Sokolya

После уроков нас оставила наша классная руководительница – химица Наталья Андреевна – для решения наиважнейшего, на ее взгляд, вопроса: кто будет представлять наш класс на ежегодном конкурсе «Мы – самые, самые…». Учились мы на второй смене и все задержки после уроков сильно всех напрягали. В ноябре темнеет рано, далеко не всех встречают после уроков. Меня, например, не встречают. После долгих споров и отказов на конкурс выбрали, естественно, меня – я одна из девушек не отказалась – и… О, счастье! Алексея Иванчикова! Он просто не успел отказаться, Наталья Андреевна не позволила ему и слова вставить:

- Ничего не хочу слышать! Все! Лена и Леша, жду вас завтра вечером, в моем кабинете, будем готовиться.

- Блин, ну так всегда! Нашли лоха! Я что, крайний?

- Да не переживай ты так, - вырвалось у меня,- Я же не плачу, хоть тоже не хочу там участвовать.

Леша посмотрел на меня и ничего не сказал. Но по тому, как треснул карандаш в его руке, я поняла, как он рад…

На следующий день я с нетерпением ждала конца уроков: ведь мы с ним будем вдвоем, в одном кабинете, вечером! И дождалась. Двойки по физике. Первой двойки за два года! Но даже это не смогло испортить мне прекрасного настроения. Ведь меня ждало то, на что я не могла и надеяться. Но в глубине души я все равно желала этого, и оно случилось. Наконец у меня появилась возможность открыть свои чувства не в мечтах, а вживую, глядя ему в глаза влюбленным взглядом… О Боже, это же надо быть настолько дурой! Оказывается, я ничем не отличаюсь от всех остальных особ женского пола. То есть, не могу рассуждать здраво и объективно, когда дело касается предмета обожания. Да, конечно, я подозреваю, каким будет его ответ, но так хочется надеяться…. И неужели я не имею права на мечты? По-моему, как раз я и могу позволить себе помечтать немного. Хотя сегодня я уже домечталась до двойки. Ну и что? Это того стоит. Эта двойка не влияет на остальные оценки. Боже, о чем я думаю? Какие, к черту, оценки? Я ведь сегодня буду в любви признаваться! Тьфу, звучит-то как… Короче, я попытаюсь построить начало личной жизни. Может, и получится. Я ведь никогда ничего не боялась и всегда действовала решительно. А до сих пор он не знает про мои чувства… потому что мне не представлялось удобного случая. Именно так. Не хватало еще сейчас по истории пару схватить. Было бы крайне неприятно. Ладно, от того, что я обо всем этом думаю, вечер не приблизится, пора включать рабочее настроение. Но его глаза… Боже мой, какие у него глаза!

И все-таки с этим надо заканчивать. Слава Богу, остался один урок. Всего каких-то сорок пять минут, и мы будем вдвоем. Ну, почти вдвоем, Наталья Андреевна не в счет.

Эти сорок пять минут оказались не «какие-то», а ого-го даже, какие! Они тянулись целую вечность, и, казалось, никогда не закончатся. Эту вечность нам рассказывали о правилах правописания слов в русском языке. Черт, чуть ли не в первый раз за десять с половиной лет я не могу сосредоточиться на уроках, ерунда какая-то в голову лезет. Это все от нервов. От волнения. От переживаний. Ой, ручка сломалась… Хорошо, что урок последний, я запасную не брала. Ух ты, никогда не думала, что способна так радоваться звонку! Наконец-то! Я первая выбежала из класса, чуть не сбив по дороге наших самых заядлых курильщиков, и помчалась в кабинет к нашей классной.

Когда мы все-таки разобрались с этим конкурсом, узнали условия игры и задания, чтобы подготовиться (хотя я их почти не слушала), попрощались с Натальей Андреевной и вышли из класса, Леша собрался идти домой. Но я же не могла так просто расстаться со всеми мечтами, которые одолевали меня целых два дня!

- Леш, подожди, пожалуйста!

Он не спеша оглянулся и остановился.

- Ну, чего еще?

- Дело есть. На штуку баксов, - пошутила я. - Проводи меня до остановки, пожалуйста, а то вчера на меня там чуть собака не напала.

- «Чуть» не напала или напала? – тут бы мне и остановиться. Но нет, ослепленная и оглушенная высокими чувствами, я не заметила в его голосе угрюмости и явного нежелания со мной связываться.

- Чуть не напала. Гавкать начала и рычать, а я их с детства боюсь. У меня «собакофобия», - я засмеялась, а он посмотрел на меня, как на дуру, и пробормотал:

- О боже… Ну пошли, проведу. Надеюсь, нас никто не увидит, - последнюю фразу он пробормотал себе под нос, и я смогла понять только гораздо позже, что именно прозвучало.

Когда мы подходили к остановке, я решила, что после содержательной беседы (а всю дорогу говорила только я, он только мычал что-то вроде «Угу» и «Ага», когда я что-нибудь спрашивала), пора переходить к более серьезным темам.

Вздохнув и собравшись с духом, внезапно охрипшим голосом я сказала:

- Слушай… Я не знаю, как ты к этому отнесешься… Но я в тебя влюбилась. Три года назад.

Я боялась на него посмотреть. Стояла и разглядывала, как дура, афиши и объявления на остановке. Благо, что кроме нас на ней никого не было. Если бы кто-то был, я, наверное, еще три года ходила бы молча. Я услышала странный звук и подняла на Лешу глаза. Он смеялся.

- Ой, не могу! Она в меня! ОНА! Да ты в зеркале на кого по утрам смотришь? На супермодель? Или мисс Вселенную? Ох ты, да сказать кому – не поверят! Ты ж кроме уравнений да зубрежки не видишь ничего, - он наконец перестал хохотать и посмотрел на меня, - Да не реви ты, ко мне и не такие подходили. У меня есть девушка, не в нашей школе только учится. Все, бывай, собак тут уже нет.

Он повернулся и пошел. Я даже и не заметила, что плачу, пока он не сказал. Вытерла лицо ладонями и зашла в подошедший автобус. Показала кондукторше проездной и отвернулась к окну. Нет, ну угораздило же! Дура! Какого черта я призналась?

***

Назавтра я пришла в школу, как ни в чем ни бывало, вела себя, как обычно и с Лешей даже не поздоровалась. Хотя это тоже – как обычно. Но он при взгляде на меня каждый раз ухмылялся и подмигивал. Черт. Своими красивыми глазами. Черт. К концу дня я заметила, что при взгляде на меня начали ухмыляться и другие парни из нашего класса. И даже некоторые девушки. Хотя красавицы наши не ухмылялись, они откровенно ржали. Как лошади. Черт. Только Лариса не стояла с ними в компании, и не обсуждала вчерашнюю мою глупость. Она ходила со своим парнем по коридору и ей плевать было на главную новость дня в нашем классе: «зубрилка» втюрилась в лучшего парня в классе! Черт!!!

В принципе, мне всегда было плевать на чужое мнение. Просто… Как я могла сделать такую глупость? Как я могла? Ведь большая часть того, что они про меня говорят – правда, я действительно сначала все просчитаю десять раз, только потом принимаю решение. Я не могла простить себе такого промаха. Настолько глупого, бессмысленного и до слез обидного. Но вот странность: простить ошибку я не могла себе, а злилась на Алексея. Молча злилась, не показывая ничего и не говоря. Я делала вид, что все это мне совершенно безразлично, что эти шуточки меня ни капельки не задевают, я так же, как раньше, отвечала на уроках и с таким же каменным лицом проходила по коридору. Но когда я вставала к доске, в спину неслись смешки и хихиканья, когда я выходила из кабинета, под дверью замолкали разговоры. Мне не было тяжело держать марку, голова была всегда гордо поднята. Я не видела лиц людей, которые смеялись надо мной, я не слышала их насмешек – меня это не волновало. Я думала только об уроках и о том, как я могла не понять натуру этого человека. Раньше я в людях не ошибалась, а сейчас угораздило, да еще так жестко… Дура. Как говорится, не тот дурак, кто дурак, а тот дурак, кто не дурак, да дурак.

Закончились уроки, и я пошла домой. Стиснув зубы, не глядя по сторонам и мысленно заткнув уши. Завтра предстоял еще один тяжелый день. Ничего, будем надеяться, в скором времени они забудут, как я облажалась.

Но, как я ни держалась, когда пришла домой, слезы сломали невидимую стенку и хлынули, как из прорвавшей плотины. Всхлипывая и рыдая, я села прямо в прихожей на пол; и хорошо еще, что дома никого не было: очень не хотелось кому-либо рассказывать, как я облажалась. Я прекрасно знала, что сказала бы мама, и так же прекрасно знала, какое лицо будет у папы. Сочувствующе-осуждающее. Так зачем лишний раз на это смотреть и слушать?

Я не знаю, сколько я так просидела, пока не раздался звонок в дверь, возле которой я горевала над своей дуростью. Подскочив от неожиданности, я хриплым голосом спросила?

- Кто?

- Свои, не бойся. Открывай.

Я открыла дверь и с удивлением увидела на площадке Аверченко. Она стояла и смотрела на меня понимающим взглядом взрослой тети.

- Я так и знала, сидим тут и рыдаем. Да? Было бы из-за кого.

- Да я и не из-за него вовсе…

- Рассказывай, а то я баб не знаю. Ты меня впустишь, или сама выйдешь?

- Да, заходи, конечно… Только не разувайся. Проходи на кухню. Я еще не ела ничего, сейчас вместе поедим.

- Я к тебе не есть пришла, - сказала Ларка, но на кухню все же прошла и села. Я осталась стоять, опершись на дверной косяк. - Слушай.

Видно было, что она собирается с духом, чтобы сказать что-то. Я слегка насторожилась: действительно, просто так Лариса не пришла бы. Мы не дружили, хотя и не ругались ни разу за те четыре года, что она училась у нас в классе.

- Я сейчас шла из школы и… в общем, я случайно услышала, как Иванчиков со своими друзьями договаривался…. Ну, встретить тебя завтра вечером, когда ты домой будешь идти.

- Зачем?! – у меня внутри все похолодело, я почувствовала – зачем, но боялась в это поверить. Не могла я влюбиться в такого человека.

- А ты не догадываешься?

- Догадываюсь. Но я хочу, чтобы ты сама это сказала. Чтобы не было непоняток.

- Знаешь, я не люблю пересказывать порнуху. Ты правильно подумала, умница. Не зря в школу ходишь, - сказано было с иронией, но мне в тот момент было не до шуток. Я ему поверила, призналась в любви… Я же десять с половиной лет с ним в одном классе училась, неужели я не смогла в нем рассмотреть такое чудовище?

- И что мне теперь делать? Сколько их будет, не знаешь?

- А для тебя есть разница в количестве? Пять – нормально, а шесть уже многовато? Значит, я в тебе ошибалась, подруга.

- Да нет, не в том смысле… Я имею в виду, что если их двое-трое, то… Нет, я не знаю, что мне делать. Не перестану я ведь в школу ходить, правда? Все равно в другом месте поймают. Что делать, а?

Я и в самом деле была в растерянности, страхе, обиде… Во мне бушевали такие чувства, я даже не могла потом найти им названия. Пожалуй, чуть ли не впервые в жизни я не видела выхода. Но вот точно уж первый раз за всю жизнь, сколько себя помню, я попросила другого человека о помощи:

- Ларис, помоги, пожалуйста. Я не знаю, что мне делать. Я раньше никогда так глупо не попадала, и друзей, чтоб защитили, у меня нет.

- Не скули, пожалуйста. Придумаем сейчас что-нибудь. У меня-то друзей полно. Я слышала, как он сказал, что ты на него в ментовку не заявишь, поскольку любишь. И, знаешь, мне кажется, что он прав. Ты ведь у нас девушка с гордостью, если и изнасилуют, никому не скажешь. Ладно, проехали.

И там же, на моей кухне, мы разработали план по моему спасению. Вернее, спасению моей чести. Согласно плану, хоть и тошно было, но в школу завтра идти придется.

Просидев весь день за партой, как на иголках, я дождалась последнего урока. Лариса на него не пошла, она мне подмигнула и отправилась приводить в действие то, что мы задумали. Мне повезло, что меня сегодня не вызывали. Я бы не смогла ничего ответить.

