archeostan

Аркаим, пожалуй, является одним из самых известны археологических памятников Южного Урала. А может быть и в целом России. Известность эта зачастую связана, мягко говоря, не с вполне объективными фактами. Кого только не записывали в строители этого поселения, какими только смыслами не наделяли его. Тут надо отметить, что Аркаим не единственный в своем роде. Помимо него на сегодняшний день известно более двух десятков поселений так называемого синташтинско-петровского типа, относящихся к единой архитектурной традиции эпохи бронзы.

Объединяет их между собой ряд критериев: 1 – линии укреплений (валы и рвы), образующие замкнутые площадки округлых и подпрямоугольных форм; 2 – плотная регулярная застройка организованными в ряды большими однотипными подпрямоугольными жилищами; 3 – соответствие ранних слоев поселений материалам синташтинской и петровской археологических культур эпохи бронзы.

из статьи Солдаткина Н.В. "Конфигурации укрепленных поселений синташтинско-петровского типа: формы, размеры, трансформации"

Эти поселения расположены в центре евразийского степного пояса между 50° и 55° северной широты Южного Зауралья и Северного Казахстана. Располагаются в чашевидных долинах, на берегах степных рек. Глубина рвов обычно не превышает 2 м, а высота валов в древности достигала высоты 3 м. Внутри замкнутой системы располагались плотно примыкавшие друг к друга постройки. Существует ряд мнений относительно того, какую функцию они выполняли. Их рассматривали и в качестве крепостей, сакральных центров древних металлургов, ритуальных объектов, в качестве квазигородов. Кроме того, существуют гипотезы, интерпретирующие эти поселения как адаптации к окружающей среде, а также упоминания о локализации поселков с учетом ветрозащиты. Последнее находит свое подтверждение и по итогам исследования, проведенного археологами из Екатеринбурга и Челябинска. Результаты опубликованы в выпуске № 10 издания «Археология и геоинформатика».

Поселение Улак-1. Совмещенный план памятника (исходные параметры для анализа). A – контуры вала, рва, «канавы» по данным тахеометрической съемки; B – контуры жилищных впадин и вала по данным магнитной съемки; C – контуры жилищных впадин по данным тахеометрической съемки; D – контуры жилищных впадин по данным аэрофотосъемки

Исследователи выдвинули гипотезу, согласно которой синташтинско-петровские поселения функционировали как искусственные экологические ниши для обеспечения выживания коллектива и защиты домашнего скота в условиях суровых уральских зим. Эта версия объясняет необходимость как скученного проживания, так и создания окружных стен, не исключая при этом и других вариантов (например, защиту на случай военной угрозы). Ров вокруг жилой площадки при этом выполнял функцию канализации сезонных вод, а стена – для защиты от зимнего ветра, снега и последствий катастрофических паводков.

Цифровая модель поверхности укрепленного поселения Селек. Оно не вошло в данное исследование. Впервые раскопки на нем проведены лишь в этом году, о результатах будет отдельная статья

Для проверки этой гипотезы авторы использовали ГИС-моделирование ветровых условий вмещающего рельефа. Для анализа было отобрано 22 укрепленных памятника степной зоны, с сопоставимыми климатическими условиями. Для каждого из поселений было выполнено компьютерное моделирование скорости ветра при разных направлениях и сезонных скоростях.

Исследователями был произведен картографический анализ местоположения объектов, включающий сравнение абсолютной высоты расположения памятника с минимальной, средней и максимальной высотой в окружающем рельефе с привлечением описания топографии в литературе, определены преобладающие тенденции в локации поселений с точки зрения окружающего ландшафта. Затем на 11 из были проведены исследования, проведены замеры ветра (максимальная скорость) в дневное и вечернее время с 11-00 до 20-00 часов по местному времени.

Затем было осуществлено моделирование ветровых условий рельефа для каждого из рассматриваемых поселений. Палеоклиматические реконструкции для центрально-евразийской степи говорят о схожих или более холодных условиях в прошлом, позволяя экстраполировать данные современных метеорологических наблюдений на прошлое. В ходе исследования были приняты некоторые допущения. В частности, что планетарные условия направления ветра существенно не изменились с момента появления этих поселений и вплоть до настоящего времени. Кроме того, допущением является и то, что местные существенно не изменились с эпохи бронзы. Южное Зауралье – ветреная зона (в среднем, здесь 300–320 ветреных дней в году), при этом скорость ветра может достигать штормовых 20–25 м/с (72–90 км/ч). Климат характеризуется как континентальный со средними температурами ниже 0°C зимой и выше +10°C летом. Абсолютный зимний минимальный рекорд составляет -50°C.

