья обняли его как -то сильно и жалостливо одновременно. Люсик открыл глаза.
- Полетели к отцу. Он простит, ты же знаешь! - шепнул ему Ангел.
Алхимик наблюдал за своими, такими разными мальчишками, а за окном привычно бесновались разнуздалые чайки.
Люцифер не выдержал первым,
- Я ангел, я хочу летать! Почему мне бездна, смерть и тьма. Мне демоны и страхи! А ему свобода парить у кромки облаков?!
Ангел вдруг кивнул согласно, - А мне зачем благостная доброта?! Ни капли страсти! Ни крохи! Я курить даже начал, а толку то!? Как был ангельской натуры так остался! Спасаю, жалею, люблю людей.
Четыре вопрошающих глаза уставились на своего создателя.
- Вы хотите поровну добра и зла? - спросил Алхимик, - Любящее сердце и темных демонов внутри? Благородство и жестокость? Боль и страсть?
Летать у солнца и страшиться отражения своей темной ипостаси в зеркале луны? Терзаться неверием в любовь и отчаянно бежать от одиночества?
Ангел и Люцифер кивнули.
Алхимик обнял своих детей, - Тогда придется стать Драконом.
Обычно к тому, что я увижу на месте происшествия я была готова ещё в пути.
Брызги или лужи крови. Беззащитность мертвого тела, которое хотелось скорее укрыть, защитить от бесстыдных, жадных и любопытных взглядов. Он сам уже не сможет. Или грязь и смрад. Отчаяние и горе.
Вот разное всё, но очень ожидаемое.
Почти машинально готовишься ко всему сразу.
Часто тогда спрашивали меня мои молодые подружки, как я всё это выношу. Да как? А как рабочий материал. Иначе нельзя. Содрогнуться от ужаса можно и потом, как любая барышня от забористого фильма -хоррора.
А тот раз я, почему то оказалась не готова к тому, что увижу.
Его звали Иван.
Крови не было вообще. Ни капли.
И жизни в нём тоже больше не было.
Иван сидел в углу загаженной кухни совершенно чужого дома, на полу.
В животе, чуть сбоку, у печени разрез.
Маленький такой и совсем- совсем не страшный.
Палец рассечешь ножом порой гораздо кошмарнее.
Иван, в этом доме где его ждала смерть, случайный гость.
Как выяснилось в ходе следствия, он искал двоюродного брата.
Мать попросила найти гуляку и дебошира, невесть где пропадавшего который день.
Иван и пошёл его искать. Никогда он не пересекался орбитами с обитателями этого дома на отшибе. Не знал ни одного человека из окружения своего кузена. Им нечего было делить, не о чём спорить.
В любом преступлении требуется установление мотива.
В кино и сериалах, и даже у Агаты Кристи он такой полновесный, многослойный, часто как будто бы и справедливый. Так удобнее уложить в сознании.
Но в сшиваемых следователем делах, львиной долей этот мотив звучит как, - "а чо он ваще, а?!"
И следователь прячет эту безумную бессмысленность в лаконичное "из внезапно возникших личных, неприязненных отношений".
Ваня ни с кем не ссорился, не выпивал, никого не оскорбил.
Он вошёл в эту кухню и, наблюдая картину многодневной, лютой попойки, спросил - не здесь ли его брат.
Совершенно невменяемый индивид, оторвав голову от стола, вынырнув из пьяного сна, молча воткнул нож Ване в живот.
Всё.
Ваня сел в угол и умер не пролив и капли крови.
Я не помню лица и имени преступника, а живот Вани, в момент написания протокола осмотра места происшествия, зачем-то до сих пор помню.
А, про брата то! Он уже к тому времени несколько часов как был дома и отсыпался, поев мамкиного бульона.
Она просто забыла позвонить Ване и сказать, что искать по притонам сыночку больше не надо.
Традиционное Пысы. кому удобно в телеге то дубли историй есть и тут https://t.me/strashnyye_istorii23
А просто настала осень.
Листья, их золото и багрянец исчезли в миг и безвозвратно. Так уходит порой интересный сон. Распахиваешь глаза и тот мир,в котором ты захватывающе жил - исчезает. Ты помнишь его краски, эмоции и тех, с кем был так рядом и так близко. Но сейчас утро и другая реальность.