Я шла домой, поминутно оглядываясь, ожидая сзади то ли свиста, то ли топота. И дождалась. Когда я прошла мимо арочного прохода во двор соседнего дома, я услышала голоса, обернулась и увидела, как из темноты вышла группа парней. Одним из них был Леша, его я узнала. Всего их было четверо.

- Дэвушка, а дэвушка, куда это мы так таропымса? – имитируя кавказский акцент, произнес чей-то голос сзади. Остальные засмеялись. Не отвечая, действуя строго по договоренности с Ларисой, я побежала вперед. И услышала топот сзади, которого я ждала и опасалась одновременно. Но мне надо было пробежать совсем немного, только до моего дома. И из-за угла появились трое незнакомых молодых людей, у каждого на поводке была огромная собака. Насколько я успела рассмотреть – одна овчарка и два ротвейлера. Увидев бегущих за мной идиотов, парни как по команде одновременно спустили рвущихся с поводков собак. Я же добежала до своего подъезда и увидела Ларису.

- Ну, как ты?

- Нормально. А твои друзья не сильно их покусают?

- За друзей ручаюсь! Вот за собак не отвечаю.

Я расхохоталась, хотя смех вышел нервный, почти истерический.

Где-то недалеко послышались вопли, крики «Фу!», и вскоре вся троица со своими питомцами собралась возле моего подъезда. Ларка по очереди поцеловала каждого в щеку, называя всех по именам, но я все равно никого не запомнила.

- А это и есть наша спасенная? – с интересом меня разглядывая, спросил один из них.

- Да, это на нее охоту устраивали. А сами дичью оказались, - хмыкнув, ответила моя одноклассница.

- Ничего такая девушка, за нее и порвать кого-то не жаль. Как звать-то тебя?

- Лена. Вы хоть не очень их там?...

Меня сейчас больше всего занимал этот вопрос.

- Да нет, не волнуйся. Так, больше напугали да по деревьям позагоняли.

- Мой Факс только кого-то за руку цапнул. Несильно, я вовремя подбежал, - подал голос второй. А меня передернуло, как только я посмотрела на зубы «улыбающегося» Факса. Интересно, что значит «несильно»? Рука на месте осталась?

Я попрощалась с молодыми людьми и с Ларисой. На прощанье она сказала:

- Не дрейфь, подруга. Не вздумай завтра школу прогулять из-за этих идиотов, ты не должна показать, что боишься их. Они теперь знают, что за тебя есть, кому заступиться, и второй попытки не будет. Все, до завтра.

- Пока. Спасибо тебе огромное. Буду должна.

- Ерунда. Я хоть развлеклась немного.

Мы засмеялись, и я вошла в подъезд. Дома мама меня встретила вопросом:

- Ты почему так поздно? Я же волнуюсь за тебя, только что такие вопли во дворе были, я еще сидела и надеялась, что ты в тот момент либо еще далеко, либо уже в подъезде. Ты не знаешь, случайно, что там было?

- Нет, мам, не знаю. Я шла, уже никого не было во дворе. Может, молодежь баловалась…

- Может, не знаю. Кушать будешь? Там котлеты на сковородке лежат, разогрей.

- Что-то мне кушать не хочется. Я спать пойду. Спокойной ночи.

- Спокойной.

Я зашла в комнату. Как завтра идти в школу и смотреть ему в глаза?

***

Проснувшись с головной болью, я долго валялась в кровати, не в силах заставить себя подняться. Черт, сегодня меня ждет идиотский день. В школу идти не то, чтобы неохота, а вообще, наотрез не хочется! Но я должна. Как Лариса вчера сказала, если не пойду – значит, покажу, что испугалась. А не боится тот, за кем кто-то стоит. Пусть думают, что меня есть, кому защитить.

В школу я намеренно опоздала на три минуты и зашла в класс после звонка, когда все уже сидели на своих местах. Я молча прошла и села за парту, поймав одобрительный взгляд Ларки, которая сидела за моей партой. На Лешу я старалась не смотреть, хотя из-за его красной майки это было довольно трудно, но я усиленно отводила глаза. Надеюсь, он правильно понял это маневр – я просто не считала его кем-то, достойным моего внимания, а не боялась поднять на него взгляд. Так прошло полдня.

Перед уроком химии мы зашли в кабинет. Прозвенел звонок, все сели на места. И раздались сначала смешки, потом откровенный ржач всего класса. На доске во всю ширь было мелом написано:

«СЕМЕНОВСКАЯ – СУКА И ЗООФИЛКА! ВСЕ КОБЕЛИ ГОРОДА СТОЯТ ЗА НЕЕ НАСМЕРТЬ!»

Зашла Наталья Андреевна и остановилась посреди кабинета, не успев поздороваться со своим классом. А я… Я встала с места, молча подошла к ухмыляющемуся Леше и ударила его кулаком в челюсть. Он, видно, не ожидал от «зубрилки» такого решения вопроса и закрыться не успел.

- Ты сейчас встанешь, возьмешь тряпку и вытрешь всю эту… чепуху.

Я сама не узнала своего голоса, таким жестким и грубым он стал. Мне стоило большого усилия не сорваться на маты, все-таки классный руководитель сзади стоит. Леша перестал держаться за челюсть и встал с места, нависнув надо мной, хотя раньше мне казалось, что мы почти одного роста. В классе мгновенно наступила тишина, только где-то под окном просигналила машина.

- А с чего ты взяла, что это я написал?

- С того, что только тебя из здесь присутствующих как паршивого кота загнали вчера на дерево. Мне продолжать рассказывать, за что? Или ты все же пойдешь и вытрешь?

Весь класс, включая Наталью Андреевну, затаив дыхание, слушал наш диалог, боясь пропустить хоть слово. Весь кабинет, казалось, был пропитан любопытством, воздух дрожал от напряжения. Наша учительница вспомнила, что она все же педагог и что в классе сейчас происходит что-то, на урок совсем не похожее.

- Леша, Лена! Прекратите сейчас же! Сядьте на места свои! Кто написал это на доске?

Я повернулась к ней. 

- А разве непонятно, что я хочу от Иванчикова? Или вы не заметили, что это про меня написано?!

Никогда я не разговаривала с учителями в таком тоне. Но я уже не отвечала за свои действия. Меня переполняло бешенство, которого я боялась в себе с детства. Я повернулась к Леше, и, видно, выражение лица моего его убеждало, что лучше пойти и вытереть, но потерять авторитет перед классом очень не хотелось. Сомнений на лице видно не было, оно оставалось таким же ухмыляющимся, только подбородок покраснел от удара, но угрозы от него уже не исходило. Наоборот, он обдумывал, как все это повернуть в свою сторону, чтобы не потерять лицо. Но, если он не вытрет эту чертову надпись, я могу рассказать классу, что он хотел сделать, и тогда уж точно большая часть класса от него отвернется. М-да, попал парень.

Он гордо прошел к доске, кое-как повозил тряпкой по надписи, наполовину стер ее, кинул тряпку на пол и гордо вышел из класса. За все это время ни один человек не издал ни одного звука. Я села на свое место, медленно успокаиваясь. Наталья Андреевна провела меня удивленным взглядом, потом все же не выдержала:

- Что здесь было? Лена, ты можешь мне объяснить, что произошло?

Я молчала. Вдруг под окнами раздался отчаянный сигнал машины, визг тормозов и мягкий удар. Все бросились к окнам. Я подошла одной из последних, но успела заметить на асфальте человека в голубой рубашке…

Юлька повернулась ко мне, и сквозь зубы произнесла:

- Ну ты и сука, Семеновская, это из-за тебя Лешку сбили! – только она это сказала, до всех наконец дошло, что человек на земле – это Иванчиков, что он только что был здесь, а теперь лежит там, и почти весь класс рванул на улицу, к нему. Остались только я, Юлька, Лариса, флегматичная Надя и еще человек пять, которым не терпелось узнать, что было вчера.

- Да уж точно сучка. Никто от тебя такого не ожидал. По-другому и не назовешь – сука!

Мне казалось, что я сейчас стою посреди стадиона, трибуны полны зрителей, и все они скандируют только одно слово: «Су-ка!» Но кричат они его мне, хотя сукой я не была никогда в жизни! Неужели я ей стала?! Стены класса закружились перед глазами, я оперлась о парту, чтобы не упасть.

- Чего вы к ней пристали? Вы что, не видите, что ей плохо? – послышался Ларискин голос. – Лешка сам виноват во всем, его никто из кабинета не гнал!

- Если бы не она, он не ушел бы! И ему сейчас намного хуже, чем этой сучке!

- Прекрати называть ее сучкой! Ты ничего не знаешь!

- А ты знаешь? Так расскажи!

Я, наконец, смогла подать голос:

- Ничего не говори, Лариса. Все. Не было ничего вчера, он меня сегодня обозвал, я ответила, вы сами все видели. Я не знала, что он убежит, и уж тем более не знала, что попадет под машину.

Юлька заткнулась, но все равно было видно, что виноватой она считает меня. В классе наступила тишина. Вернулись те, кто бегал вниз.

- Лешу «скорая» забрала, он живой, только голова сильно разбита. Он без сознания. А от тебя, Семеновская, мы такого не ждали.

- Чего вы от нее не ждали?! – опять влезла Лариса, - Что она за себя постоять сможет перед этим козлом?

- Лариса, замолчи! – у меня опять потемнело в глазах, но я не могла допустить, чтобы она проболталась.

- Что значит «замолчи»? Они тебя ни за что линчуют сейчас, а ты мне будешь рот закрывать, чтобы я Лешеньку твоего не осквернила?

- Ничего они со мной не сделают. Мне все равно, что они думают, а Леша получил то, что заслужил.

Потом мне стало стыдно за эти слова. Не мне было решать, кто что заслужил: со мной они все-таки ничего не успели сделать, а я на них собак натравила и Лешу машина сбила. Хотя, видит Бог, в этом виноватой меня нельзя считать.

Через месяц нам сказали, что Леша остался слепым, от сильного удара затылком об асфальт у него отслоилась сетчатка на двух глазах.

До конца года со мной никто, кроме Ларисы, не разговаривал из одноклассников, да я и не хотела этого. Учителя держались со мной сухо и сдержанно, но оценок не занижали – и то хорошо. Но я так никогда никому и не рассказала ничего про тот вечер и запретила говорить об этом Ларисе, хотя она этого так и не поняла. На выпускной бал я не пошла, просто сходила за аттестатом. На этом мои отношения с одноклассниками закончились, только с Ларкой мы продолжаем общаться. Потом я слышала, что Иванчиков живет с мамой, отец от них ушел после этой аварии. Видела пару раз, как Леша ходил с ней в магазин, но старалась быстро проходить мимо, чтобы его мама меня не заметила: мне казалось, что она, как и Юля, обвиняет в том, что случилось, меня. А потом я переехала в другой дом.

***

Я потянулась, встала с кровати и раздвинула шторы на окне. Ничего себе, всю ночь провалялась, уснуть не могла. Черт побери, как много может всего вспомниться, и только из-за одной фразы! Все, хватит! Это все прошлое, «давным-давно прошло, быльем поросло…» Жалко, конечно, что все так получилось. Ведь мог бы остаться человеком – и ничего не случилось бы. Но он предпочел быть сволочью и произошло то, что произошло. Я пошла на кухню и сделала себе кофе с бутербродом. Я повторяла это себе на протяжении четырех лет, пытаясь понять: я виновата в этом или нет? Если бы я ему не призналась, что люблю (хотя, как я потом поняла, это и не любовь вовсе была, а просто симпатия к лучшему парню в классе), может, ничего бы и не случилось? Но я ведь никак не могла предугадать эти события. Ладно, все, надо прекращать. Сколько можно об этом думать? Если судьба его такая – остаться слепым, то при чем здесь я?!

Мне вообще везет на любимых, как я посмотрю: в случае с Алексеем пришлось пожертвовать репутацией и отношениями с учителями. Ведь никто не поверил, что в предыдущий вечер ничего не было, а домыслы, как известно, гораздо хуже правды. Но тогда мне было на это наплевать, и я все равно молчала. Хотя шепотки в спину звучали еще долго. Когда я встречалась с Юрой, я проводила свое свободное время в его пустой квартире, пока он «задерживался на работе», хотя могла в те вечера побыть с родителями или поболтать с Ларисой. Ладно, закроем эту тему, как говорит моя единственная подруга.