Согласно проведенным метеорологическим наблюдениям, в изучаемой зоне преобладают ветра западного переноса с доминирующими направлениями с запада (270°), запада-юго-запада (247°), юго-запада (225°) и юга (180°). В зимнее время года преобладают юго-западные и южные ветра. Среднегодовая скорость ветра составляет 3,71±0,1 м/с, средняя летняя скорость – 3,8±0,1 м/с, а зимняя – 3,62±0,1 м/с

Анализ рельефа поселений показывает следующее. Синташтинско-петровские поселения располагаются у источников воды на достаточно низких участках, что, очевидно, объясняется потребностью населения в воде. С другой стороны, господствующие высоты вблизи поселений игнорировались их строителями, несмотря на то, что с точки зрения выполнения оборонительных функций они должны были хоть как-то использоваться. Прослеживается тенденция к расположению памятников у самого дна речных долин, ниже средних значений высотных отметок, хотя непосредственные площадки могут быть несколько выше ближайшей округи. То есть, располагаются они на наиболее низких, закрытых и, соответственно, менее продуваемых участках.

Построение моделей зимнего и зимнего юго-западного ветра позволили выявить важные закономерности. Во всех исследуемых зонах в силу схожести их рельефов модельные средние значения чрезвычайно близки и составляют 2,68–2,69 м/с.

Классификация всех памятников относительно средней скорости ветра в зимнее время показывает, что 10 из 22 поселений располагаются в зонах, где ветер слабее регионального среднего (45%), девять из 22 – в зонах умеренного ветра (41%), и лишь три из 22 лежат в зонах сильного ветра (14%). При изменении господствующего направления и увеличении средней скорости ветра в летнее время несколько меняется общее положение: в зоне сильного ветра лежат уже пять из 22 поселений (23%), в зоне умеренного – восемь из 22 (36%), а слабого – девять из 22 поселков (41%).

Модельные значения приповерхностного зимнего юго-западного (А) и летнего западного-юго-западного (В) ветра

Таким образом, в отношении доминирующего зимнего ветра в древности могла существовать ориентация на выбор наименее продуваемых локаций или же зон умеренного ветра.

В заключении авторы приходят к выводу, что при выборе места поселения в эпоху бронзы люди предпочитали относительно укрытые от зимнего ветра места. Тот факт, что синташтинско-петровские поселения располагались на первых надпойменных террасах и зонах слабых или умеренных ветров, позволяет нам утверждать, что плотная застройка и обводные стены могли служить, прежде всего, для теплосбережения в зимнее время года.

Проще говоря, назначение укреплений (валов и рвов) при плотной внутренней застройке объясняется главным образом необходимостью выживания и защиты населения и домашнего скота от суровых южноуральских климатических условий (ветров, осадков, холодов, разливов рек). При этом, конечно, не стоит окончательно исключать и иные функции (например, ту же оборонительную при некой военной угрозе).

Само исследование:
Чечушков И.В., Валиахметов И.А. Ветер крепчает»: моделирование скорости ветра при формировании объяснительных моделей системы расселения // Археология и геоинформатика. Выпуск 10, 2021.
Еще одна из последних публикаций, посвященных «стране городов»:
Солдаткин Н.В. Конфигурации укрепленных поселений синташтинско-петровского типа: формы, размеры, трансформации // Вестник Томского государственного университета, № 462, 2021. С. 161–172.

P.S. В этом году объединенная экспедиция (включившая в себя аж три научные организации) работала на укрепленнном поселении Селек, которое с момента обнаружения в 2003 г. и до настоящего времени весьма условно причислялось или вовсе не причислялось к так называемой "стране городов". Небольшой отчет о раскопках этого интересного памятника будет чуть позже)

В 2016 г. в ходе раскопок на Старокиргизовском могильнике пьяноборской культуры (Илишевский район Республики Башкортостана) было обнаружено погребение ребенка 7-8 лет. Вместе с умершим были обнаружены украшения из бронзы и кости, боевой нож, костяные и железные наконечники стрел, а также набор вырезанных челюстей мелких хищников. Комплекс находок трактуется авторами статьи как охотничьи трофеи захороненного мальчика, датируемое второй половиной I в. до н.э. – I в. н.э.

Погребение мальчика-охотника из Старокиргизовского могильника. Фото: Археологическая лаборатория ИИГУ БашГУ (студенческая археологическая практика 2016 года)

Оригинальный текст статьи был опубликован нашими коллегами в недавнем выпуске рецензируемого журнала «Поволжская археология». Здесь приводим ее несколько в сокращенном виде, но с сохранением подробного описания находок и погребения. Выходные данные статьи и ссылки на другие посты будут в конце.

Ареал распространения пьяноборских памятников занимает в основном территорию Средней Камы, Нижней и Средней Белой в пределах современных территорий северо-запада Башкортостана, северо-востока Татарстана и юга Удмуртии. Сегодня известно около 200 памятников пьяноборской культуры – городищ, селищ, могильников и кладов.