Так и осень тем утром - ощерилась вдруг сухими, острыми ветками, сквозь которые ветер мог кричать во весь голос, а не шептать, как ещё день назад.
Дракон не любил этот период безвременья. Он как будто обманывал. Будто с мира вокруг сдёрнули покрывало жизни, показав скелет.
Всё умирает, чтобы вернуться вновь.
Скала была в такие моменты одинока. Валуны больше не блестели графитом, а серые оттенки неба набухали капризными, злыми слезами.
Искорка золота сверкнула будто сама по себе. Словно остатки солнца ещё в ней жили.
Дракон слетел с едва тёплого камня и осторожно приблизился к диковине.
А её там и не было. Это был лист. Обыкновенный лист, жёлтый как летнее солнце, чуть окрашенный багрянцем на кромках.
Лист качался на стылой, ртутно блестящей поверхности лужи. Края которой стягивало первым ледком, неумолимо крадущимся к дрожащему листику.
Дракон задумался над заблудившимся остатком умершей осени. И не поверил своим ушам и донесшемуся всхлипывания.
Он понимал, что Подгорное Царство полно тайн и загадок, что не снились иным мудрецам. Но плачущий лист последнего дня осени?! Это было слишком!
Дракон скосил взгляд на небо, может Алхимик опять перепутал свои склянки?
- Я лист живого дерева. Такое бывает! - кусочек золотка качнулся на воде и вздрогнул.
- Живого? А откуда ты здесь, на скале? Тут нет Живых деревьев!
- Меня принес ветер. Дерево срубили. Варварски оторвав от корней. Остался только я. И мне страшно. За что я заслужил остаться один? Оторванным от дерева?
Дракон покачал головой, - Зачем ты так боишься?
- Тебе хорошо говорить! Ты Дракон! Сам по себе! Вон, какой могучий и сильный! А я лист дерева.
Когда меня оторвало от ветви я сначала подумал, что постиг искусство полета.
Упав наземь, я понял, что я умер. Или, что я мусор. А может надо было вызвать осень тогда, в июне и теперь было бы все по другому? А может лесоруб - демон, собирающий души. Он может имеет личные претензии ко мне лично. Но за что? Таких там, как я, много!
А может это дерево ненавидит меня и бросило?
А может сейчас прилетит стихший ветер, он подует снова и будет все снова отлично?
Я не знаю!
Лист качался и немного сжимался от страха подкрадывающегося смертельного льда.
Дракон усмехнулся, впрочем грустно. Он помнил, как ощущая себя Драконом, тем, который стал таким, какой стал, тоже задавался этими вопросами.
А потом нашел ответ. Болью, кровью, утратами. Любовью, радостью и надеждой.
И он знал, что скажет листу, оторванному от Древа Жизни.
- Нужно учиться опираться на себя!
- Но как? Я что, должен теперь сам? Мне же совсем не на кого рассчитывать? Я не смогу! Я хрупкий лист! Я погибну!
- Ну нееет! Опираться на себя - это не значит быть сильным и справляющимся в одиночку. Опираться на себя - это значит верить себе. Своим чувствам, ощущениям, мыслям, желаниям, потребностям. Это значит верить себе в этом и этому в себе настолько, чтобы именно на этой основе жить!
Ты тот, кто ты есть. Понимаешь?
Лист кивнул как мог кивнуть одинокий лист в ледяной луже.
Дракон бережно подобрал кусочек дерева жизни, украв из цепких лап ледяных корок и унес в пещеру.
Листу жизни надлежало быть тем, кем он был - Жизнью. Тем, что является по сути единственным способом справиться с чем-нибудь тяжелым...
- Славно то как! - Ангел затянулся сигаретой и подмигнул коту, что сидел на лавке, возле грустной ведьмочки.
Кот смотрел на Ангела во все глаза, онемев всеми своими кошачьими жизнями.
И будь у него ручки, а не лапки, наверняка покрутил бы пальцем у виска.
Ангелов он не видел никогда, но понимал, что видит нечто странное и необъяснимое.
Его хозяйка - ведьмочка почему - то соседа по лавке не видела в упор, а только грустно вздыхала и взглядом палила узоры на траве.
- Давно она такая? - спросил Ангел у кота.
Рыжий перевел взгляд на ведьмочку, потом на Ангела и кивнул.
Попытался мяукнуть, что уж какую неделю она мается неясной грустью, что зелья портятся, или того хуже, приносят радость людям,
но от изумления дар мяуканья ещё не вернулся.