Подведем итог сегодняшнему началу дня. Восемь часов утра, спать не хочется, и планы на день не ясны. Плюс ко всему еще и настроение поганое. Замечательно начинаются выходные. И тут, в момент начала депрессивного состояния, раздался телефонный звонок.

- Алло.

- Лена, доброе утро! Не разбудил? Это Дима!

- Нет, что ты, я давно не сплю, - и вообще не спала, подумала я, - А тебе чего не спится в такую рань, да в выходной?

- У меня предложение есть, весьма дельное. Ты верхом ездить умеешь?

- Умею. Меня дедушка в деревне научил.

- Меня друг с его женой пригласили в конный клуб, на верховую прогулку. А мне одному не хочется ехать. Может, со мной покатаешься?

- Хорошо, я не против.

- Тогда я через два часа за тобой зайду. Будь готова.

- Давай, жду.

Я положила трубку. Ну что ж, планы проясняются, настроение улучшается. Надеюсь, я не сильно отобью себе задницу о седло, не хотелось бы еще раз идти на какие-то жертвы ради любви, пусть даже это всего лишь моя задница…

- Ты просто дура, если дожила до этих лет, но так и не научилась постоять за себя! Разве ты не могла сказать той корове за прилавком, что она корова? Нет, должна была подойти взрослая тетя Лариса, которая случайно оказалась в том же магазине и поругать всех, кто обижает мою маленькую девочку Лену! Ты вечно собираешься держаться за мою юбку? Ну, скажи мне, почему я рядом с тобой ощущаю себя как минимум в два раза старше? Почему в двадцать один год ты не можешь выглядеть хотя бы на восемнадцать?! Тебе же пятнадцати никто не даст! – Лариса ходила у меня по квартире, хлопала дверьми и кричала на меня то из кухни, где я же и сидела, то из ванной, то из спальни…

-Почему? – тихо поинтересовалась я.

- Потому что современные пятнадцатилетние на тридцатник выглядят!

На мой взгляд, Лариска разошлась из-за пустяка. Я всего лишь сходила в магазин за сыром. И на мой робкий протест, когда мне отрезали сыр с края, желтый и крайне неаппетитный, продавщица начала громко возмущаться, что сыра с середины на всех не хватит, а «корку жрать никому не хочацца!» 

И совершенно случайно в соседнем отделе стояла в очереди за хлебом моя одноклассница Лариска, с которой мы дружим еще со школы…

Я думала, она заставит продавщицу сожрать этот сыр. В итоге домой мы с Ларкой пошли вместе, и в моей сумке лежал кусок великолепного, свежего, вкусного сыра, на который мне почему-то даже не хотелось смотреть. Я же не виновата, что родилась в интеллигентной семье и с детства считаю, что ругаться и скандалить в общественных местах неприлично. Пару раз, правда, приходилось, но я предпочитаю об этом не вспоминать.

В данный момент Лариска сидела напротив меня, пила чай и смотрела на меня, как… На вас когда-нибудь смотрел удав? Сейчас я сразу вспомнила свой давний поход в террариум. Хоть Лариса и не змея по натуре, но… В общем, я повернулась к ней и вздрогнула.

- Не дрожи, не съем. Я и сыром наемся, отвоеванным у той грымзы.

- Спасибо тебе, - в который раз уже сказала я, вздохнув при взгляде на сыр.

- Сколько можно благодарить? Вежливость хороша, но в меру. К примеру, если ты будешь спрашивать у прохожего: «Извините, пожалуйста! Не будете ли вы так любезны подсказать мне, который сейчас час», то он от тебя шарахнется на середине фразы. Но это я так, к слову. Тебя надо перевоспитывать, подруга. Причем, немедленно.

- Боюсь, мама с папой моего перевоспитания не одобрят.

- Слушай, я еще раз тебе напоминаю! Ты даже по европейским законам совершеннолетняя! А с твоим дурацким хвостиком и джинсами в бантиках, которые, скорее всего, одобряет твоя мама, не тянешь даже на старшеклассницу!

- Они мне нравятся… И мама моя здесь ни при чем.

Я все еще пыталась как-то сопротивляться. Но в спорах с Лариской почему-то всегда проигрываю.

- Вот тебя мы и будем перевоспитывать, а не твою маму. Если ты до сих пор не научилась сама принимать решения и обходиться без мамкиной и Ларискиной юбок!

- Не кричи так, пожалуйста, а то соседи подумают, что меня грабят.

- Не подумают. Ты грабителям будешь вежливо показывать, где что лежит, лишь бы они на тебя не обиделись. И соседи твои это знают. Все, завтра же ты пойдешь в парикмахерскую и отрежешь этот свой дурацкий хвост.

Я оглянулась, пытаясь увидеть длинный мохнатый хвостище, растущий у меня из задней части джинсов c бантиками, но ничего такого не заметила, о чем честно и сказала своей подруге…

Честно говоря, мне совершенно не хотелось становиться самостоятельной сразу после школы. В смысле, идти работать и жить отдельно от родителей, а не в том, который подразумевала подруга. Но я ведь родилась в интеллигентной семье, а это значит – мама работает учителем в школе, папа – преподавателем в мединституте, где, кстати, училась Лариса. Понятно, что у них за зарплаты. Вот и пришлось облегчить им жизнь и уйти из родительского дома. Удачно получилось тогда с квартирой: моя тетя уехала в Европу на Пэ эМ Же и оставила мне свое однокомнатное жилище, которое находилось на соседней с нами улице. Я туда и перебралась вместе со своими мягкими игрушками, молодежными журналами и кучей романов о любви. В этих книгах все героини были, как одна – стройные, красивые, с умопомрачительной красоты глазами. Не скажу, что отождествляла себя с ними: глаза у меня самые обыкновенные, темно-карие, красотой особой тоже природа не наделила. Не уродина, конечно, но и не «Мисс Урюпинск». Вот с фигурой мне повезло: работаю я продавщицей в частной булочной, так что на мучное смотреть не могу, чем и объясняется моя «осиная» талия и прочие стройные формы.

Такие мысли вились в моей голове, пока я шла в парикмахерскую. Для меня посещение цирюльни такая редкость, что по этому поводу я надела костюм, купленный для сдачи экзаменов. Мне казалось, что в нем я выгляжу немного старше, но, когда я зашла в салон, я поняла, что мне это действительно только казалось: парикмахерша окинула меня взглядом кошки, у которой в холодильнике застряла мышь: что бы это со мной сделать? Мое нелепое бормотание по поводу трудности выбора стрижки она даже не слышала. Наверное, она считала, что каждая девушка, приходящая к ней, просто обязана знать, чего она хочет. Мое же пожелание, а вернее, Ларискино, - выглядеть хотя бы немножко старше. В итоге я махнула рукой и сказала:

- На ваш вкус, но желательно покороче.

- А жалко потом не будет?

Да уж, я восемь лет не обрезала волосы. Я только вздохнула и отдалась в руки людей, знающих свое дело. По крайней мере, хотелось на это надеяться.

Через три часа практически неподвижного сидения я наконец-то смогла встать с этого инквизиторского кресла пыток. Увиденное в зеркале мне понравилось – я начала выглядеть на восемнадцать-двадцать лет. Все равно младше, чем есть на самом деле, но не на пятнадцать же! Меня постригли не совсем коротко, волосы остались до плеч. И, оказывается, у меня они образуют такой чудесный объем! Никаких дорогих средств не надо. А еще меня сделали блондинкой. Говорят, если девушка покрасится в белый цвет, то умом не будет отличаться от «блондинки с рождения». Но я в это не верю: если девушка дура, то от цвета волос это не зависит, так что с перекраской волос я не боялась потерять свой ум.

В холле стояло большое зеркало, и, проходя мимо него, мне захотелось пойти на дискотеку, потому что, если бы я начала танцевать от радости прямо здесь, меня бы не поняли, и продолжать пришлось бы в собственной палате.

Лариса, зашедшая вечером на чай, осталась мной довольна. Почти.

- Ну что, осталось только подобрать новый гардероб и можно считать тебя человеком. Или ты и дальше собираешься в своих бантиках ходить?

Чувствуя угрозу в ее голосе, я поняла, что в магазин за новыми шмотками идти придется.

Назавтра, увешанная покупками, как елка в Новый год, я заходила в свой подъезд, переживая, что большую часть зарплаты уже как корова языком слизала, а до получки еще половина месяца. В общем, наверное, опять придется идти к родителям. Идти-то недалеко, не в этом дело. Просто не хочется у них брать деньги. В долг они никогда не дают: когда я пытаюсь вернуть то, что брала, они грозятся вообще со мной перестать разговаривать. Но я ведь работать пошла, чтобы им легче было, а в этом году уже третий раз за помощью к ним придется обращаться. Хотя, может, и дотяну… Почему тут так темно?

И тут у пакета не выдержала ручка.

Мысленно ругаясь (вслух не позволяло воспитание), сидя на корточках, одной рукой прижимая к груди пакеты, а другой – собирая рассыпавшиеся яблоки, я услышала наверху деликатное покашливание. Наверное, кто-то тоже в интеллигентной семье вырос. Я аккуратно отодвинулась, освободив место для прохода, но им почему-то никто не воспользовался. В смысле, не прошел никто. И тут надо мной раздалось:

- Девушка, я вас, наверное, огорчу, но вы собрали половину моих яблок.

- Как – ваших? Я ведь только что их рассыпала! – нет, ну и наглость у людей! Готовы чужое прямо из рук вырвать.

- Правильно, вы. Но за минуту до того, как у вашего пакета лопнула ручка, не выдержал мой. И тоже с яблоками, - спокойно и доходчиво объяснял мужчина. И я решила ему поверить: уж больно голос был хороший. Уже более вежливо я поинтересовалась:

- И как мы теперь их делить будем? У вас сколько килограммов было?

- Один. Мне много не надо, у меня дома кучи детей нет. А у вас? – Парень, видимо, решил не терять времени даром. Он присел рядом и стал помогать собирать яблоки в пакет. Знать бы еще, как он выглядит, было бы вообще прекрасно. Надеюсь, на Квазимодо не похож.

- А у нас в квартире квас. И самогонный аппарат стоит, так что чужих не пускаю. Я сейчас весы вынесу, и разберемся с яблоками. Кстати, а почему вы их не собирали до того, как у меня пакет порвался? Пока я поднималась по лестнице.

- Я собирал. Но когда входная дверь хлопнула, я встал и отодвинул яблоки к стене, чтобы вы прошли.

- А я не прошла… Ой!

Мы схватили одно яблоко, я дернула сильнее, но он не отпустил, и мы вместе положили его в пакет и рассмеялись.

- У вас такой хороший смех… Почему я вас раньше здесь не видел?

- Вы и сейчас меня не видите. Лампочка-то перегорела.

Мы поднялись на мой второй этаж, сюда хоть доходил свет с третьего. Я открыла дверь, включила свет в прихожей и оглянулась. М-да. Вы когда-нибудь встречали принца? Вот он был принцем всех моих мечтаний: высокий симпатичный кареглазый брюнет. «Ага, только коня не хватает. Сейчас свистнет, сядет и поскачет!»

Чтобы не хихикнуть, я отвернулась. Всегда мой внутренний голос, почему-то так похожий на Ларискин, влезает не вовремя. А костюмчик у принца ничего…

Я сбегала на кухню, принесла весы и увидела, что принц этот стоит и смотрит в пакет.

- Хорошо, что мы не дальтоники, правда? – проговорил он, и мы просто зашлись от хохота: яблоки в пакете были разные по цвету – мои зеленые, «польские», и его красные. Я принесла еще один пакет и отложила в него свои. Мы попрощались, и я закрыла дверь, но в нее тут же позвонили.

- Извините, - мило улыбался красавец,- А как вас зовут?

Надо же, додумался спросить.

- Лена. А вас?

- Дима. А можно номер телефончика?

- Дайте попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде…

- Что? – парень точно не читал старых русских анекдотов.

- Ничего. Вы же знаете, где я живу, зачем вам еще и телефон?

Похоже, его немного озадачило мое поведение. Я явно иду не по принятым схемам развития отношений.

- Ну… Не знаю. Вот, например, буду идти домой и позвоню вам. Если вы дома, я купил бы по дороге букет. Для вас. Или тортик к чаю. Ведь если я с тортиком приду, вы меня уже не прогоните, вам неудобно будет. Я прав?