Рис. 1. Старокиргизовский грунтовый могильник пьяноборской культуры на карте-схеме ареалов распространения памятников кочевников-сарматов (1) и оседлого населения пьяноборской (2) и кара-абызской (3) культур

На сегодняшний день исследовано более 2,5 тысяч пьяноборских погребений. Причем количество детских захоронений крайне мало (особенно детей до 4-5 лет), хотя детская смертность была очень высокой. Малое количество детских захоронений также отмечается на памятниках раннего железа и на сопредельных территориях. Возможно, что существовал иной обряд захоронения детей, отличный от взрослых. Так, например, Б.Б. Агеев в монографии, посвященной пьяноборской культуре приводит сообщение о захоронениях грудных детей у обских угров в колыбельках на дереве (по этнографическим данным). Можно допустить, что аналогичный или близкий этому обряд захоронения детей существовал и у пьяноборцев. В целом же, известные детские захоронения устраивались в соответствии с общей погребальной традицией. Отличительной чертой является сравнительно скудный погребальный инвентарь, что скорее всего обуславливалось определенным положением ребенка в обществе.

В этом контексте значительный интерес вызывает погребение №53 из Старокиргизовского могильника – захоронение ребенка с ярким вещевым погребальным комплексом. Многочисленный и отчасти уникальный инвентарь погребения резко диссонирует со среднестатистическими малоинвентарными детскими захоронениями пьяноборской культуры.

Могильная яма вытянутой подпрямоугольной формы и закругленными углами. Погребение ориентировано по линии ССЗ-ЮЮВ. Длина могильной ямы – 200 см; ширина – 70 см; максимальная зафиксированная глубина могилы от уровня обнаружения – 19 см. Костяк в целом сохранил анатомический порядок. Погребенный ребенок 7-8 лет лежал вытянуто на спине с вытянутыми вдоль тела руками. Череп располагался на основании затылочной кости и был слегка завален на левый бок.

С левой стороны от черепа выявлен костяной наконечник стрелы ромбического сечения (рис. 2:1; 6:2). В области шеи были найдены две бусины из стекла с металлической прокладкой (рис. 2:22, 23; 6: 6) и одна стеклянная бусина синего цвета (рис. 2:19; 6:7). У левого плеча был найден мелкий фрагмент кальцинированной кости животного (рис. 2:2). В области пояса располагалась поясная костяная застежка с неподвижным крючком и двумя сквозными пропилами для продевания ремня (рис. 2:3; 5:9). В районе запястья и кисти левой руки располагались три бронзовых эллипсовидных пронизи (рис. 2:8; 6:8). Такая же пронизь найдена между бедренных костей, рядом с ней находился костяной наконечник стрелы треугольного сечения (рис. 2:7; 6:4). Еще один костяной наконечник ромбического сечения (рис. 2:13; 6:3) находился в районе колена правой ноги.

С внешней стороны правой бедренной кости лежал железный боевой нож длиной около 30 см плохой сохранности (рис. 2:14; 5:7). от деревянных ножен осталась труха. В районе рукояти, у бедра, располагалась костяная застежка трапециевидной формы с прорезью в широкой части и двумя отверстиями овальной формы – в узкой (рис. 2:4; 5:5). Судя по расположению, застежка служила креплением ножен к поясу. На застежке лежали четыре когтевые фаланги взрослого барсука (рис. 2:5; 5:6). Рядом, с внутренней стороны правой бедренной кости, был выявлен каменный оселок с отверстием (рис. 2:6; 5:8). Справа от костяной застежки и рукояти ножа лежали два фрагмента первых фаланг человека, локтевая и плечевая кости мелкого грызуна, нижний резец взрослой особи лисицы (рис. 2:9).

Рис. 2. Старокиргизовский могильник. Погребение № 53. А – план погребения. Б – фото погребения с юга. В – фрагмент погребения. 1 – костяной наконечник стрелы; 2 – фрагмент кальцинированной кости; 3 – костяная пряжка; 4 – костяная застежка; 5 – когтевые фаланги барсука на № 4; 6 – оселок; 7 – костяной наконечник стрелы; 8 – бронзовая пронизь; 9 – резец лисицы; 10 – резец кабана; 11 – клык кабана; 12 – челюсти барсука, лисицы и выдры; 13 – костяной наконечник стрелы; 14 – фрагменты железного ножа; 15 – браслет–крепление ножа (костяные пластины, бронзовые пронизи); 16 – бронзовая застежка браслета; 17 – бронзовые обувные застежки; 18 – наконечники стрел (6 железных, 18 костяных); 19 – стеклянная бусина синего цвета; 20 – клык жеребца; 21 – фрагмент челюсти барсука с клыком; 22, 23 – бусина из стекла с металлической прокладкой.

С внутренней и внешней стороны правого бедра располагался комплекс находок костей животных.