- Вот балда, ведьма то твоя, - Ангел покачал укоризненно головой и вздохнул, - Знаю я что происходит! Судьба маленько заблудилась! Будем исправлять!
Ангел поманил рукой кота и показал ему на лес, - Ты знаешь, что там? Слыхал про оборотня - волка?
- Мммрррр, угу, - наконец -то выдавил из себя рыжий и облегчённо оттого взвизгнул.
Голос вернулся и мир немножко стал яснее.
И даже этот Ангел, вроде бы совсем не плохой парень.
- Так вот, про оборотня, - продолжил Ангел, - Их надо познакомить! Поможешь?
"С ума сошел что ли?" подумал про себя кот и тоскливо пожалел, что дар мяуканья не вернулся так некстати, однако вслух замурчал невнятное - Мррряууу.
Он надеялся, что пути отступления ещё есть и ведьмочку следовало б утащить прочь!
Кот обернулся на хозяйку и обомлел, выжженные узоры на траве приобретали очертания огромного волка и он совсем перестал понимать, что происходит.
Про оборотня того все шептались, что он негодяй, скандалист и бес.
Варвар из дальних мест, что разорял поля. Его легко заклеймили псом, больным. Устраивали облавы и жаждали вздернуть, на радость оголтелых от страха селян.
Ангел тем временем вспорхнул с лавки и бросился со всех ног к кромке темного леса, махнув коту, - Не отставай, давай!
***
Оборотень - волк привык получать сполна, и быть последним солдатом на своей войне. Конечно, он всегда во всём виноват. Что ж поделать, если выбора нет.
Глухой лес был спасением тишиной, темнотой, равнодушием сна.
Болтовня белок и ворон про лесные дела не мешала ему скулить дневным одиночеством, неясной тревогой ночью сердце палить.
Ему хотелось вернуться с войны, да не знал куда.
***
Вопль кота разорвал тишину на осколки, луна вздрогнула и стряхнула звёзды. Оборотень - волк ухмыльнулся добыче и неспешно направился к темноте.
Растрёпанный, рыжий комочек висел на ветке старой сосны и цеплялся всеми лапами из последних сил.
Шерсть стояла дыбом вопреки законам притяжения, утробный вой сменялся визгом.
Оборотень даже замер, кот был отчаянно несчастен и требовал спасения.
Пара ударов по стволу усилила силу притяжения и рыжий обречённо рухнул прямо к лапам оборотня.
- Чего ж с тобой делать то, добыча? - проворчал он.
Кот открыл глаза и вдруг потыкал лапкой в направлении деревни.
- А ты смельчак, я посмотрю! - засмеялся лающим смехом оборотень, - Таких я не убиваю!
Он прихватил зубами загривок рыжего и понёс к деревне. Вдруг ему захотелось спасти эту маленькую, рыжую душонку, бесстрашно любопытствующую логовом волка.
Ведьмочка подняла глаза и уставилась в те, что вдруг возникли из темноты напротив.
Рассвет вставал высоко и обнаженно, сменяя заспанность сезонов и исправляя кривые зеркала.
Ты останешься со мной?
И их немой вопрос не требовал ответа.
Будет всё. Цветение пионов, брусничный морс, плотность шёпота сквозь ночь, на коже рассыпавшийся дрожью.
Ты не уйдешь.
Тот мир, за замороженным окном, уже не нужен и не важен.
***
Кот прокрался под лавочкой к ногам довольного Ангела и мурлыкнул- Я справился? Он гордился собой отчаянно.
- Ты самый лучший ведьминский фамильяр! Я в тебе не ошибся!
Кот довольно мурлыкал, он, ещё не знал, что в своей следующей кошачьей жизни станет странной аллигаторшей и спасет раненного дракона, что б тот вернулся к фее.
Задумки Алхимика известны заранее, но порой требуется помощь Ангела.
- Тихо, тихо! Не шумите так! Любовь Петровна, ну! Я же вас просил! Я помню, что вы заслуженный учитель пения, но поберегите горло. Вчера был дождь и вы промокли!
- Это из- за березы, Василий Иванович! Сколько я просила её срубить. Она удваивает дождь!
- Любооовь Петровна! Однако, вы зануда и ментор. Природу любить надо и красоту ценить. Срубят берёзу, будет голо. Сами жаловаться начнёте. Завидовать Матрёне Сидоровне! Верно же, Матрёна Сидоровна?