- Предположим, если меня нет, букет можно у себя в воду поставить. А тортик занести любимой подруге. Ладно, записывайте, уговорили.

Мы опять попрощались, на этот раз уже совсем. Новый образ проявлял себя во всей красе! Простите за каламбур. Еще позавчера я бы даже не подумала так разговаривать с практически незнакомым человеком. А тут… Я позвонила Лариске и уже через полчаса она сидела у меня на кухне и вовсю меня критиковала. Впрочем, как обычно.

- Вот видишь, я же говорила: стоит только почувствовать себя взрослой, и это почувствуют и мужики! Что он сказал? Что тебя раньше здесь не видел? Правильно, потому что он раньше видел здесь зачуханную соплячку, с которой свяжись – и за растление могут посадить. А сейчас он встретил вполне самостоятельную девушку, «полумесяцем бровь»…Радуйся, подруга! Поперло! Ты наконец-то начинаешь жить. И не забудь потом на свадьбу пригласить, а то знаю я вас, благодарных…

- Он меня только при тусклой лампочке видел. При дневном свете он от меня побежит, как от чумы.

- Поверь, он тебя еще в темноте на лестнице разглядел. Твоя сияющая… лицо освещало всю площадку, я уверена.

Я вздохнула. Лариска – это Лариска, если ей что-то в голову втемяшилось, не скоро оттуда выветрится. Как было с Юрой, два года назад. Я уже давно с ним рассталась, думать про него забыла, а она еще долго не могла успокоиться и пыталась нас помирить. Слава Богу, у нее ничего не получилось: Юрка ужасный бабник, и за год нашей, так сказать, любви, он меня ужасно утомил чужими волосами (в том числе, лобковыми) в ванной и на его одежде и всякими сообщениями, присылаемыми неизвестными лицами, надеюсь, женского пола, на его мобильный – нежными, а на мой – угрожающе-страшными.

Ладно, хватит о прошлом, пора привыкать к настоящему. Даже к конкретному настоящему, по имени Дима. Кстати, когда прощался, обещал зайти завтра.

Попив с Ларисой чая с пирожными, я проводила ее, закрыла дверь и подошла к зеркалу. Видимо, я еще не успела собой налюбоваться, потому что простояла у него полчаса, восхищенно проводя рукой по волосам и поражаясь странно заблестевшим глазам. Любовь с первого взгляда? Вернее, со звука…

Я хмыкнула и пошла в ванную. Где опять проторчала у зеркала все время, пока наливалась вода. Давно у меня не было такой тяги к своему отражению. Помню, в детстве я тоже любила смотреться в зеркало подолгу, иногда мама даже не могла до меня докричаться – так я была занята рассматриванием своего лица. Потом это увлечение как-то забылось, стало меньше свободного времени, да и лицо перестало меня привлекать: я думала, что я намного некрасивее своих одноклассниц и не хотела себе лишний раз об этом напоминать. Ладно, хватит об этом. Теперь я красавица. И снова смеяться захотелось от восторга, от осознания: я всегда была красива, только не было рядом человека, который сказал бы мне об этом! Ведь людям всегда нужно подтверждение чего-либо, сами они ни в чем не уверены… Сегодня для меня таким подтверждением стало знакомство с молодым человеком. И по тому, как он на меня смотрел, я еще раз убедилась: чтобы стать уверенней в себе, нужно очень мало: всего лишь понять, что ты не хуже других. Но зачастую это и бывает самым сложным.

На следующий день мы сидели с Димой на моей кухне, и я угощала его только что изобретенным салатом, в состав которого входили и злополучные яблоки. Мы долго разговаривали, я узнала практически все о его детстве, он – о моих родителях. И, когда мы пили чай, он признался:

- Знаешь, мне кажется, что мы знакомы если не всю жизнь, то по крайней мере долгие-долгие годы… По крайней мере, мне ни с кем не было так хорошо и легко, как с тобой. Я имею в виду, разговаривать, - поправился он. – По-моему, я в тебя влюбился, правда, не знаю, как ты к этому отнесешься.

Я только загадочно улыбнулась и ничего не сказала. Кажется, я тоже. У меня такое чувство возникало лишь два раза, и оба раза ничем хорошим не закончились. Первый раз со мной приключилась большая любовь еще в школе, к сожалению, неразделенная. И ему я тогда сказала точь-в-точь эту же фразу. Я отвернулась от Димы и зажмурилась - в ушах зазвучали жестокие, озлобленные голоса «любящих» одноклассников, скандирующие: «Су-ка! Су-ка!», стены снова закружились перед глазами…

- Лен, с тобой все в порядке? Ты не бледней, пожалуйста! Или это я на тебя так действую? Я могу уйти…

- Да нет, не уходи. Это так, вспомнила кое-что… неприятное.

- Так может, и не надо вспоминать неприятные вещи?

- Я бы и рада забыть очень многое из прошлого. Очень хочется стереть из памяти кое-какие моменты, но это невозможно. К сожалению.

- Неужели у такой красавицы может быть что-то неприятное из воспоминаний? По-моему, там должны быть одни комплименты и цветы.

- Где – там? – стормозила я.

- В памяти твоей, чудо!

Я хмыкнула, наконец отвлекшись от своих мыслей. Видел бы он меня вчера утром, он навряд ли даже обратил бы на меня внимание. Красавица! Видел бы меня сейчас он! Но, к сожалению, он меня не увидит.

Все, настроению моему кранты. Надо срочно провожать Диму, а то он подумает, что это из-за него. Он же не виноват, что мои воспоминания не вовремя вылазят из своих закутков, как обнаглевшие толстые крысы… Но и я в этом не виновата. Я вообще ни в чем не виновата! Я твердила это себе на протяжении четырех лет, но почему я даже сама себе не верю? Я лепетала что-то про судьбу, про случайность, про совпадение, но даже сама не верила в это, чего же ждать от других?

Я провела его до двери, прошла в комнату и легла на кровать. Воспоминания снова нахлынули, взбудораженные одной-единственной фразой Димы, так неудачно попавшего мне в самое больное место, но даже не подозревающего об этом. И по его вине мне в очередной раз пришлось пережить все, что произошло четыре года назад…

***

- Семеновская, к доске!

Я встала с места, поправила юбку и прошла к учительнице. Отвечать урок у доски я никогда не боялась, хотя и чувствовала себя всегда как дура, стоящая перед классом и повторяющая наизусть полпараграфа, заданного на дом. Неужели так обязательно рассказывать это всему классу? Тем более что бОльшая его часть меня не слушает. Вон, Петровский со Смоляковым мобильники сравнивают, у кого круче, две парты элиты нашего класса – первые красавицы в количестве четырех девушек - рассматривают каталоги с косметикой… В общем, всем совершенно параллельно, что происходило во Франции три века назад. И только мне, как самой умной, это зачем-то надо. Но мне ведь все равно дома вечером нечем заняться, гулять не хожу, вот и учу уроки. Не могу же я тупо любоваться весь вечер на его фотографию! Тем более, что ее у меня нет…

А он тоже на меня не смотрит. Разговаривает о чем-то с Юлькой, смеется… Сколько бы я отдала за то, чтобы он со мной так поговорил! Но меня он даже не замечает. По-моему, он даже не помнит, как меня зовут. Зато я его имя даже во сне повторяю. Алексей. Леша. Алешенька. Черт бы побрал эту любовь, мне от нее одни переживания!

Машинально дорассказав урок и получив привычную пятерку, я села на место.

- Ну что, сучка, выпендрилась? Смотри, когда сильно умная, обычно голова часто болит.

И этот шепот сзади тоже уже был привычным. Катя, сидящая за мной, была нелюбима большинством одноклассников и с недавних пор пыталась отыгрываться на мне. Руки, правда, не распускала, а эти шепотки в спину мне не мешали нисколечко.

- Интересно, откуда ты об этом знаешь? Ты, вроде бы, особым умом не страдала с первого класса…

- Да нет, просто я таким умным часто в голову стучу. И она потом у них болит.

В слове «голову» она поставила ударение на букву «У». Дярэвня…

- Это что, угроза? – я повернулась и удивленно посмотрела на нее: я была выше на полголовы и по весу намного ее превосходила. Нет, не я была толстая, наоборот, Катю называли «дистрофичкой». Поэтому и угроз с ее стороны я тоже не боялась: мне наши пререкания напоминали известную басню. Ту самую, про слона и Моську.

Она невнятно пробормотала «Угу» и отвернулась к соседке по парте – флегматичной Наде, у которой в жизни один принцип: «не тронь меня, и я тебя не трону».

Прозвенел звонок. Все повскакивали с мест, похватали свои вещи с парт, в беспорядке запихивая их в сумки и ломанулись к дверям, как будто боялись не успеть покурить. Хотя никто не приходил на урок раньше, чем докуривал сигарету. Я молча и быстро сложила тетради в сумку и вышла из кабинета. Следующая у нас математика. Опять я буду отвечать одна, решать уравнения, вычислять корни… Надоело. Хоть бы раз прийти на урок накрашенной, в умопомрачительной мини-юбке, и на вопрос училки, неважно, что она спросит, ответить: «А не пошла бы ты?...». А потом собраться, встать гордо и выйти из кабинета, жуя жвачку. Спрашивается – а чего приходить? Я хмыкнула. Ладно, к черту мечты. Я даже никак не решусь ему признаться, что люблю его, а на такое у меня и подавно духу не хватит.

- Семеновская, о чем это ты задумалась? Никак, влюбилась в кого-то! Признавайся, кто этот счастливчик?

Раздалось почти лошадиное ржание. Это мои одноклассники развлекаются обычным способом – доставанием кого-либо. К сожалению, в этот раз на месте кого-либо оказалась я.

- Да ты что, разве может наша умница в кого-то влюбиться? Она сначала все десять раз продумает, потом формулу выведет, составит уравнение «х+у=3» и решит не влюбляться.

Самое интересное, что они действительно так обо мне думают. Ну и бог с ними. Я молча прошла мимо и села на свое место. Благо, сижу одна, рядом некому доставать.

- Не, ну подруга, ты, наверное, нас за людей не считаешь? Не уважаешь? Или мы не достойны с тобой разговаривать? О, прекрасная Елена, снизойди к нам, удостой словечком…

- Оставь ее в покое, чего вы прицепились к Ленке?

Я оглянулась. Лариска Аверченко отвлеклась от разговора со своим парнем, который уже окончил школу, и уже некоторое время прислушивалась к словам Коли Петровского, в школе более известного, как «тот самый Колян». И решила вмешаться. Я встретилась с ней взглядом.

- Ничего, Ларис, пусть дети порезвятся. Я все равно на это внимания не обращаю.

- Ну да, конечно, ты же выше этого! – подхватила Юлька, - Это нас ты быдлом считаешь, а себя до небес превозносишь.

- О Господи… - вздохнула я и отвернулась. Что с убогих взять? На больных не обижаются.

На площадке стоял человек, которого я никогда бы не заметил, если бы просто встретил его на улице. Обыкновенный, ничем не примечательный мужчина сорока-сорока пяти лет, но полностью седой. И глаза, ясные, пронзительно голубые, хотя в руке он держал тёмные очки – так что на улице я все равно их не рассмотрел бы. Серое пальто, кожаный портфель. Атрибуты банковского клерка.

Я посторонился, пропуская гостя в квартиру.

- Если вы из милиции, то сначала надо удостоверение показывать.

- Но, так как вы его не спросили, я думаю, что грабителей вы не боитесь.

- Не боюсь, но, как говорят, против лома нет приема. А вдруг у вас в портфеле лом? – попытался я пошутить, хотя мне было не до смеха.

- Я не из милиции. Моя организация куда могущественнее и наделена несравнимо большими полномочиями. Где мы сможем спокойно посидеть и поговорить о деле?

- Пожалуйста, пройдите на кухню. Можно не разуваться.

Усевшись на табурет, мой гость поставил на пол портфель и положил руки на стол. Пальто он не снимал, только расстегнул и из-под него выглянул костюм стоимостью в пол моей зарплаты, а галстук – так и в целую. Явно не из милиции дядя. Я поставил чайник и сел напротив. Позавчера… Да и вчера тоже мы так же сидели с Юлей. Отмахнув в сторону чувства, я решил сразу получить ответ на все вопросы.