С внутренней стороны правой бедренной кости располагался комплекс, состоящий из вырезанных верхних и нижних челюстей хищных животных: как минимум двух особей барсука, двух особей лисицы и одной выдры (рис. 2:12). Сверху вниз (от паха до колена) эти находки располагались следующим образом:

– резцовая часть и передние части зубных рядов верхней челюсти взрослой особи барсука со следами порезов острым лезвием (рис. 3:12-1);

– клык взрослого жеребца из левой верхней челюсти со следами обработки (рис. 2:20; 3:20);

– фрагменты правой и левой нижних челюстей взрослой особи лисицы (рис. 3:12-2; 12-3);

– фрагменты правой и левой нижних челюстей взрослой особи барсука со следами порезов (рис. 3:12-4);

– резцовая часть и передние части зубных рядов верхней челюсти взрослой особи лисицы (рис. 3:12-5);

– фрагменты правой и левой нижних челюстей взрослой особи барсука со следами порезов (рис. 3:12-6).

Рис. 3. Старокиргизовский могильник. Фрагмент погребения № 53 с комплексом находок костей животных. 4 – костяная застежка; 5 – когтевые фаланги барсука на № 4; 6 – оселок; 7 – костяной наконечник стрелы; 10 – резец кабана; 11 – клык кабана; 12-1 – фрагменты верхней челюсти барсука; 12-2 – фрагменты нижних челюстей лисицы; 12-3 – фрагменты нижних челюстей лисицы; 12-4 – фрагменты нижних челюстей барсука; 12-5 – фрагменты верхней челюсти лисицы; 12-6 – фрагменты нижних челюстей барсука, 12-6 – фрагменты нижней челюсти выдры; 14 – фрагменты железного ножа; 21 – фрагмент челюсти барсука с клыком

В нижней части бедренных костей погребенного, между колен находился фрагмент зубного ряда правой нижней челюсти выдры (рис. 3:12-7).

С внешней стороны погребенного между боевым ножом и верхней частью бедренной кости сверху вниз располагались постоянный премоляр взрослой особи кабана из правой нижней челюсти (рис. 2:10; 3:10), фрагмент клыка взрослого кабана из правой верхней челюсти (рис. 2:11; 3:11), фрагмент челюсти барсука с клыком (рис. 2:21; 3:21).

Рис.4. Старокиргизовский могильник. Комплекс находок костей животных их погребения № 53. 1 – клык жеребца; 2 – нижняя челюсть лисицы; 3 – нижняя челюсть лисицы; 4 – верхняя челюсть барсука; 5 – верхняя челюсть барсука; 6 – нижняя челюсть барсука; 7 – нижняя челюсть барсука; 8 – нижняя челюсть выдры; 9 – клык кабана; 10 – премоляр кабана

В районе острия боевого ножа, у правой голени, было расчищено крепление окончания ножен к ноге в виде наборного «браслета» (рис. 2:15-16), состоявшего из бронзовой застежки с неподвижным крючком удлиненно-трапециевидной формы (рис. 5:4), фигурных костяных пластин с центральным сквозным отверстием для кожаного ремешка (7 экз.) и разделительных бронзовых пронизей между ними (7 экз.) (рис. 5:3). Концевая часть крепления была украшена пятью костяными поделками с отверстием в центральной части, имитирующих клыки животных (рис. 5:2). Под ножнами ножа была выявлена круглая бронзовая бляшка с отверстием в центре и с двумя ушками на тыльной стороне для продевания ремешка (рис. 5:1). Данная бляшка, по всей видимости, была включена в систему украшений крепления концевой части боевого ножа к ноге.

Рис. 5. Старокиргизовский могильник. Инвентарь погребения № 53. 1 – бронзовая бляшка; 2 – костяные имитации клыков; 3 – костяные пластины с разделительными бронзовыми пронизями; 4 – бронзовая застежка; 5 – костяная застежка; 6 – когтевые фаланги барсука; 7 – железный боевой нож; 8 – каменный оселок; 9 – костяная застежка

Между ног, в районе левой стопы, было выявлено скопление костяных втульчатых (18 экз., два из которых очень плохой сохранности) и железных трехлопастных черешковых наконечников стрел (6 экз.) (рис. 2:18; 6:1), находившихся, по всей видимости, в колчане. У окончания голеней были зафиксированы две бронзовые круглые обувные застежки с неподвижным крючком и противолежащим шпеньком (рис. 2:17; 6:5).

Для мальчика 7-8 лет наличие обувных застежек, также, как и колчана стрел, не является каким-то уникальным явлением. Конечно, немного удивительно присутствие в колчане железных наконечников. Даже в планиграфически ближайших мужских захоронениях на могильнике содержались преимущественно наконечники стрел из кости.