- Паскудники ободрали всё на веники. Безбожники! Ещё раз придут, обниму за щиколотки!
- Да вы, Матрёна Сидоровна, эстетка и знаете толк в хорроре!
- Паапрашу.. уважаемый Василий Иванович! Это мои внуки вчера рассказали серию из "секретных материалов". Заходили скамейку починить. Просила прошлый раз сирень посадить, к берёзе то. Так забыли, олухи. Придется напоминать...
- Не вздыхайте так, Матрёна Сидоровна. Сирень аллергенна. Соседи могут рассердиться. Вы, кстати, с ними познакомились?
- Ещё нет. Они неделю как поселились. Оставили вещички и пока родственников навещают. Ещё два дня и придут.
- Любовь Петровна!!! Да перестаньте петь песню! В конце то концов! У вас ужасный сопрано! А контральто просто чудовищно! Вы себе льстите. И Коровин вам врёт , что вы сирена! Он просто клеится! Новенький испугается, а они все нервные по- первости!
- Добрый день, уважаемые! Только проснулся, слышу, звените посудой, блинчиками запахло..калиточки стучат.
- Так новенького ждём, Федор Кузьмич! Потихоньку, вот, собираемся теплой компанией. Сейчас ребятки подойдут с соседнего квартала, там все молодые, сильные.
- Печально, конечно, не любим мы молодежь в нашей честной компании, Василий Иванович. Рано им тут.
- Это точно. Грустно. А помните, тем летом, какая прекрасная компания подобралась! Сплошь ровесники. Да такие степенные.. Знатно мы пулечку расписали, а!?
- Постыдились бы! Кто ж в азартные игры играет в таком месте! Никакого уважения!
- Побойтесь бога! Варвара Леонидовна! Вы регистраторша в поликлинике! Чем вам не угодили азартные игры?
- Да всем! Ходют тут всякие! Разлагают дисциплину!
- Любовь Петровна! Прекратите подпевать оркестру! Это не караоке! Они там все через полчаса уйдут! А если услышат, убегут!
- Тихо! Тссс.. кажется ушли. Слышите? Только тишина и шум ветра в листве!
- Кажется, что- то стучит? Вам не кажется?
- Да это калитка в оградке у того, без таблички. Не знаю, даже кому присниться, что б позвать, починить. Её только в ветер и слыхать...
- Тссс.. идёт! Наливайте по стопочке! Сидоров! Спрячь тромбон и карты! Это ближе к ночи! Любовь Петровна, давайте хепибездей только шёпотом. Не все сразу. Новенький может не понять иронии..
Они все так, по - первости.
Открывают дверь отчаяния, страха, одиночества. Провожая взглядом уходящих и скорбящих родных и любимых.
Думают, что их ждёт первая, одинокая ночь под свист ветра в этой новой темноте..
Потом только понимают, что это тоже начало. Страха нет.
Дверь скрипнула. На него смотрели десятки глаз...
- Добро пожаловать, Иван Иванович! Вы петь умеете? Может в покер? К ночи тромбон будет! Сидорову зять привёз намедни! Четыре раза пришлось присниться!!
Памяти хорошего и доброго человека. Сегодня .
- Стелла! - рев Дракона разбежался по пещере и выплеснулся наружу как пламя из костра.
Аллигаторша вздрогнула и мысленно перебрала за доли секунды все свои мелкие и не очень проказы и шалости.
Ни одна не тянула на децибелы драконьего рёва.
Значит, дело плохо. Однако со скалы бежать было решительно некуда и она, отрешённо пошевеливая ушами, побрела в пещеру.
Дракон, тяжело дыша, смотрел в угол пещеры. Стелла уставилась туда же и недоумевала. Угол пещеры был обыкновенен и прозаичен как всегда.
Впрочем...
- Где её доспехи! - рычал Дракон, - Где, я тебя спрашиваю!
Рептилия уселась на хвост, вытянула досадливо морду и уставилась своими каштановыми глазами на выход.
Дракона ответ не устроил, - И ты её не остановила? – его тон не оставлял надежды, что дело кончится добром и аллигаторша просто упала навзничь, притворившись мертвой и, на всякий случай, обидевшейся.
Такие трюки всегда срабатывали безотказно, как с золотой рыбкой, например.