- Перейдем сразу к делу. Как называется ваша организация?

- Название ее вам ничего не скажет. Мы не афишируем наше существование и то, что я собирался выйти с вами на связь напрямую, вообще не поощрялось моим руководством. Но я их переубедил, у меня имелось довольно много доводов.

- И все-таки, я кое-чего не понимаю. Вернее, совсем ничего. Чем занимается ваша лавочка? Ведь не веники вяжет, правильно? Я понимаю, что вы хотите меня заинтриговать, чтобы я как можно радостнее бросился выполнять ваши поручения. Я прав?

- Не совсем. Как только вы узнаете суть «поручения», вы сами с огромной радостью будете его исполнителем. Особенно, если еще и узнаете награду за него…

Чайник закипел, я встал и молча начал заваривать чай. Достал из холодильника вчерашние бутерброды, из хлебницы – пирожные. Тут я сообразил, что еще не знаю даже имени этого странного товарища. Может, он вообще псих какой-нибудь?

- Кстати, совершенно забыл представиться. Константин Андреевич, - с этими словами он протянул мне руку и мне ничего другого не оставалось, как пожать ее. Я очень надеюсь, что там, в их заведении, не обучают телепатии. Иначе он о себе уже такого наслушался…

Я разлил чай по чашкам и опять сел на свое место, пододвинув поближе гостю тарелочку со скудными остатками нашего вчерашнего с Юлей вечера.

К чаю гость пока не притронулся, но за пирожным потянулся и, жуя, проговорил:

- Понимаю, вам не терпится все узнать. Объясняю. С самого начала. В мире все держится на равновесии. Все – добро и зло, радость и горе, черное и белое – поделено пополам. Если кто-то умирает, где-то рождается новый человек. И степень радости от этого рождения будет обратно пропорционально равна степени горя, излитого при смерти того человека. То есть, насколько сильно плачут по ушедшему человеку, настолько рады приходу нового. Это понятно? Ну, это в глобальном смысле. По простому – идет по дороге человек, находит купюру, которая значительно пополняет его карманный бюджет. Но перед этим купюра выпала из кармана человека с таким же достатком. Опять же – одному радость, другому печаль. На этом все и держится. На равновесии. Мы же должны следить, чтобы оно соблюдалось. И если происходят сбои, нам их надо ликвидировать, устранить, иначе последствия… Могут оказаться очень неприятными. Вот представьте себе, что трое преступников оказались опасными для равновесия мира. Они причинили зло в тот момент, когда радость никому не досталась. И все то, что мы так долго охраняли, оказалось под угрозой. Не просто словесной, действительно опасной угрозой – исчезновения всего хорошего, что когда-либо сможет еще произойти.

В этом месте он потянулся за чашкой и, выжидательно глядя на меня, молча начал пить остывший чай. Я свой уже выпил и теперь тоже выжидательно смотрел на Константина Андреевича: я понимал, что это еще не все, что он хотел мне сказать. Но когда я не выдержал и набрал в грудь воздуха, чтобы спросить, чего хотят от меня, он поставил чашку и, не дав мне сказать, продолжил. Причем все это мой гость повествовал таким тоном, как будто внуку сказку рассказывал:

- Для того, чтобы равновесие сейчас восстановилось, нам надо проделать несколько операций. И одну из них – устранение этих трех людей – надо сделать тому человеку, который от них пострадал.

- Кажется, я начинаю понимать, почему вы пришли ко мне…

- Да. Эти трое среди всего, что сделали, еще и убили вашу подругу. Этим они причинили зло ей, ее родителям и вам. Юля, по вполне понятным причинам, извините за цинизм, отомстить не сможет. Ее родители – тоже. Кстати, у ее матери вчера был сердечный приступ, отец находится у нее в больнице. И выполнять эту, так сказать, миссию, придется вам. Тело Юли пока из морга никто не забирал. И, как награда – для вас. Наше руководство общается с силами, которые на Земле еще не то что не изучены, про них пока вообще не знают. И в обмен на вашу помощь они вернут время вспять. То есть, к тому моменту, когда вы с Юлей подходили к ее дому. Вы все будете помнить, но тех трех людей, - мне показалось, или ему приходится делать усилие над собой, чтобы называть их людьми? – их там уже не будет. Вы уберете их в течение трех ближайших дней, и не совсем обычным оружием.

Он достал из портфеля обыкновенный пистолет, в просторечии - «макаров». Не самый хороший вариант, если послушать о возможностях их организации.

- На вид, это самый обычный пистолет. Но внутри он совершенно не земного производства. Убивая из него человека, вы стираете матрицу с самого момента его зачатия. Этот человек никогда не будет существовать, следовательно, никогда не сможет встретить вас в той подворотне. Вы сейчас убираете трех участников того инцидента, и все время на Земле возвращается к тому моменту, когда вы с Юлей подойдете к тому переулку. То есть, незаметно и без последствий для космоса планета сделает полвитка в обратную сторону, тем самым восстанавливая нужное время суток. Одновременно с ней ее модель делает такой же полувиток во временном пространстве. Вам это понятно?

Я помолчал. Нелегко вот так сразу адекватно воспринять встречу с делегатом, посланным высшими силами убедить меня спасти мир.

- Знаете, я бы сейчас мог отказаться от роли «избранного светом». И наблюдал бы потом, как мир рушится в бездну зла и все такое… Мне никогда не нравились романы в стиле фэнтези. Я больше боевички люблю – хоть и тупой мордобой, но все ж наше, земное. Но я понимаю, что выбора-то у меня и нет. И вы понимали это, когда шли ко мне. Я столько лет искал девушку, которую смог бы действительно полюбить, нашел ее позавчера. И через два дня у меня ее отбирают – как вы думаете, могу ли я отказаться от вашего предложения? Я ведь не только отомщу за нее, я ведь ее воскрешу, если я правильно вас понял. То есть, я познакомился с девушкой, напридумывал себе глупых мечтаний, за один вечер все мечты рухнули, и вдруг появляется возможность их возродить? В конце концов, я просто не могу физически себя заставить отказаться. Давайте, - я протянул руку за пистолетом. Константин Андреевич молча протянул мне его, добавив еще листик, на котором были напечатаны адреса.

- Здесь адреса, где действительно живут эти люди, а не по прописке. Все – коренные жители города, росли вместе в детдоме, заграницей не были, на данный момент нигде не работают. С трудом окончили ПТУ, были вместе в одной группе. Вместе и на преступления пошли. Пистолет… Просто стреляйте, внешне оно все выглядит, как обычным оружием… Только все-таки постарайтесь без свидетелей – если вас на первом трупе возьмут, с другими уже можете не успеть. У вас только три дня.

Я вздохнул и пошел одеваться. Кажется, для исполнителя миссии спасения света и добра подойдет черный костюм. Интересно, в каком он состоянии? Да и черные очки мои где-то на нижнем ящике комода валяются…

- Только не надо этих крутых нарядов из ваших боевичков, пожалуйста. Свитер и джинсы вполне сойдут – незаметненько и прилично.

Как ни странно, но говорил он из кухни. Я все же надеюсь, что он просто угадал.

Из квартиры мы вышли вместе. Я провел его до метро, а сам пошел на автобусную остановку. До первой цели моего продолжительного маршрута удобнее было добираться на автобусе.

***

Что я могу сказать… Все прошло чисто и гладко, я даже с некоторым удовольствием убивал этих подонков. Правда, двое из них меня даже не видели – я выслеживал их до самого дома, и возле подъезда делал только один, но верный выстрел. Я ведь в армии не зря служил. А третий меня все-таки заметил. Правда, поздно уже было – я стоял перед ним и молча держал направленный на него пистолет. Я узнал его, еще когда выслеживал: это он оказался самым проворным и это он отобрал у меня самое дорогое и самое ценное…

- Пожалуйста, не стреляй! Я помню тебя, но прости, пожалуйста…

- Она тебя даже попросить ни о чем не успела. Ты слишком быстро действуешь ножом, - я понимал, как все это пошло звучит, но я должен был сказать хоть что-нибудь. Без слов даже кошку нельзя убивать. Хотя, наверное, кошку я бы и не смог убить. Человека убить намного проще.

Он был третьим. Последним. Я шел через город, неся пистолет в кармане, по пути я выкинул его с моста, хотя на этот счет мне никаких указаний не давали. Просто избавился от оружия, из которого были убиты трое… людей.

Я дошел до дома, не разуваясь, упал на кровать, и, глядя в потолок, думал – обо всем, что было и, может быть, будет. И незаметно заснул.

***

Проснулся я от солнечного света. Лежал, как и упал, лицом вверх, в ботинках и в расстегнутом пальто. И я вдруг понял, что меня самым странным образом кинули. И я повелся! Хотя у меня было такое состояние, что я готов был верить хоть в черта, хоть в бога, хоть в инопланетян: лишь бы вернули Юлию! Но воспользоваться этим… Дико.

Хотелось выть. Громко и протяжно, как старому одинокому волку – на полную луну. Я слез с дивана, снял пальто, разулся, прошел опять в комнату. И сел возле дивана на корточки. Я вдруг ясно осознал, что чудес не бывает. Что Юлю мне никто не вернет, что я просто отомстил за ее смерть. Но ничего более. Мне эта месть не принесла ничего. Ни удовлетворения, что Юлины убийцы наказаны, ни страха быть пойманным за убийства. Я хотел только вернуть любимого человека, о котором даже ничего не успел узнать!

Я встал и пошел на кухню. Открыл шкафчик, достал бутылку водки. Открыл, отпил залпом половину, но вкуса не почувствовал. Посидел немного, подождал, но опьянение не наступало. Тогда зачем хлебать безвкусный продукт? Я поставил бутылку и пошел в комнату. Включил телевизор, причем довольно удачно - показывали криминальную хронику и мои в ней подвиги:

- «…около двух часов ночи, когда погибший возвращался из центрального ночного клуба. Убит он был одним выстрелом из пистолета в сердце. Примечательно, что за предыдущие два дня были найдены еще два трупа, убитых таким же способом, и, как установило следствие, убитые были знакомы и состояли в дружеских отношениях. Они не раз привлекались к уголовной ответственности, и год назад обвинялись в изнасиловании и убийстве двух девушек-сестер. Но тогда подозреваемых выпустили за недостаточностью улик. Отец девушек в суде поклялся отомстить и одна из версий сегодняшнего убийства основывается на том, что свое обещание он выполнил…

- Далее наш выпуск продолжат прогноз погоды и новости спорта, я же желаю вам всего доброго.»

Я выключил телевизор, собрался и пошел на работу. В конце концов, дома оставшиеся выходные просто не выдержу. Чудес не бывает. Что ж, Константин Андреевич, вы блестяще отомстили за погибших дочерей. И, безусловно, у вас будет не просто железное, а железобетонное алиби… Возможно, я и не знаю всех обстоятельств дела, но, как бы ни страдало ваше сердце, играть на чувствах других людей вы не имели права. Что-то прошло в этой игре мимо меня, в чем-то я оказался по самые уши. Знать бы только, что лучше, может, надо было перемазаться как раз в том, что меня не задело и не касаться того, куда я вляпался? Но думать я об этом сейчас не мог: в мозгах была только одна мысль – «ЧУДЕС НЕ БЫВАЕТ», и она повторялась, как будто кто-то нашептывал ее мне с интервалом в одну секунду…

Мы сидели, кушали приготовленную мной тушеную картошку с мясом, запивали красным вином и болтали на нейтральные темы. Через какое-то время я все-таки решился затронуть вопрос о ее родителях, медленно подходя к этой теме: сначала рассказал о своем детстве, потом о своей маме, и в итоге задал вопрос:

- А ты только с папой живешь? Мамы нету?

- Почему нет? Есть. Только она сейчас в деревне, у моей тети.

- Помогает ей, наверное?

- Да нет, наоборот, отдохнуть поехала. Подальше от своего мужа. Я бы тоже поехала, но у меня работа. А отпуск еще не скоро. Да и Лорда, собаку мою, тут не оставишь, а в деревне он всех кур передавит.

- А что значит, подальше от мужа? Он что, пьет?