Чрезвычайно интересен боевой нож с его системой крепления к поясу и к ноге. Заранее оговоримся, что такой длинный боевой нож не мог быть использован мальчиком при ношении в жизни. Известно, что ножны подобных боевых ножей, как и кинжалов, крепились у рукояти на ремне пояса, а другой конец ножен закреплялся ремешком на бедре чуть выше колена. В данном случае наборное крепление на ремешке располагалось на средней части голени. Если бы оно было таким образом закреплено при жизни мальчика, то ему было бы очень сложно передвигаться, поскольку нож ограничивал бы сгиб колена. Это наблюдение в совокупности с характером размещения элементов наборного крепления позволило нам сделать вывод о том, что данный вид оружия был положен в качестве дара от взрослого мужчины (отца, дяди, брата). В этой связи интересны три костяных наконечника стрел, которые были найдены в погребении у правого колена ребенка, между бедренными костями и у головы. Поскольку скопление наконечников стрел, рассматриваемое нами как колчан, находилось в непотревоженном состоянии, можно предположить, что эти три стрелы были положены при соблюдении некоего ритуала. Вполне допускаем, что эти стрелы были брошены в качестве дара от родственников или друзей.

Следует отметить, что аналогичных наборному креплению конца ножен боевого ножа из погребения №53 в материалах пьяноборской культуры еще не встречалось. Тем более интересна такая находка в захоронении ребенка. Застежка наборного «браслета» выполнена в характерной для пьяноборья стилистике – с неподвижным крючком для накидывания ременной петли, скобкой на внутренней части застежки для крепления ремня, с окантовкой «веревочкой» и четырьмя выпуклинами-полугорошинами.

Подпрямоугольные костяные пластины с полукруглыми вырезами по бокам с обоих концов украшены 3-4 вертикальными надрезами. Такое оформление пластин напоминает стилистику изображения пьяноборскими и кара-абызскими мастерами лап хищных животных (волк, росомаха, медведь). При таком ракурсе мы можем видеть противолежащие лапы крупных хищных животных. Эти фигурные костяные пластины были разделены бронзовыми эллипсовидными пронизями, – частое украшение кожаных ремешков в материальной культуре пьяноборья. Концевая часть крепления ножен украшена пятью костяными поделками с отверстием в центральной части, имитирующими, на наш взгляд, крайние резцы верхней челюсти (I3 по зубной формуле) медведя. В двух мужских захоронениях Кипчаковского могильника зафиксированы поясные накладки из коренных зубов медведя, в одном из которых они сочетались с резцами медведя с горизонтальным отверстием посередине. Имитация зубов медведя в системе пьяноборских украшений ранее не встречалась.

Фото: Археологическая лаборатория ИИГУ БашГУ (студенческая археологическая практика 2016 года)

Крепление ножен боевого ножа к поясу интересно не столько костяной застежкой, сколько четырьмя когтевыми фалангами из передних конечностей взрослой особи барсука. Очевидно, пояс или крепление ножен к поясу было украшено шкуркой от лапки барсука с когтями.

Особое место среди вещевого погребального комплекса занимают находки верхних и нижних челюстей хищных животных – лисиц, барсуков и выдры. Следует отметить их четкое горизонтальное расположение с внутренней части правой ноги захороненного ребенка. Челюсти мелких хищных животных, входящих в единый комплекс, рассматриваются нами как личные «охотничьи трофеи» мальчика.

Большое количество находок костей и зубов диких животных в пьяноборских погребальных комплексах культуры свидетельствует о значительной роли охоты в жизнедеятельности населения, оставившего памятники этой археологической культуры. В данном контексте мы можем предположить о раннем этапе социализации ребенка, который уже в столь юные годы прошел азы охотничьего промысла.

Четких хронологических реперов, позволяющих с уверенностью датировать рассматриваемый погребальный комплекс, нет. Застежки с неподвижным крючком (в нашем случае – бронзовые кольцевые обувные, костяная поясная и застежка нижнего крепления ножен) в большей степени представлены в раннепьяноборских комплексах II в. до н. э. – I в. н. э. Наличие же железных наконечников стрел в захоронении ребенка позволяет сузить нижнюю дату до второй половины I в. до н. э., – времени смены использования бронзовых наконечников стрел железными.

Исходя из этого, время совершения детского захоронения можно отнести к рубежу эр: вторая половина I в. до н. э. – I в. н. э. Этому не противоречат и планиграфические наблюдения, на основе которых погребение № 53 располагается среди могил, хронологическая позиция которых определяется I в. до н. э. – I в. н. э.

Погребальный комплекс захоронения мальчика со всей очевидностью показывает не только социальную дифференциацию детских погребений и той части взрослых, которые это погребение совершают, но и формирование гендерной социальной роли у детей в скотоводческо-охотничьем обществе.

Источник: Зубов С.Э., Лифанов Н.А., Рослякова Н.В., Саттаров Р.Р. Погребение мальчика-охотника из Старокиргизовского могильника пьяноборской культуры // Поволжская археология №1 (35) 2021. С.  65-77.

Еще о пьяноборской культуре: Убиты 2000 лет назад: результаты анализа черепов из некрополя эпохи железа

В 1976-1980 гг. археологами С.М. Васюткиным и В.К. Калининым были проведены раскопки Ново-Сасыкульского могильника пьяноборской культуры I-II вв. н.э., расположенного в Бакалинском районе Башкортостана. Последующие исследования указали на достаточно высокий уровень летального боевого травматизма среди группы погребенных, что навело на мысль о возможной гибели части населения в результате одномоментного вооруженного конфликта.

