Sandinist

Сегодня встретил в автобусе. Дама уселась сразу на два сиденья. Такое вижу впервые. Есть царь-пушка, есть царь-колокол, а теперь я точно знаю как выглядит царь-бабка.

Весна наступает, но медленно. Поэтому сползающий с крыш снег периодически по дороге замерзает в самых причудливых формах.

Жуткие существа эти "яжматери". Сам столкнулся в этом году с чем-то подобным. Было это так. Неподалеку от моего дома есть один райончик, который я называю "комсомольским городком". Его в конце 40-х и начале 50-х гг. прошлого века застроили уютненькими двухэтажными кирпичными домиками. Район этот чем-то отдаленно напоминает американские пригороды из голливудских фильмов. Между этими домиками распростерлись прекрасные, хоть и подзапущенные дворы. Просторные, много зелени, беседки, огородики и сараюшки.

По выходным, когда солнечная погода, я иногда ухожу в этот комсомольский городок, прихватив с собой термос с кофе, бутерброды и хорошую книжку. Недавно я сделал именно это. Пришел в этот райончик, сел на лавочку, налил себе кофейку и открыл томик Стругацких (решил перечитать "Град обреченный").

Рядом с местом моей дислокации была какая-то детская площадка. Ну как рядом, метрах в 10-12. На этой площадке почти бесшумно играли человек пять детишек. Я  периодически отрывался от книги, прихлебывал кофе и обводил взглядом окрестности. Просто чтобы дух перевести от сюжетных хитросплетений "Града". Иногда мой взгляд падал и на возящихся на площадке детей, но интересовали они меня не больше, чем шумящие на ветру листья или проехавшая вдалеке машина. И вдруг я услышал грубый женский окрик:

- И чего ты здесь сидишь на наших детей смотришь?

Я даже не понял поначалу, кому это, о чем это и про что это. А потом увидел, как из-за детской площадки на меня надвигаются две мясистые девицы лет 30-ти. Надвигаются угрожающе, почти остервенело. А кричала одна из них.

- Чего ты здесь расселся? Иди, иди давай отсюда! Сейчас мужа позову, он тебе лицо сломает!

Я был почти с шоке. Мамаши надвигались, кричали что-то про детей, про иди отсюда, про то, что муж боксер и т.д. и т.п. Оправдываться я пытался, но мой голос тонул в их хае. И я, чувствуя себя без вины виноватым, забросил термос и книгу в рюкзак, после чего поспешно свалил.

В "комсомольский городок" я по-прежнему хожу, но теперь просто гулять. Посидеть с книгой во дворике на лавочке или в беседке я теперь боюсь. Мало ли что.

Пересмотрел вчера к тридцатой годовщине гибели  Виктора Цоя фильм "Игла". Есть там легендарная сцена, где он дерется в какой-то подворотне с бандой любителей "стекла". И вот на что я обратил внимание. Все эти гопники просто великолепно одеты. Стиль и дизайн одежды бросаются в глаза. А раньше я этого не замечал. Я бы много отдал, чтобы сейчас разжиться такими олимпийками, пиджаками и парками. Посмотрите сами!

Довелось вчера побывать на одной специфической тусовке. Тусовка эта собралась чтобы побухать и послушать одну лекторшу, типичную "культуртрегершу", которая рассказывала о 90-х и эпохе "героинового шика" в кино (вроде фильмов "На игле", "Дневники баскетболиста", "Одиссея 1989" и т.д.).  В конце выступления лекторша сообщила, что хочет написать об этом книгу. При

этом мне было очевидно, что лекторша 90-е если и видела, то только через борт детской коляски. На вид ей было года 22-23 и одета она была тоже специфически и очень узнаваемо одновременно. Широкие, полосатые, достающие только до щиколоток штаны-шаровары, безразмерная футболка с напечатанным на ней кадром из фильма "На игле" и белые кроссовки на гигантской платформе. Образ завершал выкрашенные в зеленый цвет волосы и круглые очки на переносице.

Когда лекторша пересказывала легендарный монолог из фильма "На игле" (тот самый "Выбери жизнь. Выбери работу. Выбери карьеру...") мне показалось, что она буквально захлебывается от любви к своей теме, наслаждается ей, считает ее тем местом, в которое, будь у нее машина времени, она бы тут же унеслась.

А мне под этот монолог вспонимился один апрельский денек 1996 года. Жил я тогда в спальном районе одного крупного провинциального города, который, как и все спальные районы всех городов бывшего СССР, был в те времена буквально наводнен героиновыми наркоманами. Они были везде, в каждом дворе, в каждом палисаднике. До сих пор перед глазами этот типаж стоит. Есть такой документальный фильм ужасов, который называется "Подвалы Дыбенко" (советую найти на ютубе), вот там эти персонажи запечатлены лучше всего.

А тем апрельским днем я шел из школы домой. В нашем достаточно большом дворе наркоманов тоже хватало. Их там было человек 10-12, а самыми одиозными персонажами в этой наркотусовке было трое парней: Толя "Пак", Макс "Еж" и Леха, у которого прозвища не было. Обычно они вели себя достаточно мирно: либо вяло почесываясь "висели" где-нибудь на лавочке, либо что-то суетили и куда-то спешили. Но нас - пацанов лет на пять-шесть помоложе - они обычно не трогали.