- Хуже. Просто идиот. Например, приходит мама с работы, меня еще нет, а он лежит на диване и причитает: она, дескать, где-то шлялась, а он тут голодный лежит, покормить некому. Это при том, что все готовое стоит, только разогреть надо. Если еще учесть, что он не работает, дома ничего не делает, только ругаться умеет по любому поводу, то ты понимаешь, что это за человек. И почему я на работе допоздна задерживаюсь, ты тоже понимаешь. Правда, у него появляется еще один повод на меня поорать, вроде как я с парнями по подворотням шатаюсь, но я обычно прихожу, когда он уже спит. И ухожу – он спит. Так что все морали он читает маме.

- В общем, веселая у тебя жизнь, как я посмотрю. А замуж не думала выходить? Может, получше будет?

- Передумала. Был потенциальный муж, да я его послала к черту. Сам посуди – через месяц свадьба назначена, а я его чуть ли с подруг своих не стаскиваю. Зачем мне надо такое счастье?

- Действительно, не надо оно тебе. Неужели на такую красавицу только один претендент был? Не поверю.

- Придется поверить. На личную жизнь у меня времени нет. Может, потом когда-нибудь, когда разгружусь немного, к распорядку своему привыкну, может, появится время по клубам ходить с подругами. А то они меня уже перестали приглашать куда-нибудь: знают, что у меня все равно времени не будет. Вот и сходим потом. «На охоту», так сказать. Берегитесь, холостяки!

Мы засмеялись, я налил еще по рюмочке. Правду говорят, что ночью люди становятся откровеннее. Хоть сейчас еще не ночь, но за окнами уже темно, высыпали звезды. От вчерашнего снегопада остался только снег на улице, небо же было без единого облачка. И, чтобы как-то разнообразить наше сидение на кухне, я потянулся, демонстрируя свои мускулы, и предложил:

- А не сходить ли нам на улицу, развеяться?

- Что, боишься со мной в одном помещении оставаться? Шутка, а то от возмущения сейчас лопнешь… Пойдем, прогуляемся. Хоть на вечерний город посмотрю. А то все работа – дом, дом – работа…

- То же самое у меня. Собирался этот Новый год с друзьями встретить, а у шефа другие планы на этот счет. Хотел меня в командировку послать на всю следующую неделю. То есть, с тридцатого декабря по восьмое января, представляешь? Чтобы я там с местным начальством в неформальной обстановке подписал документы какие-то, чтобы они нам тушенку поставляли. Во-первых, как я думаю, никакое начальство на Новый год ничего подписывать не будет, не то настроение у людей, чтобы делами заниматься. А во-вторых, эту тушенку никто, кроме нас, конечно, брать не будет по такой цене. Ой, ты извини, конечно, я тебе это накипевшее высказал… Да просто работа дурацкая, конечно. Ни свободного времени, ни больших денег.

- Но ты ее все равно любишь. Разве нет?

Я задумался. Люблю? Навряд ли.

- Я привык уже, и коллектив хороший подобрался. От дома недалеко ехать – десять минут на машине, пятнадцать на метро. И интересно. По районным, соседним городам поездил, заграницу пару раз мотался. Это я так просто ворчу. По привычке.

- Эх ты, старый ворчун…

- Кхе-кхе!

Мы рассмеялись и пошли одеваться: какая-никакая, но зима на улице.

***

Мы уже возвращались со стороны проспекта и почти дошли до ее дома, но по пути был этот переулок, куда не доставал свет фонарей и из признаков близости человека тут были только гаражи и забор. Из-за него-то и вышли они, эти трое. Все, как и описывается в криминальной хронике да дешевом чтиве, что недалеко от нее ушло: бритоголовые, без капли интеллекта в глазах качки. Даже не составили себе труда найти какой-нибудь повод, чтобы прицепиться. Хотя, зачем?

- Ты, это, деньги гони! – после каждого слова мат, плевок и еще один мат. Да уж, угораздило пойти по темному переулку.

- Я у тебя в долг не брал, - я же не мог действительно их отдать, хоть при Юле, хоть без нее!

- Ты – нет, не брал. Я беру. Да я верну, честно! – гоблины заржали.

Надо же, у кого-то признаки чувства юмора имеются. И это с одной-то извилиной, да и то, которая не в голове? Довольно редкое явление. М-да, видимо, без драки сегодня не обойдется.

- Ну, попробуй, возьми, - я отодвинул Юлю еще дальше за спину, и стал в боевую стойку.

Что я могу сказать? Троица эта была хороша против малолеток, напуганных теток либо таких девушек, как моя Юля. Но против десантника в запасе они, как грабители, не стоили ничего. Я же говорил, что армия учит многому. В частности, и по темным переулкам правильно ходить. Когда тот, что стоял справа, достал откуда-то нож и начал им размахивать, как баба серпом, Юля вскрикнула, но я лишь усмехнулся – только детей, да таких девушек и пугать. В два счета лишив возможности придурка продолжать свои действия, отобрав нож и откинув его подальше, я одновременно увернулся от второго верзилы, который, наверное, вообразил себя диким варваром и летел на меня с ревом. Увернуться от такого увальня для меня не намного сложнее, чем от падающего бревна, но по пути я еще это бревно и ударил, так что оно согнулось пополам и завопило от боли. На какое-то время я упустил из виду третьего, но он, видимо, оказался чуточку поумнее и сбежал. Прихватив нож, наверное, потому что на земле его не оказалось. Но это не важно. Все позади, я подхватил вконец ослабевшую Юлю и повел ее к подъезду. Все произошло очень быстро, прошло не больше трех минут с момента нашей встречи с ними. По дороге нам никто не встретился, никто не видел драки и уж точно никто не вызвал милицию. Ну и хорошо. Нам лишние проблемы не нужны. Однако девочка испугалась, до квартиры по лестнице мне пришлось ее почти нести на руках – ноги ее не держали.

- Стой, вот моя дверь, - почти шепотом сказала она.

- Давай ключи, - я видел, что она в замочную скважину уж точно не попадет.

- В левом кармане.

Я открыл дверь, пропустил Юлю вперед и зашел следом. Она не возражала.

- А где твой папа?

Ответом мне было молчание. Я оглянулся – Юля медленно оседала по стене на пол.

- Да что же это такое…- я осекся, как только увидел у нее на груди на дубленке разрез. Такие бывают только от ножа. Тихонько замычав, я быстро начал расстегивать пуговицы и увидел, как на белом свитере расплывается красное пятно – и совершенно не к месту вспомнил, как сегодня на кухне капнул на белую скатерть вином. И понял, куда делся из моего поля зрения третий – тот, кого я посчитал самым умным. И не учел, что он оказался и самым опасным. Он ударил меня по самому больному и захотел забрать самое ценное! Не будет этого!

Я подхватил Юлю на руки и, открывая все двери ногой, нашел дверь в зал. Положил девушку на диван, снял наконец с нее дубленку и побежал звонить в скорую – в прихожей я видел телефон. Я набирал и набирал номер, но там сначала было занято, потом вообще не поднимали. Когда наконец усталый женский голос произнес: «Скорая слушает», я, не помня себя, заорал:

- Девушка! 22 года, ножевое ранение в грудь, пожалуйста, скорее! – я продиктовал адрес, кинул трубку и побежал к Юле. Она очнулась и смотрела на меня, а я не знал, что делать. Странно, правда? Если бы это случилось с кем-нибудь на улице, или с каким-нибудь моим знакомым, я смог бы оказать первую помощь. Но здесь… Я боялся даже прикоснуться к ране, чтобы как-нибудь не навредить, чтобы не сделать еще хуже.

- Сережа…

- Ты не волнуйся, все будет в порядке. Только молчи, тебе нельзя сейчас разговаривать.

- Мне сейчас все можно… Ты слушай и не перебивай. Я всю жизнь мечтала… о таком, как ты… Но встретила только под конец, и ты не представляешь, как обидно, что мы… Что у нас ничего не получится. Ты извини, что так вышло…

- Ты что, мы же еще все успеем, все нормально будет, ты не думай! Скорая уже едет, и не вздумай извиняться, слышишь? Это из-за меня все так получилось, если бы я не полез в драку, все отлично было бы! Это я во всем виноват. Я так сейчас боюсь за тебя, если бы ты знала, как мне страшно тебя потерять! Вот, скорая подъехала! Юля! Не уходи, пожалуйста! Слышишь?!

Я целовал холодные руки, смотрел сквозь слезы на синие губы и, не чувствуя, как меня поднимают и оттягивают от моей Юли, думал только об одном, только одна мысль билась в моей голове с интервалом в одну секунду: ПОТЕРЯЛ, ПОТЕРЯЛ, ПОТЕРЯЛ…

***

Проснулся я утром в своей квартире, хотя не помню, ни как я туда попал, ни что было после приезда скорой. Вроде бы, были люди из милиции, и я отвечал на какие-то вопросы… Но все это почти стерлось, затмилось главной и назойливо стучавшей мыслью. Я ее потерял. Не успел ей всего сказать, что я ее нашел после стольких лет, что за всю жизнь не видел девушку, на нее похожую, что… Да ничего не успел сказать. Только молча думал обо всем этом, дурак. Боялся признаться.

Вспомнилось, как я вчера орал в лицо врачу из скорой, что они уроды, что ждать их пришлось очень долго, что они там все бездушные существа, что пока они на своей колымаге доехали, моя девочка их не дождалась… Мне не было стыдно за свои вчерашние слова. Было только немного не по себе, что я так сорвался. Хорошо, хоть укол мне вовремя сделали. Пока я там морду никому не начистил.

Вставать с дивана не хотелось. Но ведь надо, ничего не поделаешь. Я встал, пошел в ванную. И долго, опершись на раковину, вглядывался в свое отражение, такое измученное, с темными кругами под глазами, но самое главное – сами глаза. Я не заметил в них вчерашнего блеска. Я потерял его вместе с Юлей.

Мой «осмотр» прервали настойчивым звонком в дверь. Совсем недавно мне нравился звук, издаваемый моим звонком. Но сейчас мне показалось, что отвратительнее сигнала не существует. Я вздохнул и пошел к двери.

- Кто?

- Это квартира Сергея Крахова?

- Да. Кто это?

- Я бы хотел поговорить с вами о вчерашнем случае. Я представляю людей, которые вами заинтересовались и хотят предложить вам работу. Это и в ваших же интересах.

- Мне не до вас сейчас. Мне плевать на ваших людей и на вашу заинтересованность. Идите к черту.

- Я думаю, не стоит туда никого посылать. Проблематично доставать потом… Вы просто пока не понимаете, о чем идет речь. Работая на нас, вы смогли бы отомстить за свою девушку.

Я открыл дверь.

Теперь вы понимаете, почему сегодня с утра во мне так много энергии, которую я не придумал, куда потратить, кроме как на уборку своей холостяцкой квартиры.

Выгребая из-под мебели горы пыли, я вспоминал все то, что было вчера и обдумывал, как вести себя сегодня вечером, чтобы ненароком не сказать чего-нибудь лишнего, что может поставить Юлю против меня. Все-таки служба в армии многому учит, в особенности – общаться с разными людьми, даже с людьми на грани нервного срыва. Многие мои знакомые думают, что у меня образование психолога, хотя я от этого далек, я просто знаю жизнь и людей, которые меня окружают. Когда в прошлом году я вытащил своего коллегу из двухнедельного запоя, не прибегая ни к каким лекарствам, а просто поговорив с ним, на фирме ко мне начали относиться с уважением. Даже босс начал говорить «Сергей Анатольевич», хотя старше меня на десять лет. Да там и надо было всего-то утешить и сказать, что ушедшая жена – дура, а он красавец и еще десять таких же себе найдет. Просто кроме меня ему этого никто не говорил, а он сам не догадался. Ведь человеку всегда надо какое-то подтверждение, что он исключительный и неповторимый, что кроме него таких людей нет… Причем каждому человеку можно говорить одно и тоже – все будут думать, что для каждого подготовлена индивидуальная программа «возвращение к жизни».

Словом, в людях я разбирался, и мог каждому, с кем поговорил хотя бы десять минут, дать точную характеристику.

Так, за «всякими-разными» мыслями, я провернул гору работы по удалению посторонних и антисанитарных предметов и объектов из своей квартиры. И когда она наконец избавилась от сходства со свалкой, склада потерянных вещей и гаража одновременно, я вздохнул: ну как можно было вчера привести сюда Юлю? Хотя мы все равно почти все время просидели на кухне. Надеюсь, она не заметила, что творилось здесь вчера.