Дракон фыркнул. На свою преданную рептилию сердиться он долго не мог. Однако, надо было что - то предпринять.
Со всей очевидностью становилось понятным, фея ушла искать войны.
Любая фея, рано или поздно однажды становится ведьмой или валькирией. Дело Дракона остановить, но сначала её нужно было найти.
***
- Поможешь? -хмуро спросил Дракон Люцифера.
- Хм, а сам чего? Чего Ангела не попросишь? – Люсик как будто равнодушно посмотрел на Дракона, - Не получается найти? И давно?
- Пару месяцев, - кивнул Дракон.
Ярость в нём кипела и не находила выхода.
Он не понимал сам, на что злился больше. На сумасбродность феи, на недоразумения, что привели к её решениям.
На себя, который не смог распознать надвигающееся в ней ведьминское начало, скрывающееся за такими несвоевременными попытками дотронуться до него. Опасного, отрешенного и далекого.
Что – то пошло не так, и вот…
Только саднящая тоска по ней то и дело возвращалась в сны, а по утру жгла сильнее чем все сковородки в преисподней Люсика.
Тем более, Ангел уже бессильно развел крыльями и оставалось только одно место, куда Дракону идти не хотелось и не верилось.
- Слышал я тут одну историю, - наконец сказал Люсик, - Пошли, послушаешь тоже, а там решишь.
Старый подвал в Преисподней Люсика напоминал таверну, что в Подгорном царстве облюбовал проезжий народец.
Кого туда только не заносил попутный ветер приключений и странствий.
Так и тут, призраки смешались с нежитью, тени со светом, день с ночью.
Люсик привычно протолкнулся сквозь парочку мертвецов, помахал рукой призраку, нервно пытающимся найти своё отражение в зеркале.
В самом углу подвала, на уютно – теплом адском пепелище, догорая, сидели призраки охотников на монстров, неспешно повествуя друг другу бесчисленные истории про сражения и подвиги.
- Расскажите ему про ту волчицу, - Люсик кивнул на окаменевшего молчанием Дракона.
Охотники переглянулись и рассказали о монстре, которого подстрелил их друг.
«То была не волчица, а оборотень. Скинув доспехи, в злой ярости, в толпу окунувшись, рождалась она серебристой, радостной, зубастой. Говорили, что слышали её смех, а в глазах, совсем не волчьих, застыли слезы.
Много полегло от её когтей, зубов и ярости слепой. Любое, незнакомое поле, становилось будто знакомым ей лесом. Каждый шаг пульсом бился в запястье назначенной ею добычи и взглядом убийцы она будто ножом вырезала что-то.
Пока однажды охотник на монстров равнодушно, к рассвету, подстрелил спящую у воды оборотня- волчицу. Уверял, что на секунду увидел, что это не вовсе монстр, а фея у ночного костра танцует свою свободу. «Я люблю тебя», - кричала она тому, кто уже не услышит.»
Призраки закончили рассказ и растаяли в дыму.
- Где она! – Дракон слепо, словно и не видя опечаленного Люсика, смотрел мимо него в пустоту.
- Я не знаю. Её тут нет. Это точно, - прошептал дрожащим голосом Люцифер, - Я хотел бы тебе помочь, но не в силах. Ни я, ни Ангел. Ищи сам...
***
Острый запах будущей крови привычно ласкает ноздри, и костер горит, и отчаянно спорят люди.
Дракон следит за каждым жестом, за каждым их взглядом. Охотники на том берегу пьют, смеются навзрыд, до потери пульса. А над ними, как неизбежность, ледяным абажуром рождается полнолунием вечная люстра.
Оставался Дракону лишь шаг до расправы, но в искрах полночи вдруг мелькнула серебристая шкура и сердце Дракона споткнулось, облегченно упав на почти сгоревшую душу, - "Она!"
А кто - то остался жить, не зная, что его миновало.
***
Волчица свернулась в лапах Дракона, зализывая опалины, раны.
Он просто шептал ей, что знает, что она смелее, чем думает.
Сильнее, увереннее и спокойнее. Только одного не поняла, глупая, что Дракон всегда будет со своей феей, даже если его не будет рядом. Волчица растаяла феей в догорающих нотах луны, наконец принимая за счастье одну на двоих пустоту.
Где - то в комментах спросили, было ли мне когда -нибудь жаль преступника.