Когда я был уже метрах в тридцати от своего дома, я услышал раздраженный и борзый голос Пака:

- Слышь, сюда иди!

Это было адресовано мне. Они - все трое - стояли какой-то полупьяной кучей у стенки соседнего дома. Компании этой я откровенно побаивался, поэтому, чтобы не нажить в дальнейшем неприятностей, подошел.

Подойдя, я увидел следующую картину: Пак и Леха стоймя прижимают к стене Ежа, ноги которого разъезжаются в разные стороны, лицо его при этом напоминало синюшный профиль утопленника.

- Держи его!

Пак быстро объяснил мне, что Ежа надо держать за руку и плечо и прижимать при этом к стенке. Я взялся за левое плечо и левую руку Ежа, Леха взялся за правую сторону, а Пак (здоровенный парень) что было сил кулаком ударил Ежа в грудину, в область сердца. Потом еще раз и еще. Через семь или восемь ударов на лице Ежа появились признаки жизни: приоткрылся один глаз и вяло зашевелились губы.

- Все, вали давай! - это снова Пак и снова мне.

И я ушел. Позже в тот же вечер один мой старый товарищ рассказал мне, что это они таким образом реанимировали передознувшегося и начавшего умирать Ежа, "заводили отказавший мотор". По словам того же товарища - такая "реанимация" в среде наркоманов редко, но практикуется. Хотя обычно тех, кто передознулся, просто бросали умирать в ближайших кустах.

Насколько мне известно, Еж так и умер - от передоза, лежа в каком-то вонючем подвале. Пак тоже умер, в двадцать четыре года, в лагерной больнице от туберкулеза. Сел он за попытку ограбления какой-то аптеки. А что стало с Лехой - мне неизвестно. Надеюсь выжил.

В общем, с той тусовки, на которой юная особа с зелеными волосами захлебываясь рассказывала про "героиновый шик", я ушел. По-настоящему ей мне рассказать нечего. И слава Богу!

Недавно у моего деда был юбилей - девяносто лет. Возраст более чем почтенный, но дед еще вполне себе "в форме". Хорошо соображает, гуляет по улице, готовит и иногда с удовольствием копается в своем стареньком гараже.

Дед мой в нашем роду первый горожанин. Родился он в 1930 году в одном из сел Ивановской области. Ребенком он видел индустриализацию, а подростком Великую Отечественную войну (он не воевал по возрасту, но был тружеником тыла). Из-за всех этих событий и необходимости много работать, образования он получил всего три класса. Смерть Сталина застала его в армии (призывали в те годы в двадцать, а служба была три года). После армии дед в свое село решил не возвращаться, а поехал в один из небольших индустриальных городков, где пошел работать на стройку. Стройка в те времена была местом хорошим, честным: восьмичасовой рабочий день, зарплата строго по графику, профсоюз, санатории и прочие блага социализма.

Стройка вывела деда в люди - там ему посчастливилось освоить престижнейшую по тем временам профессию экскаваторщика. Дальше все было как по маслу: работа на одной из "великих строек социализма" (Волжская ГЭС), хорошая зарплата, трехкомнатная квартира после семи лет ожидания в очереди (сравните с нынешними ипотеками на тридцать лет), жена и двое сыновей.

Сыновья моего деда (то есть мой отец и мой дядя) вышли в люди еще быстрее. Старший - мой отец - закончил университет и к 36 годам уже защитил докторскую диссертацию. А доктор наук в советское время - это по статусности как сейчас топ-менеджер где-нибудь в нефтянке. Младший - мой дядя - пошел в бокс и взял в 20 лет звание мастера спорта.

При этом мой дед - поздний, последний ребенок. Он родился, когда его отцу было уже крепко за пятьдесят. Детей в те годы в крестьянских семьях рождалось очень много, но высокая смертность от всевозможных причин выкашивала их как чума. В семье моего деда выжило пять детей, при этом с его самой старшей сестрой у них была разница в двадцать один год (это породило много семейных шуток, так как из-за этой разницы в возрасте мой дед оказался на два года младше собственного племянника).

В общем сидели мы на юбилее, обсуждали все это, потом на этой почве дед решил углубиться в семейную историю еще на один слой. Он рассказал мне о собственном деде, которого очень хорошо помнит и который дожил до конца сороковых. Умер он совсем уж в почтенном возрасте, в 98 лет и дед сообщил, что намерен его рекорд побить.

И тут меня осенило. Если деду моего деда в конце сороковых было под сто лет, то это значит, что он родился и первые лет тридцать прожил будучи крепостным крестьянином.

Это удивительно, в это надо вдуматься. Дед моего деда, мой прапрадед, человек, с которым мой дед виделся так же, как и я с ним, застал самый разгар крепостничества. И вот сидели мы там за столом - я, отец-ученый, дядя-тренер, дед - ветеран труда - выпивали, ели, а я все думал о том, как же коротка история на самом деле. Крепостное право - это не что-то из скучных школьных учебников, не фраза из пыли веков, это рабство, которое было буквально вчера. Между ним и мной - всего три человеческие жизни.

Ошеломляет все это. И пугает.