Как долго может тянуться один-единственный день! Я успел убрать, сходить в магазин, обзвонить друзей, поругаться с начальником по телефону, приготовить и съесть сначала завтрак, потом обед… А вечер все не наступал. В итоге я просто поставил диск с фильмом, который пытался посмотреть в течение двух месяцев, лег и отвернулся от часов. И, конечно, чуть не опоздал. Кинулся собираться, когда до назначенного времени оставалось двадцать минут. Минус пятнадцать на то, чтобы дойти, итого… Пять минут на сборы. Черт!

Причесывал свои отросшие лохмы я уже на лестнице, одновременно обуваясь и застегивая куртку. Хорошо, что по пути я никого не встретил, а то вопросов было бы слишком много, мол, как это у меня получается, а у меня времени нет на них отвечать, и грубым невоспитанным мальчиком прослыть не хотелось.

К Юлиному подъезду я успел вовремя, хотя немного и запыхался, так как по пути еще завернул к метро и купил цветов. Лилий. Думаю, ей понравятся. Если, конечно, она вообще любит цветы. А я ведь действительно о ней почти ничего еще не знаю, что она любит, что нет, как относится к животным, какая погода ей нравится, кто ее родители… Вроде бы и много вчера говорили, да все ни о чем, о чепухе какой-то. О моей жизни говорили много, о событиях в мире говорили. Узнал, что она против войны в Ираке, но без понятия, что она любит на десерт. Дурак. И куда ее теперь вести? В суши-бар? А если она не любит морепродукты? В пиццерию? А вдруг у нее аллергия на сыр или на грибы?

Ладно, потом решим. На месте. А сейчас она что-то пока опаздывает. В принципе, как и должно быть. Вот почему всем девушкам на свидание надо обязательно опоздать? Неужели трудно начать собираться на десять минут раньше? Или это намек, что нужны новые часы? О, вот дверь открывается… Нет, дяденька с собакой. И чего дома не сидится? Собаке, я имею в виду. Почему не сидится дяденьке, можно понять: когда такая псина начнет царапать дверь, поневоле встанешь и выведешь ее погулять – дверь-то жалко. Красивая собака, ротвейлер. Видно, что за ней ухаживают и заботятся – шерсть блестит, морда довольная…

- Красивый пес, правда?

Я с трудом удержал себя в руках, чтобы не подпрыгнуть.

- Ты всегда так незаметно подкрадываешься?

- Нет, только тогда, когда не слышат моего слоновьего топота.

- Я просто залюбовался собакой.

- Нравится? Моя.

- Правда? Всю жизнь о таком мечтал. А его кто выгуливает сейчас, твой папа?

- Да.

Сказано было таким тоном, что стало ясно: разговор о родителях лучше не начинать. Но я же могу сделать вид, что не понял этого?

- Он у тебя кем работает?

- Никем он у меня не работает. Он вообще не работает. Давай мы не будем продолжать эту тему?

Тут уже трудно было не понять. Если только я не хочу показаться совсем идиотом. А я же не хочу! Я просто пытаюсь нащупать, о чем с ней говорить, что она за человек – если уж нам суждено быть «двумя половинками одного целого». Если мне не показалось, что это действительно так.

- Хорошо. Куда пойдем? Ой, кстати, совсем забыл. Это тебе.

С глупым видом, как первоклассник – учительнице, я протянул ей букет.

- Какая прелесть! Всегда любила лилии. Как ты угадал?

- Мне показалось, что они тебе понравятся. Хотя я не был до конца уверен.

И, чтобы закончить наконец этот дурацкий разговор, я пошутил:

- Ну что, сегодня ты уже ни на кого не падала? Никто тебя у меня не перехватил?

Она рассмеялась и смешно помотала головой – нет. Видно, я один такой везучий.

- Куда мы теперь? Может, в кафе какое-нибудь?- мне все не терпелось узнать ее пристрастия в еде. Вчера она весь вечер ничего кроме чая не пила и не ела. Может, не хотела есть после шести, а может, боялась, что я ей чего-нибудь подсыплю. Мало ли, что у малознакомого парня на уме. И, видно, чтобы показать, что сейчас меня уже не боится, она сказала:

- Знаешь, мне у тебя дома понравилось больше, чем в самом крутом кафе. Давай продолжим вчерашний вечер? Ты не против?

Сейчас я рад был своему утреннему порыву к уборке – не стыдно девушку домой привести.

- Конечно, нет! Я как раз в магазин сходил, закупился – как чувствовал, что в кафешку тебя сегодня не потянет. Пойдем.

Честно говоря, у меня тоже не было никакого желания идти в «общепит», даже если он обставлен по высшему разряду и называется «кафе» или «суши-бар», все равно еда остается едой, приготовленной чужими руками. Никогда не знаешь, сколько раз тебе туда плюнут. Шутка, конечно, но все равно дома я чувствую себя намного увереннее, чем в самом презентабельном ресторане.

В итоге, с букетом лилий, шутками и смехом, мы завалились в мой подъезд и поднимались по лестнице на второй этаж примерно полчаса, хотя один я пролетаю это расстояние за полминуты. Но сейчас я был не один. Как на заказ, на лестнице вырубили свет, и, чтобы случайно не споткнуться или не натолкнуться друг на друга, я взял Юлю за руку. На второй ступеньке она притянула меня к себе, сломав пару лилий и прислонившись спиной к стене. Мы целовались почти на каждой ступеньке, на радость всем бабкам-соседкам, прильнувшим сейчас к своим дверным глазкам. Завтра про самого закоренелого холостяка поползут очередные слухи. То я резко становлюсь гомосексуалистом, то женоненавистником, то у меня, оказывается, была большая неразделенная любовь… Много нового о себе можно услышать, если пообщаться с местными «сарафанными радио». После сегодняшнего вечера, я чувствую, меня зачислят в маньяки. Хоть на лестнице и темно, но ведь слухи откуда-то берутся…

Но это все неважно. Главное – что мне сейчас с Юлей делать? Не хочется, чтобы она обо мне думала, как о большинстве представителей мужского пола. То есть, что я ее сегодня же затащу в постель, так как о девушке думаю только как о предмете утоления своей потребности в сексе. Сегодня я даже и не подумаю об этом. Вернее, подумаю, но сделаю вид, что не подумаю. Даже если она и совсем не против. Даже, если это она меня тянет в постель.

Но она, бедная, наверное и не догадывается, что мужчины могут думать рядом с девушкой о чем-либо другом, кроме этой самой девушки. И старается вовсю, прижимается, целует… Я знаю такой тип обиженных женщин. Сначала они делают все, чтобы довести дело до постели, а потом кричат на нас, что мы ни о чем кроме секса не думаем. Видел я одну такую. Как только нас познакомили, она и бретельку на плечо спустит, и ножку из-под стола босую высунет. Пошли с ней прогуляться, а как к моему дому подошли, и я задал вполне уместный, по-моему, вопрос, чем мы сейчас займемся, она обозвала меня похотливым кобелем, сказала, чтобы я ей не звонил, и ушла. А я остался стоять и думать, как мои друзья могли меня с этой… девушкой познакомить. Кажется, Юля относится к таким дамочкам, но меня это сейчас не пугает. Я понял уже, как с ними обращаться – надо довести ее до такой стадии, чтобы она сама разделась. Причем не на первом свидании. Тогда реплика о моей похотливости уж точно будет неуместна. Конечно, она может придумать что-нибудь другое, но я стараюсь выходить героем из любой ситуации. До сих пор мне это удавалось довольно часто, можно сказать, почти всегда.

В итоге, когда мы поднялись в квартиру, и я включил свет, она снова потянулась ко мне целоваться, но я отстранился:

- Знаешь, не хочется выглядеть в твоих глазах идиотом, но давай просто продолжим вчерашний вечер. Не будем пока спешить с развитием событий в нашей пока еще короткой общей жизни.

- Что значит общей? – из ее глаз медленно уходило желание, снова появилась твердость во взгляде, и уже привычное недоверие. И я наконец понял, что оно означает: она всего лишь боялась быть обманутой. Боялась в очередной раз поверить человеку и ошибиться… И, по-моему, я начинаю опять увеличивать разрыв между нами, который после проведенного вчера вместе времени несколько уменьшился.

- Это значит, что я хочу предложить тебе встречаться со мной, - попытался я исправить положение. – Ты согласна?

- А разве я пошла бы с тобой вчера, если бы не захотела отношений с таким красивым, умным, добрым, скромным парнем?

Я не нашелся, что ей ответить. Да и вы навряд ли смогли бы что-нибудь сказать в ответ, если на каждом комплименте в ваш адрес она расстегивает по одной пуговичке на вашей рубашке, и каждый открывшийся участок целует. Но я такое возбуждающее действо проигнорировал, я ведь все-таки несколько необыкновенный парень… В смысле, героем выхожу, как я уже говорил, практически из всех ситуаций. Вот и здесь надо было приложить громадное усилие, чтобы не повалить ее прямо тут, в прихожей и не начать эти самые отношения. С красивой, умной, доброй и совсем нескромной девушкой. Я взял ее за руки и так мы пошли на кухню. Юля при этом разочарованно вздохнула и попыталась высвободить руки, но я продолжал их держать. Когда она заговорила, в голосе слышалось недоумение и обида:

- Чего ты хочешь, скажи, пожалуйста? Разве не этого ты хотел, когда знакомился со мной и предлагал пойти к тебе?

- Выходит, ты действительно считаешь, что все парни видят в девушках только подстилки? Я был о тебе лучшего мнения. Я действительно звал тебя к себе просто так, потому что увидел девушку своей мечты и захотел узнать, что она из себя представляет. Как человек, я имею в виду, а не под одеждой. О чем с тобой можно поговорить, о чем ты думаешь, чем любишь заниматься, что любишь делать. А теперь, глядя на тебя, я начинаю подозревать, что это ты думаешь только о сексе, а не я.

- Слушай, а ты, случайно, не «голубой»?

Я чуть не выругался. Как все запущено…

- Нет, не надейся. Пошли на кухню, чудо. В перьях, - я снял у нее с волос невесть как попавшую туда пушинку. Юля хмыкнула, но ничего не сказала, и мы молча прошли в мою маленькую кухню. В которой, как ни старайся, но дистанцию соблюдать не получится.

По пути ко мне домой (она все-таки согласилась!) я, наконец, вспомнил, что еще не знаю ее имени. Странно, как можно пойти поздно вечером к незнакомому парню домой? Пусть даже этот парень – я, и я сам ее позвал. Она либо действительно ничего не боится, либо… Либо должен бояться я.

- Скажите, прекрасная незнакомка, можно ли попросить вас перестать быть незнакомкой? Как вас зовут?

- Юля. А вас, наверное, зовут Юра и мы сейчас долго будем рассуждать на тему созвучности наших имен?

- А вот и нет. Не угадали, с моим простым именем ни одно женское не созвучно – Сергей.

Она как будто была сердита на весь белый свет, изливая это в шутках и остротах, отвечая на все мои вопросы не грубя, вежливо, но недоверчиво. Она мне не верила! Я понимаю, трудно ожидать доверия от девушки, встреченной десять минут назад и которую ты ведешь к себе домой. Но ведь она же пошла, я не долго и настаивал. Возможно, она и ждет от меня каких-то грубых действий, но их не будет. Поубивал бы тех ублюдков, из-за которых девушки боятся ходить вечером по темным улицам. И далеко не в грабежах здесь дело.

У меня не укладывалось это все в голове, я ведь просто так, от безысходности и страха потерять ее предложил пойти ко мне домой. Не думал, что она согласится. А она согласилась. Почему? Может… она ищет острых ощущений? Или наводчица? Или маньячка? Да нет, не похожа она ни на преступницу, ни на извращенку, ни капельки. Я постарался заглянуть ей в глаза еще раз, но не на их красоту, а вглубь, в ее мысли. То, что я там увидел, меня шокировало. Она не боялась умереть, и потому не боялась ничего. В свои 32 года я не в первый раз увидел такое в чьих-то глазах. Но раньше это было в глазах людей, поживших на свете без малого полвека, прошедших Афган, или потерявших близких… Ей на вид около двадцати двух-трех лет. Как можно в эти годы желать смерти? Она ведь только начинает жить, еще ничего толком не видела! Я был так поражен, что даже не слышал, как она у меня что-то спросила. Пришлось переспрашивать, на что она не преминула спросить:

- Так увлекся рассматриванием своей добычи, что не слышишь, что она спрашивает?