Для справки:
Пьяноборская культура - археологическая культура эпохи железа ( III-II вв. до н.э. – II-III вв. н.э.), носители которой расселялись преимущественно в Прикамье. Пьяноборские памятники известны на территории северо-западной Башкирии, северо-восточного Татарстана и в Удмуртии. Это оседлое население, занимавшееся комплексным хозяйством. Наименование культуры происходит от названия села Пьяный Бор, где был обнаружен могильник данной культуры.

Погребение пьяноборской культуры на Старокиргизовском могильнике, Республика Башкортостан. Фото: археологическая лаборатория ИИГУ БашГУ

В данной статье речь пойдет о результатах исследования, опубликованного нашими коллегами в 2020 г. в журнале «Вестник археологии, антропологии и этнографии». Я взял на себя смелость несколько сократить ее, сохранив при этом суть. Для заинтересованного читателя внизу оставлю указание источника.

Ново-Сасыкульский могильник на сегодняшний день это наиболее изученный и полностью раскопанный пьяноборский некрополь. За все время исследований на могильнике было выявлено более 400 погребений, которые датируются I-II вв. н.э. Материалы памятника находится на хранении в Национальном музее Республики Башкортостан (г. Уфа).

Исследование, результаты которого опубликованы в 2020 г., было посвящено анализу травматических повреждений на черепах из погребений Ново-Сасыкульского могильника. В общей сложности было проанализировано 94 черепа взрослых индивидов очень хорошей сохранности. В половом отношении выборка имеет соотношение 47-47.

Из всей выборки наличие травм отмечено на 12 черепах (10 мужских и 2 женских). Причем на двух из них были зафиксированы двойные повреждения, а на одном — тройные. Таким образом, общее количество анализируемых травм — 16.

Более того, травматические повреждения (все со следами заживления) зафиксированы на восьми элементах посткраниального скелета, принадлежащих шести индивидам. Однако полноценный анализ посткраниального травматизма в ново-сасыкульской серии провести проблематично из-за плохой комплектности большинства скелетов. Если взглянуть на план некрополя, то можно увидеть, что три погребения расположены в его юго-восточной и центральной частях, тогда как остальные образуют скопление в юго-западном секторе могильного поля. Интересно и то, что руки двух погребенных были связаны, на что указывает положение костей верхних конечностей. Если судить по особенностям инвентаря, выделяющиеся планиграфически погребения 89, 164 и 268 (см. план могильника) датируются временем не ранее середины II в. Остальные захоронения, из которых происходят травмированные черепа, расположены относительно компактно. Вполне возможно, что они произведены в одно время или через относительно небольшой промежуток времени. Сопровождающий погребальный инвентарь позволяет датировать их второй половиной I — серединой II в.

План Ново-Сасыкульского могильника. Сплошными кругами обозначены погребения, из которых происходят травмированные черепа.

Анализ всех 16 зафиксированных травм показал, что они не имеют следов заживления. В четырех случаях повреждения проникающие. При этом 15 из 16 травм — это рубленые повреждения, полученные от удара клинковым оружием, 11 из них — разрубы. Еще 4 повреждения представляют из себя сколы поверхностной пластинки черепа, оставшиеся от скользящего удара предметом с острым лезвием. На одном из черепов (погребение № 10) в передней части чешуи лобной кости, чуть выше левой височной линии зафиксирован дырчатый перелом, полученный в результате попадания стрелы с костяным наконечником. Он вошел в кость на 1-1,5 см. Череп из указанного погребения принадлежал мужчине 25-30 лет.

Череп из погребения 10 (мужчина, 25–30 лет) Ново-Сасыкульского могильника с проникающим ранением (дырчатый перелом) лобной области до (1) и после (2) извлечения трехгранного костяного наконечника стрелы.

Сам наконечник трехгранный втульчатый размером 2,2×0,7 см. Нижняя часть отломлена. Возможно, из-за попытки извлечения стрелы. В том же погребении, помимо наконечника в черепе, обнаружены еще три таких же наконечника и фибула с надписью «Avcissa» . Подобные костяные наконечники были широко распространены в пьяноборской среде со II в. до н.э. по II в. н.э. В соседних с пьяноборскими могильниках кара-абызской культуры такие наконечники стрел в меньшем количестве найдены в погребениях того же периода (II в. до н.э. — II в. н.э.), что связывается с влиянием пьяноборского населения.

Инвентарь погребения 10 Ново-Сасыкульского могильника: 1–4 — костяные наконечники стрел; 5 — бронзовая фибула.

Стоит отметить, что два втульчатых костяных наконечника найдены в сарматском могильнике у д. Старые Киешки в погребении, датирующемся III–II вв. до н.э. При этом сообщения античных авторов, в частности Павсания, об активном использовании костяных наконечников стрел сарматами четкого археологического подтверждения не находят.