Наверное, мне всегда их жаль. Почти всегда.
Что -то сломалось в человеке однажды, сейчас или много лет назад и вот итог.
Часто, почему -то, глядя на разрушившегося человека по ту сторону железной решетки, отрешенно или злобно смотрящего на меня, я вижу его однажды маленьким ребенком.
В яркой панаме и с пластмассовой игрушкой в руке, или с куклой и бантами в косичках.
В их жизни тогда не было ещё беды и, возможно, даже предпосылок к ней. Но, однажды, что -то пошло не так.
Так вот. Жалею я этого карапуза в панамке, что заблудился и не дошёл. Отчаянно жалею.
Та история не была моим уголовным делом. Просто один допрос по поручению следователя из другого региона.
В городе случайно задержали за мелкое нарушение одного мужчину.
Средних лет, совсем невзрачный. Обыкновенный до классики. Ломброзо бы всхлипнул и выкинул свою теорию в камин.
Пока милиционеры оформляли мелкое хулиганство, то, само собой «пробили» личность. От результата дежурная часть малость обалдела и, через минуту затрещали телефоны.
Мужчина был в федеральном розыске за убийство четырнадцатилетнего мальчика.
Факс в прокуратуре взорвался наспех написанным поручением от следака откуда -то из центральной части России, который искал его уже добрый год.
А тамошний уголовный розыск спешно заливал авиационный керосин с самолет, лететь – забирать его, организовывать спецэтап. Им всегда срочно надо.
Мне нужно было его допрашивать в качестве подозреваемого. По копиям материалов дела, что уже анакондой вылазили из факса, понять фактуру и обстоятельства. Предъявить «рабочее» обвинение, заново допросить уже в качестве обвиняемого и исполнить прочие процессуально -важные штучки.
Особенно важны первые допросы, когда убийца начинает говорить. При этом целесообразно разговорить его обо всем, что касается его личности.
Вот вообще обо всём. До убийства дойти успеем.
Начал говорить, значит будет говорить.
Порой понимаешь, спускаясь в ИВС, что часов наблюдать не стоит. Вероятно, режим и планы на день спляшут ламбаду и будут правы.
Кто -то важный по ту сторону мира, снова не поймет и обидится на невнимание.. Так бывает. Очень часто.
Этот убийца говорил.
Впрочем, я не задержала в памяти его жизнь, не зачем.
Помню, что докучливо, дотошно, рискуя вызвать его раздражение и, как следствие, замкнутость – выясняла, как убивал мальчишку.
Как не странно, сейчас уже и не помню, за что. Наверное, это и не имело значения.
Он его убил у себя дома, там же расчленил в ванной, части сложил в чемоданы и вынес к болотам, где эти чемоданы затопил.
Как я поняла из факсов, труп не был к тому времени обнаружен, мальчик числился пропавшим, его убийство только допускалось с очень большой долей вероятности. Таким образом, показания убийцы становились особо ценны.
С точки зрения даже не возмездия, а установления истины.
Нужно найти труп, вернее части. Провести огромное количество экспертиз. Доказать всё железно, обеспечив неотвратимость наказания.
Предполагала, что у того следователя в деле крупицы. А если даже убийца и изменит потом показания, откажется или ещё что - нибудь придумает, то у следователя будет возможность исследовать по его показаниям и другие обстоятельства и там уже добыть «доказуху».
Это в самом деле важно.
Но, я зря беспокоилась о том, что убийца вдруг замолчит.
Он рассказал всё до самого конца. Передо мной кипа исписанной бумаги, у него на лице скука и равнодушие. Всё рассказывал очень спокойным голосом.
Я ушла и больше его не видела.
Вечером ехала в автобусе домой и чувствовала себя на редкость оглушенной и онемевшей многочасовым допросом.
Напротив меня сидела мамашка с карапузом на коленках. Пацан смеялся и махал какой - то игрушкой, время от времени заезжая ей по носу матери.
Я смотрела на него и думала, а может ведь и так случиться, что ты где -то заблудишься. Куда тебя приведет дефект или глупый случай? В чемодан и болото, или в камеру для монотонного рассказа следователю о собственном чудовище внутри.
И да, это один из тех нескольких раз, когда я не испытывала к преступнику никакой жалости.
Пысы. кому удобно в телеге то дубли историй есть и тут https://t.me/strashnyye_istorii23