- А с чего ты взяла, что я тебя считаю своей добычей? Я что, похож на охотника? Или на хищника? Голливудского…

- Да нет, это у меня такие ассоциации. Просто ты вечером вышел к магазину, как на охоту, поймал дичь, тянешь к себе в логово…

- Вообще-то это ты на меня свалилась, причем, в буквальном смысле, а не я тебя поймал. И чуть меня не уронила. И никуда я тебя не тащу, ты сама согласилась со мной пойти, а теперь так поворачиваешь, как будто я тебя силой тяну. Я ведь и обидеться могу, ты меня чуть ли не насильником считаешь.

- Да все вы одинаковые, вам одно нужно, вы считаете, что девушки больше ни для чего не нужны, кроме как для постели! – сказано было с улыбкой, вроде как в шутку, но в глубине чувствовалась горечь и усталость. Может, я и не прав, может она уже кое-что повидала. За свою пока еще короткую жизнь.

М-да, кажется, крепко обидели девушку, ничего не скажешь. Жаль, не встретил я ее раньше, чем тот, кто ее обидел. И, надеюсь, встречу того, кто обидел.

- Не буду с тобой спорить, но ты не права.

И, чтобы перевести тему в другое, более безопасное русло, спросил:

- А почему на тебе такой странный… гм, наряд?

- А, это… Я сегодня уже три раза упала. И второй раз – в почему-то не замерзшую лужу. Вроде бы и холодно, лед должен был быть, а брызги выше крыш поднялись. До дома далеко идти было, я к подруге зашла, а она меня в два раза больше, пришлось вещи у ее брата младшего взять. Все просто и объяснимо. А ты что подумал?

- Я ничего не думал, я терялся в догадках.

Так, шутя и препираясь, мы дошли до моей квартиры. Когда я доставал ключи, в спешке я их уронил, и мы вдвоем нагнулись за ними. Юля оказалась проворней и подхватила их первая. За колечко. Когда она их мне подавала, ключи мелко звенели: у нее дрожали руки. Так, значит, мы ничего не боимся? Ну-ну…

- Проходи, пожалуйста, сейчас что-нибудь найду вроде тапочек… У тебя какой размер? 36-й? Вот эти подойдут, наверное. Обувай, - я протянул ей тапки, которые остались у меня еще с прошлого года от младшей сестры, когда она приезжала ко мне на весенние каникулы. Весьма милые – с зайчиками, почему-то голубого цвета.

Мы прошли на кухню, я поставил чайник и сел напротив нее. Так, чтобы видеть ее глаза. Чтобы не молчать, да мне и в самом деле было интересно, я спросил:

- А ты работаешь кем-то или учишься?

- Работаю. Секретаршей в фирме стройматериалов.

- Ой, у нас в приемной у директора такая грымза сидит, постоянно подслушивает, если я там ругаюсь. И когда я мимо прохожу, голодным взглядом смотрит.

- Я бы тоже на такого парня голодным взглядом смотрела. Такая фигура, такой интеллект…

- Не смущай меня, а то я покраснею.

- Да ты еще и скромный? Давно мне так не везло. Откуда такой взялся?

- Так ты ж сама на меня свалилась! Забыла?

- Забыла. Глядя на тебя, все забудешь, даже всю жизнь свою.

Мы проговорили за чаем почти всю ночь. Говорили обо всем, и о войнах, и о животных, и об истории… Она оказалась вполне образованной девушкой, с чувством юмора, только немного напряженная какая-то. Хотя это легко объяснялось – одна, в незнакомой квартире, почти ночью… Да еще и с малознакомым парнем. Всего лишь чай пьет, как ни странно.

Пока мы сидели, пошел настоящий снегопад, и я решился:

- Хочешь, оставайся у меня ночевать. Ты не думай, я ничего такого не думаю…

- Я тоже ничего такого не думаю.

Мы рассмеялись, и она, улыбаясь, продолжила:

- Я вижу, что ты хороший парень, непонятно, только, почему до сих пор не женат, но у тебя я сегодня не останусь. Хотя я и так уже осталась почти на всю ночь…Спать у тебя я не буду – не хочу, чтобы в голову к тебе всякие-разные мысли лезли. Да и соседка уехала, просила свою кошку покормить, а мне утром на работу. Если я у тебя останусь, кошка голодная целый день будет сидеть. Пойдем, проведешь меня. А то после встречи с тобой я начала уже кое-чего бояться.

- Несколько двусмысленно звучит…

- Да нет, я в том смысле, что теперь мне есть, что терять. Я начала жить, и интерес к жизни появился после четырех часов общения с тобой. Спасибо.

- Не за что. Это мое хобби – возвращать людей к жизни после их долгого отсутствия.

Мы снова рассмеялись, и она пошла собираться.

Когда мы шли, не торопясь, по ночному городу - под падающим снегом, по скользким улицам – мне эти полчаса показались чуть ли не самыми лучшими в моей далеко не короткой жизни. Было всякое – и победы на соревнованиях, и первая девчонка, и дембель, но сейчас мне все эти радости казались такими мелочными по сравнению с одной единственной мыслью, стучавшей в голове с интервалом в одну секунду: НАШЕЛ… НАШЕЛ. НАШЕЛ!

Мы договорились встретиться на следующий день, опять же вечером, но уже не под магазином, а возле ее дома, который находился в пятнадцати минутах быстрой ходьбы от моего.

Я выгреб из-под кровати черный носок и выругался: вчера, собираясь вечером выходить из дома, я все перерыл и под кровать заглядывал раз восемь, не меньше. Не было там его! Меня могут обвинять хоть в паранойе, хоть в чем угодно, но носки пропадают и появляются постоянно, с самого моего детства. Видимо, у них такой своеобразный западлизм: пропадать именно тогда, когда срочно нужны. С такими мыслями я отыскал второй, который вчера был первым, и кинул оба в «стиралку». И принялся дальше пылесосить. В первый раз за последние полгода у меня такая тяга к уборке! Нет, я убирал, конечно, но нехотя и по чуть-чуть. Казалось бы, откуда такой прилив энергии? Хотя, я знаю, откуда. Вернее, из-за кого.

***

Вчера я, как обычно, задержался на работе, на этот раз - из-за предстоящей командировки в районный совхоз за партией свиной тушенки. Я хотел отложить ее на потом, на послепраздничную неделю, а босс был против: наверное, он считал, что тушенка может убежать, и меня она не дождется. А я сказал, что кроме нас за такую бешеную цену вряд ли ее кто-то купит и тем более в Новый Год.

Я вылетел из кабинета босса, громко хлопнув дверью. Секретарша, отпрыгнувшая от двери, перед этим услышала, как я отстаивал свои законные новогодние выходные:

- А я тоже человек, и я имею право на законные выходные! У меня три года не было отпуска, я могу хотя бы Новый Год встретить по-человечески? Не по-е-ду!!! Мне ваш Тьмутараканский совхоз на фиг не нужен! Тушенка и после праздников никуда не убежит, она уже не живая, а я друзей полгода не видел. Все, меня неделю не трогать. Не-де-лю, если не хотите, чтобы у меня пропало желание вообще ехать за вашей тушенкой!

Реплик моего (и своего) босса, я думаю, девушка вообще не слышала, так как мой «крик души» перекрывал все его слабые протесты.

И вот, свободный на целую неделю, я, радостный, пришел домой и увидел, что хлеба у меня осталось… В общем, совсем не осталось. И мясо в холодильнике закончилось. По холодильнику моему как будто банда батьки Махно прошлась. Без хлеба я бы еще прожил, но без мяса я себе жизни не представляю.

Как бы то ни было, но я вышел на улицу и прогулялся в сторону ночника.

У нас крыльцо возле магазина очень умные люди обложили мраморной плиткой. Не спорю, красиво. Летом. Но когда идешь по ступенькам из мраморной плитки, слегка припорошенной идущим снегом, и не знаешь, за что хвататься, чтобы не упасть, да еще, если руки заняты пакетами с продуктами, тут уж вспоминаешь всех этих долбаных дизайнеров недобрым словом. И, когда я выходил из магазина, с пакетом, в котором лежала бутылка пива в обнимку с упаковкой копченого сыра, колбасой и булкой хлеба, я старался спускаться очень аккуратно, не спеша и рядом с перилами. Почти спустившись, стоя на последней ступеньке, я услышал сзади характерный звук падающего человека.

Но самое интересное, что слов при этом никаких не было. Желая посмотреть на человека столь высокого культурного развития, но не рискуя повторять его трюк, я предварительно взялся одной рукой за перила и только тогда оглянулся на подъехавшего к моим ногам подростка. И, конечно, проявил участие:

- Ты как, ничего не сломал?

Пацан отвлекся от созерцания неба над головой, сфокусировал взгляд на моем лице и промямлил:

- Еще не знаю. Сейчас проверять буду.

- Я помогу.

Я протянул руку и помог ему встать. Шапка при падении свалилась, и я с изумлением понял, что вставать я помогал не ему, а ей! Пацан оказался хрупкой миловидной девушкой, невесть как попавшей в мальчишеский «рэперский» наряд!

- Что вы думаете о погоде? Вам не кажется, что она несколько не соответствует календарному времени?

Эта фраза была у меня заготовлена давно, как раз для такого, случайного знакомства с потенциальной спутницей жизни. То есть, с девушкой, встреченной на пути жизни, и на которую всегда будет…гм, потенция. По реакции на этот вопрос, заданный в экстремальной ситуации, можно сказать многое. Эта посмотрела на меня дикими глазами и спросила:

- А кому такая погода понравится? Новый год на носу, а снегом только сейчас все закрывает, - и, после небольшой паузы, - Нашли, когда светские беседы проводить.

Так, уже неплохо: сначала ответила, потом возмутилась. Никуда не послала. Вежливая, быстро соображает и себя ценит. Учится давать отпор всем, кто насмехается над ней, но я не дам ей даже подумать, что кто-то над ней смеется. Я сам буду бить любого в морду за каждый косой взгляд, брошенный в ее сторону. Я понял это, как только заглянул в ее глаза, большие темно-голубые озера. И понял, что ну их к черту, все эти психологические примочки, оценки по первой фразе и тому подобную хренотень,, прочитанные в статьях опытных пикаперов, я от этой феи никуда не уйду, несмотря ни на какие катаклизмы. Какой бы характер у нее ни был, хуже моего вряд ли у кого найдется.

- Ну, так как, костыли понадобятся, или сгодится моя рука?

- Вы уже предлагаете мне руку? А когда будет сердце?

- Оно у ваших ног с первого взгляда на вас.

- Думаю, ваша рука сгодится в качестве опоры. Нечасто в наше время встретишь посреди города вечером такого галантного мужчину, как вы.

- Не часто встретишь такую красивую девушку в такой поздний час и в таком странном наряде.

Она оглядела себя, и даже в слабом свете фонарей было видно, как покраснели ее щеки. Кажется, она забыла, в каком она виде. Но мне уже было все равно, что на ней надето – я смотрел только в ее глаза. Огромные, темно-голубые с синими прожилками. В них отражались фонари, неоновые вывески супермаркета, возле которого мы еще стояли, проезжающие редкие машины…

- Ну и что, что поздно, я уже давно не боюсь темноты. Я вообще ничего не боюсь.

- Пойдемте ко мне, - неожиданно вырвалось у меня.- Нет, вы не подумайте ничего плохого, я просто… Я просто сражен вами. И я опасаюсь за вашу безопасность, раз уж вы за нее не боитесь.

Я решил не выходить из образа студента литературно-философского факультета и продолжал лихорадочно выискивать все галантные джентльменские и лордовские признания в любви до гроба. Я действительно чувствовал, что любовь к ней, хоть и возникла внезапно, но останется у меня на всю жизнь, так же внезапно она не исчезнет. Хотелось бы знать, что чувствует она. Могу ли я надеяться на чудо, на то, что я наконец нашел свою давным-давно потерянную половинку, которую с самого полового созревания только и делал, что искал, искал, искал, перебирая девушек пачками, бросая их, не повстречавшись и недели?

Вот она, как ни пошло это звучит, но это действительно моя мечта. Я ее нашел.

*продолжение писать?