Еще одна травма, полученная в результате попадания стрелы, зафиксирована и на скелете мужчины 30–35 лет. В данном случае железный трехгранный черешковый наконечник вошел в левую подвздошную кость проксимальнее задней ягодичной линии на глубину 1,5–2 см и плотно засел в ней (оссифицирован). Пострадавшему извлечь наконечник не удалось, ранение при этом не стало непосредственной причиной смерти. Подобные наконечники в пьяноборской среде были распространены со второй половины I до II в. н.э.

Большее число травм пришлось на левую половину черепа. Это может говорить о том, что удары наносились преимущественно справа налево и, вероятнее всего, правшами. В то же время повреждения распределяются поровну относительно фронтальной плоскости, что позволяет предполагать различные ситуации нанесения травм — как положение жертвы лицом к лицу с нападавшим, так и позицию, когда нападавший находился сзади убегающего / поверженного противника.

Анализ типов повреждений на травмированных черепах дает возможность отметить наличие нескольких их категорий: рубленые травмы, сколы поверхностной пластинки черепа, срубы (отделение) костных фрагментов. Частота встречаемости основных типов дефектов на травмированных черепах одинакова. По-видимому, все эти повреждения представляют собой результаты ранения клинковым оружием (меч, палаш).

На фото слева скол поверхностной пластинки на правой теменной кости черепа мужчины 25–35 лет. Повреждение сформировано от удара предметом с острым лезвием под углом менее 30 градусов. Вероятное направление удара — сверху, сзади и вниз. Справа щелевидный перелом на правой теменной кости черепа женщины 20–25 лет. Следов заживления нет. Повреждение сформировано от удара предметом с острым лезвием под углом, близким к 90 градусам. Биомеханическая интерпретация — отвесный удар рубящим предметом с неполным погружением средней части лезвия. Вероятное направление удара — сзади сверху.

Рубленое повреждение в области глабеллы, верхней части левой орбиты и скулового отростка лобной кости на черепе мужчины 25–30 лет. Приблизительные размеры верхней части дефекта 69×16 мм. Наклонный удар рубящим предметом. Вероятное направление удара — спереди, сверху вниз и несколько сбоку. Положение нападавшего слева или справа от жертвы в данном случае установить проблематично. Судя по расположению трасс, возможно, он находился слева (со стороны вогнутой части дуги) от пострадавшего, однако недостаточно четкая дугообразность следов лезвия на поверхности разруба оставляет этот вопрос открытым.

Также нужно отметить, что наличие указанных травм на проанализированных черепах не отображает всей возможной картины травматизма погребенных в Ново-Сасыкульском могильнике. По той причине, что на голову, по всей видимости, приходилось относительно малое число травм. Кроме того, число травм, не нашедших отображение в костях, может быть значительно большим.

Итак, какие выводы можно сделать на основе полученных данных? Как предполагают авторы исследования, оседлое население, оставившее Ново-Сасыкульский могильник, представляется скорее жертвами вооруженного нападения, чем группой, регулярно участвовавшей в военных столкновениях с соседними коллективами. На это указывает относительно слабая вооруженность пьяноборцев и предполагаемое отсутствие у них каких-либо воинских контингентов. Высокий боевой травматизм на фоне слабого вооружения, представленного в основном стрелами с железными и костяными наконечниками при небольшом количестве оружия ближнего боя, говорит о том, что пьяноборцы скорее сами подвергались вооруженным набегам, чем выступали в роли агрессоров.

Результаты проведенного исследования позволяют предполагать, что высокий уровень боевого черепного травматизма у населения, оставившего Ново-Сасыкульский могильник, может вовсе не означать его регулярную вовлеченность в военные конфликты. На фоне слабой вооруженности пьяноборцев и особенностей расположения погребений, из которых происходят черепа с травмами, можно утверждать, что часть исследованной группы представляет собой скорее жертв. Вполне возможно, погибших в ходе одномоментного вооруженного нападения. В качестве вероятных агрессоров могли выступать кочевники, поскольку большинство травм нанесено клинковым оружием, широко представленным в их среде. Кроме того, на роль нападавших претендуют и родственные племена, на что указывает находка черепа с костяным наконечником стрелы. Подобные наконечники, как уже отмечалось, были распространены как внутри самой пьяноборской культуры и так и у кара-абызского населения. Непродолжительный период функционирования Ново-Сасыкульского некрополя выступает еще одним косвенным свидетельством напряженной обстановки на границе взаимодействия кочевников с оседлыми племенами Прикамья и Приуралья. «Демилитаризованное» пьяноборское население в вооруженных конфликтах, очевидно, выступало в качестве «страдающей» стороны.

Оригинальный текст опубликован в статье В.В. Куфтерина и С.Л. Воробьевой Травматические повреждения на черепах из Ново-Сасыкульского могильника // Вестник археологии, антропологии и этнографии. 2020. № 2 (49). С. 98-111.

Для тех, кого интересуют подобные темы, вот еще пара заметок:

Почти насквозь

Клад и уничтоженный поселок эпохи бронзы на Южном Урале

Продолжим говорить об археологических находках.

В Музее археологии и этнографии г. Уфы (в экспозиции, посвященной раннему железному веку Южного Урала) хранится вот такой вот артефакт. Это грудной позвонок человека. Отличительная особенность - это застрявший в нем бронзовый наконечник стрелы.

Он был найден при раскопках Альмухаметовского курганного могильника, расположенного в Абзелиловском районе Республики Башкортостан на берегу реки Большой Кизил (Башкирское Зауралье). В 1971 г. некрополь исследовался экспедицией Нияза Абдулхаковича Мажитова, раскопавшей один курган. В 1975 и 1977 гг. уже экспедицией Анатолия Харитоновича Пшеничнюка было исследовано еще 20 курганов. Многие из них оказались потревожены грабительскими вкопами еще в древности. В том числе и курган №5, в одном из погребений которого данный позвонок и был обнаружен. Сам А.Х. Пшеничнюк отнес курган к савроматскому периоду (VII-IV вв. до н.э.). Кстати, именно Анатолий Харитонович первым исследовал "царские" курганы Филипповского могильника, где были обнаружены уникальные находки, среди которых знаменитые золотые олени: Золотые олени из Филипповского могильника

На всякий случай (вдруг кому интересно) план кургана № 5. Диаметр - 22 м, высота 1,3 м. Выявлены два погребения и три грабительские ямы.

Погребение 1 принадлежало взрослому человеку. Стрела попала ему в грудной отдел позвоночника справа, прошла в брюшную полость (видимо в область печени) и застряла в кости. Если бы не это, то вполне могла выйти со стороны спины. Рана, по всей видимости, была смертельной. Хотя, конечно, неизвестно получил ли погибший еще какие-то повреждения. По всей видимости, погиб в результате какого-то конфликта внутри кочевнической среды. Еще два аналогичных наконечника были найдены на дне могильной ямы с внутренней стороны левого плеча и у левого бедра, т.е. были положены в могилу в качестве инвентаря.

Кстати, нередко люди ошибочно полагают, что погибшему стреляли в спину, но нет, стрелявший стоял не позади погибшего, а почти перед ним (возможно, чуть справа от него).

Для наглядности бронзовый наконечник из Булатовского могильника эпохи железа. Все тот же Абзелиловский район Башкортостана

Это не единственный пример зафиксированных повреждений на человеческих останках эпохи железа на территории Башкирии. В прошлом году, например, было опубликовано исследование с результатами анализа травматических повреждений на 12 черепах пьяноборской культуры. Повреждения нанесены в основном клинковым оружием (рубленные раны, сколы). Среди вероятных агрессоров рассматриваются как раз-таки кочевники, хотя не исключается возможность столкновения с соседними оседлыми племенами. Но это, пожалуй, тема для отдельного поста.

Одним из самых ярких экспонатов в уфимском Музее археологии и этнографии, пожалуй, является скелет так называемого Хазарского мамонта. Это вообще наиболее полный скелет мамонта во всей Башкирии. Останки животного были обнаружены весной 1962 г. в Краснокамском районе Башкирии. Нефтяники вели работы между деревнями Старокудашево и Новокудашево (Янаульский район) и вдруг в береговых обнажениях реки Орья ими были замечены крупные кости. Рабочие сообщили об этом своему начальнику, а там уже информация была передана дальше и в конечном счете дошла до Уфы.

Осенью того же года в район прибыла группа геологов под руководством д.г.-м.н. В.Л. Яхимович, которой были организованы раскопки на месте находки и извлечены остальные кости. Тогда удалось извлечь череп с нижней челюстью, зубами и бивнями, несколько позвонков, около двадцати ребер, левую лопатку, плечевые кости, локтевую, лучевую, бедренные кости и левую малую берцовую. Передние конечности были зафиксированы в вытянутом положение, а задние ноги подогнуты. Часть костей, по всей видимости, была вымыта и унесена разливом реки.

Изучением костей животного впоследствии занимался известны палеонтолог В.Е. Гарутт, специализировавшийся на хоботных. Он определил, что кости принадлежали старой самке с сильно истертыми зубами, умершей на берегу реки около 200 тысяч лет назад в среднем плейстоцене. Он же отнес ее к так называемому хазарскому мамонту. Барышня была относительно невысокого роста - около 270-290 см.

В 2004-2005 гг. сотрудниками Зоологического института РАН была проведена реставрация части костей и подобраны некоторые недостающие кости для монтажа скелета в целом виде. Окончательная реконструкция скелета произведена летом 2007 г. сотрудниками Института экологии растений и животных Уральского отделения РАН. Сегодня скелет хазарского мамонта выставлен в Музее археологии и этнографии в большом зале.